26. Старый Владимир - Владимир I или Мономах?

(Радзивиловская летопись. «Взятие князем Владимиром Корсуня». Кстати сказать, на миниатюре у противников «хоботы розно веют»)

1.
Первое упоминание в тексте «старого Владимира»:
«Почнемъ же, братiе, повесть сiю отъ стараго Владимира до нынешняго Игоря,
иже истягну умъ крепостiю своею и поостри сьрдця своего мужьствомъ,
напълнивъся ратнаго духа,
наведе своя храбрыя пълкы на землю Половецкую за землю Русьскую.»
Опуская пышную метафору острения сердца-меча перед боем, получим:
«Начнём же, братия, повесть сию от старого Владимира до нынешнего Игоря,…
который навёл свои храбрые полки на землю Половецкую за землю Русьскую.»
Похожую формулировку встречаем в конце, сразу после славы трём «молодым князьям»:
«Здрави князи и дружина, побарая за христьяны на поганыя плъки.»*
Да здравствуют (только те) князья и дружина, что борятся за христиан против поганых полков» (а не те, кто заняты усобицами).

* Из дуальности фразы следует определение: «поганые» = не «христианы».
Так само «Слово» даёт определения, так что незачем для того, чтобы узнать, что значит слово «поганые» обращаться к другим источникам, например, к летописи.
В данной фразе князья впервые объеденены с дружиной, хотя, борясь за христиан с погаными, дружина ищет себе «чести», а князю «славы».

Возвращаясь к «старому Владимиру» из нашей фразы мы можем предположить, что борьба с погаными относится только к Игорю, а «старый Владимир» нужен лишь для датировки, но можем предположить, что и «старый Владимир», как ныне «молодой Игорь», когда-то воевал с погаными за христиан. В первом случае в качестве кандидата на роль «старого Владимира» называется Владимир I (это мнение всех филологов ортодоксального направления), во втором – Владимир Мономах (это мнение многих историков, в том числе акад. Рыбакова).
На первый взгляд кажется немыслимым ставить в один ряд Ольговича Игоря с Мономахом, врагом его деда. Ведь Игорь до самого злополучного похода точно также как когда-то его дед Олег Святославич, «дружил» с половцами, а хан Кончак приходился ему сватом. Хотя Игорь в 1185 году и предпринял поход на половцев, но до этого он под разными предлогами уклонялся от участия в коллективных походах на половцев, хотя при этом он пять раз участвовал в походах на Киев, в том числе в компании того же Кончака.
Но рассмотрим этот вопрос более внимательно.
Чуть выше первого упоминания «старого Владимира» уже назывались три «старые князя», славу которым пел некогда Боян. Это «старый Ярослав» (Мудрый), «храбрый Мстислав» (Тьмутараканский) и «красный Роман» (Тьмутараканский). Учитывая это, логично предположить, что и «старый Владимир» может относиться примерно к тому же времени. Кроме того, время с которым автор сопоставляет нынешнее – это время войн Олега Святославича (Тьмутараканского), деда наших героев, и Всеслава Полоцкого, которым посвящены два значительные и симметричные друг другу эпизода «Слова».
Приведём аргументы за кандидатуру Владимира I на роль «старого Владимира»:
1. Владимир крестил Русь и сверг идолов языческих богов, которые упоминаются в «Слове». Таким образом, с него как бы начинается новое летоисчисление;
2. Он приходится отцом вышеупомянутым Ярославу и Мстиславу, а также дедом Всеславу Полоцкому, да  и вообще он является общим предком всем князьям, упомянутым в «Слове». По этой причине поколенная роспись, всегда прикладываемая к «Слову», имеет вершиной Владимира I. С кого же в таком случае и начинать как с него?
Аргументы против:
1. Время, с которым автор сопоставляет нынешнее – это время не Владимира I, а время войн Олега Святославича (Тьмутараканского), деда наших героев, и Всеслава Полоцкого.
2. Принимая кандидатуру Владимира I мы не видим между ними ничего общего и вторую часть фразы про поганых и христиан относим только к Игорю. Владимир I же в этом случае является всего лишь указанием на начало и первое время. В этом случае обещание автора начать свою повесть от старого Владимира до нынешнего Игоря следует признать невыполненным.
3. За данным фрагментом в тексте следует речь Игоря, в которой он говорит, что ему любо испить шеломом Дону. Согласно летописи «пил шеломом из Дона» только Владимир Мономах (и никто другой). Таким образом, (особенно принимая во внимание факт цитатности автором «Слова" летописи), мы видим как Игорь в речи сопоставляет себя с Владимиром Мономахом. (Есть мнение, что один лист рукописи попал не на своё место и речь Игоря должна идти непосредственно перед вторым упоминанием затмения. Такой перестановке противится, в частности, вот это иносказательное сопоставление Игоря с Мономахом, которое является «связкой» двух фрагментов).

