Кадуцей 4. Тайна

В полной темноте Альфред припарковал машину около эстрады Нагорного парка, вооружился прибором, фонариком и неторопливо стал подниматься по тропе на вершину Лысой горы к Трём Крестам. По версии Ордена францисканцев, трое из убиенных монахов именно здесь, по прообразу Голгофы, были распяты язычниками на крестах. По другой версии кресты были установлены горожанами, чтобы сигнализировать проплывающим по реке крестоносцам о том, что в Вильне проживают христиане, Таким образом избавляя город от нападения и грабежа.

Добравшись до крестов, Альфред трижды обошёл подножие постамента, используя тепловизор, но ничего достойного вниманию не обнаружил. Остановился перед самим изваянием и начал размышлять. Интересно, что их фамилия в вольном переводе как раз и означает «Крестовая гора». К чему бы это?  Воздел глаза кверху, на сами кресты, и удивился: они светились! В недоумении направил прибор на кресты, но тот ничего не показал - значит они холодные, как и окружение. А светятся от того, что ослепительно белы и отражают огни города.
Постоял, подумал. Сейчас он спустится к машине и поедет к костёлу св. Михаила, где нашли машину его отца. Только что он там будет делать? Уже поздно, и музей давно закрыт. Правда рядом, через дорогу, стоит жемчужина поздней готики - костёл св. Анны, а за ним впритык недавно открытый, но ещё реставрируемый старый Бернардинский костёл. Кстати, возле этих двух костёлов машину поставить невозможно, а небольшая стоянка есть только напротив, через дорогу, у музея Церковного наследия.

И тут его осенило! Францисканцы в Речи Посполитой назывались бернардинцами, в честь Бернардина Сиенского. Мало того, Бернардинский костёл носит имя св. Франциска Ассизского. Так вот куда ему надо!  Наверняка, до этого додумался и его отец в прошлом году. Альфред подсвечивая фонариком, заспешил к своей машине. Когда резко тронулся, в багажнике что-то звякнуло.  Он поморщился и вспомнил, что забыл выложить дома спиртное для пополнения бара.

Через десять минут, припарковав машину, уже стоял перед кованой решёткой ограждения двора Бернардинского костёла. Время приближалось к полуночи, ярко светила полная луна, никаких признаков жизни за оградой не наблюдалось. Он в беспомощности начал озираться и ... заметил кнопку звонка на колонне ворот. Решительно нажал её, ещё и ещё раз. Во дворе, правее костёла, в пристройке, зажглось одно окно, рядом отворилась дверь. Сутулая мужская фигура, что-то недовольно бормоча себе под нос, направилась в его сторону. В свете луны появилось одутловатое, синюшное лицо с мешками под глазами. Запахло устоявшимся перегаром. Маленькие заплывшие глазки уставились на Альфреда, в них появилось несказанное удивление и страж объекта произнёс:

- Альберт, ты что ли? Только как-то помолодел и подрос!
- Вы, наверное, имеете в виду моего отца? – от волнения заикающимся голосом промямлил гость. - Его именно так и звали, а меня зовут Альфред. Мы похожи, все мужчины в нашем роду по отцовской линии похожи, и у всех имена начинаются на «А». Моего деда зовут Артур. Извините, нельзя ли зайти и переговорить с вами?
- Сухо подходишь, юноша. Твой отец не пустой пришёл ко мне, и мы с ним хорошо поладили.
- Я, кажется, понял. Что вы предпочитаете из напитков? Кстати, и как к вам обращаться?
- Больше всего уважаю чистенькую беленькую водочку, но не самопал, а государеву. В моём возрасте здоровье надо беречь. Обращайся ко мне просто – дед Иван: все меня так кличут.

Через три минуты Альфред, сбегав к машине, уже протягивал через решётку ограды «неподкупному» стражу литровую бутылку «Абсолюта». Тот удовлетворённо икнул и мигом отворил ворота. В этот момент послышались чарующе волнующие звуки скрипки. Гость сунул руку в карман и вытащил телефон. На экране высветилась фотография деда:

- Что-то ты запропастился, мил человек. Всё ли в порядке? – беспокоился старик.
- Всё нормально, дедуля. Я сейчас занят. Надо переговорить с хорошим человеком. Приеду домой, всё расскажу, но ты меня не жди, ложись спать, – при этих словах Альфред отключил телефон.
- Судя по мелодии твоего дебильника, у тебя недурной вкус, - с уважением  посмотрел дед Иван на гостя, - это же Вивальди и его знаменитый «Шторм», а судя по ярости исполнения, скрипку терзает сама Ванесса Мэй.
- А вы кто, музыкант? - сейчас уже отвисла челюсть у Альфреда.
- Нет, милок, я историк ... бывший, а специализировался на истории религии. Поэтому напомню тебе, что Антонио Вивальди был католическим священником.

