узелки молодости ч. 2

Наш дом.

    Я присел на скамейке возле своего подъезда, и ,  задумался , вспоминая последние два года. Когда наша семья переехала в этот дом была весенняя мартовская погода, то есть, переходный период от зимы к весне – ещё лежал глубокий снег на земле, а солнце ослепительно сверкало в голубом небе. С западной стороны от нашего дома стоял уступом в один подъезд  на север точно такой же дом как и наш, а с восточной стороны начали возводить новый дом уступом на юг , и такой же как наш. Сейчас этот дом уже заселён. Уже в этом году достроили дом в девять этажей в 30-ти метрах на юго-запад от этого дома. В цоколе 9-ти этажного открыли  продовольственный магазин. В десяти метрах от южного торца нашего дома стоит забор строительный, за которым идёт строительство детского сада.  Сейчас  вокруг проложены уже асфальтовые проезды и пешеходные дорожки, а когда мы только что приехали сюда, южнее нас была площадка  с остовами деревянных домов, а в пяти метрах от торца дома стоял кирпичный корпус здания без крыши, говорили, что это было здание церкви, переделанное под склад. Этот  старинный корпус из красного кирпича был прямо под нашим балконом, было удивительно, как могли строители так близко строить наш дом от стены старинного здания; и тем более странно было, как они будут разбирать его, не задевая нашего дома. Как это происходило, я не видел, в это время я учился в военном училище.
   Мои братишки довольно быстро перезнакомились с ребятами из нашего дома. Однажды, с новым своим другом Виталиком Карповым, мои братишки Раиль и Фарит, прямо под нашими балконами  в узком проходе, заваленным снегом, поверх которого была проложена дорожка, встретили парней своего возраста из соседних домов. Между ними возник спор, а затем и потасовка, в результате чего пришельцы были побеждены, больше они в наш двор не совались. Дома братишки рассказывали об этой стычке с азартом победителей, а Виталика хвалили за то, что он умеет бить противника головой по лицу и сразу валить с ног. Говорили, что его научил драться отец, служивший военным. Через год его отца перевели в другой город, и они уехали.
   В ту весну я готовился к выпускным экзаменам за среднюю школу, поэтому впервые вышел во двор только в середине апреля, когда уже снег сошёл, а воздух днём согревался до тридцати градусов, что у нас бывает не каждый год. В ту весну жара стояла до мая, а в мае похоладало, и даже снег шёл. Я вышел во дворик между первой и нашей пятиэтажкой, где была беседка и стоял стол для настольного тенниса. Мы по очереди играли в теннис и разговаривали в беседке, слушая музыку по транзисторному радиоприёмнику. Одни из ребят пришли сюда на весь вечер, а другие просто здоровались и шли дальше по своим делам. Таким образом состоялось знакомство с теми, кто выходил в этот вечер к беседке, а о других рассказали мне братишки. Оказалось, что все сдружившиеся ребята жили в первом и четвёртом подъезде нашего дома и в первом подъезде дома номер один, а в остальных подъездах, видимо, дети ещё были маленькие или уже совсем взрослые. В первом подъезде первого дома жили на первом этаже четверо братьев в  - это Мидхат 15 лет, Рассых 13 лет, Фидат 10 лет и Ринат 6 лет. На третьем этаже  - Эдик 14 лет, на пятом этаже Володя по прозвичу Кефир – от фамилии Никифоров, у него была сестра  старше на года три  и братья, которые жили уже своими семьями. В соседней с ними квартире жили четверо сестёр с именами Лиза 17 лет, Фируза 15 лет, Амина 12 лет, Роза 6 лет.
Теперь о нашем подъезде. На первом этаже четверо девочек от шести до 17 лет из одной семьи, но они с нами не общались, поэтому и имена не знаю. На втором этаже мальчик 15 лет и девочка 8 лет – эти вообще были замкнутые в себе, даже на приветствие не отвечали. На третьем этаже в одной семье жили Рустэм 17 лет, Рафаэль 13 лет и их сестра Резеда 15 лет. В соседней квартире жили Нил 17 лет и Наиль 13 лет. На четвёртом этаже жили Володя 15 лет и его сестра Лена 18 лет. На нашем пятом этаже в одной квартире жили девчонки 14 и 10 лет, которые были малообщительны, мы их имён даже не знаем. В другой квартире – мальчик 14 лет и девочка 8 лет – они здоровались, но во двор играть не выходили. В четвёртом подъезде нашего дома жили Флорид 17 лет, Марат 13 лет и их сестра Фарида 19 лет. Так уж выходило, что самыми активными в наших дворах были мои братишки Раиль 15 лет, Фарит 13 лет и Фаниль 9 лет – это всё на тот период времени. Например, Фарит и Фаниль играли в дворовой команде на призы клубов «Кожаный мяч» и «Золотая шайба», каждый в своей возрастной группе, и были призёрами по району и по городу. Видимо, поэтому у них были друзья  во всех близ лежачих кварталах от нашего дома.
  Весной этого года я познакомился  с девушкой Лизой из первого дома, а она познакомила Раиля с сестрёнкой Фирузой. В мае  и июне мы вчетвером гуляли в сквере Маяковского, где аромат цветущих роз возбуждал в нас романтические настроения, ходили на прогулку  на набережную у  южного моста. Но, Лиза вышла замуж за другого парня, с которым она была знакома уже давно, а со мной, как она призналась после, гуляла только для того , чтобы вызвать ревность жениха. Когда я спросил её, почему она целуется на своём балконе не с женихом, а с другими парнями, то она ответила, мол, это её одноклассники, и, она хочет близко узнать как можно больше парней, пока не вышла замуж. После её слов я возненавидел не только её, но и вообще всех женщин. Раиль с Фирузой дружили до осени, но потом тоже перестали встречаться.
   В нашем доме живут люди самых разных профессий, от уборщиц  и дворников до знаменитых артистов  и видных министерских работников. В третьем подъезде живёт  известный художник Мустафин. Этой зимой произошла интересная встреча с ним. Часов в восемь вечера я с братишками пошли на каток, что был залит во дворе за четвёртым подъездом. В это время наш сосед художник вышел из своего третьего подъезда и вступил с нами в разговор.
- Приветствую вас, молодые люди. – сказал он , перегородив нам дорогу. – он был ростом ниже среднего, обросший щетиной, с шапкой набекрень и в полушубке, застёгнутой на одну пуговицу. От него  несло запахом водки, но разговаривал он ещё отчётливо. -  Послушайте меня. Вы знаете, что я известный художник, и фамилия моя – Мустафин.
- Здравствуйте. – ответил я ему. И братишки тоже поздоровались с ним. А Фаниль спросил.
- У нас тоже такая фамилия, вы наш родственник?
- А кто ваш отец.- спросил художник.
- Он завскладом в столовой  министерства. – ответил Фарит.
- О-о! – воскликнул художник, он же мой друг, я его знаю, но мы просто однофамильцы. – В окне первого этажа в квартире художника  , ярко освещённого, я увидел почти готовую цветную картину размером около трёх метров в ширину и в полтора метра в высоту. Спросил художника.
