узелки молодости ч. 3

   Дней за десять до Нового года к нам зашёл начальник цеха и сказал, что для присвоения первого разряда слесаря одного индивидуального обучения мало. Мол, установили новое правило, что нужно пройти специальное обучение  на вновь созданных курсах. Эти курсы ведёт мастер трудового и теоретического обучения Арон Моисеевич Аарон в комнате Ремпри  соседнего цеха. После получения свидетельства об окончании этих курсов, будет присвоен разряд.
- Я знаю Арона, мы с ним вместе несколько лет проработали. Молодец, что хорошую работу для себя нашёл. Человек он знающий, может многому научить.
- Хорошо. Сходите сейчас к нему и договоритесь о начале занятий, и запишитесь в его журнале о приёме на крсы.
- А как мне будете платить за обучение? – спросил Михайлыч. – ведь, вначале со мной договаривались.
- Не бойся, тебя приказом по цеху провели, будешь получать десять процентов надбавки.
- Тогда вопросов больше нет. Сейчас сходим к моему другу.


   По дороге в соседний цех Михайлыч рассказал мне, что в одно время они с начальником цеха работали в одной бригаде такелажников. У начальника тоже было всего шесть классов образования, но после того, как он заболел язвой желудка, пошёл учиться в школу мастеров, через три месяца закончил, и стал работать мастером участка. А через год его поставили начальником цеха.
   Сам Алексей Михайлыч, по его рассказу, получил производственную травму, - на него упала и придавила грудную клетку станина станка во время такелажных работ. Он лежал в больнице, после отдыхал в санатории Янган-тау. Из такелажников пришлось уйти. С тех пор работает слесарем.
- Так, что, среди нас, заводских людей, мало людей совершенно здоровых, у каждого есть свои болячки. – огорчённо сказал Михайлыч.

   Так мы прошли по проходу между станками соседнего цеха к противоположной стене корпуса. Там тоже вдоль всей стены были видны двери в комнаты разного назначения. Мы поднялись на антресоли , то есть на второй этаж, открыли большую железную дверь, которая скрипела. Вошли. Дверь за нами закрылась с жестяным грохотом.
- Придерживать нужно. – услышали мы сердитый голос. – и перед нами, неожиданно, словно из воздуха, появился мужчина довольно необычного вида. Ростом с Михайлыча, слегка лысоватый, вертлявый в движениях, отчего кажется, что он перемещается с места на место рывками – телепатически. Только что был перед глазами,  а уже стоит на метр правее или левее. И глаза разные – один зелёный, другой ярко синий, и смотрят они не на собеседника, а куда- то в сторону. Всё это я уловил в одну секунду, а заодно окинул взглядом комнату. Здесь два окна с видом на близко расположенный соседний корпус. Вдоль окон стоят четыре слесарных верстака. За двумя из них работают двое молодых рабочих. Размер комнаты шесть на шесть метров. Правая стена из кирпича, левая и противоположная окну из листовой стали. У правой стены стоят большой напольный и маленький настольный сверлильные станки, между ними заточной станок. У левой стены токарный и фрезерный станки. По сравнению с нашей комнатой, эта кажется просторной.
 - Ого-го! Кого я вижу! – воскликнул встретивший нас человек. – Что же, ты не заходишь ко мне, Алексей Михайлыч? – здороваясь за руку с Михайлычем.
- Да, ты и сам ко мне не заглядываешь. – отвечал мой наставник, удерживая несколько дольше руку своего друга. – Вот, привёл тебе ещё одного ученика. Нам нужно узнать, когда сможешь взять его на обучение.
- Да, мне говорили уже. Он будет обучаться у меня один месяц, чисто формально. Говорят, сейчас  так положено, официально обучать, чтобы на бумаге всё было зафиксировано. Думаю, я у тебя хлеб не отнимаю?
- Нет, конечно. – сказал, слегка довольный собой, Михайлыч, отпуская руку друга. – Так, когда начнёшь обучение?
- Давай так. Начнём с первого рабочего дня после Нового года. Это для того, чтобы мне не делили оплату за обучение на разные месяца, иначе всё перепутают. Согласны?
- Конечно. Как тебе будет угодно. Пришлю его после Нового года. Договорились. Тогда всё, мы пойдём  к себе. Ты не серчай, что мы так быстро.
- Ничего. Работа – есть работа. Буду ждать. Всё, досвидание.
- Досвидание. – ответил Михайлыч, и повернулся выходить.
- Чуть не забыл! – воскликнул Арон. – Подождите. Я ведь не записал ученика в журнал, и не познакомился. Меня зови просто, как все зовут, Арон. – сказал он уже мне.- Пройдём со мной.
Мы прошли  к его верстаку, который стоял напротив двери у токарного станка. Он взял журнал с верстака, спросил мои имя и фамилию, сделал записи. После этого, отложив журнал, пожал мне руку, говоря.
- Буду ждать. Не опаздывай. А пока, досвидание.
- Досвидание. – ответил я.
Выходя из комнаты за Михайлычем, придержал дверь, но она всё равно чуть зазвенела, - косяк и дверь были из тонкого листа стали.

