Дианетика

Поздняя осень. Гостиница областного города N. Просторный холл. За стойкой ресепшена гордо восседает круглолицая молодая женщина с фиолетовыми губами. Справа, возле окна, по которому стекают капли дождя, скучает на диване броская на вид женщина в плаще и шляпе, делает вид, что читает журнал.
В холл, с улицы, входит мужчина представительного вида. Он высок, строен. Лицо его приятное: лоб большой, нос прямой, подбородок широкий и волевой. Когда он снял кепку, на голове рассыпались в стороны тёмные волнистые волосы с проседью. Он не спеша и важно подходит к стойке ресепшена, кладёт на пол спортивную сумку, а на неё сложенный зонт, обращается к администратору:
– Добрый вечер! Моя фамилия Рудаков… Василий Петрович. Прибыл на экологическую конференцию.
Администраторша пробегает томными глазами по листам заявки на участников конференции.
– Да.., – отрывается она от бумаг. – В списках вы значитесь… И с вами Петряков. На вас забронирован двухкомнатный люкс.
– Петряков приболел, его не будет, – объясняет Василий Петрович. – Мне бы одноместный…
– Их нет! Все номера заняты… Свободных нет! – администраторша смотрит сочувственным взглядом. – Берёте свой? Да? Но платить будете… сколько стоит, за весь номер. Хотя… обратите внимание… – она взглядом указывает в сторону окон; там на диване одиноко скучает женщина в плаще и шляпе: – Приехала также на конференцию… Но почему-то в заявке не оказалась; согласна на любые жилищные условия – лишь бы устроиться… Поблизости, увы, другой гостиницы нет, а на улице видите: льёт дождь… Куда в такую осеннюю погоду идти? Вы же, как видно, мужчина в возрасте, в отцы ей годитесь. Думаю… общий язык найдёте.
«Мне это нужно? – спрашивает он сам себя. – Подселяют девицу неизвестного происхождения… Что у неё на уме? Трое суток буду слушать её музыку?». – Он морщится, проклинает в душе фиолетовую администраторшу, проклинает заболевшего приятеля Петрякова, известного академика и отличного партнёра по их поездкам по стране и совместным выступлениям. – «С кем вечерами буду сражаться в шахматы? С кем побалуемся коньячком? С ней?» – Он обращает взгляд на женщину, гордо восседающую на диване: – «Ишь, положила ногу на ногу! Голые коленки выставила… Кому нужны твои коленки? О чём с тобой говорить?! Пустышка какая-нибудь…».
Его мысли возвращает на место звонкий, как колокол, голос администратора:
– Товарищ Рудаков! Ваше решение?
– Не возражаю! – говорит он, поскольку душа его уже оттаяла, мысли потеплели: «Особа, в общем-то, приятна; наверное, действительно годится ему в дочери; не ночевать же ей на диване… Или бежать в дождь искать где-то приют?». И он обращается к ней:
– Дамочка! Да-да, вы! Подходите сюда…
Она шустро покидает диван, подходит к стойке ресепшена и становится рядом с ним. Он спрашивает:
– Как величать?
– Тихонова.
– По отчеству?
– Наталья Васильевна.
– Знаете, зачем позвали?
– Да, – кивает она и расстроенным голосом жалуется: – Безвыходная ситуация у меня. Пригласили выступать на конференции с докладом, а тут… такая оплошность… Вы не переживайте! Стеснять не стану. Запрусь в своей комнате, буду читать… Телевизор не выношу.
– Благодарю за солидарность! – И уже полушутя-полусерьёзно: – И нищета, и роскошь одинаково мешают нам порядочно жить.

Они быстро оформляют номер, платят деньги, каждый свою долю, и направляются к лестнице. Поднимаются на второй этаж и входят в 213-й номер – небольшой, в меру уютный, без всяких излишних изысков (как, собственно, везде на любой периферии).
Василий Петрович, оглядевшись с ходу, заключил:
– Вы, Наталья Васильевна, поселяйтесь в дальнюю комнату, мне сойдёт и здесь, в проходной. Мы ко всему привыкшие… Чувствуйте себя хозяйкой.
