2. 5. Учитель и друг. Москва

После прихода из армии передо мной встала проблема: куда идти работать. В комсомол я передумал, хотя мне позвонили и сказали, что меня ждёт должность второго секретаря Витебского горкома комсомола. Это было неплохое предложение.
В городе я случайно встретил инженера Игоря Демидова, с кото-рым вместе работали в СКБ ЗШ и ЗС. Он сказал, что в настоящее время работает начальником первого в Витебске вычислительного центра. Это было началом компьютеризации и являлось весьма перспективным направлением. Он также предложил работу в центре.
Но меня тянуло на работу в институт. Хотелось защитить канди-датскую диссертацию. Я обратился в Витебский педагогический институт им. С.М. Кирова. Меня познакомили с заведующим кафедрой педагогики и психологии Чернышенко Леонидом Дмитриевичем. Он проявил ко мне определенный интерес и предложил работать на его кафедре в качестве ассистента. С декабря 1976 года я приступил к работе. В этом учреждении я проработал основную часть жизни.
Зимой 1977 года я женился и летом хотелось съездить в какое-нибудь свадебное путешествие. Но меня вызвали в партком института и предложили стать командиром студенческого строительного отряда. Это означало, что летом я буду занят. Я пытался сопротивляться. За меня пошёл к ректору института Горбачёву Андрею Романовичу Леонид Дмитриевич. Ректор вошёл в ситуацию и не возражал. Но партком был непреклонен.
Мой стройотряд (ССО) состоял в основном из студентов художе-ственно-графического факультета. Ребята в основном были, как и я, после армии, достаточно зрелые.
Наш отряд мы назвали «Зодчие». Нам определили строительный объект недалеко от деревни Крынки в Лиозненском районе. Нам предстояло строить ферму. Для разбивки лагеря выделили несколько специальных вагончиков. Лагерь практически находился в чистом поле.
Постепенно мы начали налаживать быт. Оборудовали хорошую столовую. Студенты с ХГФ были «с руками». Нам повезло с поварами. Это были две студентки с факультета начальных классов.
Наряду с этим я испытывал тревогу по поводу обеспечения нашей основной работы. Бетон нам подавали нерегулярно. И я часто на своих жигулях ездил в трест «Облсельхозстрой» выбивать материалы. Одновременно я вошёл в контакт с толковым директором местного совхоза «Крынки». Его фамилия была Около-Кулак. Ему были очень нужны рабочие руки. Наши бойцы ССО стали у него подрабатывать: красили фасады зданий, ремонтировали крыши, разгружали вагоны с цементом, удобрениями. Деньги при этом перечислялись на счет отряда.
Вскоре я выяснил, что главный инженер треста допустил просчёт. Ферму ещё нельзя было строить из-за отсутствия должных подготовительных работ. Я поставил вопрос о нашей передислокации. В конечном итоге нас перебросили в посёлок «Тулово» рядом с Витебском. Мы стали бетонировать дороги. Жили в местном клубе. Работа была тяжёлой и напряжённой. Мы принимали много бетона. Когда ребята не успевали, подключался я.
От строительной организации за нами закрепили мастера. В своё время он отбыл тюремное заключение за какие-то хозяйственные нарушения. Но в целом человек был хороший, душевный. В августе отмечается День строителя. Мы организовали хороший банкет. На нём присутствовала и моя супруга Лариса. Пригласили мы и нашего мастера. Но он не пришёл. На следующий день мы узнали, что он погиб, попав под трамвай.
В целом мы сработали хорошо. При подведении итогов нам дали второе место в области. Мне вручили Почётную грамоту Витебского облисполкома. Наш отряд заработал относительно хорошие деньги. Осенью мне предоставили отпуск. Мы с женой поехали в путешествие. Выехали утром и думаем на перекрёстке куда ехать: или в Прибалтику или в Карпаты. Решили в Прибалтику. Проехали Эстонию, остановились в Юрмале. Но курортный сезон закончился. Было достаточно прохладно. Надо было ехать в Карпаты.
В 1978 году осенью меня направили в колхоз в качестве руководителя группы студентов 2 курса математического факультета на уборку картофеля. Колхоз находился в Сенненском районе. Наша группа попала в центральную усадьбу в д. Большой Озерецк. Разместили нас жить в одноэтажном здании бывшего сельского клуба, переделанного под общежитие. В большом главном помещении жили девушки, а я с двумя парнями-студентами в другой части здания в меньшем помещении. Тут же в здании было выделено помещение под кухню, где была газовая плита и холодильник. Рядом с общежитием стоял дом председателя колхоза, с которым сразу установился хороший контакт и понимание. Он достаточно внимательно относился к нашим нуждам и проблемам. Также хорошие отношения сложились с секретарём парткома Шарендо, моим сверстником. По субботам парни-студенты топили баню и вся группа была довольна. Я до сих пор с большим удовольствием вспоминаю ту командировку. Между мной и студентами установились очень доброжелательные гармоничные отношения. Видя определённую о них заботу, нормальные условия быта, студенты буквально рвались на работу и показывали высокие результаты, хотя их никто не подгонял. Если вдруг необходимо было идти работать на ток во вторую или ночную смену от желающих не было отбоя.
