Вишневое вино

Brain Crain — «Gentle rain».
      



       «Что-то не похоже на весну» — подумала Мирэ, по-плотнее укутавшись в любимый кашемировый шарф кофейного оттенка. В лицо беспощадно дул прохладный промозглый ветер, заставляя мягкую ткань обвернутую вокруг шеи , хлестать по лицу при каждом его порыве. Из-за чего приходилось постоянно вытаскивать правую руку из глубокого кармана парки и поправлять шарф, что было крайне неудобно для неё. Ведь хрупкие ручонки с нежной на вид светлой кожей тут же начинали мёрзнуть, прямо как зимой, когда забыл надеть перчатки перед выходом на улицу. В добавок ко всему шёл мелкий, но все же неприятно капающий на лицо дождь, что в компании с ветром, кажется, пытались устроить апокалипсис нового уровня. Подобные стихийные буйства вовсе не радовали посреди долгожданного марта, который вроде бы, обещал быть тёплым. Но синоптики ошиблись с выводами. Видимо зима ещё не спешила уступать своё почетное место такой желанной всеми весне.
       Девушка старалась быстрее передвигать ногами, дабы поскорее добраться до дома, преодолевая ещё не растаявшие скопления растоптанного снега. В лицо всё ещё дул ветер и Мирэ в очередной раз обрадовалась, что собрала волосы в хвост, чтобы те не атаковывали её вместе с шарфом.
       Её взгляд остановился на витрине располагавшегося неподалеку кафе с яркой вывеской, которая ночью обычно загоралась неоновыми цветами. «Warm place». За витриной на специальных подставках красовались разнообразного вида бисквитные пирожные и другие кондитерские изделия, что своей красотой заманивали посетителей внутрь. Люди проходя мимо, не могли не посмотреть на эту прелесть.
       И тут разразился настоящий гром. Но только не на небе, а у Мирэ в животе.  Она мечтала о тёплой ванне, чашке горячего кофе, свежеиспеченных блинчиках с кленовым сиропом, любимом пледе и стопках книг Жюль Верна на журнальном столике. Вот бы только добраться до квартиры и снять с себя наконец верхнюю одежду. Эх~
       И вот, наконец оказавшись у подъезда родной многоэтажки, Мирэ могла выдохнуть спокойно и подняться на лифте до своего этажа. Преодолев несколько этажей, лифт доставил девушку до нужного этажа и она тут же поспешила к двери своей квартиры. Мирэ начала копошиться в карманах парки, пытаясь нащупать ключ от квартиры, но, минут эдак через десять вдруг поймала себя на том, что ворошит уже и сумку, ведь в карманах ничего кроме наушников и мобильного устройства нету. В сумке, увы, ключей тоже не нашлось.
       И тут началась паника. Мирэ начала судорожно искать везде ключ, дрожащими руками.
       — Чёрт, где же вы?! — возмутилась она и со злости замахнулась со всей силы сумкой, случайно ударив тем самым по соседней двери. — Ой!
       Она испуганно уставилась на дверь и отошла от неё на безопасное расстояние, прижав руку ко рту. Ещё больше она за паниковала, когда за дверью раздались чьи-то отдаленные шаги. И не успела она предпринять попытки побега, как дверь с щелчком отварилась и из-за неё показалась слегка взлохмаченная светлая макушка льдисто-голубого цвета. Лисьи глаза уставались на неё с явным недоумением, словно спрашивая у неё «какого черта ты стучишь по моей двери»?
       — Я... — неуверенно, запинаясь начала Мирэ и невольно отвела взгляд в сторону от смущения. Парень терпеливо ждал. — Просто... Потеряла ключи от своей квартиры.
       Сосед после слов девушки пару минут лишь молчал, прожигая в ней взглядом дыру.
       — А зачем же было так усердно замахиваться на мою дверь? Вы её проломить что ли пытались? 
       Голос его, шепелявый и довольно низкий, эхом разносился по подъезду, отскакивая от стен и потолка, и почему-то заставляя Мирэ вздрогнуть и поежиться. Она помедлила с ответом.
       — Это вышло случайно, — честно призналась Мирэ. Она действительно не хотела никого тревожить в поздний час. Особенно этого паренька, что невольно напоминал девушке какого-нибудь ворчливого дедульку.
       — Так значит, вы не можете зайти в собственную квартиру, — констатировал он. А затем вдруг предложил: — Заходите ко мне. У вас потрепанный вид и усталый взгляд. Складывается такое впечатление, будто вы двухметровый кросс пробежали.
       — Мне... Можно...
       — Да-да-да, — сказал он и приоткрыл дверь. — Вы можете побыть у меня, пока будете искать свой ключ.