2.
Второе упоминание «старого Владимира»:
«О, стонати Русьскои земли, помянувъше пьрвую годину и пьрвыхъ князеи!* Того** стараго Владимира не льзе бе пригвоздити къ горамъ Кыевьскимъ***, сего бо ныне сташя стязи Рюрикови, а друзiи Давидови: нъ розьно ся имъ хоботы пашють, копiя поють!»

* Первые времена нам уже встречались:
«Помняшеть бо речь пьрвыхъ временъ усобице.»
Эти первые времена относились к усобице братьев (по отцу) Ярослава Мудрого и Мстислава Тьмутараканского.

** В этом фрагменте удивляет слово «того», поскольку непосредственно перед этим про Владимира ничего не говорилось, но вспоминался Всеслав Полоцкий. Можно подумать, что автор нас отсылает к первому упоминанию «старого Владимира».

*** «Того старого Владимира нельзя было пригвоздить к горам Кыевьским…»: а кого можно? Святослава Киевского, ведь он владеет только Киевом, тогда как Рюрик владеет Киевской землёй. Таким образом, автор сравнивает «старого Владимира» со Святославом Киевским. Далее говорится про несогласие братьев Рюрика и Давыда, которые являются как бы примером усобицы нашего времени (также как Ярослав и Мстислав тогда).
Этот вздох про пригвождённого к Киевским горам великого князя Святослава вторит фразе из его обращения к брату Ярославу Черниговскому: «Нъ се зло, княже ми непособiе».

В данном фрагменте в качестве кандидатуры на роль «старого Владимира» «просится» Владимир Мономах:
Во-первых, потому что он был главным победителем половцев, которые даже «именем его пугали своих детей». Мономах собирал многотысячные общерусские походы на половцев, также как это делает сейчас Святослав Киевский. Во-вторых, Рюрик и Давыд являются правнуками Мономаха.
Выходит, что старший Ольгович продолжает дело Мономаха (врага Олега), а Мономаховичи своей рознью мешают этому. Таким образом, Святослав Киевский ставится автором на большую моральную высоту. Ведь все прочие Ольговичи, включая брата Ярослава Черниговского, блюдут лишь свои интересы, т.е. продолжают дело своего деда Олега. Таким возвышенным, примиряющим Ольговичей и Мономаховичей, эпилогом заканчивается главная центральная часть «Слова», которую, несмотря на авторские отступления, можно было бы всю назвать «золотым словом Святослава».
Подставим Владимира Мономаха в первый фрагмент:
«Начнём же, братия, повесть сию от Владимира Мономаха до Игоря, внука Ольгова (врага Мономаха)…
В этом случае Ольгович опять сопоставляется с Мономахом! И опять как борец с половцами. Как и в случае со Святославом, автор делает это не явно.
Начиная со сцены боя буй тура Всеволода, появляется на горизонте дед наших героев Олег Святославич и начинает рефреном развиваться тема усобиц и крамол. Складывается ощущение, что автор считает исконной причиной поражения Игоря «усобицы» и «крамолы», как нынешние, так и начатые ещё при жизни его деда.
Есть ли аргументы против Мономаха?
Владимир Мономах уже был упомянут в тексте:
«Тот ведь Олег мечом крамолу ковал и стрелы по земли сеял.
Ступает в злато стремя в граде Тьмутарокане, тот же звон слышит давний великий
Ярославля сын Всеволод, а Владимир по все утра (каждым утром) уши закладывал в Чернигове.»
В этом фрагменте Владимир Мономах называется как недруг Олега Тмутараканского. Заодно упоминается и «обида Олега» – Чернигов, которого он в конце концов (но какой ценой!) добился.
Считаем всё же, что под «старым Владимиром» автор имеет в виду Владимира Мономаха, а фразы со «старым Владимиром» считаем загадками автора читателю. При этом есть несколько сопоставлений:
1. «Ольгович» Игорь сопоставляется с Мономахом, как борец с половцами.
2. Старший «Ольгович» Святослав Киевский сопоставляется с Владимиром Мономахом как тот, кто сплачивает русских князей против половцев.
3. В эпизоде про поход 1184 года, Святослав противопоставлялся Игорю, своему же Ольговичу (причина поражения Игорева похода – сепаратизм Ольговичей от Киева и усобицы).