Работать поварами на нашей кухне тоже добровольцами вызвались две ответственные девушки. Это был очень нелёгкий труд. Но меню у нас всегда было разнообразное и качественное. Одна из поваров девушка Светлана Лугавцова, помню, была дочкой тогдашнего директора индустриально-педагогического колледжа.
Через некоторое время к нам в комнату с ребятами подселили не-сколько мужчин-инженеров с завода «Монолит». Они тоже оказались очень достойными людьми.
Стояла хорошая грибная погода. И я иногда ходил в грибы. Мне удалось обнаружить удачливое место, где постоянно росли молоденькие стандартные с красными шляпками подосиновики. Они росли не в лесу, а практически  на чистом месте под линией электропередачи. Обычно я приносил одно-два ведра. Шефы-инженера с удовольствием готовили их на костре.
Но не всё было гладко. Постепенно обозначилась довольно серьёзная проблема. Каждым поздним вечером к общежитию стала подгребать местная молодёжь. Причём среди неё часто бывали уже не совсем молодые люди, а приблатнённые, бывшие осуждённые личности. Они стали всё больше наглеть. Типичная картина: уже глухая ночь, в перегородку от девчонок мне стучат. Я встаю, быстро одеваюсь. Вслед за мной начинают просыпаться инженера. Вхожу в помещение к студенткам. Ярко горит весь свет, около нескольких кроватей на табуретах сидят пьяные местные и своим недалёким балагуром не дают спать уставшим девушкам, которым завтра рано утром снова идти на работу. Я подхожу к одному из них и, сдерживаясь, прошу покинуть помещение. В ответ, как правило, звучат угрозы, мат и т.д. Боковым зрением вижу, что шефы уже заняли свои позиции у входной двери. Пора начинать. Быстрым движением выхватываю из-под сидящего табурет, он начинает падать, подхватываю его и передаю инженерам. Дальше они уже его спроваживают на улицу. Также с другими. Слышу, на улице раздаётся треск. Это от местных подошло подкрепление и они разбирают штакетник на оружие. Выскакиваю на улицу, там уже идёт битва с инженерами. Хватаю под руку какую-нибудь жердь и начинаю помогать отбивать атаку. На пороге появляются студентки и кричат:
; Андрей Александрович, Вас убьют. – Я им кричу:
; Так из-за вас же.
Я несколько раз звонил в районный отдел милиции, но она реагировала вяло и с неохотой. Тогда я сел на свой мотоцикл «Ява» и сам приехал к местному руководству милиции и спокойно, но твёрдо сказал, что если не последуют их незамедлительные меры, то завтра я буду в обкоме партии и им мало не покажется. Тут же был снаряжён милицейский «уазик» и мы поехали в Большой Озерецк. Там я пересел в машину к милиционерам и мы поехали по деревне. Был выходной и многие из участников ночных нападений мирно копали картошку в своих огородах вместе с родственниками. В данной ситуации маскировки у меня никакой не могло быть. Я говорил:
; Этот.
Машина останавливалась и забирала очередного зачинщика. По-нятно, что я автоматически становился личным врагом не только этих личностей, но их родственников. Дня через три их всех выпустили. Несколько нормальных местных ребят меня предупредили, что за мной началась охота. Да я и сам это почувствовал. Особенно по вечерам, когда мне необходимо было контролировать студенток, которым тоже не чуждо было, например, сходить на танцы. Выручал мой мотоцикл, на котором я мобильно перемещался по тёмным дорогам. Были попытки меня перехватить. Но меня вовремя предупреждали и я уходил. Обстановка становилась нервозной.
Но, слава Богу, подошёл срок окончания нашей деятельности. Студентов хорошо рассчитали, вручили грамоты и мы все благополучно вернулись домой.
С Леонидом Дмитриевичем мы довольно быстро сошлись характерами, интересами. Не смотря на разницу в возрасте, он одновременно был и моим учителем и другом (фото №38, приложение).
Чернышенко Леонид (Иосиф) Дмитриевич (1924-1995) был очень колоритной личностью, широкой души и благороднейшим человеком. Сегодня (я пишу эти строки 21 ноября 2012 года) я могу с уверенностью себе сказать, что в моей жизни было всего два знаковых человека: мой дедушка, Василий Сисоевич, и Леонид Дмитриевич. По паспорту его имя было Иосиф, но в жизни он любил, чтобы его называли Леонидом. Он объяснял данное разночтение тем, что когда его крестили в сельской церкви, батюшка, наверное, был навеселе и ошибочно записал другое имя.