       Мирэ неуверенно подошла и искренне поблагодарила парня, от чего тот лишь отмахнулся и завел её в свою квартиру. Мирэ разулась и последовала за ним в гостиную. Как оказалось тот живет в трёхкомнатной квартире, что и рядом с её каморкой не стояла.
       «Каморкой, но уютной» — подумала она, разглядывая комнату.
       — Давайте свою верхнюю одежду, я повешу её на вешалку в прихожей. Вы вся намокли под дождем, — сказал он и протянул руки, чтобы снять с меня парку. Но Мирэ удостоилась снять его сама и вручила в руки парня с очередным «спасибо» на устах. На что тот снова отмахивался, ссылаясь на то, что любой на его месте оказал бы ей помощь. На что девушка в свою очередь слегка нахмурилась.
       — Вы живете здесь один? — спросила она, присев на уютный диванчик напротив камина, где тем временем полыхало не настоящее пламя.
       Квартира оказалась довольно просторной, уютной и со вкусом обставленной. Светлые обои нежно кремового оттенка придавали комнатам уютный вид. На потолке висела небольшая люстра, освещающая гостиную мягким ненавязчивым светом. В центре располагался небольшой мягкий кожаный диван того же цвета, что и стены, с несколькими декоративными подушками всевозможных цветов и оттенков, иногда даже с надписями. Рядом с диваном так же обнаружился аккуратный журнальный столик с дымящейся кружкой. Судя по всему, чай. Пол под ногами был устлан темным ореховым паркетом. А перед камином лежал мягкий коврик с небольшой стопкой исписанных вдоль и поперек листов формата А4 и ноутбуком, на экране которого открытый и заполненный наполовину файл в «Word».
       Льдистоволосый как и сказал, повесил парку Мирэ в прихожей на деревянную вешалку и крикнув с кухни чтобы та помыла руки, принялся орудовать кухонными приборами и продуктами из холодильника.
       Тщательно вымыв руки девушка последовала на кухню, где обнаружила парня, стоящего у плиты и медленно помешивающего что-то в кастрюле, над которой шлейфом поднимался пар и приятный аромат специй, манящий и аппетитный. Она даже смутилась такой заботе парня и про себя удивлялась тому, с какой беззаботностью тот принял к себе Мирэ и теперь, готовит для них поздний ужин. Но больше она была крайне удивлена тем фактом, что он умеет готовить, ведь не многие её знакомые мужского пола обладают этим «даром».
       — А как вас зовут? — поинтересовалась она и присела на один из стульев со светлой кожаной обивкой, подперев щеку рукой и наблюдая как тот сыпет в кастрюлю щепотку соли и тут же размешивает её длинной деревянной ложкой.
       —… Шуро, — произнес парень, даже немного смущенно и неохотно, как показалось Мирэ. Вероятно его как-то смущало собственное имя, или же он испытывал неприязнь к нему. — Но лучше зовите меня Шу. Просто Шу, — сказал Шуро и достав из полки с посудой две глубокие тарелки нежно-голубого оттенка по очереди налил туда приготовленный им же суп.
       — Приятно познакомиться. Я Мирэ. Правда, моё мне не особо нравится. У него будто нет смысла.
       — Вы не правы, — произнес Шу и поставил перед ней тарелку с дымящимся куриным супом с лапшой, ароматными травами и криво нарезанными кусочками овощей. Взгляд Мирэ непроизвольно остановился на аккуратных кистях рук и успел зацепиться за невероятно красивые длинные и музыкальные пальцы парня. Кнопка режима фетишистки включилась с щелчком. Мирэ почти не обратила внимания на следующие его слова. — Имя Мирэ с нашего языка переводится как «весна».
       Шуро сел напротив и спокойно принялся за еду, ловко орудуя длинными деревянными палочками. Мирэ посмотрела на настенные часы в серебристой раме. Двадцать один ноль ноль.
       После тихого ужина Шу разрешил  использовать душевую кабинку и принять душ, чтобы смыть с себя весь остаток этого тяжелого дня и расслабиться. Пока девушка принимала водные процедуры, Шу не поленился расстелить для неё постель на полу на матрасе в своей комнате рядом с кроватью. Но спать было ещё рано, поэтому парень предложил посидеть перед камином, побеседовать или выпить по чашечке имбирного чая. Звучало заманчиво.