- В вашем окне хорошо видна картина. Вы её ещё рисуете?
 - Да, я дома тоже рисую. Эту картину скоро закончу, а потом уже наметил другую.  А вы заходите ко мне, посмотрите. Я и другие картины  покажу.
- Нет, спасибо. Мы на каток идём, а потом ещё уроки учить нужно. – ответил Фарит.
- Хорошо. Конечно, вам больше играть хочется. Ладно, не буду задерживать. Но, если появится желание, мой дом всегда открыт для вас, заходите.
- Спасибо. Время будет, заглянем. – ответил я художнику. – а пока, досвидание, мы  пойдём на каток.
- Идите, идите, играйте. – сказал он, и достав сигареты , закурил.
Мы уже отошли от него на несколько шагов, когда он окликнул нас.
- Постойте. – и подошёл ко мне и взяв за руку, сказал.
- Не смотри, что я говорю спьяну, мои слова пророческие всегда. Я вижу, что ты вырастишь в знаменитого человека, и, сделаешь такие дела, какие не доступны другим.
- С чего бы это. Я простой слесарь. – ответил ему.
- А ты не думай только о сегодняшнем дне. Может это будет через много лет, но известность добрая к тебе придёт.  Запомни мои слова.
- Спасибо, постараюсь оправдать ваши слова.  – ответил ему, несколько смутившись, и по мне пробежала волна, словно удар слабого электрического тока. Мне стало страшновато и волнительно тревожно.- Извините, мы уже пойдём.  И мы поспешили на каток.
   А ещё вспомнилось, что  весной в год приезда сюда, рабочие, которые рыли траншеи для прокладки водопроводных труб на месте бывших деревянных домов, нашли клад из золотых монет царской чеканки. Об этом и по радио передавали.

   Ладно! Это уже всё прошло. У меня начинается новая веха в жизни. Всё, чем я жил в последние два года – рухнуло. Нужно начинать всё снова, да ладом!...  Не спеша, как говорят родители. Если здоровье того требует, значит, нужно подчинится Природе. Нужно осваивать азы взрослой жизни с самого начала. Не всем же суждено быть космонавтами, кому то нужно эти корабли строить. Говорят, что завод, на котором я буду работать, в том числе и на космос работает…
   Что это я только о себе думаю. Вон, и мой братишка Раиль в больнице лежит. Его должны были взять в .армию, но на сборном пункте во время медицинской комиссии ему стало плохо с сердцем, и его положили в больницу. Вообще то, его сразу, ещё на предварительной медицинской комиссии должны были отстранить от службы в армии, ведь у него был порок сердца ещё с детства. Хорошо, что хотя бы на сборном пункте это проявилось, а не где то в части. Ему тоже надо будет думать, как устраивать свою жизнь.
  Вот, младшие, Фарит и Фаниль – они растут здоровыми, бойкими и увлекаются спортом вполне успешно. Может быть, они станут знаменитыми и известными людьми нашей страны. Дай то, бог!...



УЧЁБА


   На следующий день я пришёл в цех в 6 часов 45 минут. Без пяти семь пришёл Алексей Михайлович. Мы пожали друг другу руки, поздоровались. Он открыл дверь, вошёл и включил свет, пригласил меня.
- Заходи, не стесняйся. – и показал на шифонер у двери. – Твой шкафчик будет первый от двери. Средний для начальника БИХ, а третий мой. В шкафу приберись, почисти, потом переоденешься. С собой рабочую одежду взял?
- Да, старый рабочий халат.
- Хорошо, устраивайся. – сказал он , и сняв осеннее пальто и брюки, одел рабочие брюки и куртку  из ткани чёрного цвета.
Я убрал мусор из своего шкафчика в урну, снял с себя чёрную куртку из плащевого материала с ватинной подкладкой, повесил его на плечиках  в шкаф, и одел халат, тёмного цвета, поверх лёгкого свитера красного цвета.
- Свитер у тебя довольно праздный. – сказал Алексей Михайлович, оглядывая меня. – Но лёгкий, а у нас здесь бывает холодно, поэтому, подбери у себя дома более подходящую для работы, и более тёплую одежду.
- Хорошо, но другого свитера нет, может быть рубашку по -теплее подберу.
- Идём, покажу твоё рабочее место. -  И он показал мне верстак в глубине комнаты у окна. Под окном проходили две трубы водяного отопления диаметром около двадцати сантиметров. Между трубами и верстаком был проход, в котором были втиснуты два стула, – один у правой стенки, другой у левой. К ним был узкий проход между моим верстаком, стоявшим параллельно окну, и маленьким стеллажом. Верстак Алексея Михайловича примыкал к этому стеллажу и располагался вдоль правой стены.
- Это мой верстак. – начал знакомить меня с комнатой  Алексей Михайлович. – Рядом стеллаж , на нём разметочно-притирочная плита, она всегда должна быть закрыта деревянной крышкой. – он снял с плиты крышку и показал поверхность . – Сюда ставим деталь и размечаем, к примеру, штанген -  высотомером, или, ставим делительный центр с токарным патроном и размечаем круглые детали. Когда появится конкретная работа, тогда и научу работать на разметке. Кстати, делительный центр  внизу стеллажа. Вот он. А дальше  стол начальника БИХ и два стула. За столом наши шкафы для переодевания.  Справа от двери настольный сверлильный станок.
- Я на таком станке целый год проработал. – Вставил своё слово в рассказ наставника.
- А этот станочек тебе знаком? – он показал на заточной станочек рядом со сверлильным.
- Да. Я на таком заправлял свёрла.
- Это уже хорошо, раз имеешь хоть какой -  то опыт. А вот токарный станок. На нём работал мой предыдущий ученик. Хоть ты будешь слесарем, но придётся, когда нужно будет, работать и на токарном станке. А вот и фрезерный станок, рядом с токарным. И на нём тебе тоже придётся научиться работать. Такая специфика нашей работы, что нужно выполнять любую не стандартную работу, не зависимо от того, какая у тебя профессия. Платят нам зарплату повремённо, согласно разряду, так как постоянной загруженности нет. Но наша работа нужна цеху, иначе цех встанет, если инструменты и приспособления  выйдут из строя и не будут отремонтированы.
- А в этих шкафах, между фрезерным станком и моим верстаком, что находится?  - спросил  наставника, когда он начал закуривать папиросу «Беломор».
- Это… - наставник выпустил первую струйку папиросного дыма. – это для хранения приспособлений от фрезерного станка. – Он открыл створки шкафа и показал . - Переходники , болты и планки для крепления деталей к столу станка, фрезы и свёрла, гаечные ключи. Когда будет работа, я покажу , как всем этим пользоваться.- он закрыл створки. – Похоже, ты не куришь.
- Да, не курю.
- Тогда тебе придётся привыкать к табачному дыму. Ко мне заходят мои товарищи на перекур, а они все курят.
- Ничего страшного, я привык, что рядом со мной курят. Проблем не будет.
- Тогда, хорошо.
В это время отворилась дверь и вошли двое мужчин.