По национальности Леонид Дмитриевич был украинец из числа переселенцев на Дальнем Востоке. Внешне он был очень красивый, подтянутый и хорошо пел украинские песни. Во время Великой Отечественной войны он добровольцем пошёл на фронт. Ему было всего 17 лет и по возрасту он не подлежал призыву. Но Леонид прибавил себе пару лет и был отправлен служить на военно-морской флот. Он служил в Корее, воевал с японцами, был ранен. Награждён медалью «За победу над Японией» и орденом Отечественной войны II степени.
Леонид Дмитриевич по природе был очень одарённым человеком. В нём удачно сочетались высокий интеллект и умение работать физически. Он рассказывал, что после войны, когда работал учителем в г.п. Сураж, у него не было столярного инструмента, а дом требовал ремонта. Так он все сделал одним топором, в том числе, и новые оконные рамы. В то время он также писал портреты людей.
До научной деятельности Леонид Дмитриевич Чернышенко рабо-тал учителем, 15 лет директором лучшей в г. Витебске СШ №15. О школе знал всё. В этом он похож на известного советского педагога В.А. Сухомлинского. Например, на практике в школе для студентов Л.Д. Чернышенко мог виртуозно дать анализ любого урока, детально раскрыть сильные и слабые стороны учебно-воспитательного процесса.
Вскоре Леонид Дмитриевич поставил передо мной задачу учёбы в аспирантуре в Академии педагогических наук СССР в Москве. Я сдал кандидатские экзамены, прошёл собеседование и был зачислен в аспирантуру на дневное отделение (1979 год).
На первом году обучения в аспирантуре работа над диссертацией главным образом заключалась в занятиях в главной библиотеке СССР имени В.И. Ленина. В диссертационном зале мы проводили анализ диссертационных исследований близких к данной теме диссертации.
Постепенно я познавал Москву. Это бесконечный город. Со временем я лучше ориентировался в Москве, чем в Минске.
Проживал в общежитии от Академии на 15-м этаже по улице Ка-ховская на Юго-западе Москвы. Сначала я жил в «трёшке» (3-х местная комната). Мне повезло с соседями по комнате. Один из них мой земляк из Мозыря Василий Адамович Юдицкий, другой – Валерий Прядеин из Свердловска (ныне г. Екатеринбург). В соседней комнате в нашем блоке жил староста этажа Владимир Бутов из Курска. Как староста он имел право на проживание в единственном лице в двухместной комнате. Мы с ним быстро сошлись и хорошо понимали друг друга. Позже он рекомендовал меня в старосты и на III курсе я тоже проживал один. Это очень было важным для успешной работы над диссертацией. Я обычно продуктивно работал ночью и мне не нужно было подстраиваться под соседа. Тогда не было компьютеров. Я купил себе портативную пишущую машинку «Москва» и на ней отпечатал все черновые материалы.
Моим научным руководителем был Атутов Пётр Родионович. В тот момент он являлся членом-корреспондентом Академии и заместителем директора НИИ общей педагогики. Это был элитный руководитель. Его хорошо знал мой учитель Леонид Дмитриевич и составил мне хорошую деловую протекцию. В то же время я не подвёл Леонида Дмитриевича и был на хорошем счету у П.Р. Атутова.
Леонид Дмитриевич частенько наведывался в Москву по научным делам. К тому времени он защитил уже докторскую диссертацию, стал профессором. Он пользовался авторитетом в московских научных кругах.
По приезду в Москву он с вокзала сразу отправлялся ко мне. Мы завтракали, обменивались новостями. Леонид Дмитриевич быстро вникал в ход моей работы над диссертацией и вносил необходимые коррективы. Это была неоценимая помощь. Между тем об умном и современном профессоре из Витебска быстро прослышали наши аспиранты. Многие из них через меня просились к нему на научные консультации. Он не отказывал. Леонид Дмитриевич, обладая обострённой научной интуицией и особым исследовательским чутьём, быстро входил в совершенно новую для него тему и тут же давал содержательную консультацию. Иногда краткое с ним общение могло повернуть научную концепцию аспиранта и 1800 и, как правило, это был наиболее выигрышный вариант.
В общежитии жили аспиранты разных национальностей. Особенно много было русских, белорусов, молдаван, казахов. Учились также люди из других стран: Германии, Кубы, Вьетнама, Ирака, Мексики, Франции.
Так как со временем я стал старостой 15 этажа, то меня периодически землячества приглашали на свои национальные праздники. Благодаря этому я хорошо узнал кухню разных народов. Больше всего мне понравилась бурятская и, в частности, блюдо бозы.
В Академии отношение к аспирантам было хорошее, достаточно демократическое. Чувствовалась солидная научная школа, традиции лучшей научной элиты. В отличие от многих периферийных аспиран-тур, здесь отсутствовал буквальный, «механический» подход к подго-товке аспирантов, больше ценились самостоятельность, творчество, импровизация. За время обучения в Академии аспиранты приобретали огромный гуманитарно-гуманистический потенциал. Я вспоминаю, как многие старшекурсники-аспиранты в общежитии вели между собой сложнейшие методологические диспуты.
