Часть 1 Глава 4 - Лучшая тайна та, о которой...

               Глава 4: «Лучшая тайна та, о которой никто не знает».


     Мы решили не возвращаться на Имперский тракт, а слегка срезать путь по берегу Каленхада и выйти на Старорыночную дорогу, ведущую в небольшую деревушку Крествуд. Зелёные, утопающие в лесах предгорья постепенно сменялись широкими лугами, покрытые бурной зеленью. Где-то трава пожухла от недостатка влаги. Земля все чаще покрывалась шрамами оврагов. Солнце палило нещадно, заставляя нас прятаться под плащами в попытке избежать ожогов. Жажда стала нашей вечной спутницей, равно как ее вечная подруга усталость. Пытаясь хоть как–то экономить силы, в самый разгар пекла, делали остановку, скрываясь в пещерах, которых в округе было предостаточно, выгадывали несколько часов для отдыха и сна, чтоб после того как спадет пик жары, выйти и продолжать путь.
     На второй день, на дневном привале Севалин, который последние несколько дней выглядел несколько потрёпанным, отключился даже не напившись воды. Его лицо было бледным, покрытым испариной и таким осунувшимся. Заметив встревоженный взгляд Густава, я спросила.
     – Он болен? Может дать настойки? У меня есть парочка настоек для здоровья и универсальный антидот, – на что Густав отрицательно покачал головой.
     – Прибереги на будущее. Они ещё пригодятся, а Севалин отдохнёт и двинется в путь.
     – Может, остановимся до утра? Полдня ничего не изменят.
     – Не нужно, позволь парню сохранить хотя бы гордость. Жалость женщины последнее, что требуется воину.
     – Глупо.
     Намочив платок водой, я осторожно присела рядом с парнем, вытирая испарину. Можно ли испытывать к мужчине жалость тем самым, не унижая его? Я всегда считала, что да. Ведь от части то, от чего они шарахаются, не что иное как забота.
     – М-м-м... – парень замычал и задрожал всем телом, и Густав оттолкнув меня, прижал его всем своим небольшим весом к земле. Разжав зубы воткнул между зубов подобранную с земли небольшую ветку.
     – Давай, парень. Потерпи, сейчас отпустит. Тише, тише.
     К собственному стыду, должна признаться, что повела себя как несмышленыш – стояла, прикусив от волнения кулак и наблюдала за происходящим. Спустя несколько недолгих мгновений, которые показались мне вечностью, я отмерла и бросилась на помощь. Достав с пояса успокоительную настойку, я осторожно влила ее в щель между стиснутыми зубами и провела по горлу, помогая парню глотнуть жидкость. На бледной, почти прозрачной коже, отчётливо проступили сине–фиолетовые дорожки вен. Губы белые и тонкие были искажены в гримасе страдания. Не знаю, что именно происходит, но на мой сугубо непрофессиональный взгляд такими темпами долго он не протянет. Настойка к всеобщему удивлению все–таки сработала, и спустя пару минут Севалин уже спал крепким сном.
     – Нам придется остаться здесь, – вынужден был признать Густав, взъерошив и без того лохматые волосы. – Он проспит до утра.
     – Хорошо. Схожу прогуляюсь, – сказала, поднимая с земли колчан с самодельными стрелами, – может удастся подстрелить кого-нибудь.
     – Только ты не долго. Я буду беспокоиться, – попросил маг и я кивнула.
     Уже на входе в пещеру остановилась и посмотрев еще раз на Севалина спросила:
     – С ним точно все будет хорошо?
     И была готова услышать какую угодно ложь, только бы не растерянное признание.
     – Понятия не имею.
     На этой невеселой ноте, я развернулась и выскользнула в жаркий и душный день.