       — Я вижу что вы огорчены чем-то ещё кроме потери ключа, — заметил Шу, когда они, устроившись на мягком коврике, занимались каждый своим. Шуро печатал что-то на ноутбуке, ловко постукивая длинными пальцами по клавиатуре и попутно заглядывая в исписанные поспешным почерком листы. А Мирэ в свою очередь во все глаза наблюдала за этим процессом. Её догадки подтвердились. Выходя из ванны, девушка случайно поймала взглядом стоящее в самом углу комнаты коричневое пианино с маленьким горшком фиалок на нём и придвинутой к нему табуреткой с мягкой обивкой. Пианист. А может быть что-то гораздо большее.
       — Если честно, да, — призналась Мирэ, подобрав под себя ноги. Она внимательно следила за огнем в камине.               
       — В последнее время, у меня почти всегда плохое настроение и нет желания что-либо делать. Я думаю, это как-то связано с погодой. Я с таким нетерпением ждала весны, но она всё не наступает. Хотя почти конец марта.
       Шуро оторвал взгляд от экрана ноутбука и посмотрел ей в глаза. Его пристальный взгляд тёмно-карих глаз заставлял поежиться. Создавалось впечатление, будто бы он способен прочесть все её мысли.
       — Так вам не хватает весны, — задумчиво произнес Шу и через несколько секунд раздумий молча встал с места и направился в сторону своей комнаты, шаркая по полу тапочками. Вернулся он буквально через пять минут, как ни странно, с высокой бутылкой чего-то темновато красного внутри. На бутылке так же была белая этикетка, но в силу своего плохого зрения Мирэ не смогла рассмотреть надпись на ней.
       Он сел рядом, а Мирэ только сейчас обратила внимание на два изящных стеклянных бокала у того в руках, что позвякивали, когда задевали друг-друга.
       — Что это?
       — Вы сказали что вам не хватает весны, — констатировал Шу, открывая крышку бутылки разливая жидкость по бокалам. — Так вот, я решил почему бы не поделиться с вами своей весной, — и протянул ей бокал, вновь заглядывая, нет не в глаза, а в самую душу, запертую от чужих глаз прочнейшим замком. Но эти глаза оказались вовсе не чужими.
       Мирэ с опаской приняла от него бокал и под его пристальным взглядом, сделала маленький глоток и ахнула, отпрянув от стекла.
       — Вишневое вино...
       — Именно, — кивнул Шуро и тоже немного отпил. — Для меня, вишневое вино является своеобразным символом весны и источником вдохновения. Символом не той весны, что сейчас царствует за нашими окнами, что проливает на нас потоки дождей, смешивая грязь, нерастаявший снег и дождевую воду. А той, где каждая частица воздуха пропитана ароматом свежести, благоуханием цветов. Где цветения вишни, тихие шепотки весеннего ветра, что так приятно ласкает лицо и перебирает пряди волос. Где есть спокойствие и осознание того, что весна – своеобразный рай на земле. Понимаете, о чём я?
       — Да. Кажется, понимаю, — её глаза светились от восторга.
       — Теперь, сделайте глоток по-больше и закройте глаза. Расскажите свои впечатления. Что вы видите?
       Мирэ сделала всё как и сказал Шу. И тут, перед глазами медленно появилась картинка. Сначала размытая и непонятная, но постепенно проясняющаяся. Она с восхищением вгляделась в неё, полностью окунувшись в приятные ощущения, смутно ей знакомые.
       Это была весна. Теплые ветра обдували Темиан* со всех уголков планеты, распространяя по всюду благоухание весенних цветов, вишни и нескончаемое ощущение свободы. Свободы от крепких и обжигающе холодных оков прошедшей суровой зимы. Каково же приятно было вновь ощутить её снова. Снова коснуться пальцами нежных лепестков молочно-белых роз, облокотиться на ствол вишневого дерева и глубоко вдохнуть в себя свежий воздух просторных полей и густых лесов. А каково приятно вновь попробовать любимый бабушкин персиковый пирог, растущие в огороде фрукты: красные и зеленые яблоки, чёрные словно ночное небо сливы и сладкие словно прошедшее и канувшее навеки детство, персики.
       Она словно перенеслась в те славные времена, когда жизнь била ключом, детство казалось вечным, а каждый рассвет и закат вызывал нескрываемый восторг. Она словно снова стала той маленькой девочкой Мирэ, такой беззаботной, задорной и яркой, словно ранний лучик солнца, пробивший плотную пелену грозных туч. Мирэ, что носила всюду свои разно пёстрые платьица в цветочек и любимые ободки с красивыми бантиками. Мирэ, что верила в сказки и могла часами просиживать в старой библиотеке, перелистывая страницу за страницей и путешествуя по волшебным мирам Перро. И это было поистине волшебно. Ведь ей уже двадцать семь. А не одиннадцать или двенадцать, как раньше.