В одну из зим АПН СССР организовала Школу молодых учёных в г. Ростове Великом в Ярославской области. Сюда же был приглашен и Леонид Дмитриевич в качестве лектора. Мы снова встретились. Ему как известному учёному полагался отдельный номер. Но он настоял на том, чтобы нас поселили в более простом и вместе. В свободное время мы гуляли по красивому древнему городу, любовались морозной северной зимой, общались.
Перед аспирантами выступали многие известные учёные, больше столичные. Но вот выступает Леонид Дмитриевич. Говорит свободно, без бумаги, хорошим научным языком. Ему аплодировали больше всех. Настоящий доктор наук и профессор.
В сентябре 1981 года я должен был лететь на научную конферен-цию в г. Нижний Тагил вместе с сотрудниками нашего НИИ. Но неожиданно я получил срочную телеграмму о смерти моего любимого дедушки. Я позвонил Атутову П.Р. и договорился о моей замене. Вместо меня поехал аспирант родом из Бурятии Сергей Дашиевич Намсараев. Срочно приехав в Витебск, я принял участие в траурной церемонии.
В 80-х годах в Витебске были значительные трудности с продо-вольствием. Поэтому каждый раз, выезжая домой, я вёз с собой продукты: колбасу, сливочное масло, конфеты, фрукты и др. Из дома я вёз в Москву банки с солениями, сало, овощи. Это были тяжёлые ноши и я всё время мечтал, что когда-нибудь поеду в поезде свободным от поклажи.
Следует заметить, что тогда советские люди усиленно гонялись за колбасными изделиями. В то же время, по крайней мере в Москве, прилавки магазинов ломились от качественного мяса. По совету матери я стал покупать баранину, которая всегда была свежей и хорошего качества. Стоила она всего 1 рубль 80 копеек за килограмм. Это было дешевле свинины и говядины. Со специями я варил баранину в кастрюле и получал изумительное блюдо. В магазинах «Дары природы» свободно продавались тушки рябчиков, глухарей, мясо лосей, кабана, оленей и даже медведей.
Как-то я собрался ехать домой. В этот день я отложил все дела и занялся закупкой продуктов. Стояла зима. На мне было приличное пальто синего цвета, сшитое в год свадьбы, добротная норковая шапка. В Москве в то время тоже далеко не везде можно было свободно купить продукты. Их разбирали многочисленные приезжие. Я помню, как в самом центре Москвы на улице Горького (ныне Тверская) стояла огромная очередь за лимонами. Но на окраинах Москвы, вдалеке от вокзалов в ограниченном ассортименте продукты были.
Обойдя знакомые торговые точки, я решил перекусить и зашёл в пивной бар. Было утро и местных пьяниц почти не было. В баре было чисто. Я купил незамысловатую еду и хотел ещё к пиву взять креветок. Но они были очень маленькие и размазанные.
Только я подошёл к высокому столику без стульев, как ко мне обратился незнакомый человек со странным вопросом: «Быть может Вам здесь неудобно?» Он был без верхней одежды и я понял, что это один из руководителей бара. Я подумал несколько секунд и решил поиграть. Я ответил: «А что Вы можете предложить?» Человек отвёл меня в офисную комнату, заботливо снял с меня пальто и предложил присесть за его директорским письменным столом. Он дал команду и работники быстро заменили пиво, принесли качественную закуску и, в том числе, огромные креветки. Я попробовал их и сказал, что они очень вкусные. На что директор с гордостью ответил – так они же выварены в пиве. Затем он предложил мне закурить сигареты «Мальборо» по тем временам не доступные рядовым гражданам.
Я угощался, курил дорогие сигареты. Через полуоткрытую дверь со мной весьма вежливо здоровалась обслуга. В моей голове роились мысли: за кого меня принимают? Наконец пришла ясность. Директор неожиданно спросил: а как поживает подполковник Иванов. Я ответил, что он уже полковник. Директор искренне удивился: смотри, как растут люди.
Посидев ещё немного, я подумал, что мне пора сматываться. Я посмотрел на часы и озабоченно произнёс: пора, служба. Директор приглашал заходить ещё. Снова сам одел на меня пальто и хотел проводить меня на улицу. Я сделал жест рукой и сказал, что меня ждёт машина. Он понимающе остановился. Больше я в тот бар не заходил.