3.
Из того факта, что под «старым Владимиром» прячется Мономах совсем не следует, что автор ему однозначно симпатизирует, а Олега Святославича соответственно осуждает*. Да автор говорит, что «Тогда при Олеге Гореславиче сеялись и росли усобицы, погибала жизнь Даждьбожа внука, в княжьих крамолах века людей сократились.», но ведь «при Олеге Гориславиче» ещё не значит, что исключительно из-за него.

* Историки подразумевают это по умолчанию. Рыбаков даже предполагает утерянный лист «Слова» с панегириком Мономаху. В своём отношении к Мономаху они следуют за киевским летописцем.
Принимая сторону Мономаха, историки многое в «Слове» трактуют предвзято, а все хвалебные эпитеты Ольговичам ставят в кавычки. Видеть во всём только византийство, дипломатию и неискренность – это старческий взгляд на вещи, в трактовке отдельных мест небесполезный (например, при разборе обращений Святослава к отдельным князьям), но вредный для воприятия текста в целом.

Попробуем разобраться с тем как относится к Олегу Святославичу автор, опираясь на сам текст.
1. Автор называет Олега вместо Святославича «Гореславичем».
Святославич = свет-свят + слава. Гореславич = горе + слава.
Это прозвище трактуется обычно в том смысле, что он «много горя принёс земле Русской». Но почему бы  не понять прозвище «гореславич» и как «славный горем»? («горемычный») К слову, в судьбе Олега Гореславича есть общее с судьбой как Игоря, так и его сына Владимира – он провёл 4 года в Византии, то ли в плену, то ли в изгнании, откуда вернулся в Тьмутаракань с женой.
2. Однозначной осудительной оценке противоречит сам текст:
«Бориса же Вячеславличя слава на судъ приведе и на Канину зелену паполому постла за обиду Ольгову, храбра и млада князя».
Олег здесь назван «храбрым и молодым князем». Но все так единодушно не любят Олега Горичславича, врага обожаемого ими Мономаха, что готовы лестную авторскую характеристику приписать погибшему в этом сражении Борису Вячеславичу, однако даже в этом случае лестная характеристика относится к союзнику Олега (гибель Бориса Вячеславича летописец выводит из его похвальбы).
3. Вот как описываются автором крамолы и наведение обиженными князьями поганых на землю Русскую:
«Усобиця княземъ на поганыя погыбе*, рекоста бо братъ брату: «Се мое, а то мое же», и начяшя князи про малое «Се великое» мълвити, а сами на себе крамолу ковати, а поганiи съ всехъ странъ прихождаху съ победами на землю Русьскую.»
«Усобици князей на (от) поганых погибель! Говорил ведь брат брату: «Се мое, а то мое же», и начали князи про малое «Се великое» молвить, а сами на себе (против себя) крамолу ковать, а поганые со всех стран приходили с победами на землю Русскую.»

* Начало этого фрагмента первые издатели перевели так:
«Перестали Князья нападать на неверных, брат брату стал говорить…»
Странно, где же здесь нападение на поганых?
И так переведено это место у всех. Например, у Орлова, Лихачёва, Дмитриева, Стеллецкого и других. «Борьба князей против поганых прекратилась, ибо сказал брат брату…»
Ситуацию проясняет Роман Якобсон, который перевёл это место аналогично по смыслу, но ближе к тексту:
«Больше нет победы князьям над погаными, оттого что брат брату сказали – «это мое, а то мое же», и стали князья про малое говорить – «вот, мол, великое» и сами на себя ковать крамолу».
Вот что оказывается имеется в виду!
«походы (усобицы) князей на поганых прекратились (погибли)».
Оказывается под «погибелью» имеется в виду прекращеник, а под усобицами все как один переводчики понимали походы на половцев!
Это странно, поскольку как в самом «Слове», так и в летописи это слово употреблено в значении княжеской междуусобицы (например, именно в таком значении это слово употреблено 4 раза в «Повести временных лет»).