Менее чем через полчаса, как они обосновались, он подошёл к её двери, осторожно постучал:
– Наталья Васильевна! Не сходить ли нам отужинать? Стемнело, восьмой час, пора…
Она открывает дверь и предстаёт перед ним – стройная, в светло-зелёном костюме, маленькая головка с короткими тёмными волосами на пробор посередине, живые и весёлые глаза с зеленовато-изумрудным оттенком.
«Н-да, – говорит он про себя, – хороша соседка. На диване, в пальто и в шляпе выглядела гораздо старше. – Ай да женщины!.. Как меняет их одежда?!.. Правду говорят: мужчине столько лет, на сколько он себя чувствует; женщине – столько, на сколько она выглядит».
На его приглашение она отвечает без робости:
– Я и сама подумывала пригласить вас на ужин. Вы меня опередили…
Вскоре они спускаются в холл, чтобы зайти в гостиничное кафе. Администраторша с фиолетовыми губами провожает их далеко не равнодушным взглядом, а скорее – завистливым; дескать: «Надо же! В верхней одежде были одни… А тут? Элегантная пара! А она? Она-то без шляпки совсем маленькая, на голову ниже его…».
В кафе они выбирают дальний столик, под пальмой. Он, ухаживая, помогает ей расположиться в кресле с видом в зал; сам размещается в кресле напротив. И всё время он не спускает с неё глаз, откровенно и без стеснения любуясь ей. «Как мягки и грациозны её движения! – отмечает мысленно. – Какие сверкающие и гордые глаза, а иногда, минутами, необыкновенно добрые! Лицо прекрасно: сияет свежестью и здоровьем; рот, правда, немного мал, нижняя губка, свежа и аппетитна, выдаётся чуть вперёд, вместе с подбородком, и это, пожалуй, единственная неправильность в её прекрасном лице. Выражение её лица всё же чаще серьёзное; зато как идёт ей улыбка, какой задорный у неё смех – порой весёлый, горячий, откровенный, а порой молодой, простоватый, честный и сильный. Красавица! Обидел её Бог лишь росточком; была бы чуть повыше – ей прямая дорога в модели…».
Пока официант принял заказ, пока заказанное выставили на стол, они активнее включаются в разговор. Обменявшись настроением от дальней дороги (он приехал из Москвы, а она – из Петербурга), посетовав на плаксивую осень и на непрекращающийся дождь в дальней губернии, перешли к их обоюдной теме: научно-практической конференции по проблемам экологии, на которую приехали. Она первой интересуется:
– Василий Петрович, ваш доклад о чём?
– О Дианетике… Слышали? – он всматривается в её зеленовато-изумрудные глаза.
– Слышала. И только! – честно признаётся она, смягчая далее: – Голова, ясно, вмещает намного больше, чем в ней укладывается… Простите, но к Дианетике я ещё не приблизилась. Расскажите, пожалуйста.
– Дианетика – современная наука о разуме, – он ведёт речь неторопливо, вглядываясь по-прежнему в черты её лица, безупречные, тонкие и очаровательные. – Наука более революционная, чем изобретение колеса или открытие огня… Эта наука содержит анатомию и полное описание реактивного ума – доселе неизвестного источника неуверенности, расстройств, ночных кошмаров, неразумных страхов – всего подобного, что порабощает человека. Дианетика, замечу, не излечивает физические заболевания, но помогает в преодолении целого ряда недугов и болезней…
– Простите, – вмешивается она. – Какая связь этой науки с экологией?
– Прямая, Наталья Васильевна… Наш мир на грани войны. Сегодня появляются настолько мощные виды оружия, что сам человек может исчезнуть с лица Земли. Тот, кто не стремится предотвратить войну любыми разумными средствами – тот сумасшедший. Любая война – есть смерть, для любой войны нет и не может быть никакого оправдания. Поймите: главный противник человека – не другой человек, а те силы природы, которые препятствуют его развитию как вида и блокируют его стремление к высоким целям. Надо вести войну с силами природы, противостоящими человеку, надо завоёвывать звёзды, саму Вселенную – то есть одерживать победы именно в этой войне; тогда не возникнет такой проблемы, как война человека с человеком. Вот в чём заключается разумность.
