1. 4. Мать
В целом для данной местности характерна песчаная почва и сосновый лес. Правда к ней примыкает болото под названием урочище Лонница. Староверы обычно стремились селиться там, где есть болото, чтобы в случае опасности можно было укрыться. Исследователи в XIX веке отмечали, что болото Лонница занимает 77 кв. вёрст и на нём семь небольших озёр. Здесь в лесах во множестве водятся медведи, волки, лоси, дикие козы, серны, кабаны, лисицы, выдры, куницы, рыси, норки, барсуки, зайцы, редко росомахи. Оленей немного. Бобров меньше, чем было раньше.
В 70-х годах ХХ века я вместе с матерью, отчимом Василием Парфеновичем Красавиным и семьёй младшей сестры Надежды Васильевны Кирилловой на мотоциклах проехали по тем местам. Помню, что в д. Смоляги они смогли найти только фундаменты. Сёстры плакали, затем мы поехали в гости к нашему родственнику Красикову Якову Ермолаевичу, который с женой как раз жил в заброшенной деревушке Лонница среди обширного болота. Он является сыном родной сестры дедушки Красикова Василия Сисоевича – Минодоры Сисоевны. Яков Ермолаевич водил нас по заболоченному лесу в ягоды и грибы. Отдельные части лесных дорожек были намощены специальными досками-слигами, по которым можно было пройти по топким местам.
Когда матери исполнилось 7 лет, родителей сослали в восточную Сибирь. Ей пришлось четыре года скитаться по родственникам и дру-гим людям. Такая же участь постигла и её двух сестёр. 30-е годы про-шлого века были трудные, голодные. Поэтому появление лишнего рта даже у родственников не вызывало большой радости. Надо было отрабатывать физической работой.
Сначала она жила у дяди Парфения в д. Смоляги. Потом видимо дядя почувствовал опасную обстановку и уехал с семьёй в г. Гатчино. Мать передали родственникам её матери Анны Купреевны в имение Фёдоровка Городокского уезда. Там ей было хорошо. Но через год арестовали двух дядей Василия и Василия. Один из них был арестован в 1932 году и выслан с семьёй в Казахстан. Другой Василий Куприянович предположительно сослан на строительство Беломорканала, где и умер.
После этого мать взяла к себе тётя Мария Купреевна в д. Ситенец Полоцкого района, где она прожила более года. К этому времени у Марии Купреевны уже умер муж и она жила с примаком из соседней деревни. Он любил вкусно поесть, а детям оставалось постное. Мать вспоминала, что иногда она встречалась со своей старшей сестрой Анной, которая в это время тоже жила у родственников в д. Козьи Горки. Чтобы встретиться, Анне нужно было одной пройти приличное расстояние по лесу до перекрёстка дорог в д. Юровичах, куда приходила из Ситенца Евдокия. Они обнимались, плакали, но были счастливы, что снова вместе. Места тогда там были намного глуше, чем теперь. Поэтому они не без основания больше всего боялись волков.
После Ситенца мать передали в Полоцк, где она нянчила восьми-месячную девочку. Затем жила в Гомерне возле Полоцка. Потом снова голодный Ситенец. И наконец, д. Коповище, где её забрала мать Анна Купреевна, возвратившаяся из ссылки.
После того, как вся семья Красикова Василия Сисоевича была в полном сборе, они отправились на жительство в г. Гатчино к его родному брату Парфению. Через некоторое время в виду сложившихся обстоятельств они были вынуждены вернуться в Витебск и поселились в частном доме по улице 2-я Пригородная. В Витебске мать училась в 8-й средней школе по ул. К.Маркса. Учёба ей давалась легко, так как она обладала математическим складом ума и хорошей памятью. До начала Великой Отечественной войны она успела закончить два или три курса финансово-экономического техникума (фото №29, приложение).
Вскоре после начала войны над Витебском стали летать немецкие самолёты и бомбить город. Их семья решила покинуть город и отправилась пешком к посёлку Должа, где неподалёку находилась деревня Шилы рядом с озером Сосна. Там жила их родственница Татьяна Шнипова, которая после войны переехала жить в пригород Вильнюса – Повильнюс.
