Bloody watercolor

На холсте расцветали неровные расплывчатые линии акварельной краски алого и вишнёвого оттенков, играли переливами нежно-голубой цвет и бледно-серый, незаметно вклинивался розовый. Кисть блуждала по белому пространству, постепенно превращая его в некий пока ещё размытый образ, очерченный кровавым ореолом.
Джош останавливается, внимательно рассматривая получившуюся работу, и пальцами дрожащей руки проводит по ещё не высохшей краске, смазывая с розоватых губ алые следы крови. Он завороженно смотрит на то, что получилось благодаря его стараниям, а потом с ужасом отшатывается от картины и прикрывает ладонью полуоткрытый рот, чтобы сдержать испуганный стон.
      Господи, Джош, что же ты делаешь?
Он запускает пальцы в свои ярко-красные волосы и прижимается спиной к стене, медленно скатываясь по ней и оседая на пол. Глаза цвета мокко неотрывно смотрят на портрет, возвышающийся перед ним, и Джош чувствует боль где-то глубоко внутри, грудную клетку жестоко сдавливает, а кислород в лёгких стремительно заканчивается. Он чувствует панику. Да, именно панику.
Панику и страх.
      Господи, Джош, что же ты натворил?
С холста на него смотрит лицо в ссадинах и синяках. В чертах его легко можно узнать Тайлера Джозефа, его любимого и прекрасного Тайлера, но испуганного и разбитого. Кровь украшает его висок и разбитую губу засохшим пятном, его глаза выделяются на побелевшем от страха лице, в них читается ужас, они полны слёз и неприкрытой обиды. Такие нежные по-настоящему детские глаза, смотрящие на него, на Джоша, так затравленно, так жалко.
Красноволосый устало и тяжело выдыхает, отвернувшись. Ему так больно видеть то, что сотворили его руки с этим человеком. С его любимым человеком.
Джош прикрывает глаза и видит, как Тайлер тянется к нему и нежно целует в губы, но тут же звук удара обрывает шатена, он отшатывается, закрыв пылающую от ладони щёку рукой. В его глазах вина, он поджимает губы. Джош раздражён, почти взбешён. Он отрывается от работы над очередным рисунком и приближается к вжавшемуся в стену Тайлеру, хватая его за ворот футболки и нанося удар за ударом на такое прекрасное и нежное лицо. Не щадя ни миллиметра кожи, Дан бьёт всё сильнее, жёстче, твёрже, разбивая не только лицо, но и сердце несчастного Тайлера.
Его глаза-мокко неотрывно следят за тем, как течёт кровь из покалеченной губы, как горячие солёные дорожки слёз обжигают щёки Джозефа, как синяки наливаются отвратительным сине-багровым оттенком.
      Джоша это пугает.
      Джошу это нравится.
Когда удары прекращаются, Тайлер тихо всхлипывает, опуская голову и прикрывая влажные от слёз глаза. Ему так обидно сейчас, так больно, что он почти не может дышать.
Джош не может дышать, смотря на него.
Дан судорожно втягивает носом воздух, открывая глаза и снова смотря на слегка смазанный его же пальцами портрет. Высохшая акварель кажется ему настоящей кровью. Кровью его любимого мальчика. Его Тайлера. Его чуда, с которым он каждый раз так непростительно жесток.
Ему больше не хочется ради своего вдохновения, ради своего сумасшествия причинять Тайлеру боль. Поэтому красноволосый медленно поднимается и выходит из комнаты. Он проходит по коридору к спальне Тайлера и мягко стучит в дверь. Тихие всхлипы по ту сторону двери мешают Джозефу расслышать стук, поэтому Джош не дожидается разрешения и заходит в комнату, найдя Тайлера на полу в углу.
Дану перехватывает дыхание, он подходит к своему самому прекрасному в мире мальчику и садится рядом. Его руки ласково обхватывают опущенное лицо Тайлера и приподнимают, а губы, сухие и горячие, нежно целуют каждую ссадинку и кровоподтёк на бархатной коже, красной от крови. Джозеф болезненно всхлипывает, зажмуриваясь.
Обида медленно проходит, Джош прижимает дрожащее тело к себе и шепчет, прижавшись губами к виску Тайлера:
-Прости меня, малыш… Целуй меня, когда захочешь, и больше никакой акварели. Никогда.
-Мне так больно, Джоши… — Слёзы снова начинают бежать по щекам, обжигая раны, и Тайлер прикусывает побитую губу, чтобы не зарыдать в голос.
Джош трепетно сцеловывает солёные дорожки, поглаживая Джозефа по шее.
-Прости меня, сокровище. Никогда больше…
И вот уже три недели, как Джошуа Дан не рисует абсолютно ничего. Он отложил акварель и кисти, спрятал уродливые полотна и холсты. Раны Тайлера зажили, от них остались лишь тонкие следы шрамов, которые Джош каждое утро и каждый вечер нежно целовал, чтобы усмирить боль любимого человека.
      Никогда больше, слышишь? Никогда больше…