– Простите, но при чём тут экология?
– При том!.. Движение экологов всего мира должно быть направлено прежде всего на запрещение разработки и производства любого оружия, несущего людям смерть. Это главная задача не только экологов, но и всех здравомыслящих людей мира. И Дианетика, как наука о разуме, указывает конкретные пути, против каких врагов стоит бороться…
Между тем официант приносит на стол горячее: поджаренные колбаски и запечённый картофель… Он наливает ей в бокал Токайское вино (она его заказывала), себе – коньяк, они выпивают не спеша, смакуя, и приступают к еде. Кушают с паузами, поддерживая начатый разговор, хотя затрагивают и другие темы… Говорят и о любви; как о ней не говорить?! Как, если она, любовь, основа всех основ, если благодаря ей, любви, держится на Земле сама жизнь?
Василий Петрович, откровенно польщённый её вниманием к нему, сам разговорился с ней и разговорил её. И вскоре он получает о ней полную информацию: ей двадцать девять, закончила институт и аспирантуру, защитила кандидатскую по проблемам экологии, на конференции будет выступать с докладом «Экология и войны, век XXI-й»… Когда она называет тему доклада, Василий Петрович не без удовольствия замечает:
– Мы, оказывается, почти родственные души… – И с улыбкой: – В наших мелких мыслях утопают большие дела… Так, Наталья Васильевна?
И не было конца и края их разговору; и неизвестно, сколь долго бы он мог длиться, если бы официант не показал на часы, мол, пора и честь знать…
Возвратившись после ужина в кафе в свой, 213-й номер, они обмениваются любезностями, расходятся по своим комнатам и укладываются спать. Противный дождь усиливается, барабанит по стёклам окон и металлическим ливнестокам…

Утром, ещё не занялся рассвет, он, не проснувшись, чувствует некоторые неудобства. Что-то давит на шею, в ухо будто дышат. Не открывая глаз, он поднимает свободную слева руку (правая прижата) и у себя на шее нащупывает её руку, тонкую, с нежной шелковистой кожей, которая оплела по шее его голову. Приоткрывает глаза… Так и есть: она лежит в постели рядом, обнимая его, уткнувшись лицом в его плечо, дыша слегка и мерно. Он осторожно выскальзывает от неё, спускается на пол, на прикроватный коврик, пытаясь отыскать на полу своё нижнее бельё. Она, видимо, оставшись без тепла его тела и, ощутив это во сне, шепчет:
– Василий… Василий… Куда ты от меня…
Он смотрит на часы: всего половина восьмого, конференция начинается в десять.
– Спи, милая. Спи! – говорит тихонько, опасаясь и впрямь потревожить её сладкий сон, изменить её премилое лицо – спит, как дитё, сочные и манящие губки растянуты в улыбке. – «Поспи, милая. Поспи ещё часок. Разбужу…».
Он стоит над ней словно заколдованный, весь в недоумении, вдруг улыбается, на ум приходит: «Приговор судьбы окончательный, обжалованию не подлежит». Он веселеет: «Ничего грустного нет… Однако ж, чёрт побери, как оказался в её постели?». Напрягает память и вспоминает: он ещё не заснул крепко, как она попросила его принести минеральной воды (бутылочку прихватили из кафе); взял бутылку и стакан, зашёл к ней в комнату, присел на её постель, налил в стакан воды, поднёс ей… «А потом? Что потом? Ах, да!..». Она оторвалась от постели и со словами: «Спасибо, Василий Петрович» поцеловала его… «А потом?». Поцеловал её в ответ – она не противилась, не предпринимала ничего, чтобы отстранить его от себя, а, наоборот, что-то нашёптывала ему ласковое-преласковое, доброе-предоброе… Что? В памяти не удержалось.
– Э-ей-эх! – вздыхает Василий Петрович, стоя возле её постели и поглядывая на её премилое спящее лицо, кроткое и добродушное. И размышляет: «Ничего не поделаешь… Руки во время драки умней головы на порядок, а в любви – тем более… Вот те, брат, и Юрьев день… Вот те и Дианетика…».