Со стороны пос. Должа они видели постоянное зарево над Витебском и оттуда по ветру летели какие-то бланки, этикетки, другие обгоревшие бумаги. Побыв там некоторое время и почувствовав себя, видимо, неуверенно, они снова вернулись в город.
В Витебске стали хозяйничать фашисты. Появились комендатура, управа, виселица около городской ратуши, концлагеря.
Я как-то спросил у матери, что главное запомнилось о концлагере «Пятый полк», так как условно они жили совсем недалеко. Она ответила – днём и ночью над лагерем стоял людской гул, который наверно включал и мольбы о помощи, негодование, беспомощность и др.
В её классе училась красивая девушка Алла. Она была еврейкой. Вскоре её арестовали и поместили в концлагерь. Сначала порядки в концлагере были полегче и желающие могли передать передачу. Мать со сверстниками навещала Аллу. Затем она исчезла. Видимо, была расстреляна.
Мать вспомнила, что их школьный учитель немецкого языка стал редактором оккупационной газеты и через некоторое время был убит подпольщиками возле своего дома.
Семья Красиковых проживала в железнодорожном районе недалеко от вокзала и Юрьевой Горки. Там в основном жили старообрядцы. На станцию прибывало много составов, в том числе, с трофейными вещами, награбленными в советских магазинах, складах. Местные жители иногда пробирались к поездам и пытались что-нибудь добыть. Особенно были актуальны продукты из немецких товарных вагонов из Германии.
Однажды несколько девчонок и мать решили разжиться некоторой галантереей: зеркальца, расчёски, гребешки и прочая мелочь. Они залезли в такой вагон. Вдруг по ступенькам поднялся эсэсовец с автоматом и что-то прокричал. Все девушки оцепенели от страха. Эсэсовец начал пробовать задвигать тяжелую дверь товарного вагона. В мозгу у матери пронеслась мысль, что это неминуемая гибель, так как немцы за добро вермахта, если даже оно плёвое вешали или расстреливали. Евдокия мгновенно подскочила к немцу и со всей силой толкнула его в грудь. Он не удержался на ступеньке и упал плашмя с довольно большой высоты, ударившись головой и потеряв, видимо, сознание. Девчонки быстро убрались со станции. Вслед им неслись гортанные крики и выстрелы. Здесь однозначно сработала находчивость и смелость матери, спасшие им жизнь.
Осенью 1992 года мне предложили поехать на научную конференцию в Германию. Я работал проректором по научной работе Витебского педагогического института имени С.М. Кирова. К этому времени уже произошел распад СССР, крушение коммунистической партии. Беларусь стала независимым государством. Конференция посвящалась проблемам малых вузов и на неё приглашались, как правило, ректора. Но тогдашний ректор Виктор Никонович Виноградов поручил мне представлять наш вуз. Я начал готовить выступление.
Как-то вечером я заехал проведать мать Евдокию Васильевну и рассказал ей о предстоящей поездке. Она спросила, в какое место в Германии я еду. Я сказал, что это город Vechta (Фехта) на северо-западе Германии, недалеко от границы с Голландией и что этот город находится между городами Ольденбург и Оснабрюк. Мать заплакала и воскликнула – да, я там во время войны была рядом в г. Квакенбрюке, в лагере для остарбайтеров.
Во время командировки в Германию я сказал немцам-коллегам в частной беседе, что моя мать во время войны была в Квакенбрюке. Они несколько потупили головы и предложили организовать туда поездку. Это около 30 километров от Фехты. Но я отказался.
В марте 1943 года население Витебска в значительной части было принудительно вывезено на работу в «Великую» Германию и Австрию. Вывезли и всю семью матери.
В лагерях в Квакенбрюке были люди разных национальностей: русские, белорусы, украинцы, поляки, французы, итальянцы. Мать определили работать на железную дорогу. Она должна была загружать гражданские грузы и сопровождать их между местными станциями.