- А вот и они начали собираться, легки на помине. – Алексей Михайлович поздоровался с ними за руки.  – Знакомьтесь с моим новым учеником, его имя Басыр. А это наш начальник техбюро. – указал он на мужчину средних лет, ростом с наставника, лицо европейского типа, одет в серый костюм. – Он мой тёзка, тоже Алексей Михайлович, только фамилия не русская – Саар. Саар протянул мне руку, мы пожали друг другу руки, и он сказал.
- Саар, - это эстонская фамилия, по отцу, а мама русская. – он достал папиросы «Север» и начал закуривать.
- А это наш контрольный мастер, Коновалов Виктор Петрович. – указал мой наставник на второго вошедшего. Этот  был  повыше  немного, шире в плечах, лицо крупное и морщинистое, серьёзное, одет он был в чёрный халат. На вид ему было около 50-ти лет.
- Меня все зовут Петрович. – сказал он, и мы пожали друг другу руки. – У него оказалась пачка «Примы», он тоже закурил.
Зашли в комнату ещё двое.
- Привет, привет, честной компании! – задорно сказал молодой, плотно сбитый, крупнолицый мужчина с юморком.
- Здравствуйте. – сказал другой мужчина, лет за 50 по возрасту, среднего роста, с заметным животом, лицо круглое от полноты и немного строгое.
- Ну, вы, прямо как в анекдоте про лейтенанта, капитана и генерала. – подшутил Петрович.
- Так, ведь по возрасту, как положено. – ответил молодой. Когда здоровались, наставник нас знакомил . Молодого звали Баум Евгений  Семёнович, он был слесарем по ремонту станков. Старшего звали Леман Леон Яковлевич, он работал шлифовщиком.
- Я по национальности немец, а не еврей. А еврей – это вот он, Баум. Это к тому, чтобы  ты догадки не строил, почему у нас не русские фамилии.
- По отцу я русский.- возмущённо сказал Женя.
- У евреев по матери национальность считается. И нечего отказываться от своей нации, тем более, что сейчас на евреев гонений нет. Кроме того, твоя национальность у тебя на лице читается.
- Что ты на мне зациклился. Ты, дядя Леман, - шутя ощетинился Женя, - лучше скажи, когда воевал в немцев стрелял или в воздух палил. Ведь против своих воевал.
- А в гражданскую русские друг друга убивали, и не спрашивали национальность противника. Так и во время Отечественной, воевали не по национальному различию, а по идейным соображениям.
Все слушали их перепалку, а те, между тем, закурили. Леман  курил сигарету с фильтром, а Баум «Беломор». Петрович выпустил дым кольцами, словно мальчишка, который только что научился курить, и хочет похвастаться. Видимо, он не часто курил, а так, иногда, ради компании и бахвальства. Он спросил Лемана.
- Вот, скажи, Лёня. Везде пишут, что на войне все были героями. Неужели никогда страшно не было. Наверное, хотелось спасти свою жизнь.
- Если хочешь называть меня по имени, лучше зови настоящее моё имя – Леон. Или уж по фамилии, как многие меня называют.
- Нет, ты всё же, расскажи какой-нибудь случай, когда страшно было.  – не отставал Петрович.
   К этому времени комната наполнилась табачным дымом, который стоял словно туман, и переливаясь оттенками акварельного вида, плыл в разных направлениях сгустками различной плотности. Вспомнил поговорку «Прокурено, словно топор вешай.». Впервые видя такое, удивлялся, что люди получают от этого удовольствие. Меж тем, Леман прислонился к столу фрезерного станка, затянулся, выпустил дым и начал говорить.
- Ладно, расскажу. Было это под Ленинградом. Фронт там стоял на одной линии всю блокаду. Множество раз были попытки прорвать оборону, как с нашей стороны, так и фашистами. Иногда, какая-нибудь деревня или высотка, переходили из рук в руки по нескольку раз в день. В один из таких дней мы взяли один хуторок, это с утра. А после полудня мы стали отступать. Так получилось, что я с двумя моими товарищами оказались в окружении. Рядом был одинокий сарай. Мы спрятались там, забравшись на сеновал. Стрелять не стали, чтобы не выдать себя. А фашисты расположились вокруг сарая, иногда постреливая по сараю. До следующего утра мы дрожали как осиновый лист. Утром наши пошли в атаку и отбили этот участок. Мы присоединились к своим, так, как- будто всё время были в строю своих. Ещё несколько дней мы боялись, что могут дознаться, что мы были в тылу у фашистов.
- Вот, вот, а могли бы героями стать, если бы постреляли фашистов из удобной позиции. – пошутил Петрович.
- Жить-то, всем хочется. А бесславно погибать кому же охота. – отмахнулся Леман. – На тех рубежах за время блокады наших солдат больше миллиона погибло. Мне ещё повезло. Через неделю после того случая меня ранило осколком мины и контузило. Пол года провалялся по госпиталям. Потом отправили в Уфу на завод, в трудовую армию, как это тогда называлось. С тех пор здесь и прижился.
- Да, многие на нашем заводе – это те, кто были эвакуированы с западных областей. – заговорил мой наставник. – Вот я, и наш начальник цеха приехали сюда в начале войны с родителями из Рыбинска. После окончания шестого класса мы все начали работать на паровозоремонтном заводе.
   В это время в комнату вошёл мужчина средних лет, плотного телосложения, весом порядка 90 килограммов.
- Я так и знал, что здесь опять оперативка курильщиков проходит. Ну-ка, все по рабочим местам. – сказал он. Сказано было громко и строго, но нотка необязательности проскочила.
- Ладно тебе, Поднебесов, выкури с нами сигарету, и все вместе пойдём работать. – успокаивающе сказал ему Саар. И протянул ему пачку «Севера».
- Нет, твои не буду, больно злющие. У меня свои есть. – и достал пачку сигарет с фильтром. Прикурил от папиросы Саара. – Так и быть, перекурю. – Он прошёл к окну и сел на стул между окном и моим верстаком.
- Я смотрю, новый ученик у тебя, Михайлыч. Тоже поработает до армии? – не дожидаясь ответа, обратился ко мне. – Тебе когда в армию?
- Я уже был в армии. – смущённо ответил ему.
- И где же служил?
- Был курсантом в военном училище.
- И что же, выгнали?
- Нет, отличником был. Но, после окончания первого курса сделали операцию на прободную язву двенадцатипёрстной кишки и комиссовали.
- Кишка тонка, значит. – не добро отозвался он.
- Это, видимо, Батыево наследие. – сказал Баум. – говорят, он тоже язвой болел. Но это не мешало ему быть царём.  Помяни моё слово, Владимир Николаевич, этот татарин тоже начальником станет.
- А ты чего за него заступаешься? – ответил ему Поднебесов. И затянулся сигаретой.
- Зачем на нас, на молодых всё злишься? Боишься, что твоё место займут?
- Да, флаг вам в руки. – Поднебесов разговаривал строго и громко, а Женя подшучивал над ним. – Я всегда себе работу найду, а вам до меня пахать и пахать.  – и опять обратился ко мне.-  А где твои родители работают?
