Любовь рядом с жизнью и смертью Часть III

БРАТЬЯ ГЛУЩЕНКО
(ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНАЯ ЧАСТЬ)
Продолжение романа, стр. 146 - 201

ВОЙНА:
За границами Родины...
О войне и о воинах надо говорить всю правду! Но вскоре пришло время и, наконец-то, наши войска очистили землю-матушку от «фашистской нечисти», избавили города, деревни, сёла и хутора от страшного и заклятого врага. Россия могла приступать в это время уже к мирной жизни, а 17-ая Легендарная дивизия прорыва Резерва Главного военного командования Киевско – Житомирского направления ещё готовилась к очередному прорыву, но уже за пределами границы нашей Родины. Теперь был взят курс через весь Запад на немецкую столицу, «вражеское логово», город Берлин!
Направление: Польша – Чехословакия. К санроте подогнали четыре «студера», очень мощные машины и вместительные. А вокруг непролазная грязь и месиво, днём и ночью идут проливные карпатские дожди, льют, не прерываясь ни на минуту. Транспортные средства так размесили дороги, что буксуют даже самые мощные из них, вооружённая техника только добавляет в месиво новые пласты глины и черноземья, из машины страшно выйти, сразу оказываешься по колено в жиже.
Веру Васильевну вызвал срочно главный хирург Матвеев Дмитрий Михайлович, который находился в первой машине колонны. А надо сказать, что наша бабушка и во время войны не переставала быть модницей. Ну, а уж красивые ноги её всегда были в самых изящных сапожках, начиная с момента, когда появился ординарец Юхименко. Он тщательно следил за её военной обувью, и где-то ухитрялся раздобыть даже «хромовые сапожки на каблучке с зауженным носком», высший шик для женского состава старших по званию офицеров.
Как назло! Перед тем, как сесть в свой «студер», она сняла тоже хромовые, но тупоносые и, уже поношенные ею, свои рабочие сапоги «на каждый день», с радостью переобулась в новые. Но на войне... Как на войне, приказ — святое дело, ослушаться не имеешь права. Положено, значит выполняй! Пришлось вылезать из своей машины и по непролазной трясине тащиться в первую, командирскую машину. Подошла к машине главного хирурга, ноги увязли по колено, сапог не видно, говорить ли о лоске, который остался под слоем глины, её лицо хмурое, щёки чуть подпрыгивают и дрожат от желания разреветься. Но, на войне, как на войне и приказ, есть приказ. А приказ она получила от Матвеева следующий:
 - Простите, Верочка, что я ещё на месте не распорядился… О, да Вы вся дрожите. Но, ничего, в машине тепло, согреетесь. Так, вот, вам, Верочка, предстоит ехать именно с этой машиной, постарайтесь по прибытии поскорее развернуть операционную и противошоковую палаты. Да, а самое главное, наладить надо будет стерилизационную. Раненых бойцов может оказаться гораздо больше, чем мы с Вами рассчитываем.
Лейтенант медицинской службы действительно еле удерживалась от проклятых предательских слёз, ей действительно было очень обидно за то, что главный хирург о её передислокации во время продвижения колоны заранее и вовремя не подумал. Сапог было очень жалко, уж больно красивые они были, эти, «тоже хромовые, но высокие и блестящие, с зауженным носком».
И место расположения ей тоже не понравилось: какой-то овраг, вокруг лес и мелкий кустарник. Недалеко от расположения протекала не то речка, не то широкий ручей какой-то. Но как только подъехали, сразу закипела работа, все легкораненые артиллеристы и солдаты схватились за топоры и пилы, стали расчищать указанную местность под палатки, загружать материальную часть. Работа кипит и спорится, вокруг тишина. В небе только птицы летают, в кустах и траве живность всякая шуршит, изредка и лениво ведутся артобстрелы с двух сторон.
А сама дивизия ещё на марше. Через Карпатские горы перебираются. Поступил приказ отправлять «студера» и «ЗИЛы» обратно в направлении движения дивизии. Сотрудники санроты и легкораненые бойцы всю ночь обустраивали свои позиции почти в кромешной темноте, свет горел только в двух закрытых палатках. В тамбуре предоперационной палатки ординарец Юхименко пристроил на ящиках специальные приспособления, на которых разместил примусы, необходимые для автоклавирования хирургического инструментария.
«Да, Карпатско - Дуклинская операция, пожалуй, была самой трудной из всех одиннадцати». Вспоминает бабушка. «Кругом только горы, крутые и не очень, кругом густые леса, перелески, мелкий кустарник плотной стеной, болота, всякие мелкие речушки, покрупнее были только рукава рек. Порой, даже не знали, как и где можно будет поставить и растянуть двухмачтовую палатку для бойцов выздоравливающих. А, самое главное, наступала осень, мрачная дождливая погода, зябко, сыро, противно и тяжело на душе, зябко телу. Даже буржуйка плохо обогревала. Ну, так противно было, что, пожалуй, противнее даже, чем наша слякотная ленинградская зима порою».