       — Мирэ, — раздался чей-то хриплый голос. — Мирэ, так вы мне расскажите, что увидели или нет?
       Мирэ нехотя открыла глаза и увидела перед собой Шуро, что с нетерпением подперел щеку рукой и ждал, пока та заговорит. Мирэ внимательно прошлась взглядом по его лицу, что сейчас казалось так близко. Лисьи глаза с бездонными океанами зрачков, гладкая и бледная, почти матовая кожа, аккуратный чуть вздернутый в кончике нос и тонкие и изящные, словно у куклы, пунцовые губы. Она поражалась как кто-то может быть насколько красивым, как он. Он, казалось бы, сошел со страниц прочитанных ею сказок и сейчас, сидит перед ней так близко, что Мирэ невольно ощущает на щеках его тихое дыхание и покрывается мурашками.
       — Я видела то, что нельзя описать словами, Шу, — призналась она спустя какое-то время, всё ещё прибывая в эйфории. — Я словно вернулась в детство. Туда, где мама, папа, бабушка с дедушкой, братья, сестра и... весна.
       Шуро расплылся в улыбке и кивнул.
       — Каждый раз, когда почувствуете себя подавленной или устанете от монотонности серых будней, достаточно сделать всего один глоток и по вашим жилам вновь потечет весна, — объяснил Шу.
       Мирэ запомнились его слова на долго.
       Затем, когда часы показывали ровно двенадцать, они легли спать, каждый думая о чем-то своем. Мирэ – о впечатлениях от «вишневого эликсира», Шуро, весне и снова Шуро. А сам Шу долго думал о том, как бы провести следующий день. Ближе к полуночи они наконец крепко заснули.


***

Brain Crain — «Promise».
      




       На следующий день Мирэ позавтракав и ещё раз поблагодарив Шуро, решила немедленно отправиться в ближайшее бюро находок и спросить, не нашли ли они никаких ключей вчера. К счастью, знакомый ключ с множеством звенящих на каждом шагу брелоков нашелся среди кучи одинаковых потерянных кем-то ключей. И она смогла спокойно отправиться на работу, еле преодолев и подавив в себе желание уехать домой и закрыться в своей однокомнатной каморке с кофе, книгами и пледом. Или может даже навестить Шуро.
       Она пробыла на работе пол дня, усердно работая над эскизами для своей весенней линии одежды. Мирэ наносила на блокнот многочисленные варианты эскизов, но каждый раз раздраженно стирала их ластиком, едва не порвав страницу блокнота. В голову все еще не приходило ничего годного, как бы она не старалась вспомнить вчерашнее чувство эйфории и свои впечатления от вишневого эликсира. А ей ведь ещё нужно было создать парфюм. Когда же она всё успеет? Если девушка будет работать в таком черепашьем темпе, то наверняка не успеет закончить всё до конца апреля. А успеть очень хотелось.
       Девушка постоянно отвлеклась и не могла нормально сосредоточиться на своей главной цели. Каждый раз её что-то отвлекало. То надоедливая птица за окном, стучащаяся клювом по стеклу. То шум из соседних кабинетов, болтовня и ругань сотрудников. То фантомная боль в висках.
       Мирэ вздохнула и отодвинула от себя разрисованный вдоль и поперек блокнот, наполненный многочисленными эскизами разнообразной одежды. Но ничего из этого ей не нравилось, хоть и одобрялось критиками и профессиональными дизайнерами из Миона. На рабочем столе, кроме хаоса из бумаг, карандашей и всего прочего, стояли несколько пустых стаканчиков из под кофе. Очередные попытки не уснуть за работой.
       Девушка встала с насиженного места и размяла шею и плечи, на что те отозвались характерным хрустом. Мирэ,  решив проветрить помещение, открыла окно, из которого в душный кабинет тут же ворвался вихрь холодного ветра, поднимая в воздух помятые клочки бумаги и внося с собой свежесть после очередного дождя. Мирэ с наслаждением вдохнула в себя свежий воздух и присела на небольшой уютный диванчик недалеко от рабочего стола, где лежала её сумка. Рядом с диваном стоял большой горшок с крупным фикусом, а над ним, на стене, висела любимая картина Мирэ в деревянной раме. Пейзаж какого-то неизвестного ей леса.
       Мирэ не спеша открыла сумку, чтобы достать оттуда бумажные салфетки, но вдруг, её взгляд зацепился за то, чего она точно не ожидала найти в собственной сумке. Вишневое вино. В небольшой пластиковой бутылке с жёлтой записка на ней.
       «Для вдохновения» — гласила не подписанная записка. Поспешный, наклоненный в лево, слегка корявый почерк. Она сразу его узнала. Шуро...