   По дороге в свой цех Михайлыч меня спросил.
- Ты заметил его глаза. Это косоглазие у него с рождения. Со временем ты привыкнешь, и не будешь удивляться. Я сам никак не могу привыкнуть к его взгляду, - жутковато. Он тебе сказал, чтобы ты называл его Арон. Это странно для него. Он раньше просил называть себя Алексей Михайлычем, как и меня. Время меняет привычки человека… Закурить хочется… Да в цеху нельзя…
   В середине корпуса у станка стояли три девушки, и оживлённо о чём- то беседовали, хихикая. Увидев нас, одна из них сказала.
- Вы говорите, что артисты только в Москве живут. А вот, посмотрите. Вон, идут артисты Высоцкий и Конкин, - влюбляйтесь, сколько хотите!
- И, правда, похожи. Что они здесь делают? В новую роль вживаются, что ли? – ответила вторая.
- Да, ладно вам. – вмешалась третья. – это же дядя Лёша из нашего подъезда. У него сын в армии служит, а дочка во втором классе учится. Он в соседнем цехе слесарем работает, а молодой – это его ученик.
- А что, не плохо было бы этого ученика женихом иметь. – прыснула смехом первая.
Мы прошли мимо них , и Михайлыч спросил меня.
- Что же, ты на девушек внимания не обращаешь? Вон, заметили тебя, можешь идти знакомиться.
- Нет, Алексей Михайлович, не по мне это – на всех девушек глаза пялить. Пока не пойму, что девушка может стать моей женой, - знакомиться не буду.
- Как же ты это поймёшь, если знакомиться не будишь?
- Пока не знаю.
- Неужели, ни с кем ещё не встречался?
- Была одна. Она меня и разочаровала. Словно крапива. Листья манящие, а тронешь – обжигают.
- Так, ведь, пока не тронешь, не поймёшь,  - крапива это, или что- то нежное.
- Поэтому я и осторожничаю.
- Ну, конечно, кто обжигается, - тот на холодное молоко дует. – ухмыльнулся Михайлыч.


   31 декабря был короткий день. С утра мы с Михайлычем сделали уборку в комнате. Протёрли ветошью все станки, разложили по полкам и по ящикам инструменты и приспособления, подмели полы. После обеда взяли у Гареева банку с половой краской и две кисточки.
- Мы каждый год под Новый год полы красим. – объяснил Михайлыч. – Видишь, старая краска до самого бетона стирается.
Он сам начал красить полы , начиная от окна. Докрасив до фрезерного станка , дал кисть мне.
- Теперь ты крась. Раньше тебе приходилось красить? – спросил он, потирая спину.
- Да, дома полы красил. И в военном училище тоже. Там, в первое время мы жили в десятиместных палатках. А потом, те , кто успешно сдал вступительные экзамены, сделали полный капитальный ремонт казармы. Мы там поставили новые рамы и остеклили. Потом убрали старые полы, настелили новые доски, их выровняли, и, уже на них положили паркет. Когда начали жить в казарме, то каждую неделю мазали паркет мастикой и натирали ножными щётками.
- Ну, раз опыт имеется, то крась. А я пойду, покурю на антресолях. Здесь краска сильно воняет, она быстро сохнущая, но больно уж запах химический, аж глаза щиплет. И пары его пожароопасные.
   Я докрасил полы до дверей. Когда выпрямился, уже на антресолях, Михайлыч спросил.
- Ну, что? Голова не кружится?
- Есть чуточку. А что, нельзя было хорошей краской красить?
- Нам нужно, чтобы быстро сохла. Кода послезавтра выйдем на работу, они должны уже высохнуть. Иди, отнеси краску и щетки Гарееву, а потом возьмёшь одежду из шкафа, - дотянешься из коридора. Переоденешься в красном уголке. Рабочую одежду забросим в шкаф, и пойдём домой. Сегодня у нас  короткий рабочий день.


