Золотой голос батальона

               
   Барбитуре

– Так сколько у нас бойцов с роты охраны участвует в завтрашнем ПХД? – Сухо спросил комбат у старшего лейтенанта Халимова.
Не то чтобы этот молодой командир роты был таким, но иногда складывалось впечатление, что ему так не хватает приставки "под" к его фамилии.
– 102, товарищ майор. Плюс два – госпиталь. Плюс три – наряд. – О трапортовал старлей.
– Подождите, – комбат исподлобья посмотрел на строй солдат, совсем зелёных как снаружи, так и внутри. – А где ещё двое?
– Из ДКРА просили отпустить завтра на генеральную репетицию с последующим выездом в полк и проведении там весеннего концерта. - Ответил Халимов.
– Хм, что ж эти зае.. Золотые голоса батальона, не знают, куда попали? – Прокомментировал майор Лысенков.
При этих словах в строю, где-то в предпоследней шеренге рядовой Веселов и рядовой Смычков перекинулись друг с другом печальным взглядом, понимая к чему ведёт этот диалог.
– Чтоб на завтрашних работах было 104 военнослужащих срочной службы, товарищ комроты!
– Есть, товарищ майор!

* * *

Весна только-только брала бразды правления в тёплые руки, и порой давала подержать их на время своей суровой холодной сестре. Поэтому люди не знали окончательно, как стоит одеваться, выходя на улицу? С утра вас могли поджидать остатки ночной прохлады и заморозков, а к середине дня - капель и блестящие ручьи вдоль дорог возвещали пришествие оттепели. Но в дивизии такой проблемы не было. Форма есть форма. Устав есть устав. По этой причине многие служащие, до первого замечания, как могли боролись с жарой, кто расстегивал пуговицы на бушлате, кто под низ не надевал шарф, кто и то, и другое. А ведь ранняя весна тем и опасна, и, возможно, вследствие таких поступков рядовой Смычков и почувствовал себя нехорошо утром того дня, накануне ПХД: нос был слегка заложен, в горле будто небольшой комок, мешающий глотать и сухость во рту.
Но вот наступило утро следующего дня, суббота. Дневальный уже разбудил роту, личный состав поднимался и готовился к утренней прогулке и туалету. Веселов Рома и Смычков Андрей были с одного взвода, поэтому кровати их были недалеко друг от друга, если быть точным – через один проход. Спали они оба на верхних ярусах.
– Здорово! – Улыбаясь, сказал Веселов своему армейскому товарищу.
– Здороо.. Зд.. – Просипел Смычков, медленно и лениво сползая с кровати, словно старик, одряхлевший за столь короткую ночь. Левой рукой он держался за горло.
– О-о-о, да у тебя ж голоса считай нет! Видно комбат всё подстроил, – подмигнув, попытался приободрить сослуживца Веселов.
– Да, реально, хоть.. Хоть не сильно обидно приболеть, всё равно не отпустили, – еле произнёс тихим шёпотом Андрей.
Но болеть всё равно не хотелось, кто ж это любит? Тело новоявленного старика Смычкова недомогало, чувствовалась усталость, ломило кости, словно он и не спал вовсе ушедшую ночь, а возможно и предыдущую тоже. Глаза слипались, как у двухнедельного котёнка, и клонило в сон. Осипшее горло требовало очистки каждую минуту, отчего Андрей кряхтел, тем самым ещё больше походя на старца или на курильщика со стажем, хотя таковым не являлся.
Наскоро надев китель и штаны, парни застегивали пуговицы на одежде через одну, потому что не хотели, чтобы рота ждала их, излишнее внимание было ни к чему. После чего они буквально нырнули обеими ногами в кирзовые сапоги и побежали в строй.
Никто на утреннем построении, в том числе и Смычков, не обратился за медицинской помощью. Через пять минут батальон всем составом нарезал уже второй круг по плацу, нечищенному и занесенному снегом, с заметными на нем виляющими бороздами от ног, что оставляли как хвосты за собой подразделения дивизии.
– Жаль сегодня не среда, – на ходу произнёс Рома своему товарищу, тот задумчиво кивнул, соглашаясь.
По средам в столовой на завтрак подавали кашу, рисовую молочную кашу, и она была сладкая, с сахарком. Большинство ребят любили этот день, ведь в армейские будни им так не хватало сладкого, что каждая посылка из дому для кого-то из местных (для остальных это было редкостью) была на вес золота, но расходилась моментально, ведь делили её все вместе в комнате досуга. Кто что успел ухватить, тот потом и смаковал, делился с друзьями или выменивал на что-нибудь полезное.