       Мирэ просияла улыбкой, а по телу разлилось приятное тепло. Настроение после прочитанного улучшилось, как по мановению волшебной палочки. Поэтому Мирэ, не долго думая, принесла одноразовый пластиковый стаканчик из автомата с минеральной водой и налила немного вина из бутылки. Сделала осторожный глоток и прикрыла подуставшие глаза, представляя в голове тот самый волшебный образ вишневой весны.
       Прямо перед её глазами во мгновенье ока расцвело величественное дерево сакуры, ветви которого плавно покачивались на слабом ветру, а нежные розовые лепестки плавно приземлялись на поверхность чистого прозрачного озера, посылая по воде легкую рябь. В воздухе чувствовалась весна. Именно та, в которой она так отчаянно нуждалась в одинокие дождливые вечера за бесчисленными чашками горячего чая и увесистыми томами фантастики. И она вновь почувствовала себя так легко, словно превратилась в один из тех многочисленных лепестков вишни, парящих в воздухе, точно бабочки. Вновь почувствовала себя как тогда, когда бабушка ещё была рядом, пекла для неё пышные персиковые пироги и её любимые рисовые пирожки с фруктовой начинкой, читала сказки братьев Гримм перед сном и поддакивала ей одеяло во время сна.
       Она представила Шуро. Стоящего, облокотившись на ствол дерева. Его спокойное и непроницаемое лицо обращено к лучам солнца, а пряди выцветших льдисто-голубых, почти белых волос слабо развивались на ветру. Его голос все так же хрипл и слегка шепеляв.
       — Нужно всегда идти вперёд, помня, что после зимы всегда наступает весна*.
       Мирэ открыла глаза и в голове у неё что-то щелкнуло. Всю усталость как рукой сняло. Появилась цель и желание её достичь.


***

Ed Carlsen — «Spring».
      



       Вернувшись с работы, Мирэ, уставшая и еле передвигающая ногами, решила лечь спать пораньше, для того, чтобы хорошенько выспаться и на следующий день, вновь заняться эскизами для весенней линии и подумать о парфюме. Поэтому на этот раз навестить Шуро не получилось. К сожалению, она слишком сильно устала и хотела спать, для того, чтобы идти куда-либо.
       На следующий день во время работы, на телефон девушки со звучным свистом пришло уведомление о сообщении. СМС-ка от Шуро:
«Здравствуй, Мирэ. Заходи ко мне, когда сможешь».
       Девушка расплылась в улыбке и продолжила работать, мысленно сделав себе заметку, обязательно навестить соседа после работы. Но тут, поняла, что приходить с пустыми руками, было бы не вежливо с её стороны и прикупила по дороге домой небольшую упаковку мятного печенья.
       С тех пор она стала чаще заходить к нему в гости, иногда боясь быть чересчур навязчивой или надоедливой, но Шу, казалось бы, так вовсе не считал, с радостью принимая девушку. Они всё чаще стали проводить вечера вместе, сидя перед камином, на том же мягком коврике, с чашкой имбирного чая в руках. Они успели обсудить многие темы, узнать о друг-друге много нового и наслаждаясь обществом друг-друга. Они общались так, словно были старыми друзьями, разбежавшимися по разным уголкам планеты, а теперь встретившихся совершенно случайно спустя многих лет тоски по друг-друге. Они сразу узнали в друг-друге родственные души и не упускали возможности встречи. Где угодно: его квартира, парк, кафе, кинотеатры и парки различений. Неважно. Их времяпровождения в компании друг-друга были насыщенными и полными ярких и незабываемых моментов, которых потом так приятно вспомнить, достав из альбома фотографию, сделанную на полароид. Мирэ старалась запечатлеть в памяти и на объективе полароида каждый миг, проведенный наедине с парнем. И сама не заметила, как простая симпатия и благодарность за оказанную помощь возросли в нечто большее.
       — Как я выгляжу?
       В один из таких прекрасных вечеров Мирэ, радостная и довольная, вернулась с работы и вновь заглянула к другу, не забыв как обычно купить пачку мятного печенья, которое оказалось ему очень даже по нраву. Девушка наконец-то закончила работать над эскизами одежды. Вскоре, после того, как нужные для работы материалы и ткани были получены, портные, не тратя времени, принялись за работу и благополучно сшили всё что было нужно. Почти вся линия была выполнена в нежно розовых и черных тонах, что прекрасно сочетались и дополняли друг-друга.
       Мирэ тут же развернулась и увидела Шу, только вышедшего из своей комнаты, где по просьбе девушки, согласился примерить кое-что из коллекции.