Десять минут спустя за незатейливо накрытым столом, где из закусок царствовала только трёхлитровая банка с солёными огурцами, сидели два человека и внимательно разглядывали друг друга. Беседу, дабы проявить уважение, Альфред решил начать с личности хозяина:

- А нельзя ли узнать ваше отчество? – смиренно поинтересовался он.
- Давно ко мне так никто не обращался. Ну да ладно, отца моего Юрием величали.
- А как вы оказались здесь? Вы уже на пенсии и подрабатываете?
- Нет, юноша, до пенсии мне ещё шесть лет. Поэтому я здесь работаю сторожем, или как сейчас принято говорить, охранником. Выгляжу  же не так свежо из-за него – зелёного змия. А подвигла меня с ним подружиться наша литовская свобода. Работал я до неё в институте Истории партии, сам понимаешь какой, заведовал отделом атеистической пропаганды. Кстати, кандидат исторических наук, по-нынешнему доктор будет. Естественно в 91-ом остался без работы, начал пить. На этой почве жена со мной развелась, оставил ей квартиру, сам перебрался на дачу. Ладно, дальше не интересно. Короче, здесь у меня и работа и дом. Приютил боженька, спасибо ему. Зря я его клевал столько лет. Ты-то не отвлекайся, наливай да говори что тебя ко мне привело.
- Дело в том, Иван Юрьевич, что привела к вам беда. Год назад бесследно исчез мой отец, а его машину нашли здесь, около музея Церковного наследия.
- Ах, вот оно в чём дело! Мы тогда с ним хорошо посидели, я немного притомился, вздремнул. А когда очухался, его нет. Мало того, расковыряна одна погребальная мраморная доска в стене. Об этом захоронении мы много с ним говорили, он очень интересовался. Кстати, оказался весьма образованным и толковым историком. С ним общаться совсем не скучно было.
- А куда же он делся? И что было расковыряно?
- Дело было так. Тоже к вечеру, но не поздно, он появился и попросил осмотреть костёл. Я, конечно, упёрся, мол приходи завтра, когда открыто будет. Тогда он подошёл ко мне деликатно, с литрухой. А когда выяснилось, что мы оба историки да почти ровесники, то вообще чуть было не побратались. Костёл он изучал очень внимательно, обнюхал все закутки, но ничего для себя интересного не нашёл. Единственное, что он пропустил, так это самое старинное захоронение мальца, аж XVI века. Да оно и немудрено, мемориальная доска на высоте двух метров, в стене отделяющей центральный неф от левого, бокового. Да к тому же за века обросла отложениями, аж надписей почти не видно. Я ему это дело показал. Он сначала смотрел на неё без эмоций, а потом как только прочитал «Simonis Kierelis», так чуть не подскочил, меня напугал. Вытащил из кармана копию какой-то бумажки, стал тыкать мне ею в нос, и просил рассказать всё, что знаю об этом погребении.
- Я знаю, какая бумажка, - взволнованно произнёс Альфред, - у меня тоже с собой такая есть, вот смотрите, что на ней удалось разглядеть: «... мальчик ...  С.... К...... евреи ... Смерт..... Св.... бездна ...  Франц.... змеи ... 1592...РХ».  Что вы знаете об этом захоронении? Не томите!
- Ну, какой шустрый, наливай давай и слушай. Костёл францисканцев вместе с монастырём был построен в 1490 году. А век спустя, в 1592 году, у стен костёла тремя евреями был до смерти замучен в ночь на Пасху семилетний мальчик, имя которого тебе уже известно. Но самое интересное в этой истории - это то, что они  у мальца что-то выпытывали, но он тайны не выдал, только грозил своим мучителям змеями. Но и это не всё, гляди аналогию. Есть неканоническая, но очень древняя легенда, согласно которой три еврея замучили строителя Хирама, выведывая у него тоже какую-то тайну, и было это тоже на Пасху, правда, еврейскую.  Но и это тоже ещё не всё, - пьяно заухмылялся старик, - вспомним три синоптических Евангелия. Там фигурирует некто Симон Киринеянин, которого римляне заставили нести крест Христа на Голгофу. Но он сам был евреем. Короче тут без литрухи не разобраться, сам чёрт ногу сломит. Ох прости Господи. Ты это, и-к ... наливай.
- Это всё, что вы знаете? – наливая по новой, поинтересовался Альфред, - Кстати, где погребение мальчика?
- Найти нетрудно, ежели знать, - заплетающимся языком промямлил дед Иван, - на вот ключи. Пройдёшь притвор и по левой стороне увидишь, сразу после бокового прохода. Ступай, а то я что-то притомился, малёк передохну.