   Весь январь месяц я проходил обучение у Арона. Утром приходил в свой цех, переодевался, и шёл в соседний цех. Первые две недели Арон замучил меня  и трёх моих сокурсников, - это были юноши семнадцати лет, после окончания средней школы, ждущие призыва в армию. А мучил нас Арон работой, которая на первый взгляд была самой простой, но на самом деле требовавшая приложения достаточно не слабых физических усилий и монотонности. И эта работа была – выпиливание металла напильником, - и одна из самых нудных из этой серии – выпиливание молотка из куска стальной заготовки. Такое задание я уже выполнял после девятого класса, когда наш класс проходил практику на заводе. Тогда я посчитал, что мои мучения с напильником закончатся, и мне больше никогда не придётся заниматься этой нудной работой. Ведь, молотки, которые продают в магазинах, выполняют методом отливки горячего металла в формы. И, вот, я опять ученик слесаря. Арон нам объяснил, что молотков и так полно, а нам он дал эту работу, чтобы мы научились правильно держать напильник, чтобы набить руки так, как будто напильник – это продолжение руки. Мы должны научиться выпиливать идеально ровные плоскости, идеально точные по размеру. Через две недели, когда мы сдали ему готовые молотки, уже просверленные и обработанные напильником под насадку деревянных ручек, он нам сказал.
- Вы считаете, наверное, что закончились ваши мучения. Тогда предложу вам совсем лёгкую работу. Вот, у меня для вас заготовки из стального листа толщиной один миллиметр, и квадратные со сторонами в десять сантиметров. Задача очень простая. Испоьзуя только штангель и напильник, нужно сделать отверстие в середине заготовки  диаметром двадцать миллиметров. Приступайте, а я пока выйду по своим делам. – и он, хитро ухмыльнувшись, вышел из комнаты.
   Мы долго не могли сообразить, как выполнить это задание, а потом просто решили, что он над нами подшутил. Когда Арон вернулся, сразу спросил.
- Ну, как идут дела?
- Мы не знаем, как это сделать. – ответил я ему.
- Да…  Соображать вы не научены! – поиздевался он над нами. А мне велел согнуть заготовку пополам.
Я разметил заготовку , по черте зажал в тисах и согнул на 90 градусов с помощью молотка. Разжал губки тисов, раздвинул шире, вложив концы заготовки между губками, согнул тисами до плоскости. То же самое проделали мои товарищи.
- Теперь то, догадались, как сделать отверстие? – спросил Арон.
- Так, вы же сказали, чтобы заготовка оставалась ровной! – хором запротестовали мы.
- Ладно, орать то! – Удовлетворённо улыбаясь, остановил Арон наше возмущение. -  Могли бы додуматься, что заготовку потом можно и разогнуть. И стала бы она ровной опять. Вот и выполняйте задание.
Мы разметили заготовки, треугольным напильником сделали запил, выпиливали до разметки, а потом круглым напильником выровняли по черте разметки.
В следующие дни Арон научил нас делать ключи к классическим и к английским замкам. При этом, он объяснил, что слово слесарь и происходит от немецкого , что в переводе означает – ключ. Здесь мы тоже помучались, выпиливая канавки у английских ключей с помощью напильников и натфелей, делая копии на готовые ключи. Когда, попотевшие и с ощутимо нудящими пальцами, мы сдали готовые ключи, Арон показал нам, как легко можно сделать эти ключи на фрезерном станке. Но нам работать на станке запретил, так как мы не имели допуска.
   На четвёртой неделе Арон научил нас изготавливать стальные линейки для проверки прямолинейности плоскостей  деталей или губок у штангелей. Эти линейки имели вид плоских гантелей, размером  пятьдесят на пятьдесят миллиметров. Средняя часть была тридцать на тридцать миллиметров. Концы линейки были не круглые, а в виде птичьего хвоста. Когда мы получили требуюмую форму, обрабатывая заготовку из листа стали толщиной в два миллиметра с помощью ножовки и напильников, линейки отдали на закалку. В закалённом виде мы их обработали мелким напильником, потом шлифовальным полотном  и шлифовальной бумагой до зеркального блеска. И итоговая обработка концов птичьего хвоста, - их мы притирали на чугунной притирочной плите с помощью притирочных паст. Точность проверяли на поверхности контрольных плоско-паралельных плит.
Эта работа нам далась тоже тяжело. Особенно конечная часть – притирка рабочих плоскостей линейки. Арон добивался от нас выполнения идеальной точности и чистоты поверхности. А в качестве вознаграждения за труды и усвоение ученических заданий, он подарил нам по две линейки из тех пяти, что мы делали . Свои линейки я использовал в своём цехе для контроля плоскостей при ремонте мерительного инструмента.