       Она почувствовала как сердце в груди начало постепенно наращивать ритм, а на лице сама с собой появилась улыбка.
       Перед ней стоял Шуро, низкорослый слегка сутулый парень с уложенными волосами платинового цвета (которых перекрасил на выходных), отдающими едва заметным голубым. Одежда идеально сидела на его худоватом теле с бледной кожей. Кожаная ветровка бледно-розового цвета, рубашка цвета персиков в сумерках с чёрными акцентами и пуговицами и чёрные выглаженные брюки. Всё это идеально дополняло друг-друга. А розовый и чёрный сочетали в себе, строгость и одновременно мягкость.
       — Потрясающе, — сказала Мирэ, не сумев сдержать в голосе восхищения. Адресовано это было скорее самому Шуро, нежели наряду на нём.
       — Что ж, это всё твоя заслуга, — улыбнулся он. В это мгновение Мирэ, поддавшись неожиданному желанию, заключила парня в объятиях, крепко прижимаясь к нему, словно боясь, что вот-вот он может исчезнуть и больше не появиться. Шу в свою очередь, удивленный такому порыву нежности, обнял девушку в ответ, придерживая за хрупкую талию. Мирэ смогла ощутить мягкий аромат ромашек, исходящего от него и положив голову тому на плечо, с наслаждением вдохнула такой родной запах. Шуро мягко, но почему-то нерешительно поглаживал её по спине. И когда она смущенно отстранилась, успела заметить мелькнувшую в его глазах... грусть?
       — Шу, что-то не так? — обеспокоенно спросила Мирэ, заглядывая в его бездонные карие глаза, что сейчас отчаянно пытались что-то скрыть. Мирэ всем своим нутром чувствовала, что что-то в его поведении не так. Он определенно чем-то расстроен.
       — Да не обращай внимания, — отмахнулся парень и даже попытался изобразить что-то на подобие улыбки, но Мирэ этим было не подкупить. Она давно видит его насквозь, его что-то беспокоит. И она это выяснит. — Устал маленько.
       Мирэ нахмурилась и уже хотела было вставить свои пять копеек, как Шу внезапно медленно наклонился к ней, одной рукой коснувшись щеки и тре­пет­но кос­нулся ма­нящих и столь же­лан­ных губ, придерживая второй рукой за талию. Сер­дце неожиданно за­билось в бе­шеном рит­ме. Мирэ с начала в шоке не знала что и как ей делать, но через некоторое время расслабилась и закрыла глаза. Она прибывала в эйфории, в голове тем временем взрывались тысячи фейерверков, веки слегка подрагивали. Никогда ещё она не чувствовала себя так легко и волшебно. Ей хотелось продлить это мгновенье или и вовсе стоять так всю жизнь. Ведь ощущения от прикосновений его мягких губ нельзя было передать словами. Самое лучшее, осознавать, что эти губы принадлежат именно ему, Шуро, пианисту и музыканту, хрупкому и нелюдимому снаружи, но теплому и доброму внутри. Её родственной душе.
       — Прости, я... — промямлил он, отстранившись и высвободив не менее смущенную Мирэ из объятий. — Я... не хотел.
        Шу потупил взгляд и по привычке неловко почесал затылок. На тот момент парень походил на нашкодившего кота, съевшего тайком от хозяев всю сметану. И это очень позабавило Мирэ.
       — Я... была не против, — произнесла она робко. Шуро вскинул на неё удивленный взгляд. — На самом деле, ты мне... очень нравишься, — последние слова удались ей с большим трудом и она, зажмурившись, смиренно ждала ответной реакции.
       — Но, — от того как подавленно прозвучал голос Шу, девушка тут же подняла на него непонимающий взгляд. — Ты... ты не можешь.
       — Что? Почему?
       — Потому что, тебе нельзя полюбить меня, понимаешь? — с непонятной досадой сказал он. — Я не могу и не смогу объяснить тебе этого. Просто не могу! — воскликнул Шу, и его голос выдал волнение. Мирэ смотрела на него, отказываясь понимать то, что он говорит. Что значит ей нельзя? Что такого плохого, в том, чтобы полюбить его? В потихоньку росло чувство отчаяния. Неужели этот поцелуй ничего не значил для него?
       — Но что в этом такого? Объясни,  почему? — озвучила она, крутившийся на языке вопрос.
       Шуро вздохнул. Было видно, что ему невероятно сложно произнести эти слова вслух. Словно они выходят из него с большим трудом и неохотой. Он явно не хотел этого.
       — Потому что я не люблю тебя, Мирэ.
       В голове у Мирэ с жутким грохотом разбился на мелкие осколки очередной воздушный замок, который она успела построить благодаря Шуро.