Луч фонарика метался по огромному, высоченному  центральному нефу костёла. Кое-где виднелись следы реставрации: строительные леса, лестницы, пиломатериалы и т. д. Альфред усилием воли заставил себя успокоиться и направил фонарь влево, за боковой проход. Никаких следов захоронения на стене не наблюдалось. Тут он вспомнил, что старик указывал на высоту в два метра, и, действительно, там оказалась замызганная да ещё треснутая мраморная доска. Вокруг неё виднелись следы явно свежей шпаклёвки. Альфред достал из кармана тепловизор, направил на табличку и ... обомлел. Она на экране прибора заметно выделялась своей температурой от окружающих предметов! Молодой человек не поверил своим глазам, отвёл прибор в сторону и направил вновь.  Ошибки быть не могло, температура таблички превышала окружение градуса на три-четыре. 

Дальнейшие действия вытекали просто из элементарной логики. Подобрал подходящую лестницу, приставил к стене. Найденным тут же мастерком раскрошил свежую замазку. Древняя мраморная пластина легко подалась, её аккуратно опустил и прислонил внизу к стене. Опять взобрался на лестницу и осветил проём. Это был точно такой же узкий лаз, как и во сне! Только его длина не превышала четырёх метров, но как и во сне, у торцевого тупика стоял приземистый глиняный сосуд с крышкой и изображённым католическим крестом, правда, по бокам основания креста виднелись буквы «А.» и «А.».
Но что-то было не так, Альфред этого никак не мог понять. Он опять применил тепловизор и выяснил, что тепло исходит не от торца лаза, и не от сосуда, а от днища канала, причём, по всей длине. Ещё раз осветив лаз, наконец понял, что его смущало. Канал имел длину не менее четырёх метров, а толщина стены - около полутора метров.

В волнении спустился с лестницы и обошёл стену. За ней был пустынный боковой неф. Оптический обман? Но это легко проверить! Нашёл крепкую четырёхметровую доску и начал проталкивать в лаз ... она ушла полностью и упёрлась в торец! Мистика? Волшебство? Или вход в параллельный мир? Как бы там ни было, останавливаться нельзя, надо лезть в канал и добраться до сосуда, а там будет видно.

Альфред очень осторожно полз по каналу, одной рукой опираясь на днище, другой на крепкую доску. Уже в полуметре от сосуда, днище под рукой перестало держать и легко, бесшумно ушло вниз. От падения его спасла доска. Как только он перенёс вес тела на неё, днище так же тихо вернулось на место. Подсвечивая себе фонариком повторил действие. Увиденное завораживало. Внизу тесная каменная камера со стоящим на полу небольшим ящиком из тускло-серого металла. На крышке ящика золотой кадуцей. Но завораживало не это: дальней стены у камеры не было, там была чёрная пустота, которую луч фонаря не пронизывал, а она его не отражала!

Вернув днище на место, Альфред аккуратно попятился. Через пять минут он уже был в дежурке около посапывающего деда Ивана и наливал себе полный стакан водки. Опрокинув содержимое в себя, уверенно направился к машине за буксирным тросом.

Светало.  Перед Крижкальнисом-старшим сидел очень грязный и до предела утомлённый внук. Слова ему давались с большим трудом, глаза сами закрывались, но дед его не отпускал:
- Ладно, скажи мне последнее. Как тебе всё-таки удалось вытащить тяжеленный ящик из ... из ... даже не знаю, откуда, и загрузить его в машину?
- Дед, ты забыл, что я по специальности хоть и физик-ядерщик, но по квалификации инженер. Использовал все подручные средства, а в основном помогла ручная лебёдка, найденная там же. Всё, больше ничего не скажу, иду спать, даже мимо душа.