Возможно, данное настроение ещё навивалось и тем, что наши войска уже перешли за пределы границы своей Родины и попали на территорию им незнакомую, не родную, не близкую и не дорогую сердцу. Уж больно не хотелось погибать нашим солдатам за чужую землю! А надо было драться до победного конца. И ещё, очень устали за этот переход наши артиллеристы. Дело в том, что немецкие войска дороги наезженные пока удерживали за собой, а нашим войскам приходилось наступать в обход, то есть по горам. Как трудно было с военной техникой преодолевать эти километры по гористой местности. То высоко в гору тягачи тащат свои пушки, то приходится спускаться с крутой горы, а это ещё труднее и опаснее, вот-вот, может сорваться техника и покатиться вниз по склонам.
В санроте находилась и Елена Михайловна. Сергей Сергеевич давно не навещал санроту и не виделся давно с Еленой Михайловной. Только по телефону она успокаивала его и заверяла, что у них всё в порядке, всё хорошо, все живы и относительно здоровы:
 - Не беспокойся, Серёженька, мальчики твои артиллеристы быстро поправляются, скоро вернуться в строй. Вот готовим на выписку сразу же десятерых, ждите пополнение.
Комдив просит в телефонограмме:
 - Береги себя и Верочку. А за ребят вам огромное спасибо, они нам вот как нужны. Здесь сейчас каждая пара рук и каждая умная голова на вес золота будет. Предстоят жестокие сражения.
Сандомирский плацдарм, это столкновение двух огромных автоматизированных армий, напичканных мощной техникой, это предполагаемые массовые потери и личного состава, и военной техники, и вооружения с обеих сторон. Наша Армия на этом участке фронта представлена мощнейшей артиллерией: корпус прорыва, состоящий из нескольких дивизий сразу, насчитывающий до пятнадцати тысяч орудий, около четырёх тысяч танков и самоходных установок, а также массой автоматизированного транспорта.
Вся эта громада прикрыта с воздуха двумя с половиной тысячами современных самолётов. При наступлении такой махины, с такой мощью всё вокруг горит и рушится, как стена во время землетрясения. Именно на Первый Украинский фронт у Ставки все надежды, именно он был нацелен на переломный момент, а сейчас на всю фашистскую Германию. Во всём чувствовалось приближение нашей Победы над варварским гитлеризмом. Ни что уже не могло помочь проклятому врагу, огненный меч возмездия неукротимо был занесён над гитлеровской Германией.
Итак, 17-ая дивизия прорыва по-боевому, очень успешно и практически беспрепятственно теснит врага, подвигая его всё ближе к границам Рейха. А санрота регулярно поставляет раненых артиллеристов обратно в родную дивизию после проведения им хорошего и профессионально грамотного лечения с применением душевного чувства, человеческого тепла и необыкновенной доброты. Как-то мимоходом заехал в санроту и комдив:
 - Просто на одну минутку к вам заскочил, по пути, так как ехал на огневые позиции рядом с вами расположенные, дай, думаю, заверну и в любимую санроту.
Объяснил он Елене Михайловне, которая вышла ему навстречу:
 - У меня на карте ведь всё помечено, и место вашего расположения занесено. Да и управление дивизией здесь недалеко, правда, туда я редко теперь наезжаю, всё больше стараюсь по боевым позициям и наблюдательным пунктам прошвырнуться, чтобы увидеть всё своими глазами, да чтобы не отвыкли мои славные артиллеристы от комдива, чтобы прежние победы и недавно доставшаяся слава не затмили им глаза.
По-доброму шутит он. В конце разговора замечает, что особенно отличился в последнем бою дивизион капитана Губенко. Верочка Балабина уловила мысль и спрашивает Сергея Сергеевича.
 - А это не наш Губенко, товарищ комдив, не тот, что с вывихом правой стопы и переломом плюсневых костей. Ведь у него гипс выше колена.
 - О, Верочка, наш Василий ещё под Брусиловым обратно к нам явился. Да таким героям и силачам, как Вася, как Подольский, как Кордюк — всё ни по чём.
Господь Бог помог командиру дивизиона капитану Губенко Василию, быстро избавиться от гипса, правда, он в этот раз пошёл обманным путём. Притворился, что всё уже в порядке, настоял на снятии гипса с условием, что будет регулярно ходить на физиотерапию и массажи. Но, вы ведь уже знаете Васю Губенко, какие массажи, какую физиотерапию он может выдержать, когда его дивизион без знатного и любимого командира остался. Вот и сбежал сразу же, как только сняли гипс. Уехал из госпиталя на попутной машине, прибывшей в эвакогоспиталь с очередными раненными. Из его письма товарищи по оружию узнали о намерениях своего командира и подослали знакомого офицера, он и привёз капитана Васю обратно в свой родной дивизион.
 - Так, что, мои дорогие дамы, офицеры дивизии прорыва, если позволяет здоровье, при первой же возможности стараются удрать и явиться «домой», обратно к своим боевым пушечкам, куда бы вы их не постарались заслать с Еленой Михайловной, хоть на край света, а они выберутся, догонят и перегонят вас.
