В деревне

После окончания вуза меня направили в глухую, уральскую деревню с национальной школой. Жили здесь татары большими семьями в крепких деревянных избах, работали в местном совхозе. Я неплохо владел разговорным татарским, правда, в школе посоветовали прикинуться русским. Меня поселили у, примерно восьмидесятилетних, деда с бабкой. Дед был на войне, потерял одну ногу и мог немного говорить на русском и даже читать. Бабка вообще не знала ни слова на русском, зато на своём тараторила как пулемёт. Слушая её, быстро восстановил свои разговорные навыки на родном языке. Дед по слогам читал вслух газеты, а затем подробно разъяснял бабке, что и о чём там написано, она же внимательно слушала и вставляла свои комментарии. Переводы деда часто были немного или же совсем не о том о чём писалось, переведи он точно бабка бы наверняка ничего не поняла что это такое там написано.

Дед был неторопливым, делал всё не спеша, ковыляя деревянной ногой  по двору то туда то сюда. Был он добродушным, всегда улыбался и шутил.  Бабка же бегала как метеор, очень хорошо слышала и видела. Далеко за огородами паслись коровы, он по мычанию точно определяла чья эта корова, тут же успевала рассказать какой нрав этой коровы, сколько и какое она даёт молоко, затем быстро сообщала все сведения о её хозяйке, о её муже, детях, родителях, кто и когда у ней умерли, кем были её родственники до революции и кто был раскулачен и сослан и все прочие подробности. Память у бабки была отменная хотя была совершенно безграмотной. Уже не помню как звали деда, бабку звали Зухра.

Из рассказов бабки я узнал что дед в молодости ухаживал за Зухрой но получил от ворот поворот из-за своей бедности. Зухру выдали за состоятельного, и она родила несколько детей . Дед во время коллективизации был активистом-комсомольцем. Семью Зухры раскулачили, её мужа выслали на Севера. Дед добился чтобы Зухру с детьми оставили в селе. Через год  Зухра получила известие о гибели мужа, дед вновь посватался и женился на ней, он уже был важным человеком а не прежним босяком. Общих детей у них не было, так и жили они вместе. В войну, как уже говорил, дед потерял ногу, сыновья Зухры погибли и осталась одна дочь, которая часто навещала стариков, жила рядом в городе с двумя сыновьями. Дед считал её своей дочерью и своими внуками и души в них не чаял. Он иногда вспоминал всех погибших родных и друзей, в память о них сочинял и пел песни. Бабка подробно рассказывала мне кто и кем были они, когда и как погибли, некоторых убили во время коллективизации.

Свободное время селяне убивали пьянством, напившись каждый чудил по своему. Сосед слева пьяным бегал с топором по улице пугая всех прохожих. Соседка справа Канифа напившись громко жаловалась на одинокую жизнь, на то что всё ей надоело, повешусь, повешусь  - кричала она, где моя верёвка? Зухра, Зухра верни верёвку. Сосед напротив с пьяну выходил на улицу с большой овчаркой на поводке и не пропускал людей мимо своего дома. Через  дом от бабки жила семья Исаевых муж с женой и несколько детей. Муж был маленький, хлипкий. Жена же была высоченная и очень полная. Напившись, его жена в ночной сорочке выходила из дома и шла как танк по середине улицы. Её муж спереди, упираясь молча толкал ее, пытаясь остановить и повернуть назад, но под её напором шагал назад. Она же шла, не замечая его ровным шагом глядя вперёд высоко подняв голову. Потом вдруг останавливалась, отшвырнув мужа, разворачивалась и шла обратно домой. Когда я впервые увидел эту картину и показал в окно своей бабке она махнув рукой сказала что все пьяницы ей давно надоели. В школе, выслушав меня об этом, спросили до чьего дома она дошла, сказали что её рекордный путь был до школы. Молодёжь по праздникам напивалась и группами встречались у клуба в центре деревни. Здесь устраивали драки стенка на стенку. Дрались молча, взрослых не трогали. Народ и милиция стоя наблюдали поодаль. Вдоволь надравшись уходили, через какое-то время приходили другие. Иногда Скорая забирала пострадавших.

После первой получки отправился в магазин и был приятно удивлён. На витрине лежали банки сайры, горбуши, шпроты, конфеты «Мишка на Севере», «А ну-ка отними», была рыба палтус, разные тушёнки и много чего другого что в городе было только по блату. Сказали, что местные этого не едят. Купил армянского коньяку пять звёздочек, хороших конфет, шпрот, сайры пошёл домой. Бабка с дедом хорошо меня раскритиковали, но коньяк попробовали. Деду коньяк понравился и в течении двух дней постепенно допил. Конфеты есть не стали, сидя на крыльце мы их ели с собакой, но собаке они тоже вскоре надоели. Сайру и шпроты доели с котом. Бабка кормила меня на убой татарской кухней, мясо, сметана, творог, молоко не переводились.