Заглядывание вперёд.

   В своём цехе мне присвоили первый разряд слесаря-лекальщика в феврале месяце. Через год присвоили второй разряд, ещё через год – это уже 1974 год, - присвоили третий разряд. Осенью 1975 года я начал обучение на курсах по повышению разряда в заводском учебном комбинате. Одновременно поступил на вечерний факультет Уфимского авиационного техникума имени Пальмиро Тольятти. В марте 1976 года, после сдачи экзаменов на курсах, мне присвоили четвёртый разряд слесаря-лекальщика.
   С ноября 1977 года меня назначили исполняющим обязанности начальника БИХ , а с января 1978 года уже настоящим начальником БИХ в своём цехе с окладом в 110 рублей.
   Алексею Михайлычу не повышали разряд с четвёртого на пятый до 1978 года, отговариваясь тем, что нет вакансии в штатном расписании. Когда меня поставили начальником бюро инструментального хозяйства цеха, мне удалось уговорить начальника цеха выбить вакансию на пятый разряд, и Алексею Михайлычу пятый разряд дали.
   Заглянули вперёд, - хорошо!   А сейчас о том…


Чем мы жили в эти годы.


   В феврале нам дали начальника БИХ. Это был бывший мастер токарного участка, который проходил лечение от алкоголизма, а потом отгуливал отпуск. Чувилин Николай Сергеевич был худощавый, болезненный, говорил, что у него болят лёгкие. Ему было около сорока лет, ростом среднего, постоянно носил костюм коричневого цвета. Часто курил сигареты «Прима», наверное, от курения иногда закашливался. По характеру спокойный, вялый какой то, не очень разговорчивый. Любимое его занятие – сидеть за столом и курить с задумчивым взглядом, при этом, закинув ногу на ногу. У него росли дочь и сын. Через несколько лет дочь уехала работать  стюардессой на круизный теплоход, а сын пошёл в армию. Жил он с семьёй в частном доме с огородом и садом.
   Если говорить о работе, то старшая кладовщица часто с ним ругалась, говоря, что ей самой приходиться выполнять его работу. Она сетовала, что пьющего человека поставили на такую ответственную работу. Она не верила , что Чувилин вылечился. И это оказалось правдой. В полгода, примерно, Николай Сергеевич один раз уходил в запой на неделю. Чтобы его не уволили, он оформлял себе на это время административный отпуск, или брал отгулы в зачёт очередного отпуска.
Чувилин был начальником для меня и Михайлыча, а ещё для старшей кладовщицы и двух кладовщиц на раздаче. С кладовщицей Галей я познакомился  в первый день работы. Со временем я узнал, какая она непредсказуемая по характеру. Она могла позубоскалить с любым из рабочих, даже поругаться вкрик, а потом отшучивалась. Могла запросто сказать непристойности или послать куда подальше. Рабочие , зная её характер, иногда нарочно её подзаводили словами, устраивали шутливую перебранку. Обычно, обе стороны словесной дуэли оставались довольными от этого развлечения, как бы пополняя свои силы и поднимая себе настроение для дальнейшей работы.
   Другую кладовщицу звали Таня. Она была такого же роста , что и Галя, но телом была кругленькая, лицом румяная и симпатичная, словно ароматная свежеиспеченная пышная булочка. Возможно, из-за её округлости она казалась ниже ростом. Она всегда была улыбчива и разговаривала с рабочими вежливо, но, не допуская фамильярности. В возрасте 23 лет она уже успела побывать замужем и развестись, как и Галя. Но у Гали росла дочка, а у Тани детей не было.
   Старшая кладовщица Александра Павловна руководила строго, как сержант в армии, и была бережлива как старшина. Рабочие её побаивались и уважали. Иногда, одного её взгляда было достаточно, чтобы какой – нибудь  зубоскал  быстрее ретировался от окошка раздачи. Говоря о своих проблемах, она жаловалась, что ей не дали доработать на вредном производстве, чтобы выйти на пенсию на пять лет раньше. Говорила, что как только выйдет на пенсию, так сразу пойдёт на рабочее место в цеху, так как в кладовой нервотрёпка ей надоела. Ей не нравилось, когда не вовремя возвращали мерители с поверки, долго держали фрезы в заточке, или выпрашивать на центральных складах новые инструменты. Кроме того, нужно делать инвентаризацию ежеквартально, составлять ежемесячные отчёты по движению инструментов, - это значит, показывать сколько убыло, сколько получено, недостачу или излишек. Она мне говорила эти свои переживания, когда звала меня помощь ей принести или унести мерители на поверку, или съездить на заводской склад за новыми инструментами, или принимать участие при инвентаризации. Для себя я сделал вывод, что её работа в чём- то похожа на работу моего отца. Кроме того, что я делал ежедневные отчёты  по приходным и расходным накладным для отца, иногда и помогал отцу  в воскресные дни наводить порядок на складе. Иногда, случалось, я бывал на складе у отца в рабочие дни, и видел, что его работа многократно сложнее работы Александры Павловны. У отца не было и секунды свободного времени в разгар рабочего дня. То и дело приходили повара и буфетчицы за продуктами, тут же привозили продукты экспедиторы. И все требовали быстрее их обслужить. А ему нужно успеть выписать накладные, проследить за грузчиками, выдать или принять без ошибки товар, - и всё это он проделывал с завидной скоростью, при этом, шутя одобряя или шутя поругивая своих товарищей по работе.