Немцы относились по-разному. Например, машинист их поезда зачастую старался незаметно угостить мать бутербродами, которые ему готовила жена. При этом мать всю жизнь удивлялась тонкости ломтиков нарезанного сыра и колбасы, которые в буквальном смысле просвечивались на свету.
Когда их вели на работу, то в них часто дети и подростки бросали камни и кричали «русские свиньи». Особенно матери досаждала одна рыжеволосая девчонка с большой косой. И мать сказала себе, что дождётся дня, чтобы основательно подергать ее за косу. Этот день настал, когда невольников освободили англичане. Мать тогда была миниатюрно-хрупкая и красивая. Но обида заставила её поймать рыжеволосую и намотать её косу на руку. Та подняла большой крик. Тут же подошёл английский офицер и прочёл матери нотацию о необходимости соблюдать терпимость.
Мать вспоминала, что самым страшным в Германии для неё и других остарбайтеров были бомбёжки союзников. Днём обычно бомбили американцы, ночью – англичане. Это были ковровые, то есть сплошные бомбёжки. Особое внимание союзники уделяли железнодорожным коммуникациям немцев. К утру, как правило, рельсы задирались в небо, а к вечеру пленные их восстанавливали и вновь шли поезда. Поезд матери неоднократно подвергался бомбёжке и неоднократно был сгоревшим. Поезд останавливался. Немцы бежали в бомбоубежища, а остарбайтеры в придорожные канавы и поле. Мать лежит на земле и смотрит в ночное небо, а там десятки, а то и сотни самолётов заходят в круг и беспрерывно сбрасывают бомбы. Отбомбившиеся самолёты тут же в круге заменяют другие. Всё небо в мечущихся прожекторах, которые пытаются схватить самолёты в перекрестье. Бомбы несутся к земле с душераздирающим воем, и кажется, что каждая летит прямо на неё. Однажды ногу матери обожгла пуля крупнокалиберного пулемёта из самолёта. Она удачно прошла через брюки, не задев ногу. Трудно представить последствия, если бы такая крупная пуля задела тело.
В последнее время появляются редкие художественные фильмы о трудовых невольниках в Германии и Австрии. Но в целом тема остаётся мало исследованной в социально-психологическом отношении. Лучшие годы жизни, ярчайшие эмоции и чувства молодых людей, их мечты и устремления безжалостно растворялись в неумолимом конвейере войны.
В один из дней в пути их поезд в очередной раз разбомбили, и мать вынуждена была добираться до своей станции на пассажирском поезде. Как я уже отмечал, мать была красива и в силу своих способностей хорошо усвоила разговорный немецкий язык. На неё обратил внимание какой-то довольно высокопоставленный немецкий офицер. Ему понравилась красивая аккуратная немецкая девушка. Он с ней заговорил и спросил, из какой местности Германии она родом. Она ответила, что русская. Немец долгое время не мог поверить и, наконец, позвал своего денщика-украинца и приказал ему поговорить с девушкой. Мать сразу ему сказала: «Здоров, Иван». Тот подтвердил офицеру, что она русская и немца постигло и разочарование и изумление.
После того как они были освобождены англичанами 11 апреля 1945 года через некоторое время их передали американским союзникам. И те и другие предлагали восточным остарбайтерам переехать на жительство в другую страну: Новую Зеландию, Канаду или по выбору в любую. Некоторые соглашались. Но наши Красиковы твёрдо решили ехать домой. Союзники хорошо кормили остарбайтеров, давали одежду и одеяла. Затем их погрузили с помощью солдат-негров на студебекеры и передали советским войскам.
По возвращению на Родину не всегда бывшие остарбайтеры находили понимание и поддержку местных властей. Например, мать устроилась на работу в центральную сберкассу, так как она окончила несколько курсов финансово-экономического техникума. Но вскоре её вызвал начальник и предложил уволиться без объяснения причины.
Позже Евдокия Васильевна устроилась на работу на швейную фабрику «Знамя Индустриализации» в бухгалтерию, в расчётный отдел седьмого цеха. Там она проработала вплоть до выхода на пенсию. За добросовестный труд она была награждена медалью «За трудовые заслуги».
