Мужчины не плачут

      Тугой жаркий поток воздуха бьёт в лицо.  Ветер треплет волосы, заставляет глаза слезиться и сбивает дыхание. Темно коричневая шея коня блестит от пота. Не стриженая грива хлопает космами, словно флаг. Степь бросается под копыта с бешеной скоростью, но стоит поднять глаза, как всё замирает. «Успеть. Надо успеть. Быстрее, друг» - шепчу я коню. - «Ведь там без нас плохо. Если не мы, то кто?».
    - Ты там чего развоевался? – это мама, - А ну, давай вниз. Обедать будем.
Я неохотно отрываюсь от окна, протираю рукой влажные глаза, и сползаю с верхней полки.
      Мне шесть лет. Мы с мамой и младшим братом едем в деревню к бабушке и дедушке. Ехать долго и потому моё любимое развлечение смотреть в открытое окно и представлять себя героем, скачущим на боевом коне. Мама ругается. Говорит, чтобы я с братом лучше играл. А что с ним играть? Он на целых два года младше меня. Козявка. Не интересно с ним.
      За обедом я твердо решаю стать водителем поезда. Это так здорово целый день ехать и ехать. Слушать стук колёс. А из кабины точно смотреть лучше, чем с боку из окна купе. Правда мама опять все мечты испортила:
    - Не водитель поезда, а машинист. Что бы стать машинистом, нужно сначала школу закончить, а потом ещё специальное училище. Да и вообще ты же вчера собирался стать офицером подводником, как капитан Немо? – улыбается мама.
Так всегда. Стоит только размечтаться о чём-то хорошем, как эти взрослые всё испортят. Что же такого сделать, что бы школа побыстрее закончилась? Правда, я ещё и не начинал учиться. Все говорят: «на будущий год пойдёшь в школу». Где он этот будущий год? Нет, всё же трудно быть ребёнком. Взрослым гораздо проще. Захотел машинистом стал, захотел подводником или пожарным. Мой друг Лёшка Сергиенко, тот вовсе хочет стать космонавтом. Я космонавтом быть не хочу. Слишком далеко от дома. А вот летчиком-испытателем можно. Жаль, сейчас нет никакой войны. Я бы тогда на фронт пошёл солдатом служить. Родину защищать от фашистов, как мой дед.

      На станции нас никто не встречал, потому что мы приехали сюрпризом. Что такое «сюрприз» я пока не очень хорошо понимаю. Наверное, что-то приятное, ведь мама так  загадочно улыбается.
     Когда мы забежали в избу, бабушка нас не узнала. Долго не верила, что это мы. «Не могли, - говорит,- вы так за один год вырасти».  Мы с братом посмеялись только. Наверное, у бабушки очки старые, вот и не разглядела. Зашёл дедушка с мамиными сумками, а за ним мама. Дедушка нас узнал. И похвалил, что растём не по дням, а по часам.

      Мама научила меня делать рогатку.  В палисаднике растёт акация.  Мы выбрали на ней ветку, которая сначала растёт одна, а потом расходиться в разные стороны.  Срезали. Получилась большая вилка -  рогатулька называется. У дедушки в сарае мы нашли велосипедную камеру и старый кирзовый сапог. Из камеры вырезали две длинные узкие полоски. А из голяшки сапога мама вырезала кожуричку, чтобы в неё удобно было камушек вкладывать. Два конца резиновых полос мы проволокой прикрутили к рогатульке, а другие концы к кожуричке. Вот так получилась настоящая рогатка.
      Потом мы испытывали наше оружие. Во дворе лежала большая бочка. Мы с братом поставили на неё пустые консервные банки и коробку от конфет. Мама учила нас стрелять: нужно положить камушек в кожуричку и зажать пальцами, вытянуть вперёд руку с рогаткой, оттянуть со всей силой резинку и отпустить. Камень вылетает быстро, как пуля.  У меня получилось с первого раза. Правда, я не попал в банку. И в коробку тоже не попал. А брат вообще не смог даже растянуть резинку, но всё равно каждый раз в свою очередь брал рогатку и пробовал стрелять. Когда мама показала, как нужно целиться, у меня сразу всё получилось. Я попал в коробку. Она большая и попасть в неё легко. У мамы, конечно, сразу получалось попадать в банки. Они так здорово подпрыгивали,  с грохотом катились и падали. Мухтару это не нравилось, и он громко лаял, прыгал и вставал на задние лапы. Хорошо, что его не пускала крепкая цепь.  Потом вышла бабушка и наругалась на маму, тут я понял, что бабушка главнее.
    - Идите в улицу, - сказала мама, а сама пошла в избу следом за бабушкой.