- Мама на заводе слесарем. Папа завскладом в столовой.
- Ого! И где эта столовая?
- Это в здании Совета Министров на Советской площади.- Мне было скверно на душе от этих расспросов. Отвечал с неохотой. Каждый раз, когда люди узнавали о том, где работает мой, начинали относиться ко мне не как к обычному человеку, а как к чему-то особенному, иногда с издёвкой. Поэтому, обычно , я уходил от ответа на этот вопрос. Но в данном случае, всё равно узнали бы.
- Ничего себе! – оживился Поднебесов. – Он мог бы устроить тебя и на более выгодную работу. Странно…Он, что, с высшим образованием?
- Он такой же, как вы. Образование шесть классов и курсы бухгалтеров.
- И сколько же ему лет?
- Он с 27 – го года.
- Наш ровесник, значит. – сказал мой наставник. – А братья или сёстры есть?
- Я старший, у меня ещё трое братишек. Они ещё в школе учатся.
- А какая у вас квартира? – спросил Поднебесов.
- Четырёхкомнатная, но комнаты всего по 8 метров, только зал как у всех – 18 метров.
 - Ты уж, так не смущайся. – словно защищая, сказал Михайлыч. – Твой отец молодец. И четверых пацанов настрогал, и квартиру хорошую получил. Не каждый так сможет. А на Владимира Николаевича не обижайся, он со всеми так грубо разговаривает. Ему это по должности положено, он у нас старший мастер, заместитель начальника цеха.
- Я не обидчевый.
- Вот и ладненько. – сказал Поднебесов. Встал, затушил сигарету в консервной банке, где уже были окурки.- выходя от окна скомандовал.
- Всё.всё! концерт окончен. Пошли работать. – и начал подталкивать рабочих к выходу.

    Когда все вышли, Алексей Михайлович  спросил.
- Ты знаешь, что такое мерительные инструменты?
- Да, мы ещё в школе ими пользовались.
- Какие ты знаешь?
- Штангенциркуль, маузер, микрометр, линейка.
- Кроме этого есть ещё много других. Их всех тебе и нужно будет ремонтировать. Раньше мы отдавали их в другой цех на ремонт, но там их надолго задерживают. А ремонт ведь, не требует уж много времени. Вот и решил начальник ремонтировать их у себя. Чисто твоей работы на ремонте инструментов будет и не так уж много, поэтому будешь делать любую работу, какую дадут. Ты с этим согласен?
- Да, конечно. Всему надо учиться. Я готов к такой работе.
- Тогда идём в инструментальный склад, там возьмём инструменты для ремонта. За одно ознакомишься со складом и раздачей , и с кладовщицами. После ты будешь брать у них инструменты, и им же сдавать готовые.
   Мы спустились с антресолей по лестнице у красного уголка. Сразу у подножия в стене было окно раздачи и рядом дверь на склад. Алексей Михайлыч  громко постучал в закрытую дверку  окошка раздачи и сказал.
- Эй, там, на раздаче! Открывайте. – окошко открылось и молодая женщина приятной наружности спросила.
- Что тебе нужно, Лёша?
- Дверь открой, Галя. Мы с новым учеником пришли, знакомиться.
Входная дверь открылась и мы вошли в комнату, уставленную различными стеллажами. Галя была среднего роста, стройная украинка, о чём говорили и её внешность  и манера разговаривать громко с наглой повелительной ноткой.
- Бутылку с собой взяли, чтобы знакомиться? После вчерашнего, ты, Лёша, опохмелиться хочешь, или как?
- Не подкалывай, Галя. Вот, мой новый ученик, Басыр. Будет ремонтировать мерительные инструменты. А где Александра Павловна?
- Она за своим столом, проходите.
Мы прошли влево от стола кладовщицы между стеллажами к окну, где за столом сидела женщина пожилого возраста. Она встала, встречая нас. Рост чуть выше среднего, полноватая, седеющие волосы. Говорит властно.
- Здравствуйте. Зачем пришли?
- Вот, Александра Павловна, мой новый ученик. Он будет  на ремонте мерительных инструментов. Если есть что-нибудь для ремонта, возьму, чтобы показать ему первые уроки по ремонту.
- Есть. Как раз, хотела в соседний цех на ремонт отдать. Если сами будете ремонтировать, это лучше и быстрее будет. Вот, три штангеля и два маузера.
Алексей Михайлыч хотел забрать, но она остановила.
- Успеешь. Вначале познакомимся с молодым человеком. Как тебя зовут. – спросила она меня.
- Басыр, моё имя.
- Сколько тебе лет?
- Девятнадцать.
- Походка у тебя как у военного, после армии, что ли?
- Да.
 - Смотрю, ты не очень разговорчивый, хотя по виду очень даже симпатичный. От девок, наверное, отбою нет.
- Нет, я с ними не дружу. – ответил , смущаясь.
- Ладно, не красней. Кто-нибудь такого молодца всё равно ахомутает, никуда не денешься. А меня зови тётя Шура, меня многие так называют. Можешь и Александрой Павловной, как тебе больше нравится. В первую смену сегодня работает Галя, а во вторую будет Таня. Это наши кладовщицы на раздаче инструментов. Когда будешь брать что- то на ремонт, или для работы, то всё записывай в журнале выдачи, а когда принесёшь обратно, то проследи, чтобы вычеркнули. Это тебе ясно?
- Да, конечно.
- Тогда пойдём, запишем в журнале.
   Мы подошли к столу раздачи и Галя записала номера мерителей в журнал.


   В комнате Ремпри Алексей Михайлыч показал мне как разбирать мерители , как собирать, как устанавливать нониус, научил затачивать носик разметочный , - это были самые простые операции ремонта. Самое сложное показал после. Чтобы выровнить плоскости носиков, нужно было, -  притирами выполнять возвратно поступательные движения между  верхним и нижним плоскостями носиков. Притиры – это чугунные шайбочки, толщиной около двух сантиметров и диаметром около пяти сантиметров. На плоскости притиров намазывается абразивная паста, которая и сдирает лишний металл с плоскостей носиков. Процесс работы следующий. Зажимаешь штангенциркуль в губках тисов, притир с пастой держишь в правой руке и ставишь на нижнюю плоскость носика штангенциркуля, а левой рукой опускаешь верхний носик на притир и слегка прижимаешь. Теперь начинаешь движения притира между носиками, происходит стачивание плоскостей. Этот процесс долгий и утомительный. Время от времени нужно протирать носики от пасты и проверять, сколько ещё осталось притирать, или уже готово.
 Весь день шло моё обучение. А перед обедом  Алексей Михайлыч объяснил мне, что пообедать можно в буфете соседнего цеха, или , есть ещё буфет в соседнем корпусе. Многие обедают  в столовой, куда можно попасть через подземный переход, длина которого около ста метров. Вход в него у соседнего корпуса, а выход прямо в здание столовой , которая находится за дорогой на улице Бабушкина. Здание столовой трёхэтажное, на каждом этаже по четыре раздачи. Но, пока у меня временный пропуск, лучше обедать в буфете.