Он нежно посмотрел на лейтенанта, затем перевёл тёплый, любящий взгляд на свою дорогую сердцу и уму Елену Михайловну, соскучился видно. Верочка поторопилась отойти от них под предлогом большого количества работы, не стала мешать их короткому свиданию. Подумала: «Пусть поговорят, поворкуют... Интересно, а что это Сергей Сергеевич про Подольского Виталия Григорьевича вспомнил? Надо будет у Елены Михайловны спросить, комдив от неё ничего не скрывал, от неё трудно было что-то укрыть, наверняка рассказал о причине, по которой упомянул имя капитана».
И снова в путь, теперь дивизия прорывается в направлении Висла-Одер и вступает в очень ответственную операцию под кодовым названием «Висло-Одерская». Задача такова, вытеснить противника с указанных позиций, да так, чтобы командующие их танковыми войсками раз и навсегда забыли дорогу в эту сторону, чтобы знали и помнили нашу мощную легендарную дивизию, чтобы боялись когда-либо ещё встретиться с нашей славной Красной Армией!
К этому наступлению у медиков тяжёлое настроение изменилось, они перестали обращать внимание на дождливую погоду и унылую природу, попривыкли к местности, да и приезд комдива в санроту поднял дух и настроение у всех медицинских работников и у раненых артиллеристов.
Приезд генерал-майора всегда был самым желанным, бывало, как ласковое солнце обогреет он всех своим присутствием и речью. Вот такой он, Волкенштейн Сергей Сергеевич, командир дивизии прорыва, генерал-майор, чудесный человек, верный друг и товарищ. Своим неожиданным появлением в любые, даже самые опасные для жизни моменты, он вселял в артиллеристов уверенность, силу духа, согревал души подчинённых своим отважным и искренним настроением, убеждённой верой в успех любого ратного дела! Такое поведение командира было особенно важным для личного состава такого огромного и мощного соединения, которое за всё время действий и военных операций не помнил ни одного провала или поражения. Оно, это соединение, в любых условиях выступало только вперёд, только с успешным прорывом, всегда только с полным превосходством над противником.

ВОЙНА:
И геройства!
А впереди Польша. На пути легендарной дивизии город Краков. Город исторического значения, красавец, в прошлом один из десятка самых красивых городов мира. Командующим фронта был издан приказ запрещающий обстреливать из тяжёлых орудий древнюю польскую столицу. Но, с другой стороны, было не менее опасным прекращать массированное наступление наших войск на запад, чтобы противник при отступлении, в «угаре злобы», не поторопился уничтожить город, взорвать и спалить его дотла. В основном, при помощи лёгкой артиллерии и поддержке с воздуха щадящими прицельными бомбометаниями, нашей пехоте удалось войти в город без особого для него ущерба, наши войска своими аккуратными действиями сохранили его красоту.
Ну, а теперь уж про геройство нашего деда. Оказывается капитан Подольский Виталий Григорьевич, одним из первых со своим полком ворвался на улицы красавца Кракова, к утру город был очищен от врага. Жители города тогда радостно встречали освободителей, со слезами на глазах они бросались навстречу нашим артиллеристам и бойцам пехоты, забрасывали их цветами и улыбками. Да, это было так, и кадры кинохроники подтверждают имеющие место исторические факты.
Санроте тоже повезло, ей был предоставлен особняк недалеко от штаба дивизии. Двухэтажный красивый дом, из красного кирпича, с большой надворной пристройкой, содержащей довольно приличное количество домашнего скота. Представляете, пять коров, бессчетное количество кур, гусей и разной живности. Коровы ревут от боли в переполненном молоком вымени, испуганные куры раскудахтались, гуси кричат, поросята визжат. Но, пока не до живности. Надо срочно рассредоточиться, в первую очередь разместить противошоковую палату и хирургическое отделение.
Матвеев сердится, уже кричит и отборно ругается матом:
 - Вера Васильевна, рас-та-кую твою душу мать, отойди от коров, или деревню вспомнила, привычка вторая натура, вон тебя куда понесло. Не даром говорят: «Из деревни девушка может выехать, деревня из девушки никогда!» Назад, быстро за дело берись.
Лейтенант ему отвечает:
 - Дмитрий Михайлович, а ведь коровы тоже живые существа, также мучаются от боли, как бы потом их не пришлось оперировать, чтобы вымя сохранить.
Ей жалко коров, всё-таки привычное дело, девчонка деревенская, родилась в Горьковской области, в Выксунском районе, в деревне Туртапка, что ближе к городу Мурому, в семье зажиточного по тем временам крестьянина, Балабина Василия Васильевича. Отец крепко стоял на ногах, вся родня была при хозяйстве. Батраков не имели, сами работали, сами сеяли, сами жали, содержали местный дегтярный и конный заводы. Крепкие были братья Балабины. Красивые, боевые, работящие, добрые и умные, не жадные до денег. В деревне пользовались большим уважением. Как только появлялись мы, питерцы, то сразу же к нашей родне почти вся деревня подтягивалась. И стар, и мал наш дом не обходили. Наши родственники всех приглашали, всех усаживали за стол. Такой обычай в русской деревне, всем миром и в радости, и в горе.