      В улице уже были наши друзья: Пашка Сальников и братья Колька и Вовка Ляховы. Я показал им рогатку и сказал, что дам пострелять, но они только посмеялись. Колька сказал, что у них у самих есть не хуже и, причём целых две. Пока мы с Колькой и Пашкой испытывали мою рогатку, Вовка сбегал домой и принес свои.
      Просто так стрелять было скучно, и мы придумали прибить картонку к столбу и попадать по ней с десяти больших шагов.
      Один Пашка был без оружия. Чтобы ему не было обидно, Колька, как самый старший, предложил устроить соревнования. Кто не стреляет, тот судья. Те, у кого рогатки, делают по десять выстрелов. А тот, у кого её нет, считает попадания. Кто меньше всех попал, становится судьёй, а бывший судья берёт рогатку. Мой брат, конечно, соревноваться не стал, ведь он и рогатку натянуть не мог. За то он стал единственным болельщиком и болел конечно за меня. Я ни разу не промахнулся, а Вовка почти всегда был судьёй и очень злился. Тогда он сказал, что метко стрелять могут и слабаки, а городские все слабаки. Я, конечно, ответил, что он сам такой, да ещё мазила.
    - Я тебе покажу, кто слабак и мазила, -  сказал Вовка и полез на меня с кулаками.
Но в этот момент  в улицу вышла мама и позвала обедать.
      Уходя я сказал, что если он так хочет, то может проверить вечером, кто сильнее, городские или деревенские. И мы решили встретиться сразу после мультиков в четыре часа.

      Что бы нам никто не помешал драться, мы пошли за старую «железку», что проходила сразу за последними домами нашей улицы. Там за рельсами были насыпаны большие кучи гравия, а между ними хорошая и ровная площадка. Кучи закрывали нас от посторонних глаз со всех сторон.

      Колька, Пашка и мой брат забрались на кучи повыше, потому что сверху лучше видно. Я снял футболку и бросил своему брату, а Вовка свою рубаху отдал Кольке.
      И вот мы стояли друг против друга, готовые к поединку. Но никто не начинал. Оказывается, мы не договорились, по каким правилам будем драться. Тогда я сказал, что у нас в городе дерутся до первой крови. Конечно, я преувеличил, но мне казалось, что до крови – это серьёзно. По мужски. Но Вовка и Колька говорили, что у них принято драться до первых слёз. И тут мы начали спорить. Я сказал им, что их правила девчачьи. Только девчонки-плаксы могут драться по таким правилам. Но Колька ответил, что девчонки вообще не дерутся. А раз так, то правило «до первых слёз» не может быть девчачьим. Наверное, мы бы спорили дотемна, если бы Пашка не предложил голосовать. За правило «до первой крови» были только мы с братом, а за правило «до первых слёз» Колька и Вовка. Я уже подумал, что это ничья и драться не придётся, но руку поднял Пашка. Разумеется, он был за своих деревенских пацанов.
      Я сильно расстроился и даже разозлился, что вышло не, по-моему. Поэтому, когда Пашка крикнул: «начали», я накинулся на Вовку, как бешеный бык. Я бил, не выбирая и не целясь. Просто очень быстро и сильно молотил кулаками по Вовке. И когда я остановился перевести дыхание, то увидел, что у него капает кровь из носа, а нижняя губа разбита и тоже кровит. А ведь он не сделал ещё ни одного удара. Как только я остановился, Вовка отскочил назад. Он зло смотрел на меня и вытирал ладошкой разбитый нос. Колька что-то крикнул. Я оглянулся… и в это время Вовка прыгнул на меня. Он так сильно ударил в живот, что я задохнулся, согнулся пополам и осел на землю. Я посмотрел снизу вверх на Вовку и из моих глаз сами собой потекли слёзы. Мне было почти  не больно. Просто трудно дышать. Плакал я от обиды, что так глупо попался. Но, главное от злости на себя, что не сумел настоять на своём. Ведь если  бы мы дрались до первой крови, то я бы победил…
      Ребята ушли. Брат подал мне футболку и сказал, что я всё равно лучше Вовки.
      Когда, мы подходили к дому, у калитки нас встретил дедушка. Он спросил, почему это у меня грязюка по физиономии размазана? Пришлось признаться. Рассказать всё деду было совсем не стыдно. Он всегда понимал меня и никогда не ругал. Вот и в этот раз, он лишь потрепал меня по волосам и сказал: «Вот что, боец, запомни: мужчины не плачут. Мужчины лишь огорчаются».