18. 1. Близняшки

Мои первые осмысленные контакты с женщинами начали происходить, когда я заканчивал седьмой класс. Мне шел четырнадцатый год, но бывший прежде одним из самых высоких в классе, я что-то в последнее время притормозил и меня стали догонять и  прежде самые мелкие. И даже шестиклассник Серега Паняшкин, мой сосед по подъезду, стал относиться как к равному и несколько свысока, тем более, что он тоже обогнал меня в росте на пару сантиметров.

Серега вообще был хулиганистым малым. Его старший брат уже закончил школу, был вожачком у местной шпаны и по просьбе Сергея мог наказать любого, с кем тот не поделил что-нибудь. Братья часто проводили время вместе и, как Сергей хвастался, ходили и «до баб». Продемонстрировать свою в этом опытность он решил и мне, «забив стрелку» двум своим подружкам, как оказалось, сестрам-близняшкам.Они учились с Сергеем в параллельном классе, и было им, как и ему, по тринадцать лет.

Мы встретились в железнодорожном парке, который начинался недалеко от нашего дома, вечером, когда начало темнеть. Серега представил меня, как своего друга, девчонки что-то пробормотали в ответ, из чего я понял, что одну из них зовут Таня, а другую – Аня.

Мы пошли вместе по этим темным аллеям – свет горел только вблизи танцевальной веранды, где начал собираться народ явно постарше нас. Но мы туда и не стремились – Сергей повел нас вглубь сада по самым темным аллеям.

Мы оказались не так далеко от ограды парка и присели на скамейку под негоревшим фонарем. Девчонки – в середине, мы с Сергеем – по краям, особо не выбирая, кто – с какого. Сергей сразу дал волю рукам. В сумеречном свете я мог видеть, как он полез одной рукой своей подружке под кофточку, другой – под юбку. Немного погодя, я последовал его примеру, обхватив правой рукой грудь своей соседки. У нее, как и у ее сестры, эта часть тела была достаточно развита и я принялся ее мять, как скульптор глину. Эти тактильные ощущения привели меня в определенное возбуждение, но язык мой, как будто, присох к небу. Я только посапывал, вовсю работая пальцами. Я перекатывал ее грудку в ладони, тянул ее на себя, получая неизведанное до сих пор удовольствие…

Впрочем и сестренки помалкивали, предоставив себя в наше полное распоряжение. Говорил один Сергей. Он рассказывал анекдоты, один пошлее другого, предлагал всякие глупости, например: «кавалеры меняют дам», то начинал ржать как лошадь, то громко стонать, изображая сексуальный экстаз. Девчонки, как прилипшие к скамейке, не двигались с места и на его провокации не велись…

Наконец, когда от однообразных движений у меня устали пальцы не только правой, но и левой руки, Сергей объявил: «Все, кончили разом! Мальчики – налево, девочки – направо. Завтра в школу – выспаться надо». Я с запоздалой готовностью его поддержал – отец разрешал быть на улице лишь до десяти часов, приходить позднее - себе дороже. Провожать мы их не стали, тем более, что они жили неподалеку. «Много чести», - пробормотал Сергей, когда мы разошлись. 

Впрочем, они с готовностью пришли опять на следующий вечер, и на последующие…Разнообразием наши встречи не отличались. Мы, прогуливаясь по парку, выбирали свободную скамейку, где-нибудь в отдалении и опять занимались ставшим привычным делом. Я молча мял понравившуюся эротическую зону у, кажется, Аньки, в то время, как тоже молчаливая Танька принимала сумбурные наскоки трещавшего без умолку Сергея. Порой мы синхронно тянули в разные стороны грудь, каждый своей подруги, до тех пор, пока сгущавшиеся сумерки не разгоняли нас по домам…

С началом летних каникул наши романчики приостановились – я, как всегда, поехал на все лето к деду с бабкой на Дон, девчонок родители отправили в пионерские лагеря… Но и с возвращением продолжения не последовало. Я нашел другой предмет увлечения – мы в этом возрасте бываем непостоянными. Сергей тоже меня к ним не приглашал…Так получилось, что и случайно мы не пересекались и не виделись добрый десяток лет…

Я окончил школу, уехал учиться в Москву, там серьезно занялся спортом, переходил из одного вуза в другой, пока не оказался в МГУ. В свой степной городок я наезжал крайне редко, не больше раза в год.