Продолжим свой рассказ. Под хирургическое отделение был отдан весь второй этаж. На первом этаже здания разместился приёмный покой, то есть, терапия, представьте себе, что за все годы войны так и не было у них ни одного терапевтического больного. Бойцы-артиллеристы не болели, они либо погибали от смертельных ран, либо выживали после серьёзных, но не опасных для жизни ранений, и старались при этом остаться в санроте. Теперь разве разберёшь, что это было, они либо вообще не болели, или просто не умели жаловаться и признаваться... Разместили там же на первом этаже операционную и перевязочную палаты. К вечеру, кажется, вполне справились, даже обед наладили для раненых бойцов и командиров, а также состава санроты, причём на настоящей плите, металлической, хотя в доме и кирпичная была.
А ранее послали санитаров в разведку, посмотреть, что есть во дворе подозрительного, нет ли какого врага, спрятавшегося в каком укрытии. Приходят ребята и рассказывают, что во дворе расположен колодец, а в нём полно яиц, которые лежат прямо в воде. Командир санроты и начальник АХЧ пошли удостовериться, посмотреть, что можно придумать, чтобы достать эти яйца, не разбив их. Оказалось, что рядом находилось «специальное приспособление»: это небольшой черпачок с мягким ободком и натянутой на нём сеточкой. Рядом висела небольшая лесенка с круто загнутыми концами.
Но наши ребята решают задачу со многими неизвестными, видят такое приспособление впервые в жизни, начинают спорить и друг перед другом хорохориться, как же им использовать имеющиеся устройства, чтобы всё же достать яйца и при этом их не разбить? Все хохочут, друг на друга смотрят и каждый ждёт ответа. Подошёл старшина и глубокомысленно произнёс:
 - А что тут думать, надо просто туда спуститься.
Тут же раздался заразительный и неудержимый смех присутствующих. Одни смеются:
- Сырая яичница никому не нужна, а хотелось бы, чтобы вы, товарищ старшина, приказали угостить всех настоящей глазуньей!
 - Блинчиков бы напечь со сметаной, а лучше, маминых пирогов с яйцом и зелёным луком!
Мечтают другие.
Верочка с Еленой Михайловной вышли на шум и смех. Узнали причину разногласий, присмотрелись к приспособлениям, сперва посоветовались друг с другом о чём-то, а потом рискнули высказать своё мнение остальным:
 - А вы, ребята вот, что сделайте. Сначала опустите лестницу в колодец. По этой лесенке пусть спустится самый маленький ростом из вас, встанет на последнюю перекладинку, которая над самой водой. А затем, очень аккуратно, без суеты, вот этим черпачком, будет подбирать из воды яйца. В воде они легко поднимаются и в воде же легко будут попадать в сеточку. Это, конечно, постыдная работа для бывалого бойца-артиллериста, это вам не в цель по врагу прямой наводкой из дальнобойных, стыдно будет родным отписывать, как за яйцом гонялся, но настоящую глазунью наш повар вам обеспечит точно!
Грянул новый залп смеха, кругом оживление, все удивляются женской логике, вот где настоящая артиллерийская смекалка! Вокруг смеются, дело молодое, передышка, можно и расслабиться. Оказалось правильное решение любимые медики подсказали. Опустили лестницу, спустился по ней небольшого роста, «мал да удал» солдат Саша, подали ему туда «приспособление» и корзиночку, которая также висела в комплекте «приспособлений». «Наловил» Саша корзину яиц и передал наверх. Из корзиночки быстро выложили яйца в другую ёмкость и всё повторилось сначала. Процесс пошёл весело и дружно. На столе оказалась и настоящая глазунья, и омлет, и яйца всмятку, и вкрутую, выполнили все заказы. Но удивлялись люди тому, как это яйца «свежесть свою сохраняют», что за «чудо из чудес!»?
А теперь надо было приниматься за коров, так как они...
- «Нечеловеческим» голосом ревут, мыкаются по стойлу, бьют копытами, тревожатся.
Объясняли всем бойцы-санитары.
Елена Михайловна зашла в стойло, погладила коров по холке, прошлась по морде, жалко ей животных. Вышла и спрашивает:
 - Товарищи, кто из вас умеет доить корову, кто поможет нашим Бурёнкам освободиться от молока, переполняющего вымя? Им мучительно больно!
Сразу отозвалось несколько человек. Тоже своего рода «геройство». Среди них была и лейтенант Балабина. Девушка она деревенская, это правда. В детстве, когда семья осталась без матери, а посадили её в 36 году на несколько лет, был такой эпизод в их жизни, «раскулачиванием» назывался, пасла Вера на выгоне своих коров, но больше всех любила «Звёздочку», сама её доила, когда пригоняла с пастбища. Но это свою, любимую, а здесь «незнакомые», было небезопасно, коровы с разным «норовом» бывают. Елена Михайловна попросила Верочку попробовать раздоить одну из них. Договорились так: Елена Михайловна будет ласково приговаривать нежные слова корове в ухо, а Верочка в это время обмоет вымя, потом потихоньку приноровиться к соскам и станет потихоньку их массировать.