* * *

– Строй роту, дневальный! – Скомандовал дежурный по роте. Сегодня это был рядовой Шилов, на контрактной основе он служил уже не первый год, мускулистый исполнительный парень в расцвете сил, с хмурыми рубленными чертами лица и громким жёстким командным голосом.
– Рота, становись на месте построения! – Звонко и пронзительно завопил дневальный, после чего, услышав звук приближающихся на лестнице шагов, заглянул в окошко, расположенное на входной двери, и добавил: - Дежурный по роте, с дэкара пришли!
Дверь открыли, и вошла Елена Михайловна, приятной внешности женщина лет пятидесяти, руководительница одного из кружков в доме культуры, кружка пения и танцев. Также она пела в местном хоре, куда набирали и военнослужащих срочной службы. Уверенным шагом, стойко держа осанку, Елена Михайловна подошла к столу дежурного по роте и стала что-то увлечённо обсуждать с рядовым Шиловым. На другом конце центрального прохода за этой сценой внимательно наблюдали рядовой Смычков и рядовой Веселов.
– Ты это.. Если что, не стремайся, иди один, наверное, позовут, – понимающе прохрипел Андрей.
– Угу, – утвердительно мотнул головой Рома.
– Рядовой Смычков, рядовой Веселов, на выход! – Услышали они вызов дневального.
Они резво подбежали ближе к выходной двери и, поравнявшись с офицерской канцелярией, остановились около дежурного.
– Собирайтесь, мальчики-девочки, петь пойдём. Ваша мама пришла, молочка принесла, - улыбаясь, съехидничал Шилов.
– Здравия желаю! – Залихватски, в своей манере, поприветствовал женщину Веселов.
– Здравствуйте, Елен Михална! – Проговорил с трудом Смычков.
Та улыбалась самой доброй в мире улыбкой, глядя на парней, как на сыновей, пока не услышала голос Андрея:
– Что такое? Только не говори, что заболел!
Он расстроенно кивнул, соглашаясь с высказыванием.
– О-о-о! Всё, никуда он не поедет, тёть Лен! Без голоса же, но в роте ему петь и не придётся. Тут он нужнее будет, – моментально и рьяно спохватился рядовой Шилов.
– Ну, Саш, что ты такое говоришь, у нас треть программы на нём! Разреши лучше нам чая попить горяченького, я думаю, разойдется он до концерта. Не зря ж мы всё готовили в конце концов! – Посетовала Елена Михайловна.
После небольшой дружеской перебранки, в процессе которой можно было без труда уловить наигранно комичные фразы: "Да где это видано, чтоб во время моего дежурства срочники чай попивали в роте, как дома!" или "Не дослужился ещё, салага!", Андрей Смычков, стоя за углом канцелярии подальше от возможных взглядов сослуживцев, украдкой попивал горячий чай из большой чёрной кружки под приговоры Елены Михайловны:
– Ничего, ничего. Сейчас чаёк, потом Strepsils порассасываешь, горло и связки прогреются, и всё будет хорошо.

* * *

В большом военном КАМАЗе на удивление было даже уютно. Это был не тот, уже привычный, бортовой грузовик с натянутым вместо крыши старым тёмно-зелёным брезентом, на котором обычно они ездили на стрельбище, полевые сборы или при объявлении тревоги. Машина выглядела ухоженной, возможно новее, чем основной парк автомобилей дивизии, на ней возили работников, участвовавших в творческой самодеятельности. Крыша и стенки были изготовлены из металлического каркаса, внутри деревянная обшивка с утеплителем, а снаружи зеленели также металлические листы. В салоне вдоль стен находились удобные сидения для пассажиров с мягкой обивкой и простенькая лестница, один конец которой был закреплён у торцевых дверей, а второй, при посадке и высадке, опирали на землю. Когда наступали холода и утеплитель не справлялся с перешедшими в наступление морозами, на помощь местным артистам приходила печка, управление которой было в кабине водителя.
Салон был полон. С одной стороны расположились постоянные члены коллектива, выступавшие не только для военных, но и для различной городской публики. У выхода, с баяном на коленях сидел, озабоченно прокручивая в голове программу концерта и постукивая пальцами по корпусу инструмента, Виктор Николаевич, пожилой, но не растерявший молодой задор мужчина, он заправлял хором, дирижировал им при необходимости, давал советы, если человек не улавливал мелодию, а также мог сыграть нужную песню в любой удобной вокалисту тональности. Одет он был просто, но официально – тёмно-серые классические брюки, чёрные туфли, натёртые до блеска и белая рубашка, верхняя пуговица которой была расстёгнута. Слева от него расположилась его жена, тоже давняя участница хора. Пела она прекрасно, репертуар песен был широкий, от старый народных и военных композиций до многих современных исполнителей. Далее были две женщины в пестрых нарядных платьях в пол, давние подруги. Обе с утра нанесли праздничный макияж: ярко-красная помада, поблескивающая на губах, от уголков которых тянулись тоненькие мимические морщинки; розоватые румяна на щеках; ухоженные тёмные брови, длинные ресницы и подведенные веки глаз.
Напротив подруг сидела Елена Михайловна, копошившаяся в дамской сумочке из чёрной кожи, тщетно пытаясь найти какое-нибудь спасительное средство, выручай-таблеточку от всех невзгод. Рядом с ней – военные артисты.
– Ну как, Андрей? Лучше хоть? – С неумирающей надеждой в голосе спросила Елена Михайловна. Смычков отрицательно покачал головой.
– Скажи "а", – подключилась жена Виктора Николаевича, – попробуй пропеть.
– А-а-агхм, – всё, что смог выдать Андрей. В этом "а", если прислушаться, можно было разобрать, как его голосовые связки скрипят и трутся друг об друга. Нехотя, через силу, словно наказание.
– Сейчас, сейчас, – женщина не унималась. – У меня с собой есть таблетки хорошие, Strepsils.
– Да уже пробовали, сбился со счёту, сколько я их уже за сегодня съел, – печально произнёс Смычков.
– Не ешь, а рассасывай, – приговаривая, дала она ему начатую упаковочку темно-красных таблеток, – они малиновые с перчиком. Разогревающий эффект. Должно помочь смягчить горлышко.
Молча пожав плечами, Андрей взял упаковку в руки, достал таблетку и положил её на язык.