   Через два года Александра Павловна вышла на пенсию и сразу перешла работать в цех прессовщицей резиновых изделий. Вместо неё приняли на работу молодую женщину моего возраста. Когда мы с ней встретились в первый раз у двери инструменталки, то несколько секунд смотрели друг на друга , вспоминая, что мы как то знакомы. Первой вспомнила она, назвала меня по имени и нашу школу №15, где мы учились с ней в одном классе до шестого класса. Её имя я вспомнил – Дина. Она как была полнотелой и высокой, так и сейчас оказалась почти с меня ростом и пышнотелой. Как оказалось, и в поведении она осталась бойкой на слова  и в поступках. Когда она узнала, что я работаю слесарем, то громко рассмеялась, и громко же сказала.(Оказалось, что она всегда так громко разговаривает).
- Ну, ты, даёшь! Я уж , думала, что ты давно в начальниках ходишь. А ты простой слесарь! Ты же лучше всех учился. Что же так мелко ходишь?
В душе я обиделся на её слова, но вида не подал. А ей ответил.
- Ты тоже была одной из лучших учениц, но тоже шибко высоко не поднялась. Дина – задира. Ты и в школе задиралась ко всем, словно командирша.
- Вот именно. Я и сейчас командирша. Старшей кладовщицей устроилась.
- Поздравляю тебя. Сюда с твоим характером самое место работать. Кстати, зайдём в кладовую. Я пришёл забрать инструменты на ремонт.
Дина открыла дверь и мы вошли в инструменталку. Прямо с порога  она громко сказала.
- Смотрите, я здесь своего одноклассника встретила. Был лучший ученик, а работает простым слесарем!
Александра Павловна стояла рядом с Галей у окошка раздачи. На слова Дины она отреагировала довольно строго.
- Ты, девка, рабочий класс не обижай. Наши слесаря самые уважаемые люди. А без хороших знаний хорошего слесаря не получится. Твой - то муж кем работает?
- Он токарь, в вашем цеху работает. Он меня сюда и сосватал.
- Тоже рабочий человек. Разве ты его не уважаешь?
- Уважаю, Александра Павловна. Не подумавши сказала. Извините.
- То – то же.
В это время в окошко раздачи постучали. Галя откинула крючок и отворила створку.
- Вот и мой муж. Он, видимо, увидел, что с другим парнем разговариваю, вот и заревновал и прибежал сюда. – возгласила Дина.
- Это же Антон Дёмин, наш токарь. – удивилась Александра Павловна.- Он парень серьёзный, но спокойный. Не думала, что он ревнивый.
- Ладно, Антон, не ревнуй. – несколько шутя, сказала Дина. – Он оказался моим одноклассником. Вот, мы с ним, по новой и познакомились.
- С чего ты взяла, что я ревную? Я за резцами пришёл. Вот, возьмите сломанные и дайте мне новые. – ответил Антон угрюмо.
Галя взяла у него резцы и кинула в ящик со сломанными. С  полки взяла новые и отдала Антону. Он, молча, взял резцы и пошёл в цех. Галя закрыла створку.
- Ты по какому  делу сюда пришёл? – спросила меня Александра Павловна.
- Алексей Михайлыч велел взять штангенциркули на ремонт. – ответил я ей.
- Да, правильно, я же сама его об этом просила. Сейчас, вот, занялась передачей склада, - это , считай инвентаризация внеплановая. Дел полно, вот и забыла. Пойдёмте, они у меня на столе.
Мы прошли к её столу возле окна на улицу.
- Вот, Дина, каждый раз, когда будешь выдавать инструменты на ремонт ,  записывай их в журнал, а у мерителей и их номера.
Она села за стол и сама стала записывать наименование мерителей и их номера, при этом продолжая говорить.
- А наших слесарей не обижай, их у нас всего двое. И они не простые слесари, как ты их обозвала, а инструментальщики. Они любую работу сделают, что другим не под силу. Кроме того, тебе придётся просить их, помогать тебе, носить инструменты на поверку, или получать новые из заводских складов. А ещё, если кладовщицы выйдут в отпуск или заболеют, то они могут и на раздаче постоять. Но могут и отказать, - это в их обязанности не входит.
- Александра Павловна, я таких мальчиков не обижаю.
Такие её слова резанули мне по душе, так оскорбительно они прозвучали.
- А они тебе не мальчики на побегушках, уже сейчас ты оскорбляешь их. Ты своего мужа тоже так унижаешь. Смотри, и Басыр, и Алексей Михайлыч, такого обращения терпеть не будут. Они на вид только тихони и скромные, а сдачи могут дать, за словом в карман не полезут. Вон, только моё присутствие сдерживает его от ответного слова.
- Я поняла. Извини, Басыр. Не хотела обидеть.- смутилась Дина.
- Я записала. Басыр, распишись в журнале о получении. – сказала Александра Павловна, подавая мне ручку.
Я расписался, взял мерители, и пошёл на выход, говоря.
- Ладно, пойду, не буду вам мешать.