На каждом этаже аспирантского общежития периодически проходили банкеты, посвященные текущим праздникам, защитам диссертаций. Оставалось много пустых бутылок. Василий Юдицкий, будучи человеком очень экономным, собирал их в большие сумки, чемоданы. Ну и когда деньги у нас заканчивались, бутылки надо было сдавать. Сделать это было не совсем просто, так как в приёмных пунктах обычно висело объявление «Тары нет». Я разработал успешную схему. Сравнительно недалеко от общежития находился продовольственный магазин, при котором был пункт приёма стеклотары. Территория возле магазина была огорожена высоким забором. Я подходил к закрытым железным воротам и начинал стучать кулаком. Ворота гремели. Затем открывалось как в тюрьме маленькое окошечко и грубый голос спрашивал: «Чего надо?» Я показывал «корочку» с красной обложкой. Это было аспирантское удостоверение. Ворота тут же открывались и меня пропускали. За мной шли мои ребята с сумками. Этот же голос их останавливал – а вы куда? Я говорил – они со мной. И их пропускали. Во дворе обслуга быстро подносила нам пустые ящики и помогала расставлять бутылки.
В нашем общежитии несколько этажей было отдано под проживание слушателей повышения квалификации. Слушатели, как правило, были преподавателями различных вузов СССР. Один из них, мой знакомый, хорошо знавший Москву и работавший уже заведующим кафедрой, предложил нам сходить в Большой театр.
Мы с друзьями удивились, так как в то время попасть в Большой было практически невозможно. Артур сказал, что знает хороший вариант.
В определённый день мы отправились в кассы, которые находились рядом с театром. Мы заняли очередь и стали ждать, когда начнут продавать нереализованные билеты по брони. По залу периодически прохаживался милиционер в форме капитана. В какой-то момент он исчез и группа людей мгновенно стала выдергивать из очереди очередников и на их место ставить своих. Нас не тронули. Видимо по той причине, что нас было несколько и все достаточной комплекции. Таким образом, мы познакомились с действиями преступной группы.
Мы благополучно прибрели билеты и попали на балет «Анна Каренина». В главной роли танцевала сама Майя Плисецкая.
Однажды, во второй половине дня я стоял на площади перед огромной гостиницей «Пекин» и наблюдал следующую картину. Слу-жебный милицейский жигулёнок подвёз к гостинице какого-то мили-цейского полковника. Скорее всего, он пошёл на «деловую» встречу в известный ресторан «Пекин». Водитель-милиционер остался ждать в машине. Вдруг из ресторана вышло несколько верзил навеселе. Один из них ногами стал громить многочисленные легковые авто, стоящие на площади перед гостиницей. Это было очень нагло и тем более средь бела дня. Милиционер в машине даже не попытался принять каких-то упреждающих мер, в том числе, по рации вызвать наряд милиции. Хулиган ещё долго куражился над стоящими авто.
Москва уже в то время была значительно криминализирована и коррупционирована. Почти все рестораны были расписаны за какими-то группировками. Но мы тогда об этом не знали. Обычно на дверях ресторанов висела дежурная вывеска «Свободных мест нет», хотя через окна зачастую можно было видеть, что зал почти пустой. На входе обычно стояли швейцары с пухлыми и наглыми рожами. Об этом пишу не потому, что аспирантам, как и другим обычным людям, никак нельзя было обойтись без ресторанов. Просто эти явления были на виду и резко контрастировали с официальными представлениями о жизни общества.
Однажды вечером в выходной день я возвращался из библиотеки В.И. Ленина. Очень хотелось есть. В общежитии на этот раз у меня никаких съестных припасов не было. Гастрономы уже были закрыты. Где-то недалеко от библиотеки в центре города встретился ресторан «Узбекистан». Вход оказался почему-то свободным. Я зашёл. В полумраке за столиками сидели люди. Я выбрал небольшой свободный стол и стал ждать подхода официанта. Однако он не торопился. Вскоре я почувствовал себя очень неудобно и не комфортно. Дело в том, что когда мои глаза адаптировались к слабому освещению, я достаточно отчётливо увидел, что окружающий контингент как-то единодушно и неприязненно смотрел на чужака. Посидев ещё некоторое время и убедившись, что мое первое впечатление не иллюзия, я встал и покинул без сожаления данное заведение. Находиться там было небезопасно.
Как-то раз зимним субботним вечером мы собрались небольшой компанией друзей аспирантов пойти в местный ресторан «Азов». Это был окраинный московский ресторан, построенный по современному типовому советскому проекту без архитектурных излишеств. Нас было человек шесть и все как на подбор, высокого роста и крепкого телосложения. Сдали одежду в гардероб и по лестнице поднялись на второй этаж в большой зал. Там сидело много людей, но свободный столик нашёлся. Сделали заказ и непринуждённо разговариваем. Из странного показалось только то, что в центре зала за одним столом сидело несколько людей уже в возрасте в меховых шубах. Мы про себя их назвали «дедами». Шубы они расстегнули, но почему-то не сняли.
; Наверно для понта. – Подумали мы.
Через некоторое время мы обратили внимание на то, что недалеко от нас беспричинно начинают обижать нескольких парнишек. Мы заступились за них. И здесь вдруг видим «деды» делают выразительный жест и говорят фразу:
; Убрать их.