Смеялись, рассказывая друг другу, бойцы артиллеристы в последствии:
 - Коровы стояли как вкопанные, не двигались с места и даже перестали мычать, так как понимали, что и коровам, наконец-то, подоспела помощь со стороны бойцов Красной Армии в лице тружеников тыла, в частности легендарной санроты. Они уже, не сопротивлялись, и даже без ласковых слов и телячьих нежностей, с огромным удовольствием отдавали всё молоко, из переполненных «молочных агрегатов», без остатка, до последней капли, всё раненым бойцам-артиллеристам 17-ой Легендарной!»
Про эти две истории ходили по дивизии даже весёлые анекдоты, но бабушка их не запомнила в том контексте, в котором они расходились по бригадам, дивизионам, полкам и другим подразделениям. Молока тогда они с Еленой Михайловной, а в помощь им подоспел ещё один знаток управления «молочными агрегатами», из выздоравливающих легко раненых, надоили много, вёдер пять или шесть. Все просто упивались этим молоком, и парным, и охлаждённым. Будто бы на всю оставшуюся жизнь, и за предыдущие годы, и на все последующие.
Санитары и легкораненые похозяйничали во дворе: накормили и напоили коров, подбросили корм птицам и другой живности, освободили стойла от грязи, почистили свинарники. Всем было очень приятно заниматься мирными делами, вспомнились родные хаты, дворы, семьи, любимые, далёкая деревня, родные просторы, всё хорошее вспомнилось, деревенское  родное, что было в мирное счастливое довоенное время.
Бабушкин дотошный ординарец Юхименко даже спустился в подвал дома и решил тщательно обследовать его с целью «безопасности», вдруг там спрятался фриц какой, вдруг мина замедленного действия навредит. То есть проявил свою всегдашнюю бдительность. Тоже своего рода геройство!
 - Молодец, вы, Юхименко, благодарю вас за вашу преданность и бдительность.
Похвалила его Вера Васильевна.
 - И что же вы там увидели? Неужели клад, какой таинственный.
Спросила она его ласково.
 - Нет, Вера Васильевна, клада ни таинственного, ни какого другого там нет, а обнаружил я в подвале мастерскую по пошиву обмундирования фашистского, потому, что висят не дошитые кителя, брюки, а во втором отсеке полно заготовок хромовых сапог. Хром навален просто листами. Пойдёмте, посмотрите.
Она пошла к командиру роты и всё услышанное от ординарца Юхименко ему рассказала. Спустились они в подвал, комроты нащупал на стене выключатель, нажал на него, появился яркий свет и все увидели действительно пошивочную мастерскую. Оказалось, что в подвале в рабочем состоянии сохранился электрический движок. Почему его не испортили, толи хозяева не успели, толи умышленно оставили в рабочем состоянии в надежде вернуться назад, теперь уж одному Господу это известно!
- Ну и повезло же нам с таким уютным, светлым и сытным «поселением»!
Восхищались медики и просили Елену Михайловну передать комдиву своё мнение. О таком удобном размещении санроты можно было только помечтать благодарным раненым бойцам-артиллеристам и составу санроты. Вскоре, за Еленой Михайловной генерал-майор прислал своего шофёра Сеню Песина. В генеральскую машину артиллеристы загрузили десять литров молока, нашли такую ёмкость, положили полную корзинку яиц, идя на «риск секретной операции» начальник приказал забить из хозяйской птицы трёх уток и двух гусей, за что ему, впоследствии, здорово бы попало, если бы, в который раз, вовремя не вмешалась Елена Михайловна, но об этом чуть позже, и со всем драгоценным по тем временам грузом, они благополучно отправились в путь.
- Пусть и комдива побалует повар домашней птицей, небось, американская тушёнка поперёк горла уже им всем...
Говорили одни.
- В лучшем случае, Сергей Сергеевич отдаст это всё в штаб дивизии, хорошо бы, пусть и их повар побалует свежими продуктами... Но, скорее всего, ох, и попадёт всем нам по первое число...
Спорили другие. Люди знали, что «... мало бы не показалось всем, если бы комдив узнал о «мародерстве», пусть и малом. Нет, комдив ничего не имел против дойки коров, употребления молока и яиц, но «забивать хозяйскую птицу и других животных» категорически не разрешал, более того, строго наказывал.
Радовался старшина только тогда, когда Елена Михайловна, вернувшись назад в санроту, порассказала:
 - Господи! Всю дорогу сама страшно волновалась, всё думала да гадала, как бы успеть всё хозяйство вовремя отдать Семёну для передачи повару, слава Богу, всё успели сделать за несколько минут, как вошёл Сергей Сергеевич. Досталось бы нам всем, если бы мы «провалили секретную операцию», все утки и гуси поперёк бы горла стали...