Кто говорит брату своему «Это моё, а то моё же»? Вероятно, это сильный говорит слабому, больший меньшему, в результате чего и возникает «обида». Обиженный князь в ответ наводит половцев на Русь. Платой половцам является разграбление земель обидчиков. Вот и выходит, что обидчики «сами на себя крамолу ковали».
Немного ниже таже мысль повторяется:
«А князи сами на себе крамолу коваху, а поганiи сами победами нарыщюще на Русьскую землю, емляху дань по беле отъ двора».
«А князья сами на себя (т.е. против себя) крамолу ковали, а поганые сами победами нарыскивали на Русскую землю, имея дань по белке от двора».
В отличие от предыдущего фрагмента здесь добавляется слово «сами» в отношении половцев. Возможно, однако, что это оззначает не то, что половцы сами, без приглашения, приходили на Русь, пользуясь княжескими усобицами, а значит ровно то же, что выше говорилось в отношении дружины, которые «сами скачут аки серые волки в поле, ищучи себе чести, а князю славы».
И вот что получается: одни князья обижали других князей («Се мое, а то мое же») и так «сами на себя крамолу ковали», а те, защищая свои интересы, приводили половцев, которые искали себе чести («по белке от двора»), а обиженному князю славы.
В случае с Олегом обидчиками были сначала дядья, а затем Владимир Мономах. Трижды наводил половцев за свою обиду на Русь Олег (и за это его корит летописец) и в конце концов добился Чернигова (который неспроста вспоминается «Чернигова отчий золотой стол» в связи с его внуком буй туром Всеволодом).
Про самого Олега Святославича в тексте говорится:
«Тот ведь Олег мечом крамолу ковал и стрелы по земли сеял».
Отличие от предыдущих фрагментов опять же в слове «сами на себя». Он не был обидчиком других и потому ковал крамолу не «сам на себя», но был обиженным и потому ковал её сам по себе. Кроме того, уточняется, что крамола куётся мечём.

* Ковка и сев – мирный труд кузнеца и пахаря – в тексте милитаризуются.
Расшифруем земледельческую метафору:
Олег – сеятель. Его стрелы – семена. Земли (княжества) – земля (почва). Усобицы (между князьями) – всходы.
Общий смысл отрывка: посеенные по землям (княжествам) Олегом стрелы прорастают усобицами (между князьями).
А теперь посмотрим на Олега-кузнеца:
Олег – кузнец. Его мечь – молот. Мечём он куёт крамолу…
Обычно это понимается обобщённо – «куёт» в смысле творит-создаёт. Общий смысл при этом получается такой: Олег мечём создавал крамолы и поэтому он крамольник. Однако попробуем продолжить кузнечную метафору. Что может означать «крамола», переводя на язык кузницы?
Аналогия между севом и ковкой:
стрелы – меч, сеял (стрелял) – ковал (бил), сеял стрелы – ковал крамолу.
А теперь продолжим метафору.
Что вырастает из семени? Колос (вместо одного семени много). Что вырастает из стрел? Стрелы (усобицы). Что куётся молотом (мечём)? Меч (крамола).
В обоих случаях мы имеем в результате сева и ковки стрелы и мечи, направленные в сторону самого Олега, «пахаря» и «кузнеца». Этому вторит то, что в другом месте про князей сказано «сами на себя крамолу ковали» («что посеешь, то и пожнёшь»). Таким образом «сами на себя» значит «сами против себя».

РЕЗЮМЕ:
Скрепя сердце полагаем, что под «старым Владимиром» автор имел в виду всё же Владимира Мономаха (во всяком случае во втором случае), а иносказательное называние его «старым Владимиром» считаем загадками автора читателю. Сопоставляя старшего Ольговича с Мономахом, автор превозносил великого киевского князя за то, что тот смог подняться над узкоклановыми интересами Ольговичей и стал выше усобиц.
При этом в споре Олега с Мономахом автор сохраняет нейтралитет и даже сочувствует Олегу Святославичу, называя его Гориславичем (похожую пару, борющихся между собой Киева и Тьмутаракани мы видим в «старом Ярославе» и «храбром Мстиславе»).
Автор сокрушается об усобицах, видя в них причину наведения поганых на Русь, но, судя по словам «сами на себя крамолу ковали», считает виновными в этом также и князей-обидчиков. По мнению киевского летописца и современных историков Олег Тьмутараканский – злодей (сидел бы себе в своей Тьмутаракани), но автор, поющий славу Ольговичам, вероятно, думает всё же иначе.
Излишняя симпатия читателя «Слова» к Мономаху, может привести ко многим ошибкам восприятия текста – она заставляет поставить многие хвалебные характеристики Ольговичам в кавычки и таким образом убивает пафос и поэзию. Кроме того, она приводит к противопоставлению автора и Бояна («Олега коганя хоти»), чего в тексте нет, а есть лишь синхронность «старого» и «нового»: как Боян пел славу «старым князьям» (двое из троих – Тьмутараканские князья), так и наш автор поёт славу «молодым князьям» Ольговичам.