   Дина проработала у нас два года. Характер у неё, конечно, был не сахар. Она разговаривала со всеми только на повышенных тонах. Это уж такой тип женщин, которые признают только свою власть, только свою значимость, даже если будут работать уборщицами. Пусть она была красивой, в чём и старалась сама всех убедить, но её присутствие нужно было просто терпеть. Совсем другой человек была Александра Павловна, - как будто слишком серьёзная женщина, даже грозная на вид, но в её присутствии на душе было легко.

   Женщина, похожая по характеру на Дину, работала уборщицей у моего отца на складе. Она была уже на пенсии, когда то приехавшая из деревни, и прожившая всю жизнь без мужа. Ростом ниже среднего, слегка  полноватая, - она тоже любила командовать, и разговаривала громко и властно, часто употребляя сквернословия. Но в её тоне разговора не было ноток оскорбления, наоборот, даже когда она выгоняла со склада людей, мешающих работать отцу, в её голосе чувствовалось уважение к человеку.

   Дина проработала у нас два года. Вместо неё приняли старшей кладовщицей женщину, совсем не подходящую для этой работы. Она сильно выпивала, прогуливала, водила в кладовую своих любовников для попоек и развратных действий. Рабочие обнаружили её похотливые действия, заглянув в окно с улицы. Когда она не открывала кладовую для выдачи инструментов, а звуки громкого застолья были слышны. И такую женщину продержали на такой должности целый год. Чувилин, видимо, и сам пристрастившийся к совместным застольям, поэтому и не увольнял её. Но всё же, после нескольких жалоб со стороны рабочих, её уволили. Кладовщица Таня вышла замуж и уволилась, не выдержав злоупотреблений пьяницы. Некоторое время Галя работала одна на раздаче. Когда уволили непутёвую старшую кладовщицу, приняли нормальную женщину. Ей было около сорока лет, среднего роста, в меру в теле, носила очки с большой диоптрией. Её звали Клавдия Ивановна. А кладовщицей на раздачу приняли молодую женщину по имени Глаша, чем- то похожую на Клавдию Ивановну, но с нормальным зрением. Обе эти женщины были родом из деревни, и выглядели скромными и малоприметными особами. Рабочие их называли доярками, но относились уважительно.
   В сентябре 1977 года уволили Чувилина. Он часто прогуливал, впадая в пьяные запои. Целый месяц не могли найти нового человека на должность начальника БИХ. В октябре начальник цеха пригласил меня к себе и предложил временно поработать  начальником БИХ, чтобы восстановить порядок в инструментальной кладовой. К тому времени я имел уже четвёртый разряд слесаря, а через полтора года должен был получать диплом об окончании  авиационного техникума. Я согласился. До февраля месяца мне пришлось работать и слесарем и  исполняющим обязанности начальника БИХ. Насколько будет тяжело, я ощутил  сразу, как только окунулся основательно в дела инструментальной кладовой. Было много не списанных поломанных  резцов, свёрел, метщиков, фрез. Были не получены вовремя новые инструменты, которые выдавались по кварталам. В новом квартале за старый квартал уже не давали. Поломанные инструменты нам списали, а вот новые пришлось выпрашивать, клянчить, писать служебные записки. Кое-что