В последствии ординарец Юхименко, очередной раз вспоминая эту байку, так рассказывал вновь прибывшему раненому бойцу:
 - Ну, молоко это необходимость, чтобы облегчить страдания животному, яйца тоже допустимо, их куры в раз восполнят, но, чтобы уничтожать! Боже нас спаси, более ни-ни! Итак он нас засёк опосля, правда, спустя какое-то время. Видно, кто-то не выдержал, распустил свой «бабий язык». Поэтому отныне наложен был запрет на всё живое и недвижимое, как-то консервированные продукты и консервы, находящиеся даже в кладовке, разложенные по полочкам, как у хороших хозяев. Вот оно как для нас обернулось это «мародёрство» живой птицы. Кстати, водой, что над яйцами в колодезе была, оказался слабый раствор извести, в нём яйца и обеззараживались, и сохраняли свою природную свежесть. Вот тебе и «чудо из чудес!».
На этом «деликатесы», в таком огромном количестве и с такой важностью прогуливавшиеся по двору, для раненых и для нас, сотрудников санроты, закончились. Закончилась более-менее благополучно, пока устным выговором, и эта история. Спасла исход серьёзной ситуации, опять добрая душа Елены Михайловны. Она легко и просто разъяснила данную ситуацию комдиву, и он понял. Репрессий не последовало. Дело в том, что в этот же вечер их пригласило к себе в гости семейство польского знаменитого профессора, им очень хотелось пообщаться с русским командиром легендарной дивизии, и он попросил такую честь им оказать. Во время беседы выяснилось, что профессор и все члены его семьи были всегда положительно настроены к советскому народу и поэтому рады освобождению от фашизма:
- Ведь, просто зверски фашисты уничтожили один из самых красивейших городов мира, нашу красавицу Варшаву.
Профессор работал в Университете, который гитлеровцы просто стёрли с лица земли, а сначала вывезли всё ценное. Профессор был сильно избит ими, когда бросился защищать достояние Университета, он до сих пор не мог поправиться от их побоев и издевательств. Поэтому все члены семьи бежали из Варшавы и едва спаслись благодаря русской Армии.
Когда Верочка спросила у Елены Михайловны, какова была реакция у генерал-майора на «преподношения», Елена Михайловна тихим голосом ответила:
 - Могла бы быть и очень серьёзной, но я ему сказала так: «Серёженька, после услышанного от польского профессора у меня очень долго стояли дыбом волосы, хотя я себя отношу к разряду уже бывалых бойцов. Подумай и сопоставь объёмы «мародёрства» фашистов в Варшавском Университете с какими-то несчастными тремя утками и двумя гусями в пределах нашего постоялого двора. Не горячись по мелочам, ты посмотри на эту ситуацию со стороны и пойми, они уж очень хотели тебе сделать приятное. Не себе на ужин они зарезали эту птицу, а отправили в штаб дивизии со знаком уважения и беспокойства за ваше командирское здоровье!»
Сергей Сергеевич не умел спорить с Еленой Михайловной, он её очень уважал за доброту, искренность и справедливость в отношениях и к большим чинам, и к малым. Таким образом, медицинских работников санроты уже в который раз спасла Елена Михайловна, как же её не любить после этого и всем нам. Все члены семьи Подольских, очень любили, уважали и просто преклонялись перед Волкенштейн Еленой Михайловной за всё то, что вы, дорогие читатели, и сами видите.

ВОЙНА:
И беспримерная любовь!
Итак, ещё немного о капитане Подольском Виталии Григорьевиче, о нашем дедушке, не менее легендарном, чем сама дивизия. Он все эти пол года, безусловно, искал встречи с Верой Васильевной, но ему постоянно не везло. То его полк выдвинулся далеко вперёд, а бабушкина санрота осталась в тылу. То полк выдвигается на продвижение последним, а санрота уже далеко впереди. Она уже на линии фронта, рядом со штабом дивизии. То Карпаты преграждают ему путь, то бурные реки. В переданной через Елену Михайловну крохотной записке Верочка читает и снова перечитывает: «Как не посмотрю на карту место Вашей дислокации, так Ваша любимая санрота вечно где-то прямо в противоположной стороне от моего полка. Вот видите, Вера Васильевна, почему-то даже сама фронтовая обстановка не сопутствует нашей встрече. А всё это потому, что Вы, дорогой лейтенант медицинской службы, хоть уже и назначили первое свидание, но опять-таки только после Победы над фашизмом. Опять выходит по вашему, видно и впрямь первое свидание состоится только после взятия Берлина! Зато, какую пышную свадьбу сыграем! Выходите за меня замуж!»
«Не время, товарищ капитан, думать сейчас о свиданиях, о замужестве, при мимолётных наших встречах я Вас всегда об этом предупреждала. Если мы с Вами останемся в живых, то, возможно, я и приму Ваше предложение, и выйду за Вас замуж. Но только после того, как возьмём Берлин, когда будет объявлена Победа».
Отвечает она Подольскому в своей записке.
Он после этих слов, таких для него долгожданных, не удержался, всё же примчался в санроту. Разыскал, схватил любимую в охапку, привлёк силой к себе и крепко-крепко поцеловал её в губы. Верочка просто обомлела, а Подольский отпрянул в сторону, как от удара. Они оба долгое время смотрели друг на друга, потом она опустила глаза в пол и спокойным, но очень тихим голосом произнесла:
 - Виталий, прошу вас, больше не делайте так, прошу, не увлекайтесь поцелуями, не разжигайте пока свои страсти. Верю и вижу, что любите меня, а я вас, кажется, тоже люблю. По крайне мере, вы мне очень нравитесь!