   Три смены Михайлыч (так называли его друзья курильчики) учил меня ремонтировать штангенциркули, научил правильно пользоваться микрометрами разных размеров, но ремонтировать их не давал, говоря, что у меня для этого знаний и навыков нету. На четвёртый день мы вернули отремонтированные мерители в кладоваю и взяли оттуда сломанные свёрла для переточки. Свёрел набралось порядка пятидесяти штук, диаметром от трёх  до сорока миллиметров. Нужно было срезать сломанную часть сверла и заточить по новой. На прежней работе я научился хорошо затачивать свёрла, но диаметром до пяти миллиметров. Свёрла большего диаметра мне пришлось учиться затачивать заново, - чем больший диаметр, тем сложнее было ловить симметричность и правильный угол заточки. Михайлыч наблюдал за моей работой, контролировал качество, заставляя множество раз переделывать работу до получения нужного результата.
   К тому времени я уже не удивлялся, что по нескольку раз в течении смены в комнате собирались друзья  Михайлыча, в результате чего наша маленькая комнатушка наполнялась дымовой завесой и ароматами разных сортов табака. Понимая, что к таким условиям жизни придётся привыкнуть, всё же, однажды  задал вопрос Михайлычу.
- Так часто перекуривая, когда они успевают зарабатывать?
- Нормально успевают зарабатывать. Кроме того, у каждого есть свой потолок зарплаты, выше которой всё равно не заплатят.
- На прошлой работе у меня не было и минуты свободного времени. Да, и другие тоже работали совсем без перекуров, стараясь заработать как можно больше. Сейчас, послушав твои слова, вижу, что и там был потолок зарплаты. Расценки были такие, что больше определённой суммы не заработаешь. Но мне нравилось подгонять самого себя, чтобы научиться работать лучше других.
- Зачем же уволился? Работал бы там.
- Заболел. Врачи сказали, что у меня болезнь на всю жизнь, и она не дозволяет больному поднимать тяжести больше трёх килограммов. А на той работе приходилось носить заготовки к рабочему месту за раз по тридцать килограммов. Мне же не хотелось , чтобы другие видели во мне больного. Наоборот, я старался доказать , что я могу работать лучше всех, и заставлял себя работать как на спортивных соревнованиях. Я добился признания. Мой портрет поместили на доску почёта. А уволиться меня заставили родители. Отец посоветовался с друзьями, а они решили дать мне работу здесь.
- Правильно поступил твой отец. Решил, видимо, обуздать твой пыл. – Михайлыч закурил папиросу, и продолжил. – Нужно уметь выбирать работу по своим силам. А всех денег не заработать. А еще есть поговорка – даже после смерти, дел ещё на три дня останется. Другими словами, всех дел и за всю жизнь не переделаешь. Поэтому, учись не просто работать, а работать так, чтобы не уставать , не перетруждаясь. Нужно ведь, чтобы оставались силы и на девушек…. Да. Ты не красней, это ведь дело житейское….  А у нас работа не постоянная, иногда целый день без работы приходится маяться. Оно, конечно, не плохо, но в работе смена быстро проходит. Вот, и сейчас, всю работу мы сделали. Больше заказов нет . Пойду к начальнику цеха, спрошу , чем тебя загрузить, чтобы не грустил.

   На следующий день Михайлыч сказал, что нам дали заказ на изготовление магнитного переходника для плоскошлифовального станка. Мы спустились вниз на склад материалов. Заведовал складом  мужчина лет  пятидесяти, среднего роста ( нужно сказать, как я заметил, в цеху почти все имели рост порядка 160 сантиметров, и мой рост  в 178 сантиметров заметно выделял меня среди других), с лицом башкирского, но более европейского  типа. На вид он казался добрым, но в разговоре выяснилось, что он очень даже серьёзный и строгий. Его все звали только по фамилии – Гареев. Он выдал нам медную заготовку, размером чуть больше кирпича, и землисто грязного цвета. Мы понесли  заготовку на фрезерный участок. По пути Михайлыч показывал мне участки цеха, рассказывая, кто, чем занимается. На участке фрезерных станков  мы подошли к молодому рабочему южно русского типа (Михайлыч был северно русского типа, почти двойник артиста Владимира Высоцкого). Ему было около 30 лет, чуть выше Михайлыча.
- Вот наш фрезеровщик Финоженко  Анатолий. – знакомил нас Михайлыч, здороваясь с ним за руку.- А это мой ученик , Басыр.
Мы с Анатолием пожали друг другу руки.
- Вот тебе медная заготовка и чертёж. Велели тебе отдать в работу.- сказал Михайлыч. – Анатолий взял и положил их на стол.
- Ну, вот, опять самую трудную работу дают мне. Оно и видно, что медь. Его и не зажмёшь,  как следует, и обрабатывать нужно очень осторожно. За то же время можно десять стальных заготовок обработать. А расценка почти одинаковая.
- Ладно, что возмущаешься. Нам после тебя ещё труднее будет. В прошлый раз я замучился вытаскивать из него сломанные свёрла. – успокаивающе ответил ему  мой наставник.
- Ладно, оставь. Сделаю и сам вам принесу. А пока можете идти, мне некогда, нужно срочную работу делать. – и он начал менять шестерни на зуборезном станке.

   Когда мы вернулись в свою комнату, Михайлыч взял молоток, шарошку, кусок трубы, гаечные ключи, и сказал.
- Сейчас пойдём менять абразивные круги на заточном станке в цеху. Пока будешь помогать мне нести инструменты и круги, и просто наблюдать , как это делается. Со временем сам будешь и эту работу выполнять.
   Взяв с собой инструменты, мы спустились в инструменталку, взяли там один белый и один зелёный абразивные круги диаметром 30 сантиметров. Прошли по центральному проходу цеха до участка токарей и свернули влево. За токарными станками на границе с соседним цехом стояли два заточных станка, на каждом крепились по два круга абразивных, справа и слева от станины станка. На одном станке круги были сточены до самой планшайбы, а на другом круги были ещё почти новые. Михайлыч отвернул винты, крепящие защитные кожуха у кругов. Начал отвинчивать гайки с оси станка с помощью гаечного ключа и трубы, которую пристроил на второй конец гаечного ключа, а молотком стуча по концу трубы. Когда снял обе гайки, стащил с оси стальную планшайбу, за ним снял сточенный абразивный круг. Как бы оправдываясь, сказал.
- Конечно, по технике безопасности нельзя к гаечному ключу прикладывать трубу, но что поделаешь. Эти станки нужно менять на новые, на них резьба на осях, - уже хреновая. А начальство говорит, что нет средств на замену. Приходится нарушать, иначе работа встанет.  – Он вставил новый круг в ось станка, прижал его планшайбой, закрутил две гайки, сначала вручную, потом гаечным ключом. Закрыл защитный щиток. Затем поменял круг и на правой оси станка. Взял шарошку и сказал.
- Сейчас отойди в сторонку, будет очень пыльно и шумно. Я буду выравнивать рабочую часть кругов, и, чтобы не было биения.