Утро началось у Альфреда ближе к обеду. Выглядел он несколько разомлевшим, но довольным. Оба Крижкальниса опять сидели на веранде и баловали себя крепким, ароматным кофе. Старшему всё не терпелось узнать побольше:
- Так что ты думаешь дальше делать с этим ящиком? Он же смертоносный!
- У нас в университете есть подземная радиационная лаборатория, при ней специальная испытательная камера с мощной защитой от проникающей радиации. Для манипуляций, то есть работы в камере, имеются две механических руки, управляемые дистанционно. Наблюдение производится через видеокамеры и мониторы. Там я сниму крышку со свинцового ящика, извлеку шар и просвечу его под разными углами жёсткими рентгеновскими лучами.
- И что ты там увидишь?
- Во-первых убедимся в конструкции, то есть полый шар или сплошной. Во-вторых из одного ли материала состоит, так как по легенде он чёрно-белый, и, наконец, при помощи дифракционного рассеяния узнаем, что это за материал.
- Ну внук, ты опять за своё: тебе главное научные исследования. А тайна кадуцея в стороне?
- Дед, а как и где ты собираешься тайну раскрывать? К гадалке что-ли пойдёшь? Просветим - что-нибудь и прояснится.
- Ладно, Бог тебе судья. Ты лучше расскажи про чёрную стену в каменном мешке, где святыня хранилась. Да и что в глиняном сосуде, открывал ли его?
- Лады, сначала про сосуд . Там зола или пепел, то есть прах после кремации, по логике, убиенного мальчика. А вот со стеной загадочней. Она ничего не отражает, как абсолютно чёрное тело, то есть её как бы и нет. Пробовал её потрогать, но рука ушла в неё, стала невидимой, а я почувствовал нестерпимый холод, как будто руку окунул в жидкий азот. Думаю отец, попав в этот каменный мешок, туда и шагнул. Я, уходя, водрузил мраморную плиту с письменами на место и замазал, а он нет.

Весь следующий день Альфред провёл в подземной лаборатории. Открыть ящик и достать шар удалось легко, но как и предполагалось радиационный фон вырос неимоверно, приборы почти зашкаливали. Шар, в самом деле, оказался идеально круглым и двухцветным. Половина серебристо-белая, другая серебристо-чёрная. Интуиция подсказывала, что эти половинки можно разделить. Но как? Просветил предельно жёсткими рентгеновскими лучами, они подтвердили разность веществ в половинках, но ... поразило другое. Это, действительно, сверхтяжёлые металлы, однако дифракционное рассеяние показало, что их нет в таблице Менделеева! Уверенность была только в том, что они Урано-Радия-Плутониевой группы.

Альфред внимательно смотрел в монитор медленно поворачивая шар механической рукой. И тут его осенило! Половинки держатся крепко между собой за счёт молекулярного притяжения. Разорвать его практически нельзя, но ... можно сдвинуть! Послушно повинуясь воле оператора, механические руки пришли в движение и ... о чудо! Половинки шара по плоскости соприкосновения легко расползались. Альфред, наконец, разъединил их и разложил по разным местам разъёмными плоскостями вверх.

Что-то произошло, но он сначала не понял. Оказывается пропал звук приборов указывающих на радиацию. Так и есть: уровень радиации в камере испытаний упал почти до нормального, осталось только побочное, вторичное излучение. При большом желании в камеру можно было даже войти, не опасаясь за последствия. Наука до этого в испытаниях ещё не доходила, только предполагала теоретически, что есть критическая масса радиоактивных веществ, при которой излучение возрастает многократно, но цепной реакции ещё не происходит.  Эту массу ни угадать, ни даже рассчитать невозможно. Это то же самое, что поставить иголку остриём на стекло и надеяться, что она будет стоять.

Молодой человек долго сидел с открытым ртом и вытаращенными глазами, пока не увидел нечто непонятное на разъёмных плоскостях полусфер. Приблизил изображение и обомлел: там было что-то написано! Удивляться и благоговеть перед тайной тысячелетий сил уже не было. Перекинул изображение на флешку и отправился домой. Там, сунув носитель деду со словами «Посмотри, что там написано», отправился на боковую, глубоким сном восстанавливать физические и душевные силы, потраченные на исследование неведомого.