     Геноцид учиненный над бедными фенеками не облегчил жизнь ни мне, ни им. Правда простая и обыденная работа, такая как свежевание тушек, помогла привести мысли в порядок. Три шкурки, очищенные крупным речным песком, смешанным с мелкой острой галькой, сохли на берегу, пока я методично разделывала тушки, прикапывая тут же то, что не пойдет в пищу. Конечно, все это можно было сделать и в пещере, но своё нежелание находиться рядом с приболевшим парнем, я попыталась оправдать этим важным занятием. Когда тушки были разделаны на идеальные кусочки, подсолены и осыпаны пряными и травами, нанизаны на зачищенные веточки, более ровные собратья которых, пошли на самодельные стрелы, все разумные аргументы, доводы и отмазки исчерпали себя. Мне пришлось вернуться к парням. Чертова совесть не позволяла бросить их в таком состоянии. Каково же было мое удивление, когда вместо бледного родственника упыря болотного, обнаружила вполне живого и здорового блондинчика, полирующего свой меч, его брат по несчастью дрых в прохладе, беззастенчиво похрапывал.
     – Ты долго. Думал, что ты уже на пол пути к Денериму.
     – А я думала, что ты тут помираешь, – я повела плечами, озадаченная его внезапным выздоровлением. – Вот так мы не оправдали надежды друг друга.
     – Отчего же! Я рад, что ты не ушла.
     Не желая развивать эту тему, села над сооружённым из нескольких булыжников очагом, и принялась методично складывать пирамиду из тонких сухих веток, обильно пересыпая их сухой травой, недостатка в которой мы не испытывали, делая вид, что меня нисколько не заботит повисшая между нами тишина.
     – Испугалась?
     Я вздрогнула от неожиданности. Заигралась в игру "незамечайка" и не услышала, как парень присел рядом со мной, запустив ладони в волосы.
     Глупо было отрицать очевидное. Спокойно ответила:
     – Да. Расскажешь, что это было?
     – Не сейчас, – парень отвел глаза.
      «Тайны. Снова тайны.»
     –  И как часто повторяются приступы?
     – Больше такого не будет! – уверенно заявил он.
     – Хорошо. Есть хочешь?
     – Готов дуффало  слопать, – он улыбался, только в глазах все так же тревога, сменялась с настороженностью и досадой.
     – Могу предложить только фенека, – наигранно улыбаясь пожала плечами.
     – И на том спасибо!
     Я погрузилась в готовку и снова отрешилась от всего мира, наблюдая за маленьким огоньком, постепенно поедающим сухую траву, но не забывая о присутствии, и только потому не взвизгнула, когда мужская ладонь опустилась мне на плечи и рывком дернула к себе. Я как болванчик врезалась плечом в крепкую грудь, облаченную в укреплённую кирасу из жёсткой кожи.
     – Не дрейфь. Я в норме. Не нужно вести себя так, словно я приговоренный к смерти доживающий свои последние часы.
     Я растерялась, не зная, как реагировать на это панибратское отношение, тех кто когда–либо ко мне прикасался можно было по пальцам перечесть, но прошлые объятия были скорее отеческим, а эти. Эти заставили меня окаменеть, оценивая эмоции и чувства.  Нет, они не были неприятными или грубыми, и даже наоборот, просто признаюсь я боялась, что далее последует поцелуй, но к моему облегчению почувствовав напряжение, Сева отстранился и заглянув мне в глаза улыбнулся, демонстрируя белоснежную улыбку и идеальные зубы. Только вот взгляд у него был слегка задурманенный.
     – Ты что пьяный? – прищурившись спросила я. Нет, ханжой, отрекающейся от благ и маленьких человеческих радостей, я не была, да и мои благодарные слушатели за частую до портков пропитывались винными парами, только вот запаха алкоголя от Сева я не ощущала.
     – Нет! Ты что? – парень слегка отстранился и снова отвёл взгляд.
     "Ложь. Снова ложь".
     – Подай мне вон–те ветки, – я кивнула в сторону выхода, предоставляя парню возможность закрыть эту тему, и он не преминул ею воспользоваться.
     Подав ветки, он вышел на свежий воздух освежиться, хотя скорее погреться и на протяжении получаса бродил по окрестностям. Вернул его только аромат жаренного мяса, но к этому моменту Густав проснулся, а потому разговор потек в другом направлении.