   Я прошёл к токарным станкам. Токари остановили свои станки и встали подальше от заточного станка. Когда Михайлыч надел очки и начал шарошить круги, поднялась пыль словно туман, и шум стоял как от реактивного самолёта. Когда он закончил выравнивать круги и новые, и на соседнем станке, мы собрали инструменты и старые круги и начали выходить с участка.
- Ты, Михайлыч, всегда не вовремя свою шарманку заводишь, да ещё и пылью дышать нас заставляешь. – огрызнулся один из токарей.
- Вам не угодишь. – ответил Михайлыч. – Сами же круги гробите, а потом жалуетесь, что я не вовремя рабочую поверхность не выравниваю. А если правлю, то вам пыль и шум мешают. – а мне сказал. – Ладно, Басыр, не слушай их, им никогда не угодишь.
   Мы оставили сношенные круги в инструменталке и поднялись к себе. В этот день другой работы не было, но нам скучать не давали постоянные посетители нашей комнаты. Они приходили то по одному, по двое, то сразу скопом. Создавая дымовую завесу  из табачного дыма, они тёрли анекдоты, вели разговор о зимней рыбалке, о готовности крючков – мармышек, судачили о том, когда встанет лёд, и куда пойти на рыбалку. А когда не было перекурщиков, Михайлыч  учил меня работать на фрезерном станке.
 - Тебе это нужно будет, чтобы сверлить медную заготовку. – объяснил он мне.
- Зачем на фрезерном, вот ведь, сверлильный станок имеется. – удивлённо спросил его.
- Видно, что ты не имел дело с медными заготовками. Медь нельзя сверлить на больших оборотах, иначе сверло сломаешь, или заготовку вырвет. Нужно подбирать малые обороты и постоянно удалять стружку. А когда деталь нагреется, нужно давать ей остыть, иначе сверло вязнет и ломается, а вытаскивать из отверствия сломанное сверло дело хлопотное. На той заготовке пятьдесят отверстий нужно просверлить, диаметром восемь миллиметров. На это может уйти то ли неделя, то ли месяц, - это как пойдёт. Если в заготовке нет пористых вкраплений – это удача, а если есть – замучаешься.  – Михайлыч закурил, сел на стул у стола начальника. – Посиди, в ногах правды нет. – Я присел на другой стул у стола. – он продолжил. – Завтра начнём сверлить. Думаю, Финоженко с утра уже принесёт заготовку.  Когда он берёт заказ, всегда недовольство проявляет, но выполняет работу быстро. А мы с тобой будем осваивать фрезерный станок, чтобы ты мог с утра начать сверлить.
   До конца смены Михайлыч обучал меня управляться  фрезерным станком, и в ручном режиме, и в автоматическом режиме. Показал, как устанавливать свёрла и фрезы, как крепить детали на столе. Когда начинался перекур с друзьями, Михайлыч говорил.
- Ты не куришь, поэтому не стой, крути ручки, - осваивай станок. – И мне приходилось  возиться у станка, слушая заодно и разговоры товарищей.

   На следующий день, уже через час после начала работы, то есть в восемь часов утра, Финоженко принёс заготовку. Из бесформенного куска меди получилась сверкающая и гладкая заготовка, размерами и формой похожая на кирпич.
- Я же говорил, что Толя принесёт эту штуку с утра. – утверждаясь в своей прозорливости, сказал Михайлыч. – Возьми заготовку и проверь его размеры.
Я взял из рук Толи заготовку и ощутил его тяжесть, а из-за гладкой его поверхности, чуть не выронил.
- Осторожнее! – испуганно воскликнул Толя. – Это же медь, она тяжёлая.
Я отнёс заготовку на свой верстак, взял у Толи чертёж, и прочитав размеры, штангенциркулем сделал замеры.
- Размеры сделаны по чертежу. – доложил наставнику.
- Тогда разметь центры отверстий. – сказал он, показывая на чертеже эти отверстия.
Довольно неуверенно и с осторожностью я установил первый размер и провёл первую черту. Риска получилась едва заметной.
- Что ты боишься? Риска должна быть чёткой. – Михайлыч забрал у меня штангель, проверил размер, и сам провёл черту. Риска получилась отчётливой. – Вот так и продолжай. – сказал мне, и отдал  мне меритель.
В это время Толя присел к письменному столу и закурил сигарету с фильтром.
- Ты же бросал курить, зачем балуешься. – обратился Михайлыч к Финоженко.
- Да, так, иногда тянет. Вот, с фильтром решил попробовать, говорят , они не такие вредные.
- Разницы нет. – подсаживаясь тоже к столу, сказал Михайлыч, и тоже закурил, но свою папиросу. – И ещё говорят, что нужно курить только один вид табака, чтобы организм привыкал. Я, вот, всю жизнь курю «Беломор», и мой организм уже привык к нему. А ты, Толя, всё ещё летаешь после работы на самолётах?
- Да, конечно, каждую субботу и по воскресениям. Сейчас, зимой только в хорошую погоду, да и то, без выполнения фигур, только по определённому квадрату, чтобы навык не потерять. А летом хорошо, всё кругом цветное, залюбуешься! И соревнования проходят, в основном, только летом….
- А на велосипеде тоже катаешься?
- На соревнованиях бросил выступать, так , для себя, иногда катаюсь. Ты же знаешь, что летом я женился. Надо ведь, и жене время оставлять, иначе обидится. – шутливо ответил Толя.
- Да, вы с Валей уж больно долго думали, наверное, лет пять. Окрутила она тебя, всё же.
- Мне и самому надоело болтаться там и сям. Надо же было и семьёй начать жить. – Толя курил как то неумело, но делал вид, что ему нравится курить, и иногда пускал дым кольцами.
Открылась дверь и в комнату вошёл старший мастер Поднебесов. Увидел Толю и сразу возвысил голос.
- Ты чего здесь расселся? Я тебе дал срочную работу, иди на своё рабочее место. Надо же, дым кольцами пускает, как будто школьник какой!
- Что ты кипишь, как холодный чайник. – возразил Толя. Вон, я медную заготовку на день раньше сделал, сюда принёс. А твои детали режут станки, я их с утра запустил, и у меня ещё есть время до смены заготовок. Так что, будь спокоен, всё будет вовремя. – и продолжил курить.
   Открылась дверь и вошли Саар и Леман.
- Ну, вот, ещё два бездельника пришли.  – проголосил Поднебесов, то ли шутя, то ли серьёзно, но мне от его возгласа стало неловко. У меня , почему то, при его крикливом разговоре появлялось чувство, что он ругает меня лично. А другие, видимо, хорошо знали его выходки, и реагировали как на холодный кипящий чайник, как отвечал ему Финоженко.
- Сам ты такой же бездельник, как и мы. – ответил ему Саар. – А перекур ещё никто не отменял. Похоже, ты и сам на перекур зашёл.
- Ну, ладно, так и быть, я тоже с вами покурю. Кто меня сигаретой угостит?
- Свои иметь надо. – ответил Саар, но протянул пачку «Север»-а.
- Нет, твою вонючку не хочу. Вон, у Финоженко с фильтром, он меня угостит.