       Потому что я не люблю тебя...

***

Jo Kwon — «Lonely».
             



       Дни шли своим чередом. Мало что изменилось с тех пор. Всё то же хмурое свин­цо­вое не­бо, иногда пус­тынные, иногда людные ули­цы и неприятная сырость повсюду. Дож­ди учас­ти­лись, за­ливая собой одинокие ос­тро­вки суши и канализации. Солнце почти не грело, лишь поверхностно.
       Прохожие как всегда куда-то спешили, поспешно вышагивая по влажному, от дождя, асфальту и каменной брусчатке, мимо многочисленных зданий, заведений и жилых домов Темиана. Не многие из них лишь изредка вскидывали взгляды на посеревшее от дождей и грозовых туч небо. Шёл восемнадцатый день апреля, а весна всё не желала заявляться. По местным новостям крутили слова синоптиков, что-то о задерживающейся весне.
       Мирэ который день не отпускали тревожные мысли о Шуро. Всё-таки, убегать в слезах после его слов — было не самым обдуманным и самым глупым поступком, которых она когда-либо совершала. Да, ей было больно слышать подобное, да, она была раздражена из-за того, что парень отказывался объяснять значение своих слов. Но всё же, просто взять и уходить действительно не стоило.
       Её терзали мысли о том, что Шу на неё, глупую и самовлюбленную, наверняка обиделся. От этого и без нагнетающей атмосферы в городе было плохо. Но сколько бы Мирэ не корила себя за такой поступок, никак не могла собраться и попросить прощения. Каждый раз, приходя с работы как всегда уставшая и хмурая, она в нерешительности замирала напротив знакомой двери и тут же поспешно закрывалась в своей квартирке, раз за разом нанося акварелью и масляными красками на холсты многочисленные портреты лишь одного и такого любимого человека.
       Глупо было надеяться на взаимность. Но что тогда значил тот поцелуй? Да он был буквально пропитан сильными чувствами и привязанностью, что никак не сочеталось с его неожиданным отказом. Загадка какая-то.
       Мирэ осторожно шагала вдоль городских многоэтажек и заведений: "Синий ирис", "Кошачье кафе миссис Ларс", "Одинокая башня", "Мокко-Единорог" и много других. Они заманчиво пестрили неоновыми подцветками и яркими вывесками, совсем как в Мионе. Но они на данный момент вовсе не занимали хоть крохотного места в её мыслях. Юная дизайнер и парфюмер не могла избавиться от мыслей о Шуро. Ею завладело чувство вины перед ним. Появилось непреодолимое желание исправить всё сейчас же. И тогда, когда стало совсем невыносимо, Мирэ заскочила в первый попавшийся магазин, так вовремя оказавшийся неподалеку, купила пачку мятного печенья и поспешила к маячившей в нескольких футах многоэтажке.
       Она поднималась на лифте и представила, как тот откроет ей дверь, когда она нажмёт на кнопочку звонка и раздастся громкая трель по всей квартире. Он наверняка будет выглядеть сонным и помятым, с всколоченными ото сна волосами льдистого, почти платинового цвета, в слегка помявшейся домашней одежде. И непременно удивленный её приходу. На лице по неволе появилась улыбка. Шуро. Она попросит прощения. Если надо, будет просить прощения всю жизнь, дабы снова увидеть его улыбку, пленящую и заставляющую уголки губ приподняться в ответ. И в этот момент она невольно осознала, что со стороны всё это кажется так, словно Шуро — девушка, а Мирэ парень, влюбленный в неё до потери памяти. И тихонько посмеялась над этим, представив реакцию самого Шу, на её слова.
       Мирэ вышла из лифта и в нетерпении подошла к двери друга. Но в этот раз всё было иначе, в этот раз она излучала уверенность и лелеяла надежду на тёплый прием, как и тогда, когда она по собственной невнимательности посеяла ключи от квартиры. Ладони всё ещё потели, сердце колотилось, словно бешенное, норовя перейти в тахикардию, выдавая всё её волнение. Никогда она ещё не испытывала подобных ощущений. Разве что перед презентацией своего блестяще подготовленного университетского проекта в Сан-Франциско.
       Девушка с замиранием сердца нажала на кнопку и зажмурилась в ожидании. По ту сторону двери, по всей квартире разнеслась звучная трель. Послышались отдаленные шаги, а Мирэ попыталась унять дрожь в руках, крепко вцепившихся в упаковку с печеньем.
