Измена

Яков Петрович, интеллигент до мозга костей и образцовый семьянин, был в гневе. Утром ему позвонил старый приятель и как бы невзначай сообщил о том, что вчера вечером видел в ресторане его жену Софью с неким господином; мол, вели себя, мягко говоря, безнравственно, а с наступлением сумерек уехали на крутом внедорожнике…
Где вечером была жена? – этого Яков Петрович действительно, не знал. Она возвратилась домой во втором часу ночи, когда он уже засыпал, и на ходу бросила:
– Извини. Задержалась.
А на следующее утро, в воскресенье, задолго до звонка приятеля, Софья поднялась рано, тихо и быстро оделась и, наклоняясь к спящему мужу, прошептала:
– У меня дела. К вечеру буду.
Расспрашивать жену в таких случаях Яков Петрович не привык – считал это ненужным и унизительным. Пожалуй, в выходной день каждый вправе распоряжаться временем по своему усмотрению. Тем более, если совместных планов нет и не намечалось.
Однако звонок приятеля, окончательно разбудивший его, взбудоражил и застрял в голове невидимой занозой. А последующие размышления зародили у него непреодолимое предчувствие чего-то неладного… И продолжая лежать в постели и отдыхать, накручивая себя  в раздумьях, он вдруг подумал о возможной неверности жены. «Неужто влюбилась? И снизошла до измены? Но это же в её возрасте дурно, безобразно, некрасиво…».
Мысль об измене жены затмила его ум и сознание. В нахлынувшем приступе злости он схватил телефон и швырнул так, что раздался звон разлетающихся частей…
В одном только слове «измена» есть что-то жалящее, змеиное. Это не слово. Это пуля, разящая в самое сердце; пуля, которая, пронзая, уничтожает прошлое, прожитое вместе; пуля, которая умерщвляет совместное будущее.

Через какое-то время он пришёл в себя. Постарался успокоиться. «Дурак!» – сказал сам себе. Переворошил в мыслях прошлые годы, пытался вспомнить факты, компрометирующие жену. Но таких фактов не припомнил. Никаких улик. Никаких зацепок. Жена идеальная! Придраться не к чему.
И всё-таки состояние возбуждения у него оставалось. Он поднялся с постели и взялся за сигарету; не находя себе места, стал расхаживать по просторным комнатам, выходя то на одну лоджию, залитую солнцем, то на другую, что была в тени.
А день был чудесный! В высоких липах, под окном, бесновались воробьи. Прозрачное голубое небо замерло без движений. Утреннее майское солнце ласкало нежно, слегка пригревая оголённое спортивное тело Якова Петровича, стоявшего на балконе в одних шортах. Казалось бы, живи и радуйся. Но слово «измена» всё же не давало ему покоя. «Измена! – стучало в висках. – Измена!..». А следом зрели планы расправы с женой – за её ночное похождение, за ложь и обман…
«Ну, захотелось тебе с кем-то пофлиртовать или повлюбляться – пожалуйста. Но сделай это без шума, без пыли… Без всяких последующих звонков. Соври так, чтоб и не догадался, чтоб принял за правду. Но зачем исчезать втихомолку, без всякого предупреждения? А по ночам в городе одни происшествия…», так рассуждал про себя Яков Петрович, пытаясь понять мотивы безрассудного, на его взгляд, поведения жены, заодно обдумывая меры её наказания.
Постепенно у него зрел план «диалога» с Софьей по возвращении её домой. Объясняться долго не станет. К чему? Возьмёт ремень и отхлещет её по голой заднице – как сделал однажды с дочерью, прогулявшей без спроса до утра. Но избить жену или выставить её за дверь – об этом он и не мыслил. Он всё-таки любит Софью, она ему дорога, и за прошедшие двадцать с лишним лет совместной жизни она ещё не позорила его своим поведением; жили, слава богу, душу в душу.
Напрашивался и другой план: вызвать Софью на душевную беседу, на откровение, пробудить у неё совесть и заставить покаяться в грехах. Данный план устраивал более всего, ибо отвечал его воспитанию, образованию и высокой должности, занимаемой в администрации города. А своей репутацией он дорожил. Не хватало, чтобы в квартире возник скандал; не приведи бог, дать какой-либо компромат соседям… Любая ссора начинается с малого, а заканчивается чаще непредсказуемо: нередко на повышенных тонах, с шумом и бранью… А всего подобного Яков Петрович, ради своего имиджа, допустить не мог. Никоим образом! Жить надо тихо. Стены всё слышат, особенно в современных домах, пусть даже и элитных.
Он закурил ещё сигарету, не столько вдыхал дым, сколько грустно попыхивал. Неожиданно вспомнил давнишний рассказ школьного друга Андрея; он, правда, не сумел достичь в карьере больших высот, но зарекомендовал себя на стройке лучшим прорабом. Тот однажды, на ежегодной встрече одноклассников, после десятой или пятнадцатой рюмки, когда речь зашла о жёнах, поведал за столом, как отбил у любимой жены желание позволять себе непозволяемое. «Видите ли, – делился с жаром Андрей, – жена заявилась домой под утро. Где была ночью? Молчит. Повторил вопрос ещё раз. Опять молчит. Тогда я развернулся и врезал ей по наглому личику – рухнула на пол и молчала ещё с полчаса… С тех пор, а прошло уже несколько лет, она не опаздывала домой ни разу. Бывало задерживалась, но предупреждала, звонила… Ныне жена образцовая, воспитанная!».
Поднять руку на женщину… Это, как считал Яков Петрович, крайне низко, не по-мужски. Только деградировавший мужчина, с наличием множества комплексов, неполноценный или обиженный жизнью, может позволить себе распускать руки и заниматься издевательством над собственной женой. Да и зачем тогда было сходиться? К чему тянуть резину, если отношения не складываются? Проще разойтись. Разойтись тихо, культурно, без шума.
Но вот с Софьей расставаться Яков Петрович даже не помышлял. Она красива, умна, в обществе пользуется успехом; на корпоративных вечеринках кавалеры становятся в очередь с приглашением на танец. А как танцует!? Легко! Как белая лебедь плывёт по водной глади… Стройная, изящная. С озорными глазами… Правда, и он, Яков, неплох собою; в компаниях постоянно ощущает на себе женские взгляды… Ох уж эти женщины! Как закрутят бывало – так дух захватывает, удержать себя в стременах не под силу… Чего уж говорить, грешил он, Яков, грешил. Правда, из каждой любовной истории выходил сухим, незапятнанным.
А своей Софьей он дорожил. Любил и не обижал. Часто баловал дорогими подарками – благо на чиновничьей стезе деньжат перепадало, чужих, которых не жалко.
А иметь красивую жену – это счастье. Такое счастье, которое и душу греет, и сердце радует; и бодрит, и молодит; и заряжает энергией и оптимизмом. Проще, как говорила его мать, взять в жёны девушку простую и скромную – проблем меньше. А красивая требует красивого обращения… Красивую жену в клетке не спрячешь, забором не огородишь. Красивую удержать можно только самой красотой.

