Саламандра

И тогда я повстречал Рыбу.
Стоял вполне весенний сентябрь: тепло, не все еще попадало с листьев, у открытых балконов вдоль синего ветра рядом полоскались белье и флаги.
Путь, совершаемый героем, пролегал вдоль главной линии города, полного бесчисленных следов и воспоминаний об искрившейся где-то жизни.
Сколько сознательного бытия утрачено и рассыпано по краям некогда заштатной улицы Спартака - от попыток безбилетных проездов до случайных знакомств неподалеку от брода.
Мир постепенно закручивался в тугую спираль, из которой медленно, буквально по капле, вытекало утраченное время.
Засмотревшись на вывеску обувного салона, что-то типа саламандры, держащей все ноги в комфорте, наш герой ощутил доселе незнакомый прилив - он вдруг вспомнил легкий майский вечер семьдесят седьмого года, бегающую неподалеку овчарку, обшарпанную скамейку и сидящего  Рыбу, пересказывающего события в седьмом круге.
Прихлебывая утаенное от товарищей пиво, он утверждал, что Данте, и это очевидно, рассуждая о перевороте, совершаемом на острие сумрака, видел перед собой лист Мебиуса.
И поэтому, продолжал рассказчик, восхождение и обретение итогового смысла было столь-же естественным и органичным, как сам процесс погружения во мрак.
Следовательно, подытожил Рыба, существование в мысли, читай в истине, само по себе лишает всякого смысла такой признак свободы как выбор, а значит и необходимость соответствующего усилия.
Вслед за воспоминанием я ощутил зримое присутствие постороннего.
И нет, это была не вещь и не сущность, а именно нематериальная фигура бывшего человека, которого я знал Рыбой.
Набрав полную грудь воздуха выдохнул - ты?
Да, теперь это я - беззвучно проговорила сущность.
Но почему так и почему теперь?
Великое чудо рациональности!
И правда, предмет в самом себе содержит причину того, что он именно такой, а не иной, но проявляется это лишь при рассмотрении конкретного человека, у которого в естественном свете cxoдятся жизненные обстоятельства несоединимые вместе никакими мысленными силами. Де-факто есть, а понять невозможно.