       Наконец дверь с характерным щелчком открылась, а Мирэ вскинула взгляд на стоящего перед ней человека и ахнула в недоумении. Перед ней стоял вовсе не Шуро. Это был взрослый на вид мужчина, примерно тридцати пяти лет. На его свободной белой майке красовались пятна от чего-то, отдаленно напоминающего кетчуп. От него шла тошнотворная вонь большого количества алкоголя и дешевого табака. Взгляд выражал полную противоположность трезвости.
       — Кто вы? — наконец выдавила из себя Мирэ с отвращением отшатнувшись подальше от мужчины. — Вы здесь живете?
       — Да, — ответил он неразборчиво. — Могу чем-то помочь?
       — Простите, но, если меня не подводит память, здесь раньше проживал кое-что другой, — сказала она, всё ещё не желая верить своим глазам.
       — Ах, так вы о том маленьком музыканте, Ли Шуро? — уточнил мужчина, на что Мирэ тут же оживленно закивала. Неожиданно резко мужчина помрачнел, заставив девушку не на шутку взволноваться. Его плечи поникли, взгляд потупился. Казалось бы, он с трудом заставил себя сказать то, от чего сердце Мирэ застыло словно вкопанное.
       — К сожалению, он... его не стало ещё несколько дней назад. Врачи сказали, это был сильный приступ бронхиальной астмы. Бедняжка не выдержал...
       Не выдержал. Эхом отдавалось в её сознании, пока она, словно в замедленной съемке, медленно падала на пол, видимо, сильно перепугав мужчину, что тут же подхватил её и поставил на ноги. Она больше ничего не слышала, словно оказавшись в вакууме, лишь стояла, вперив пустой взгляд куда-то сквозь стоящего перед ней человека, пытающегося привести её в чувство. Пока внутри царил сплошной хаос. К горлу подкатил удушающий комок из слез, что не заставили себя ждать, шустро вычерчивая пути по её покрасневшим щекам.

Тебе нельзя полюбить меня, понимаешь? Я не могу и не смогу объяснить тебе этого. Просто не могу!

       Нет. Думала она. Это просто невозможно. Как он, Шуро, такой родной, любимый и добрый мог покинуть её вот так? Даже не распрощавшись. Ни разу не сказав ей о своей болезни. Почему именно он? Именно Шуро решила отнять у неё эта смертельная болезнь. Единственного человека, ради которого хотелось жить. В чьих объятиях хотелось бы простоять вечность, ведь они дарят тепло и спокойствие, чувство защищенности от внешнего мира, уродливого и ранящего. Человек, который и человеком не казался, по сравнению с остальными. Человек, что способен заполнить удушающую пустоту в душе одним только своим голосом, прикосновениями и улыбкой. Человек, что вносит в жизнь краски и особенный смысл. Ради него хотелось жить. Ради него хотелось дышать. Чтобы видеть каждый день. Видеть, знать и понимать. Вот он, свой человек. Единственный и незаменимый.
       — Он оставил вам кое-что, — сожалеющий голос мужчины вырвал её из пучины мыслей. Он протянул ей бумажный пакет, с жалостью в глазах похлопывая по плечу. — Идите-ка домой. Вам стоит отдохнуть.
       Девушка на непослушных ногах, добралась до двери, не забыв поблагодарить соседа, и дрожащими руками, постоянно роняя на пол ключи, открыла дверь и зашла в квартиру. Мятное печенье приземлилось неподалеку от входа.
       Не сумев устоять, Мирэ вновь упала на колени, облокотившись спиной на дверь. Её мысли были разбросаны в разные стороны, не желая собираться в единый клубок. Всё ещё дрожащими руками она вынула из пакета лист бумаги. Записка.
       Прошу, только не расстраивайся. Я не мог сказать тебе об этом, честно. Помнишь мои слова о том, что я не питаю к тебе никаких чувств? Знай, это вовсе не так. Ты самый уникальный и искренний человек, из всех что я знаю. Ты выделяешься на фоне городской унылой серости, совсем как твоя палитра. Ты — истинный художник.
А теперь, утри слезы и взгляни в окно. Тебя ждет то, чего ты так ждала.
       Кроме записки в пакете нашлась целая бутылка вишневого вина. Мирэ тут же налила себе немного вина, громко всхлипывая разулась и подошла ко окну. По щекам всё ещё текли слезы. Поэтому, вытерев глаза об рукав парки, она перевела взгляд на окно.
       Весь снег и слякоть исчезли, не оставив после себя и следа. Ветер был легкий, слабо покачивающий ветви деревьев. На большой площадке играли с друг-другом дети, беззаботно гоняясь за голубями и смеясь в голос. В саду, рядом со зданием, расцвела изящная и нежная вишня.
       Наступила весна. Но какая разница, если рядом больше нет Шуро.