- Ну, ты даёшь! – воскликнул Толя. – Сначала ругаешься, а потом ещё и сигареты стреляешь.
- Ладно, не жлобься, ты всё равно курить не умеешь, тебя и раскулачит не зазорно. – Толя протянул ему пачку сигарет, со словами.- На, бери, мне не жалко.  – Поднебесов аккуратно вытянул сигарету и вернул пачку Толе. Слегка помял сигарету и прикурил от сигареты Толи. Закурили и Саар с Леманом.
  Я продолжал свою работу по разметке заготовки. Михайлыч подошёл и проверил, как я справляюсь.
- Вот. Уже хорошо получается. Продолжай, ты ведь всё равно не куришь. – И он вернулся к столу, возле которого курили его товарищи по перекуру.
Когда перекур закончился, и, в комнате установилась тишина, Михайлыч приоткрыл окно, откинув удерживающий крючок на верхнеё раме, и выдвинув верхнюю часть окна наружу. Окно  держалось на ремнях, закреплённых  по краям рамы. Через пять минут он притянул окно за один из ремней к косяку и закрепил крючком. Проверив мою работу, дал следующее задание.
- Всё правильно сделал. Теперь нужно закернить центры отверстий. Вначале я сам покажу, как это делать. – он взял керно, установил на одно из пересечений линий остриё керна, и ударил молотком по керну . Получилась луночка, хорошо заметная и аккуратная.
- Вот так и продолжай. – сказал он, и протянул мне керно и молоток.
Первые керна я ставил очень осторожно, долго прицеливаясь на перекрестье линий, но после десятой ставил уже смелее.
- Продолжай, нормально получается. Осталось ещё пятьдесят штук. А всего шестьдесят. Шесть по ширине, и десять таких рядов. А я пойду в инструменталку, возьму несколько штук свёрел на восемь миллиметров.
   К его приходу я закончил кернить, и, от нечего делать, смотрел окно. Зимой светает поздно. Фонари освещали сверкающий снег. Открытые стеллажи со стальными прутками самого разного диаметра , что находились прямо под нашими окнами, были припорошены снегом. Чуть начинающийся расцвет создавал иллюзию , такую, какая бывает на театральной сцене.
- Ты уже закончил? – спросил Михайлыч, входя в комнату. Задержался, пришлось доказывать Шуре, что мне нужны совершенно новые свёрла, и несколько штук. Еле выпросил.- Он положил два сверла в ящик своего верстака, а один оставил на столе фрезерного станка.
- Я буду устанавливать заготовку на фрезерном станке. Ты, пока наблюдай, в следующий раз будешь сам настраивать.- И он начал закреплять медную заготовку на столе станка, достав из шкафчика пластины стальные, болты с гайками и шайбами, и гаечные ключи. Затягивая гайки, он объяснял.
- Медная заготовка очень капризная штука. Если плохо затянешь, может вырвать. Вот, и упоры дополнительные на всякий случай ставлю.
Закрепив заготовку, он вставил в головку станка патрон сверлильный, закрепил сверло в патроне. Осторожно , с помощью ручек станка, подвёл сверло к первому керну, закрепил зажимы подачи стола и ползуна головки. С помощью ручек скоростей установил нужные обороты для сверла. Включил станок, и с помощью ручки на головке ползуна, легко коснулся заготовки, сняв чуточку стружку. Поднял сверло и проверил точность сверления. Убедившись, что верно, начал сверлить. Просверлив, на глубину около пяти миллиметров, остановил станок.
- Обороты многоваты, нужно уменьшить. – И ручками скоростей уменьшил обороты. Продолжил сверлить. Остановил станок ещё раз. – Нужно обозначить чертой на вертикальном нониусе, место, когда сверло начнёт выходить насквозь. Тогда нужно будет особенно осторожно сверлить. Именно на выходе сверло чаще всего ломается. – И он сделал отметку карандашом на нониусе. Продолжая сверлить , поглядывал на приближение к черте. Во время сверления удалял стружку с помощью стального крючка с деревянной ручкой, время от времени поднимая сверло из отверстия. Когда сверло начало выходить с другой стороны заготовки, стал поглядывать в просвет между заготовкой и столом.
- Будешь тоже смотреть, чтобы сверло полностью вышло , но не более пяти миллиметров, на глазок. Это, чтобы заусенцев не оставалось. – объяснял мне. – Вытаскивай сверло наверх без рывков, медленно, иначе может завязнуть и сломаться. Ещё раз говорю, медь требует к себе особенного внимания.
Закончив с одним отверстием, он, с помощью ручек, глядя на нониусы, подвёл сверло к следующему керну.
- А для чего мы ставили керна, если по нониусам можно устанавливать? – спросил его.
- Керны нужны для захвата сверлом тела заготовки, чтобы не было биения. Во- вторых, это для проверки точности подводки. Всякое бывает, а так сразу видно. Как сверлить, я тебе показал. Теперь сам вставай и сверли. – Я неуверенно встал на рабочее место. – Не бойся, берись за ручку, пробуй подводить сверло. Теперь отведи сверло. Включи обороты. Так. Теперь постепенно начинай сверлить. Ну, вот. Пошло дело. Продолжай. – И он прошёл к своему верстаку, сел на стул и закурил, поглядывая за моей работой.
   До обеда я просверлил всего два отверстия. Меня всё время удерживал, не велел торопиться, Михайлыч. Перед обедом я спросил его.
- Почему так медленно? Мы, так, как долго будем сверлить?
- А попробуй тронуть заготовку. – улыбаясь ответил он. – Не подумав, я дотронулся до меди, и, тут же отдёрнул руку – слегка обжёгся.
- То-то! Не сильно больно? – засмеялся он. Но сразу опять стал серьёзным и сказал нравоучительно.
- Надеюсь, сейчас поверил, что медь – это коварная штука. Это только начало, то-то ещё будет. Пока отдыхай. Пусть медь остывает. Сейчас и на перекур кто-нибудь придёт.


   Прошло ещё четыре рабочих дня, а на заготовке было просверлено всего половина отверстий. Быстрее сверлить не давал Михайлыч.
- Успеешь, не к спеху. А поспешишь – людей насмешишь. – отвечал он на вопрос о такой медлительности. Просверлив два-три отверстия, приходилось останавливать станок – так требовал мой наставник. Пару часов заготовка остывала. Только после этого я опять сверлил два-три отверстия. Пока заготовка остывала он давал мне другую работу. Кроме заточки свёрел и носиков штангелей из инструменталки, мы меняли деревянные ручки у молотков и кувалд.
   На шестой день с начала сверления заготовки с утра я просверлил три отверстия, дал остыть станку. Когда начал сверлить по второму заходу, в комнату пришли на перекур человек пять. Присматриваясь, как я работаю, Поднебесов возмущённо сказал.
- Как можно так долго сверлить эту заготовку! Эту работу можно за один день закончить, а вы вторую неделю уже карячитесь.
- Не слушай его, работай , как я тебе велел. – вмешался Михайлыч. А потом обратился к Поднебесову.