Она помолчала несколько секунд, а потом, вскинув голову как всегда дерзко, впилась в него своими зелёными глазищами, затем уже совсем весело, продолжила:
 - Но имейте в виду, капитан! Ох, и не подарок вы себе выбрали, характер у меня отвратительный, взыскательный и бескомпромиссный. Так, что сначала крепко подумайте над этим в час ближайшей передышки между артобстрелами, посоветуйтесь со своими закадычными друзьями и сделайте определённые выводы для себя.
Но капитан Подольский не дал закончить ей свои пылкие речи, схватил её снова в охапку, да так поцеловал, что у неё от счастья закружилась голова, и она просто вся обмякла в его объятиях. А он её целует и твердит:
 - Поверь, Верочка, люблю, полюбил на веки вечные, хоть сейчас тебя в жёны возьму, вот только комдив пока не разрешает, говорит потерпеть надо, а я терпеть уже больше не могу!
Но наша бабушка «твёрдый орешек» и, пожалуй, пока его так и не удастся раскусить нашему деду!
 - Придётся потерпеть, прав наш комдив, ведь мы действительно так мало ещё знаем друг о друге. Хотелось бы узнать сначала вас поближе, но, коли я, уже пообещала и почти назначила вам первое свидание, помните, в Берлине, то уж будьте и вы до конца молодцом верным своему слову, не обижайте меня, дождитесь до окончательной Победы над врагом!
Верочка решительно отпрянула от капитана Подольского и резко повернулась, чтобы убежать к своим делам. Но, вдруг, неожиданно обернулась, подошла к нему, взяла его лицо в свои тёплые ладошки, прильнула к нему и нежно-нежно поцеловала его в губы. Прощались они долго и очень трогательно. Отец всё время держал в своих руках её руки, и, целуя их, без конца нашёптывал ей на ухо ласковые слова. Потом очень внимательно и строго заглядывал в её зелёные глаза, как будто бы хотел увидеть в них своё счастливое отражение, вопросительно смотрел на любимую, улыбался. В конце свидания она, после очередного глубокого поцелуя, порывисто прошептала:
 - Береги себя, я хочу тебя видеть сильным, здоровым и таким же красивым. А я уж постараюсь сохранить себя только для тебя одного и составить тебе счастье. Не смейся, я обещаю, мы будем счастливы в нашей совместной жизни. Видно ты и есть «моя судьба!
Они ещё раз бросились в объятья друг другу и слились в глубоком поцелуе. Бабушка вырвалась из объятий деда, ставшего ей таким близким, таким родным и дорогим сердцу, что дух захватывало. Резко повернувшись, она заторопилась в санроту:
 - Прости, но мне уже пора, товарищи, да и раненые заждались. Побыл ты каких-то пол часа со мной, а заронил мне в сердце надежду на всю оставшуюся жизнь, несчастье ты моё!
С этими словами она бросилась бежать от него, боясь, что если пройдёт еще хотя бы пол минуты в его объятиях, таких нежных, и, одновременно, таких крепких, не отпустит она его уже больше никуда и никогда. А этого пока делать было нельзя. На войне как на войне, и не такое бывало...
По дороге в санроту Верочка весело улыбалась, даже слегка посмеивалась, что-то напевала и рассуждала: «Действительно, очень важный шаг в жизни её ожидает, надо ещё раз всё тщательно обдумать, ведь это не смена военных действий, не передислокация позиций. Это решение должно быть выверенным на всю оставшуюся жизнь. Идёт война, когда ещё закончится, кругом одно только горе и разрушения, когда счастье наступит, никто не знает. Но ведь непременно наступит, иначе, зачем все страхи пережитого, зачем столько жертв, столько потерь человеческих, зачем все эти страдания, которые русский народ перенёс за годы тяжёлых испытаний трижды проклятой войны!»
Когда Вера Васильевна уже почти подошла к санроте, то поблизости увидела главного хирурга Матвеева, вывернувшего с противоположной стороны.
 - Ясно, Вера Васильевна, весной запахло. Влюблённые активизируются и обещают друг другу любовь до гробовой доски. Счастливы, глупы непомерно и забывчивы одновременно. Я её ищу, понимаешь, а она лясы-балясы с капитанами разводит.
Он всегда издевательски и непременно с усмешкой отзывался о влюблённых:
 - Да, пойми же ты, дурья голова твоя садовая, война в самом разгаре, нам ещё пилить и пилить, враг кругом, смерть, это тебе не Россия! А ты сопли распустила: «любовь, морковь!» Я ему, этому молодцу, капитану Подольскому, сейчас наподдал, будет мне девок совращать, от дел отвлекать. Видишь ли, повадились! Как кто из них не придёт, сразу подавай им лейтенанта медицинской службы! И ни кого-нибудь, а саму Веру Васильевну Балабину. Прыткие какие! А ты, девонька, марш на своё место, там тяжелораненого без сознания привезли.
И он смачно и от всей души выругался. Она побежала в сторону шоковой палатки, вдруг слышит:
 - Вера Васильевна! А ну-ка, постой!