Я переписывался со своей девушкой, она ещё доучивалась. Письма оставлял на столе в своей комнате. Мне была выделена комната со столом и большой кроватью. Когда я был в школе дед читал по слогам письма и переводил бабке. Если ей что-то было не ясно то она переспрашивала у меня. Её очень интересовала татарка ли она, кто её родители и когда приедет в гости. На досуге я слушал пластинки, часто ставил сказку о Бременских музыкантах и о голубом щенке.  В те времена голубой был только цветом. Бабушка однажды сказала мне что мол все говорят что у меня поют бандиты, пришлось объяснять что это детские сказки, тогда ладно, слушай, ответила она.

Девушки в деревне были очень красивыми, у соседа слева, с топором, была взрослая дочь неописуемой красоты с густыми волосами золотисто пшеничного цвета, у неё были большие зелёные глаза цвета чистого изумруда. Я её частенько видел стоящую около своего дома возвращаясь из школы, заглядываться и тем более заговорить с ней было нельзя. По неписанным деревенским законам могли посчитать меня её женихом, пускать тут корни не хотелось. У соседа напротив, с собакой, было много дочерей разного возраста, старшая только что окончила медицинское училище. Все были красавицами и похожими друг на друга. Толстые, длинные ниже пояса чёрные косы, огромные голубые, как чистое небо, глаза, фигуры стройные, мягкие нежные голоса. Они иногда заходили к моей бабке. Их мать тоже иногда заходила, но ко мне и принималась расспрашивать о дочерях в школе, начинала хвалить старшую. Я всегда уходил от этих тем, девушки просто золото, но собирался уехать отсюда в русское село.

Молодёжи в этой деревне было много, но они плохо говорили на русском и нигде не могли надолго задержаться на стороне, уезжали и тут же возвращались. Покидали село в основном те кто много читал с детства, уходя в Армию такие уже обратно не возвращались.

В школе я вёл уроки физики и тут же получил кличку физик. До меня физику вёл старый партийный механизатор Манур Салович. Состарился он от тяжёлой работы, да и война где пришлось побывать, здоровья не добавили. Стало шалить сердце, а на пенсии ещё было рановато. Он окончил вечернюю десятилетку, и местный партком, решив, что это хорошее образование, направил его в школу. Технику ты знаешь отлично, ремонтируешь буквально всё, а значит физику знаешь - сказали ему. Вот он и вёл уроки физики. Однажды на урок пришёл директор школы, это одно из его обязанностей посещать уроки. Манур Салович долго проводит перекличку,  после оглядев класс сообщил что задано было повторить законы Ньютона, кто пойдёт?  В классе тишина. Все смотрят в окно, во дворе школы гуляют коровы.
 - Алия, иди к доске и доходчиво расскажи всему классу - обратился он к отличнице. Та робко встала и замялась на месте. Мы ждём сказал учитель.
-  Понимаете Авый (это уважительное обращение к взрослому) я читала, но не поняла. Вот если бы Вы пример понятный привели.
 - Пример, хорошо. Вот видите стол.
 Учительский стол был старинным, тяжёлым из дуба.
- Вот я пытаюсь его сдвинуть, а он даже не шелохнётся, а всё потому что инерция. Вот вам и первый закон, понятно?
- Понятно, а второй закон?
- Шамсиев, ты у нас сильный, иди сюда, давай вместе двигать.
Здоровый парень подходит к столу и вместе с учителем сдвигают этот стол.
- Вот вам и второй закон, сила его сдвинула – говорит учитель.
- А вот что с третьим законом, там вообще ничего не понять – говорит Алия.
- А ну иди сюда просит ещё одного здоровяка Манур Салович. Втроём они легко двигают стол. Действие равно противодействию, вот стол и движется.
Тут вскакивает с парты еще один мальчик и выпаливает, а если я подойду, то будет четвёртый закон Ньютона.
Учитель громким голосом обращается к нему – садись Нигматулин, вечно ты со своими глупыми вопросами, четвёртого закона не бывает, тут и втроём делать нечего.
Но Нигматулин не успокаивается - Манур Салович, смотрите, показывает на окно, зачем бык залез на корову?
- Ты что Нигматулин, совсем дурак, чтобы лучше видеть.
Класс дружно хохочет. Потом учитель рассказывает о значении прошедших праздниках. Деревенский пастух всё ещё празднует, да и у меня ещё голова болит говорит он. Весь урок ведётся на татарском.
Раздаётся звонок и все дружно бегут в буфет – большая перемена.

Учащиеся не горели желанием учиться, свою деревню считали лучшим местом на земле, кроме Казани конечно. В село часто приезжали татарские артисты с разными пьесами или концертом, клуб в этот момент переполнялся до отказа. На уроках физики школьникам нравились только фокусы – так они называли опыты. Особенно в восторг приводили опыты по электростатике. Очень любили уроки по татарскому языку и литературе. По этим предметам все были отличниками и хорошистами.
Я отработал в этой школе один учебный год и перевёлся в русскую, но это уже другая история.