- А ты не лезь не в своё дело. Ты же сам никогда медь не сверлил. А мы сами с усами! Быстро только кошки, да и то, котята слепыми рождаются!
- Что ты защищаешь своего ученика. Лучше признайся, что он ленивый. – Для меня было возмутительно, слышать такое, но я смолчал.  И как назло, в этот момент сверло хрустнуло. Я поднял вверх сверлильный патрон, - половина сверла осталось в оверстии.
- Ну, вот! Что ты под руку говоришь! – возмутился Михайлыч. – Теперь, чтобы вытащить застрявшее сверло, нужно половину  дня возиться. – Он остановил станок, а мне велел.
- Отдыхай, пока. Заготовка остынет, начнёшь сверлить новое отверстие. – А сам он снял сверло из патрона, отвернув гайку, и пошёл перетачивать сверло., говоря при этом. – Видимо, попался воздушный пузырь внутри заготовки. Два года назад, когда я сам сверлил такую же заготовку, десяток раз ломал сверло. А на этой заготовке первый раз сверло сломалось, когда половина отверстий уже готовы.
- Да, что ты своего ученика защищаешь. – опять возмутился Поднебесов. – Мало, что ленивый, он ещё и работать не умеет. За сломанное сверло нужно удержать с его зарплаты.
- Ты, Поднебесов, с утра такой злой. Баба не дала, что ли? – включился в разговор начальник техотдела Саар. – Ученик вполне прилежный, я же часто вижу, как он работает. И свойства меди я хорошо знаю. Михайлыч правильно его учит. А за сломанное сверло с тебя нужно вычесть, за то, что под руку лезешь к работающему  человеку.
- А ты, чего заступаешься? Вот, возьмут, и тебя под его начало поставят.
- Ты, Владимир Иванович, сдурел, что ли? – засмеялся Саар.
- Я не верю, что, после военного училища, даже, если не закончил, что его просто так учеником слесаря взяли. Смотришь, и через пару месяцев его мастером или технологом поставят.
- Ты, как сварливая баба, сплетни распускаешь, товарищ  старший мастер Поднебесов. – встрял в разговор Петрович. – Сам, что ли , боишься, что тебя со старших мастеров снимут. У тебя, если не ошибаюсь, как и у многих из нас, образование всего шесть классов. Даже наш начальник цеха с шестью классами образования, правда, он ещё трёх месячные курсы мастеров окончил. Мы, все, кто во время войны не доучились, вместо школы на заводах работали. Многие из нас приехали в Уфу из западных областей вместе с родителями и с заводами, да так здесь и остались жить. Я только  обрадуюсь, если к нам будут приходить молодые и образованные люди. Тебя смущает, что молодой человек решил осваивать заводские профессии с азов, так он правильно делает. А его, ты, видимо, не зря ревнуешь. Пройдёт несколько лет, и он тебя за пояс заткнёт, - это уж точно. Вот, ты и бесишься.
- Вот ещё, ревновать его не хватало! – огрызнулся Владимир Иванович. – затушил сигарету, и вышел из комнаты.
Михайлыч заточил сверло и, вставляя его в патрон, сказал.
- Сейчас свёрла будут ломаться, по прошлому опыту говорю. Когда сверлил вторую половину заготовки, больше всего свёрла ломались.
   Его слова оправдались. К моменту окончания работы по сверлению заготовки, все три сверла были использованы, из тех, которые он принёс вначале работы. Они ломались, мы их перетачивали, и снова работали, пока они совсем уже не укорачивались.
   Однажды, когда уже было просверлено порядка пятидесяти отверстий из шестидесяти требуемых, - заготовку  сорвало с крепления, но не сильно, сдвинуло на сантиметр, примерно. Пришлось снимать заготовку, прочистить стол станка, и закрепить всё по новой. Когда были просверлены все отверстия, мы сняли заготовку, убрали заусенцы на краях отверстий, вытащили концы застрявших свёрел. На вытаскивание этих сломанных концов свёрел, мы затратили целую смену. После этого, пришлось ещё раз закрепить заготовку на станке и досверливать те отверстия, из которых вытаскивали сломанные свёрла. Досверлив, мы сняли заготовку и зачистили ещё раз. Дальше шла следующая операция . Нужно было обработать отверстия конусной развёрткой вручную, и очень осторожно. На это ушло ещё несколько рабочих смен. Следующая операция – нужно было забить в отверстия конусные ролики от подшипников. С этой работой мы справились за смену. Несколько роликов до конца не вошли, пришлось их концы спилить на заточном станке вулканитовым  тонким кругом. Только после этого Михайлыч объяснил мне предназначение  изделия, которое мы изготовили.
- Это магнитный переходник для плоско-шлифовального станка. Маленькие детали на основном столе не удерживаются, потому их закрепляют на этом приспособлении. Стальные стержни служат проводниками электромагнитных волн, а медь экранирует от блуждающих токов. Так, что, хоть мы и не имеем среднего образования, но практического опыта и навыков у нас достаточно. – сказал он, словно хвастаясь собой.
- Алексей  Михайлыч, я тут думал, почему свёрла ломаются без видимых причин. Возможно, когда часть отверстий просверлена, идёт тепловая деформация в сторону этих отверстий, они постепенно накапливаются, пока ещё в виде напряжений, как перед землятресением, а потом дают сдвиг. А когда эти деформации очень  сильные, то и заготовку вырывает.
- Возможно. У меня тоже были определённые догадки, поэтому и давал остывать.
- Видимо, простое остывание не вполне устраняет напряжения, но что нужно, чтобы убрать эти напряжения, я не знаю.
- Я тоже этого не знаю. Знал бы – соломенку подложил…- он закурил, и продолжил.
- Эту работу мы закончили. Теперь нужно утеплить комнату. – продолжил он. – Пошли, принесём ветошь и бумагу от Гареева, а в инструменталке возьмём ведёрко с водой и мыло.

   Когда мы вернулись, Михайлыч показал мне, как затыкать щели между рамой и косяком окна, и мы вдвоём сделали эту работу. Потом, поверх ветоши заклеили бумагу, смоченную в мыльном растворе. Дальше, вытащили вторую раму , которая стояла за шкафами одежды, и вставили его в оконный проём. У этой рамы тоже заткнули щели ветошью и заклеили бумагой.
- Вот так. Каждый год мы утепляемся, а весной раму снимаем. А проветриваться будем теперь только через форточку. – пояснил мне Михайлыч.
   Когда к нам в очередной раз зашёл на перекур Леман, Михайлыч отдал ему изготовленный нами электромагнитный переходник.
- Вы вовремя справились с работой. – удовлетворённо похвалил нас Леман. – Я выровняю рабочие плоскости на своём плоскошлифовальном станке и оставлю это приспособление у себя.
- Вообще то, оно должно храниться в инструменталке. – уточнил Михайлыч.
- Запиши у Шуры на меня. Я зайду и распишусь в журнале. А в кладовую сдавать не хочу. Там его засунут в какой-нибудь угол, а потом будут искать. Им только я пользуюсь, вот, пусть, у меня и будет.
- Ладно, забирай. – согласился Михайлыч.