И тут встаёт почти весь зал и двигает на нас. Мы поняли, что все они – одна криминальная группировка. Мгновенно сориентировавшись, мы стали быстро продвигаться к гардеробу и дверям на выход. При этом по возможности сдерживали натиск толпы, благо лестница была довольно узкая. Всё происходило очень быстро. Не помню точно как, но вскоре все мы благополучно оказались на морозной улице. Правда, кого-то последнего мы уже силой вырвали у наседавших бандитов. Кстати, все наши ребята прошли срочную службу в армии, что тоже помогало нам.
К нашему счастью именно в это время возле ресторана оказался милицейский патруль: лейтенант и сержант с немецкой овчаркой. Один из нас, наиболее сообразительный, подбежал к лейтенанту и успел сказать, что мы, мол, следователи по особо важным делам, приехали на всесоюзное совещание и что если с нами что-нибудь случится, он будет отвечать. Лейтенант дал команду сержанту с собакой на поводке держать круг вокруг нас. К этому времени на улицу высыпала вся шайка, обступив нас кругом. Они кричали и угрожали. Требовали от лейтенанта выдать нас, а то, мол, и с тобой разделаемся. Вышли сюда и «деды». Видать очень сильно мы задели их самолюбие своим протестом.
Овчарка бешено рвалась с поводка и держала спасательный круг. Лейтенант в создавшейся крайне напряжённой ситуации незаметно шепнул нам, что они постепенно будут сдвигаться вместе с собакой к станции метро «Каховская», а затем спасение уже дело наших ног. Действительно, в процессе жёсткой перепалки, когда к нам тянулось множество цепких рук братвы, мы всё же стали медленно смещаться. В один из моментов сержант овчаркой разорвал окружающее нас плотное кольцо и мы рысью понеслись к светящемуся впереди метрополитену. Незамедлительно за нами раздался громкий топот десятков ног. В голове у каждого из нас, как потом выяснилось, была только одна мысль: не поскользнуться и не споткнуться. Иначе раздавили и убили бы. Но наши ноги не подвели. Всё обошлось.
В начале сентября я приехал в Москву с летних каникул. Утро было раннее, солнечное. Я подошёл к окну и увидел, что возле небольшого водоёма круглой формы происходит какое-то движение. Один из людей ездил по водоёму на надувной резиновой лодке и что-то доставал из воды. Позже выяснилось, что там обнаружили расчленённые останки человеческого тела.
Некоторые аспиранты подрабатывали на огромнейших московских очистных сооружениях. Они рассказывали, что туда нередко приплывали самые неожиданные предметы, в том числе, фрагменты человеческих останков.
Незадолго до окончания аспирантуры прямо перед зданием нашего общежития построили модное тогда заведение, диско-бар. Там до поздней ночи всегда было многолюдно. В основном отдыхала молодёжь. Но и забот сразу прибавилось у криминальной милиции Севастопольского района. Достаточно часто там совершались странные убийства. Причём как в позднее время суток, так и в дневное. Распространённой была ситуация, рассказывали очевидцы, когда сидящий за столом человек вдруг падал со стула или продолжал сидеть, но он уже был мёртвым. Кто-то умело использовал орудие убийства в виде шила.
На первых четырёх этажах здания общежития располагалась гостиница. В ней сама собой как-то обосновалась группа армян. Они занимались промыслом по перегону куда-то новеньких автомобилей «Жигули» и «Волга». У них был хорошо налаженный канал поставки этих самых дефицитных вещей в Советском Союзе. Обычно под вечер вдоль здания выстраивался ряд престижных моделей «Жигулей» и одна-две «Волги». В одну из ночей кто-то из аспирантов бросил вниз бутылку из-под шампанского, наполненную водой. Она попала в крышу «Волги» и пробила её насквозь. На следующий день поднялся большой шум. Армяне активно рыскали по этажам и пытались выявить виновника. Но никто ничего не знал.
С одной стороны общежития был большой пустырь. Над ним проходило несколько мощнейших линий электропередач, которые несли энергию для Москвы. Аспиранты называли этот пустырь «собачником», так как многие москвичи здесь выгуливали своих питомцев. В один из осенних дней на пустырь приехала грузовая машина «ЗИЛ» с саженцами деревьев. Рабочие жилкомхоза начали озеленение. Шёл мелкий осенний дождик. Вдруг раздалась серия сильнейших взрывов. Все бросились к окнам. Оказывается, в одном месте верхушки саженцев в кузове слегка коснулись проводов. Мгновенно пошёл сильнейший электрический разряд. В первое мгновение шофёр успел выскочить из кабины и отбежать в сторону. Другими разрядами были пробиты шины автомобиля и земля вокруг стала под шаговым напряжением. Рабочий, который был в кузове, тоже спрыгнул на землю, но несколько позже и тоже побежал, но тут раздались новые разряды и он замертво упал под воздействием шагового напряжения.