На следующий день, за завтраком старший Крижкальнис был немногословен, хмур и задумчив. А молодой, зная нрав старика, с высказываниями его не торопил. Наконец они оказались в кабинете-библиотеке, где дед сразу сердито задымил сигарой.

- Ну дед, не томи, рассказывай, что там написано. – не выдержал Альфред.
- Могу ответить коротко: там не написано ничего, или наоборот, там начертано всё.
- Ладно, то, что ты философ, я давно в курсе. А конкретнее можешь?
- Начну издалека, но ты напрягись, попробуй проникнуться и понять. Итак, вся Вселенная состоит из одной энергетической эссенции. Мы, люди, лишь составная часть этого единого целого, причём безграничного, поэтому непознаваемого. Это бесконечно непознаваемое уходит как вверх, так и вниз, то есть как в макромир, так и в микромир. Тоже относится и к человеку, его познанию добра и зла, любви и страха, прошлого и будущего, агрессии и миролюбия, единства и противоположностей, материи и духа. Все эти понятия до конца непознаваемы. Мало того, наука открывая горизонты познания, убеждается в том, что имеет дело со снежным комом – чем больше познаёт, тем больше становится непознанного. Что подтверждает гений Сократа: «Я знаю, что ничего не знаю» . Это же подтверждают все монотеистические религии, утверждая, что Бог – это сущность, которую познать невозможно. Апостол Павел выразился так: «О, бездна богатства и премудрости и ведения Божия! Как непостижимы судьбы Его и неисследимы пути Его! (Рим.11:33).
- Дед, опять ты занимаешься софистикой. Я давно знаю, что Бог – это не что иное, как сущность человека, оторванная от него самого и вознесённая в заоблачную высь. Лучше скажи, что написано на этих чёрно-белых «скрижалях».
- Ты рассуждаешь как убогий, заскорузлый материалист, и возвеличиваешь человека над всем остальным. Но он всего лишь несовершенная частичка этого бесконечного для познания мира.  Там написано, что к познанию мира надо стремиться, но познать его невозможно.
- И всё? Так и написано? – Альфред от удивления аж привстал.
- Не совсем так. Там изложено тэртерийскими пиктограммами. А эта так называемая письменность относится к VI тысячалетию до н.э., то есть именно к тому времени, которое основные монотеистические религии признают за момент Сотворения Мира.
- Ну, дед, ты прямо как адвокат-еврей на судебном процессе. Столько говорил, и ничего не сказал. Ты расшифровал пиктограммы?
- Не сам. Я только помог немного компьютерной программе по расшифровке древней письменности. И она мне поведала, что на чёрной половинке шара начертано: «ОТКРОЙ СЕБЯ – ПОЗНАЕШЬ МИРОЗДАНИЕ», а на белой: «ОТКРОЕШЬ МИРОЗДАНИЕ – ПОЗНАЕШЬ СЕБЯ».  Сразу объясню, что это две противоположности, и обе недостижимы.
- Какая-то мистика-хренистика. И стоило мне корячиться из-за этого шарика? Хотя радиоактивные сверхтяжёлые металлы, из которых он изготовлен, как бы и не существуют в природе. Вот хоть этим исследованием займусь.
- Наверное огорчу тебя, внучок. Думаю: в своей лаборатории ты уже не найдёшь и следов чёрно-белого шара. Так же как к утру пропали из моего компьютера все следы по материалам надписей, как и на твоей флешке тоже.  Скажу ещё больше. Если сейчас вскрыть мраморную табличку захоронения мальчика в костёле, то там будет только неглубокая ниша с урной для праха, и никакого четырёхметрового лаза.

У Альфреда отвисла челюсть от удивления и долго не хотела закрываться. Когда с челюстью удалось совладать, он помчался в университет, к исследовательской камере. Слова старого профессора философии подтвердились. Никаких половинок шара там не было, как и свинцового ящика. В компьютере тоже никаких следов съёмок вчерашних испытаний. Осталась на месте, опять к его удивлению,  только крышка ящика с изображённым на ней золотым кадуцеем. Её молодой человек привёз домой и водрузил на стену перед своим письменным столом. Эта реликвия очень помогала предаваться размышлениям, уходящим далеко за пределы здравого смысла атеиста-материалиста.

Вильнюс, 17 апреля 2018 года.