* * *

"И всё же это не лекарство", – думал он. Таблетки, точнее выразиться, конфетки, были очень вкусные, сладенькие и действительно немного напоминали малину, перец согревал горло – приятное чувство, но это было не лекарство.
Дорога назад на удивление не казалась скоротечной. Рядовой Смычков сидел, легко покачиваясь, когда машина в очередной раз проезжала по неровностям на старом шоссе. Ощущение праздника, которое он ждал, всё-таки пришло.
Пришло, когда водитель остановился, когда открылись двери автомобиля, и ребята выставили сходную лестницу. Андрей по-джентельменски подавал женщинам руку, помогая аккуратно спуститься на землю. Праздник явил себя во всей красе под лучами тёплого солнца, которое озарило прибывших артистов. Новая обстановка перед взором всецело занимала глаза. Полк располагался далеко за городом, в лесу, между могучих сосен и молодых берёз, только-только заплетающих свои длинные древесные косы крохотными зелёными резиночками-почками, которые были ещё едва заметны, оттого походили на девичьи "невидимки".
Группу провели в полковую комнату досуга, которая послужила им временной гримерной. Там было светло и чисто. Стены украшали различные плакаты на военную тематику - текст гимна Российской Федерации, присяга, призыв служить по контракту, карта субъектов страны и многие другие. Зрители уже перешептывались, сидя на деревянных табуретах ровными строевыми колоннами по пятеро. Артисты ДКРА заканчивали последние приготовления: кто переобувался, кто закалывал волосы, кто волнительно повторял тексты песен, хоть они и отскакивали от зубов в привычной обстановке. Программу немного перекроили, многие песни Андрея пришлось исключить, а хоровые исполнять без него. Но репертуар у коллектива был обширный, потому концерт по времени дополнили другими композициями, чтобы он стал полноценным, как и задумывалось.
Смычков на протяжении всего мероприятия находился в комнате. Сидел на тучном мягком диване и уже по инерции пил таблетки, ходил вдоль рядов ученических столов и рассасывал леденцы, облокотившись на потрескавшийся подоконник, прихлебывал горячий чай с джемом. Пару раз украдкой выглядывал за дверь, посмотреть на очередное выступление. Видел и слышал, как хорошо пропел Веселов Рома, впервые послушал хор со стороны (звучание и переливы голосов завораживали), понаблюдал за реакцией и восприятием публики, которая, к слову, была внимательной и тихой. Чего скрывать, другу он немного завидовал, но доброй белой завистью, несмотря на которую был рад, что у него всё получалось.
От таких свежих, ещё неостывших воспоминаний Андрей невольно улыбнулся. Пусть и не получилось принять непосредственное участие в программе, но этот день запомниться ему никак не грустным меланхоличным настроением, а наоборот, светлым, наполненным добротой и заботой. Весна. Впереди три жарких месяца, после чего, с первыми опавшими листьями, он поедет домой. А за оставшуюся службу это далеко не последний выезд, не последняя репетиция. Андрей знал, что всё будет хорошо. С такими лёгкими мыслями он и заснул.


12 апреля, 2018 года