В августе 1980 года в Москве прошли Олимпийские игры. Москва к ним готовилась серьёзно, было построено много новых различных объектов. В частности, поставили много автоматов для воды в районе Белорусского вокзала. Впервые в них стали продавать «Фанту», но она стоила довольно дорого – 20 копеек, а не 3 или 5 копеек, как простая газированная вода. Появилось много объектов общественного питания в виде огромных павильонов. Но они не были такими уютными, как старые кафешки и забегаловки. Хотя в них и не было очередей. Этим же летом умер Владимир Высоцкий. Осенью мы с друзьями по традиции поехали в парк «Сокольники». Рядом с ним стоит Еноховский собор. В нём отпевали Высоцкого. Мы зашли в собор. Народу днём было совсем немного. Но меня поразил факт, который в то время на периферии был бы не возможен. В собор вошли два милиционера сержантского состава в форме. По всему было видно, что они находились при исполнении. Они молча сняли свои фирменные фуражки и стали истово молиться. Если бы это происходило не в Москве, то они уже бы впоследствии в органах не служили.
В 1982 году заканчивался мой срок пребывания в аспирантуре. Я спешил закончить диссертацию. Хотелось домой в Витебск. Стол и пол в комнате был завален бумагами. Когда в очередной раз приезжал Леонид Дмитриевич, он помогал мне распутать какой-нибудь теоретический клубок. Я продолжал работать. Особенно хорошо мне работалось ночью. Иногда и до самого утра.
В один из дней на пороге моей комнаты неожиданно появился Владимир Бутов. Он к тому времени уже закончил аспирантуру, правда без защиты диссертации, и исчез из виду. После краткого обмена приветствиями Владимир сказал, что приехал ко мне с деловым предложением. Он пояснил, что сейчас работает директором Международного молодежного центра «Жемчужина», который находится в очень живописном месте Подмосковья. ММЦ «Жемчужина» принадлежит ЦК ВЛКСМ. Центр имеет прекрасную материальную базу. В нём больше отдыхает зарубежная молодёжь. Владимир предложил мне должность заместителя директора. Он сказал, чтобы я посмотрел в окно с нашего 15-го этажа и показал мне черную «Волгу», заметив, что точно такая будет моим персональным служебным автомобилем. Это было весьма престижно. Я попросил его дать мне отсрочку пару месяцев до защиты диссертации. Но он сказал, что ждать не может. Больше я его не видел. Правда, через полтора-два года ко мне домой в Витебск пришёл по почте автореферат диссертации Владимира для внешнего отзыва. Я написал положительный отзыв и отправил. Предложение Владимира было одним из самых интересных в моей жизни, о котором я несколько сожалел.
На предварительном обсуждении диссертации в одном из отделов НИИ АПН СССР меня попытались изрядно потрепать. Но я успешно отбил атаки. Так наверно мой руководитель хотел проверить мою готовность и зрелость.
За месяц или два до окончания аспирантуры я успешно защитил диссертацию. Сразу после защиты ко мне подошёл мой шеф Петр Родионович Атутов и сердечно меня поздравил. К тому времени он был уже академиком и директором НИИ. Поздравляя, он протянул мне лист бумаги. Я прочитал его. Это было разрешение Моссовета на мою постоянную прописку в Москве с целью дальнейшей работы в Академии. Пётр Родионович сказал, что возлагает на меня определённые надежды и предложил сразу начинать работать над докторской диссертацией и даже показал стол, за которым я буду сидеть. Но работа в НИИ и написание ещё одной диссертации не входило в мои планы. Меня тянуло на родину, к природе, к живой работе.
Через некоторое время под каким-то предлогом я отказался от предложения. Шеф некоторое время обижался, но постепенно отошёл от обиды.
Вскоре я приступил к работе в качестве доцента в Витебском государственном институте имени С.М. Кирова, который позже был аккредитован на университет. В Витебске я по-прежнему тесно дружил с Леонидом Дмитриевичем Чернышенко. Часто вместе бывали на природе, собирали грибы, ловили рыбу. Так прошло еще 13 лет. К глубокому сожалению осенью 1995 года Леонида Дмитриевича не стало. У него было больное сердце. Умер он внезапно. Светлая память.
Надо сказать, что такие благородные красивые личности как Леонид Дмитриевич зачастую вызывают зависть у определённой части людей, недоброжелательность. Всё это не способствовало здоровью Леонида Дмитриевича. Институтские недоброжелатели пытались распространять о нём ложные слухи, сплетни, строили козни. Но Леонид Дмитриевич мужественно и с достоинством преодолевал их. Под его личным научным руководством многие преподаватели защитили кандидатские диссертации, получили звание профессора.
В 1986 году я получил назначение на должность секретаря парткома института. В то время это был практически второй человек после ректора. Работа была живая, с людьми, хотя и утомляла. Меня хорошо воспринимали в Первомайском райкоме партии, горкоме, обкоме. Сложились хорошие отношения с первыми секретарями Первомайского РК КПБ Кулаженко Святославом Михайловичем, Шклейник Светланой Александровной, заведующим отделом организационной работы обкома партии Глушкевич Евгением Михайловичем, его заместителем Сухамерой Игорем Петровичем, Щурком Иваном Антоновичем, который является начальником управления образования Витебского облисполкома.