Но нужда заставила задержаться там надолго. В Москве я как-то запутался с учебой и спортом: успешно выступать мешала хроническая травма, престижный вуз мне не хотелось, но из-за спортивных разъездов я нахватал в учебе немало «хвостов» и я не придумал ничего лучшего, как уйти в академический отпуск.
Я договорился с врачом физкультурного диспансера усугубить свою спортивную травму и получить освобождение от учебы по болезни.  Оставаться в общежитии МГУ, не учась и не выступая за него в соревнованиях не представлялось возможным, жить, поэтому в Москве, мне стало негде и я надеялся, уехав к матери в Казахстан, подлечиться, а, главное, подтянуть «хвосты» в учебе и успешно досдать экзамены…

Так, собственно, там и пошло. Я умеренно тренировался, постепенно заживляя травму. Мать систематизировала мою учебную подготовку, помогая и подсказывая там, где позволяла ее квалификация. И, немаловажно: я устроился работать на местном телевидении, что помогло мне оформить студенческую практику не только за прошедший курс, но и вперед.

Ведя телевизионные передачи, часто мелькая на экране, я уже готовился к возвращению в Москву. Но тут началось важное политическое мероприятие: предвыборная кампания по выборам в местные и центральные советы народных депутатов. Никто и слышать не хотел о моем увольнении, не хватало голов и рук для этой тягомотной работы. Мы, редакторы ТВ, писали сценарии, приглашали кандидатов и прочих выступающих, устраивали выступления в трудовых коллективах, организовывали встречи с партийным (куда без него!) активом…

От работы освобождались назначенные в агитаторы. Они ходили по домам, распространяя предвыборные материалы, объясняли процедуру голосования, просто сверяли списки электората…

Через пару дней после начала этой кампании постучали и в мою квартиру. Открыв дверь, я увидел двух привлекательных молоденьких девушек. Что-то сразу показалось мне знакомым: стройные, в меру упитанные фигурки, крепкие, соблазнительные бедра из-под коротких юбок (да и это я помню, только бедра были не столь вызывающи, и юбки тогда не столь откровенно это подчеркивали). А еще столь памятные очертания выпуклой груди (чуть более оформившейся), что у меня от сразу вспомнившихся ощущений заныли пальцы:
«Таня?...И, кажется, Аня?!»

Да, это были они, те памятные близняшки, с которыми меня в той далекой юности познакомил рано созревший Паняшкин. Его самого уже не было на этом свете: пил, баловался планом, анашой (сейчас, привычней звучит, марихуаной), играл какую-то роль в местных шпанистых группировках, и, наконец, его «поставили на нож» из-за каких-то неразберих в торговле наркотиками.

Они, девчонки, стали теми самыми агитаторшами в эту предвыборную кампанию. Сейчас обходили дома, сверяя списки избирателей и, в меру сил, агитируя за народных избранников.

Я был дома один и, конечно пригласил их зайти – не агитировать же в дверях. Они стали за то время, пока мы не виделись, немного словоохотливей. От них я и узнал о подробностях трагической судьбы Паняшкина. Они добавили, что продолжали с ним тесное знакомство и без меня, он поочередно волочился за обеими, но так и не определился окончательно (Я подозреваю, что «общался» он с обеими сразу – черт разве разберет этих близняшек?!)
 
Еще они сказали, что часто видят меня по местному телевидению, и даже несколько раз воочию (я их, правда, не заметил). Но не подходили – что напоминать о себе, по каким причинам? А сейчас – другое дело. Это, вроде бы, по работе...

-«Конечно, - подхватил я. – Это дело…политическое. Да, заодно помянем и Серегу. Вы, небось проголодались, агитируя с утра. Давай…Таня? – я открыл холодильник – Ты сооруди, что-нибудь, из закуски. А мы с Аней уточним списки избирателей.»

И я развел сестер – одну на кухню, к холодильнику, другую, взяв за руку, не останавливаясь в гостиной, прямо в спальню, где мы с детства спали с братом на установленных встык железных койках.
Между койками и письменным столом с книжным шкафчиком, с другой стороны, проход был довольно узким и я, стараясь не зацепиться за что-нибудь и сохранить равновесие, провел ее к койке, стоявшей к окна. Где она и потеряла то равновесие. Я ей помог, привычно подхватив под грудь (руки-то помнят!) и по сохранившемуся со школы «приколу», подтолкнув ее под коленки своими…

Она мягко упала на кровать, чуть наискосок, головой ближе к окну, на колени, упершись в противоположный край кровати руками и чуть-чуть «отклячив» задик. Я двумя заученными движениями задрал ей на спину короткую юбку, стянул до коленок ее свободные трусики и, чуть повозившись, достал из расстегнутых штанов сразу напрягшийся «контакт».