удалось выпросить. Приходилось почти каждый день бегать в инструментальный отдел завода к инженерам по поставкам инструментов, не только выпрашивая , но и знакомясь с порядками существующими  в деле оснащения цехов инструментами. Инженеры снабдили меня научно-техническими журналами , чтобы узнать о появлении в мире новых режущих материалов и инструментов. Они подсказали мне , что на центральном складе имеются токарные резцы нового образца со сменными твёрдосплавными пластинами. Это они предложили тогда, когда я упрашивал их выдать в цех обычные токарные резцы, которые наш цех не получил за прошлый квартал. Рабочие жаловались начальнику цеха, что в инструменталке нет нужных резцов, а начальник цеха каждый день ругал меня. В одно время меня так допекло, и жалобы рабочих, и ругань начальника, и непреклонность инженеров инструментального отдела, что, уединившись в одном углу , я просто заплакал. Обозлившись на себя, я решился забрать  новые резцы у инженеров, они предлагали их без учёта квартальных норм, хоть на год вперёд, просто освободить центральный склад от неликвида. И я забрал новые резцы на год вперёд, как они и обещали. А в цеху я выдал каждому токарю по одному резцу с комплектом сменных пластин, без учёта в журнале, - иначе они не хотели работать новыми резцами. Чтобы они не забросили резцы в долгий ящик, Я подходил к каждому токарю и требовал, чтобы они при мне настроили новые резцы на станке и начали работать под моим присмотром. Оказалось, что новые резцы режут лучше обычных, в чём сами токари убедились. Через месяц всех токарей я убедил пользоваться резцами со сменными пластинами. А обычные  резцы  стали накапливаться в нашей инструментальной кладовой. А начальник цеха сделал мне выговор, когда получил сведения о перерасходе средств на инструменты за квартал. Пришлось доказывать ему необходимость этих затрат. Для этого пригласил его на токарный участок и показал, как работают токари с новыми резцами. После этого он разрешил в новом квартале получить и фрезы со сменными пластинами для участка суппортов.
   В феврале начальник цеха назначил меня уже настоящим начальником БИХ, а в трудовую книжку записали инженером по инструменту.
После осенних и зимних передряг и переживаний по восстановлению порядка в инструментальной кладовой цеха, - можно сказать, просто битвы, - и в первую очередь с самим собой, когда нужно было заставлять самого себя обивать пороги инструментального отдела завода, с одной стороны, и, - с другой стороны, - заставлять рабочих работать по новому, - у меня появилось время, чтобы заняться изучением новшеств в научно-технических изданиях. Журналы выписывал Саар. В этих журналах я прочитал  о токарных резцах из эльбора, которые используются для чистовой обработки металлов, - они давали чистоту и точность , как после обработки на шлифовальном станке. Оказалось, что в заводском инструментальном отделе эти резцы имеются, их недавно получили, как экспериментальные. Я выписал их для цеха. Пришлось опять  «повоевать»  с токарями, чтобы они начали использовать их в работе. Убедил! И мастера остались довольны, что часть деталей можно было сразу брать в работу без дополнительной шлифовки.