     Вечером, пока я сидела у костра мои ладони потянулись к лютне. В голове складывались новые легенды и новые строки, но я не рискнула своим голосом воплощать их в жизнь, просто лениво перебирала струны, подстраивая ритм под страстный танец пламени. Парни молча слушали игру, не пытаясь заговорить ни со мной, ни между собой. Наконец Густав улыбнувшись поднялся и показательно широко зевая ушел спать, забившись в самый дальний угол достаточно большой пещеры – создавая иллюзию уединения, и я не удивилась, когда через несколько минут Севалин присел рядом.
     – Ты все еще злишься?
     Признаюсь, меня этот вопрос несколько удивил, так как чего–чего, а злости к этому моменту не осталось и следа.
     – Нет, я не злюсь, –  сказала, склоняя голову на плечо и задумчиво глядя на струны.
     – Но общаться тебе со мной неприятно, – продолжил парень, и это не был вопрос.
     – Послушай, – я улыбнулась ему как можно дружелюбней, – ну какая тебе разница, что я думаю и что я чувствую? Да, я немного испугалась, когда тебе стало плохо и очень рада такому быстрому излечению. Надеюсь больше таких приступов не будет.
     – Я бы хотел рассказать, но… ты не поймешь Тин!
     – Я не прошу доверять мне и открываться мне, – тут уж я конечно душой покривила. Просить-то я конечно не просила, но мне бы этого очень хотелось. – У каждого из нас свои секреты и свои тайны. Мы посторонние люди, чужие друг другу.
     – Я не хочу быть тебе чужим! – бросил он и склонившись коснулся моих губ, ожидая ответа. Наверно я была на него все–таки зла, потому что, не смотря на тепло, которое жаркой волной пронеслось по моему телу, нашла в себе силы отстраниться и покачать головой. 
     – Не нужно Севалин. Это лишнее.
     – Тин…
     – Давай спать. Завтра будет еще один долгий и сложный день. – Я отвернулась и посильнее укуталась в плащ, пытаясь отгородиться то ли от него, то ли от тех чувств, что он смог во мне пробудить. И это была не страсть, а щемящая тоска и одиночество.

     Следующие два дня прошли без каких–либо приключений. Если не считать моего стойкого ощущения что мы слегка заблудились или же ходим кругами. Глупая была идея сходить с проторенной дорожки и искать свою короткую. Еще и постоянная жара медленно сводила с ума. Дорога. Спутники, делающие вид что все хорошо. Молчаливый и внимательный Севалин. Мелодия лютни по вечерам и треск поленьев в костре – все это достало до изжоги. Наверное все-таки наверно дело было в путниках, в одиночестве я могла бродить по лесам лугам бесконечно долго, не испытывая особых сложностей.
     Наконец небеса сжалились над нами и небо заволокло облаками, и на разгоряченную землю пролился теплый летний дождик. В воздухе тут же появилось ощущение чистоты и свежести, а мое настроение вернулось в зону "живи и наслаждайся". Недуг Севалина больше не давал о себе знать, хотя я заметила, что ночью он куда-то отходил, но любопытство мое уже давно сидело на "диете", а потому не терзало меня и не навевало тревожные мысли. К тому же, он взрослый человек и не обязан передо мной отчитываться, а то нарвусь и выслушаю какую-нибудь душещипательную историю о том, как бедный мальчик терзается медвежьей болезнью. В общем, принцип "меньше знаешь – лучше спишь" действовал безотказно, правда доверия в наши отношения этот принцип никак не добавлял.
     Мы обсуждали различные темы, будь то, необходимость остановки в городах, возможность использовать стационарные порталы. Казалось, парней тяготит дорога и они жаждут поскорее оказаться в жарком, душном Денериме, а я же не планировала оказаться там раньше, чем листва на деревьях обретёт золотисто–багряные оттенки, но их спешка слегка раздражала, о чем я и поспешила высказаться.
     – Это путешествие! Дорога зовёт в путь, природа жаждет чтобы ею любовались, а вы... Вы ведёте себя словно вас в городе ждут жены с малыми детьми и с голоду помирают. Расслабьтесь, прислушайтесь к этому миру, к ветру, к пенью птиц... Природа полна спокойствия и готова с вами им поделиться. 
     – Так ты тут птичек слушаешь?
     – Дорога не терпит спешки. Дорога... Ну как вам это объяснить? – Покачала головой, понимая, что они не смогут ни оценить, ни понять, ни разделить странную тоску, что сжимает в тиски сердце, лишь только подумаю, что однажды сменю жёсткую постель из хвои и ночное звёздное небо над головой на шелк супружеских простыней и каменную клетку, иначе именуемую домом.
     – Нам этого не понять, птичка. Наши души накрепко привязаны к городам и цивилизациям, но мы не будем тебя торопить, к тому же мы сами напросились в спутники.
     – Спасибо, Густав. Кажется, нам пора спать. Завтра встанем за светло, нужно наконец–то добраться до дороги.
     – Спокойной ночи, – услышала я, устраиваясь на валежник из травы и мха, кутаясь в плащ. – Сладких и добрых снов.