Софья заявилась в пятом часу дня. Яков Петрович, приглаженный и опрятный, ожидал её в гостиной, торжественно восседая на любимом венском стуле за огромным бело-мраморным столом. Стол был накрыт по-ресторанному – на две персоны, с множеством закусок, с фруктами в мельхиоровой вазе и бутылкой коньяка в серебряной подставке. Радужные солнечные лучи, прорвавшись в большие окна гостиной, весело играли на хрустальных и фарфоровых поверхностях посуды. Жена, усталая и озабоченная, не обращая внимания на завидную сервировку стола, прямо с порога,  без всяких предисловий, спросила атакующее:
– Ты, дорогой, почему весь день игнорировал мои звонки? Где твой телефон?
– В спальне, – ответил он спокойно, словно утром и не было неприятного звонка, а потом – и разбитого телефона. – А в чём дело?
– Я тебе обзвонилась. Мы с Игорем Николаевичем (отец мужа их дочери) хотели, чтобы ты подъехал к нам и поучаствовал в беседе с нашими детьми…
Ещё через несколько минут Яков Петрович понял всё – где и по какой причине жена пропадала. Слово «измена», засевшее в его голове с утра и не дававшее ему покоя, улетучилось вмиг, будто его и не было. Он просветлел лицом, заулыбался, поднялся со стула и направился к жене… Всё оказалось банально простым и жизненным: их ненаглядная дочь, чуть ли не беспричинно, поругалась с мужем. Конфликт раздулся, как мыльный пузырь, почти до развода! С молодыми разбирались и в субботу, и в воскресенье. Их помирили. Но в данном мероприятии из родителей с обеих сторон не принял участие лишь Яков Петрович (вечером в субботу жена его не тревожила, чтобы он отдохнул после тяжёлой рабочей недели, а в воскресенье с утра у него «случайно» сломался телефон).
Вроде бы хорошо, когда всё хорошо кончается. Но Яков Петрович, привыкший к дотошности в своей чиновничьей работе, особенно тогда, когда речь идёт о деньгах или прочих материальных затратах, а также зная отдельные пороки дочери и её неудовлетворённость положением мужа (видите ли: простой инженер!) всё же решился спросить Софью:
– А в чём, собственно, причина конфликта?
Она, ещё не остывшая от разборки с молодыми, посмотрела на него удивлённо – так, будто он ей что-то должен, те же три рубля, и с некоторым возмущением в адрес зятя произнесла речитативом:
– Ты, Яша, что? Не знаешь, что у дочери был день рождения?
Он ответил с явным неудовольствием:
– Знаю. А потому, как тебе известно, заранее купил и подарил ребёнку бриллиантовое колье…
– А он, муж, – Софья говорила уже с явно злобными оттенками, – он, увы, подарил нашей дочурке всего лишь букет цветов. Могли бы с папочкой подарить и что-то серьёзное… Отсюда и весь конфликт. Это, прости, дорогой, но на грани измены нашей дочери.
«Какой измены? Опять измены?» – хотел было выкрикнуть Яков Петрович но посчитал нужным всё же промолчать. Не хватало ещё конфликта с Софьей, которую он любил и баловал всю жизнь. «Хватит конфликтов! – подумал он про себя. – И вообще…».