В то время жизнь свела меня с тремя хорошими людьми – Косак Фёдором Петровичем, Юшкевичем Олегом Петровичем, Жуковым Василием Петровичем.
В 1989 году в моём кабинете раздался телефонный звонок. Звонила секретарь приёмной 1-го секретаря обкома КПБ Витебской области. Она сказала, что сейчас с Вами будет говорить первый секретарь Григорьев Владимир Викторович. Владимир Викторович поздоровался и сказал, что у руководства обкома сложилось хорошее впечатление о моей работе и мне предлагают должность первого заместителя заведующего идеологическим отделом. Я согласился. Я не любил долго сидеть на одном служебном месте.
Работа в обкоме была не простая. С одной стороны большая загруженность. Приходилось работать и в выходные дни. В то время обком партии был главным руководящим органом в области. Облисполком играл больше исполнительские и представительные функции.
С другой стороны внутри обкома было определённое противостояние в руководстве. Не все поддерживали линию нового первого секретаря В.В. Григорьева. Владимир Викторович был руководителем нового поколения. Он отличался напористостью, свежестью идей, грамотностью. По его инициативе Витебск стал столицей международного фестиваля польской песни, который затем трансформировался в Славянский базар. Также при его непосредственном участии был построен амфитеатр.
В 1990 году я получил из Москвы приглашение на годичную научную стажировку. В.В. Григорьев меня поддержал и я снова уехал в Москву.
В период моей работы секретарём парткома мы с супругой приобрели путёвку на отдых в партийный Дом отдыха недалеко от Гагры «Солнечный». Это было весной. Море ещё было холодное. Но был большой тёплый открытый бассейн. Природа и климат на Кавказе изумительные. Горы молодые, высокие и покрытые зелёными лесами. Необыкновенный воздух. Рядом с Домом отдыха располагалась одна из дач Сталина.
В этот же период я был поощрён поездкой в Сирию в составе группы учёных из разных союзных республик СССР. Хотя мы оплачивали 50% от стоимости поездки, все равно она обошлась нам довольно дорого.
В аэропорту в Москве представители таможни вели себя разнуз-данно и нагло. Они стремились что-нибудь изъять чуть ли не у каждого туриста под видом недозволенного. Ко мне прицепилась женщина-таможенник и хотела изъять то мой фотоаппарат «Зенит Е», который я якобы везу на продажу, бутылку шампанского. Но я своего не отдал.
Первый раз за границу я выехал в 1987 году в Польшу. Я возглавлял делегацию учёных нашего института в Высшую педагогическую школу в Зелёной Гуре на научную конференцию. Зелёная Гура была побратимом г. Витебска. Уже тогда обращало внимание суровость и грубоватость советских служащих границы. К члену нашей делегации пристал таможенник: почему он не задекларировал обручальное кольцо. А майор-пограничник громовым голосом приказал покинуть купе для досмотра.
В Зелёной Гуре нас тепло встретил мой друг секретарь парткома Высшей педагогической школы Андрей Чарковский.
В эти годы я дважды побывал в Забайкалье. Друзья аспиранты приглашали на научные конференции в Улан-Удэ. Конечно же, оба раза удалось побыть на самом Байкале. К тому времени мой друг Сергей Дашиевич Намсараев уже успел стать министром образования Бурятии. Меня принимали на высоком уровне. Также меня хорошо встретили Георгий Назаров, Галина Ошорова. Мне очень понравились те места. Прекраснейшая природа: сопки покрытые тайгой, чистые реки, грибы рыжики, высокое синее небо (фото №39, приложение).
Понравились люди: добрые, гостеприимные. Буряты хорошо знают свою историю и справедливо чтут её и своих предков. Они очень уважают свои глубокие традиции. У бурятов культ семьи, детей.
Сергей Намсараев организовал для меня поездку в Дацан. Это буддистский центр, монастырь в Иволгинском районе. В то время официальные поездки в монастырь не поощрялись.
С 1991 по 1995 годы я работал проректором по научной работе. При моём участии педагогический институт был аккредитован на уни-верситет. В эти годы мне было сделано ещё одно серьёзное предложе-ние: стать ректором Витебского технологического института легкой промышленности. С 1997 по 1999 годы работал проректором по воспитательной работе. С 1999 по 2014 год работал заместителем декана по учебной работе юридического факультета Витебского государственного университета имени П.М. Машерова. В настоящее время работаю доцентом кафедры истории и теории права и заведующим лабораторией «Лаборатория правового информирования».
Я благодарен ректору Виктору Никоновичу Виноградову, который долгие годы профессионально руководил коллективом университета (фото №40, приложение).