Вскоре после войны Евдокия Васильевна вышла замуж за старовера, уроженца г. Витебска Сухарева Александра Максимовича, который по профессии работал шофёром. Александр Максимович являлся участником Великой Отечественной войны. В 1952 году 19 июня родился я, то есть Сухарев Андрей Александрович. Через шесть лет родители развелись. Александр Максимович уехал на Колыму и там около 15 лет работал шофёром. Он снова женился, но детей у него больше не было.
Я остался с матерью и с дедушкой Красиковым Василием Сисоевичем и бабушкой Красиковой Анной Купреевной. Мать снова перешла на свою девичью фамилию – Красикова. Спустя год она стала жить в гражданском браке с Красавиным Василием Парфеновичем, который был родом из староверской деревни Должица Чашницкого района. Василий Парфенович во время войны воевал и имел боевые награды, в частности, «Орден Отечественной войны», медали «За освобождение Будапешта», «За освобождение Праги» и др. В.П. Красавин большую часть жизни проработал на станкоинструментальном заводе имени Коминтерна слесарем-сборщиком. Был охотником, любил ездить в грибы и ягоды. Похоронен на кладбище в д. Должица.
Все три сестры со своими семьями компактно проживали недалеко друг от друга в районе ул. Титова за Полоцким рынком. Мать, дедушка, отчим и я проживали в доме по ул. Виноградовой, д. 45 (фото №30, приложение).
Сёстры были очень дружны и всегда помогали друг другу (фото №31, приложение).
Все основные праздники отмечали вместе, как они говорили в складчину, в одном из трёх домов. На этих торжествах всегда присут-ствовали и мы – четыре двоюродных брата: Юрий, Сергей, Владимир и я.
Наиболее близкими друзьями наших были: Ладыжинские Георгий и Екатерина, Григорий Ефимович и Феня Козлянские, Фотий Дмитриевич Гуков, а также семьи родных братьев Савелия Илларионовича Кириллова – Павла и Марка.
Евдокия Васильевна и её младшая сестра Надежда Васильевна были очень грамотны в религиозном отношении. Они хорошо изучили старообрядческую церковную литературу, в совершенстве владели старинным византийским пением (по крюкам). Практически по грамотности им не было равных в Витебской старообрядческой общине. Они долгие годы после выхода на пенсию служили в Витебском старообрядческом храме (фото №32, приложение).
Где-то в 2004 году мать позвали соседи в баню. Стояла ранняя весна. Она зашла после бани к ним в дом поблагодарить. Обратно за дверь хозяева её почему-то не провели. Крыльцо было высокое и стояла темень. Она перепутала направление и упала почти вертикально вниз головой. Мне позвонил отчим, и я быстро приехал на ул. Виноградовой. Мать кричала от боли. Вызвали скорую. По реакции врача я понял, что она считает у матери перелом шейных позвонков. Худшее трудно придумать. Мы погрузили её на носилки и занесли в скорую помощь.
Всю дорогу до больницы мать крепко держала мою руку, а я максимально сконцентрировался и страстно обратился к Богу и доброй энергии. Кода приехали в больницу, то вначале медперсонал тоже был настроен на аналогичный диагноз. Но когда сделали снимки и поработал невропатолог, диагноз не подтвердился. Просто от удара произошло некоторое смещение соляных возрастных отложений. На следующий день её выписали. Хотя болезненное состояние продолжалось еще долго.
Всю жизнь мать мечтала о быстрой смерти, без лежания в больницах и на своих ногах. Такую возможность ей Бог предоставил.
2 июня 2008 года ей стало плохо. Она поднялась с кровати за ле-карством и тут же замертво упала. Дома в это время был отчим Василий Парфенович Красавин. Отпевание и похороны Евдокии Васильевны были проведены по старообрядческим традициям. Она похоронена в одной ограде с отцом Василием Сисоевичем, матерью Анной Купреевной и младшей сестрой Надеждой Васильевной на старообрядческом кладбище в Витебске.
Свидетельство о публикации №218042001195