Пружинная койка послушно затряслась под нами, я перевел обе руки под оба ее упругих грудных полушария (как это сразу знакомо вспомнилось!) и звучно отшлепал обнаженными бедрами барабанную дробь по ее мощным задним округлостям…

Отдышавшись, я снял со спинки кровати большое махровое полотенце и сказал: «Бегом в ванную! Вода в титане еще теплая, я перед вашим приходом разогревал».
Сам я обтерся полотенчиком, которое вытащил из приготовленной на тренировку сумки, подтянул штаны, и вышел вслед за (Анькой? Танькой?) в гостиную. Посмотрел оттуда на приготовленный на кухне закусон и сказал нетронутой еще близняшке: «Давай, перетаскивай все на стол в зале».

Когда она поставила поднос на стол, я, подойдя сзади, взял ее за руку и молча повел в спальню. Там аккуратно положил ее спиной на порядком растрепанную кровать, не снимая ее трусиков, лишь сдвинул в сторону и вставил в освобожденное место свой «заполнитель»…
Она послушно двигалась подо мной, то закатывая, то закрывая глаза. Через некоторое время, в процессе, я стащил ее трусики полностью и освободился от своих, вместе со штанами, опустив их до колен.

Когда я приподнялся на руках, чтобы прикинуть, как освободить ее от блузки и угадывающегося под ней лифчика, я вдруг поймал ее напряженный взгляд, направленный чуть выше моего плеча…Проследив за ним, я повернул голову к входной двери. В дверном проеме стояла сестричка расположенной подо мной близняшки.

Заведенный общей композицией представленной в этой комнате картинки, я вновь упал на нее, содрогаясь в сладких конвульсиях, освобождаясь от давящей и на уши, и на нижние органы субстанции. 
-«Присоединяйтесь! - глумливо произнес я и сделал широкий жест. – Что, впервые видите этот процесс со стороны? Мы с вами смотрелись практически так же…» И я окинул взглядом видимую часть своего зада и растопыренные белые ноги, торчащие из-под меня.

Неудовлетворенная, как я понял, близняшка выскользнула (в прямом смысле этого слова) из-под меня и попыталась напялить на себя поднятые с пола трусики…
-«Куда?! – выхватил их из ее рук. – Беги в ванную, вымоешься, вытрешься – потом наденешь!» Она послушно приняла от меня трусики и, держа их в руке, проскользнула мимо стоявшей, как херувим у двери рая, сестренки.
-«Однако! – сказал я, одеваясь и глядя на настольные часики. – Сейчас мать на обед придет. Вас здесь недоставало. Давайте перенесем продолжение.» Дождавшись,когда из ванной выйдет принимавшая душ, я выпроводил из дома обеих

Другого раза не получилось. Близняшки, по простоте душевной, рассказали об этих приключениях своей подружке, которая перед ними так же посещала меня. Склоняя ее к грехопадению, я, пожалуй, наобещал лишнего, накручивая чувства. Обозленная моей двуличностью, она твердо решила получить обещанное, о чем прямо заявила при ближайшей нашей встрече. Козырным тузом она держала якобы возникшую от меня беременность. Ситуация осложнялась тем, что она была у меня, знала всю обстановку квартиры. Ее отец работал на нашей телестудии… И мне это надо, чтобы она набивалась в родственницы через мою маму?!

Я вспомнил, что все запланированные мной дела на этих землях успешно завершил. Что меня ждет Москва – холостого, перспективного. И как жениха, и как спортсмена. И что мне настоятельно необходимо, получив положительные характеристики, срочно рассчитаться с прежним местом работы…
А пока я вынужден был постоянно поддерживать уверенность в грядущем совместном проживании у моей «залетевшей» партнерши. Хотя я уже догадывался, что ее шантаж основан на блефе – не могли у нее так быстро проявиться признаки оплодотворенности.

С близняшками после того я встретился в день отъезда. Билет уже был куплен и я имел около 4-х часов на то, чтобы скрасить горечь расставания с гостеприимными степнячками.
Я сердечно простился с сестричками в недостроенной привокзальной будке – с обеими. Просил передать дочери телевизионного диктора сожаление, что не сможем попрощаться. Но я непременно сообщу свой постоянный московский адрес, когда он у меня появится.
На уходящий в Москву поезд я вскочил за 3 минуты до его отправления, осторожно оглядевшись перед посадкой… Перрон был чист!
С мамой попрощался я дома, вынужденный соврать, что отъезд ошибочно рассчитал по московскому времени, которое на 2 часа отстает от местного. Зачем маме идти со мной на вокзал? «Долгие проводы – лишние хлопоты».