Вера как вкопанная остановилась. Матвеев зашагал в её сторону.
 - Говори, Васильевна, что, он тебе предложение сделал? Признавайся, я не из болтливых.
Васильевна озарилась весёлой и счастливой улыбкой.
 - Сказал, один раз и на всю оставшуюся жизнь!
Она потупила глаза, а Матвеев тихо и ласково произнёс.
 - О! Если на всю, да оставшуюся, тогда одобряю и благословляю. Только не торопись, всё же потерпи до конца войны, доченька!
Потом Подольский рассказывал, что Матвеев никакой ему трёпки не задавал, а просто сказал.
 - Если ради баловства к лейтенанту зачастили, то мы её в обиду не дадим. Ну, а если серьёзно, то не беспокойтесь и знайте, товарищ капитан, Верочка к себе и отношениям с мужским полом относиться очень строго. А ко всякого рода влюблённым в неё скептически и с насмешкой, с «язвой». Поэтому, я всегда и всех «Ромео» предупреждаю: от неё надо быть лучше на расстоянии, она ведь если и мило улыбается на первый взгляд, то это не так, в душе она смеётся над вами и издевается. Протяни к ней руку, попробуй, по фамильярничай. Оттяпает, да ещё по морде лица пройдётся. Многие пострадали и от сердечных мук, и поцелуев в виде затрещин.
Капитан немного оторопел и спрашивает.
 - Это как, с «язвой»?
 - Да, вот как. Напишет ей письмо любовное какой-нибудь изнемогающий к ней от любви офицер. Она в палате раскроет эту записочку и улыбается, мол, у меня от вас, товарищи раненые, секретов никаких нет, потому, что мы сейчас как одна семья, и всё у нас общее. Поэтому хочу с вами поделиться своей радостью, сейчас прочитаю вам, что мне тут такой-то написал. И зачитывает записочку при всех раненых. Смех, ребятам весело, а «Ромео» достаются одни слёзы. Вот такая она у нас «язвочка».
Он помолчал с пол минуты, затем, уже более дружественным тоном произнёс:
 - К вам, капитан, это не относится. Вы ей нравитесь, я точно знаю, говорила она нам с Еленой Михайловной, признавалась на днях в том, что чувствует к вам большую симпатию. Не сомневайтесь, говорю, любит она вас. Берегите её!
После встречи их друг с другом, вызвал к себе деда сам комдив. Вызвал для получения очередного звания, присвоили Подольскому звание майора. Сергей Сергеевич тепло поздравил его, поблагодарил за отличную службу и прямо в лоб спросил:
 - Серьёзно ли ты, Виталий, относишься к Балабиной Вере Васильевне, поговаривают, что ты зачастил к ней. Я ведь тебя, ухаря и знатока женских прелестей ещё по Киевскому училищу знаю. Помню, как ты менял девушек, как перчатки, да и дамы от тебя просто сохли. Так оно было?
Он пристальным взглядом изучал лицо новоиспечённого майора.
 - Так имей ввиду, майор! С Верочкой проделывать такие же штуки я тебе не позволю. Она достойна настоящего женского счастья, она его заслужила ещё с самых первых дней войны. Она должна быть по настоящему любимой и безмерно счастливой на всю оставшуюся жизнь! Только так и не иначе.
Подольский не задумываясь, глядя прямо комдиву в глаза, отчеканил:
 - Так точно, товарищ генерал-майор, есть по настоящему любить и сделать счастливой на всю оставшуюся жизнь!
Сергею Сергеевичу ничего не оставалось делать, он знал Виталия, любил его и безмерно верил ему.
- Ну-ну, я тебе верю, и очень надеюсь, что ты заговоришь о свадьбе не раньше того, как возьмём Берлин. Потерпи немного, Берлин уже не за горами.

ВОЙНА:
И сокрушимый «оплот» гитлеровской Германии...
А майор Подольский, освободив очередной немецкий городок, оказался в затруднительном положении. И дело было вот в чём. К нему пришла целая делегация женщин с просьбой своей властью отобрать у одного из местных зажиточных людей, у одного из частных владельцев, его собственность, магазин с продовольственными продуктами.
 - Гер майор, помогите нам отобрать у него магазин. В нём много продуктов, а наши дети и семьи голодают. Заберите у него продукты, так как он не хочет ими торговать, или распорядитесь их нам продавать.
Дед интересуется, какая причина отказа.
 - Марка обесценена, хозяин боится продешевить и растратить накопленное богатство.
Майор спрашивает.
 - Простите, а почему вы ко мне обращаетесь с этой просьбой?
 - Гер майор, да вы ведь сейчас здесь самый большой начальник над всеми, вот к вам и пришли.
Подольский, конечно, отказал в их просьбе, не стал вмешиваться.
 - Уважаемые женщины, к вашему сожалению я не имею права распоряжаться личной собственностью, принадлежащей другому человеку. Мы сюда пришли как освободители, а не как грабители. Жители вашего городка сами должны решать возникшие проблемы. В подобные дела могут вмешаться только ваши местные власти. Наша задача двигаться вперёд и, освобождая ваши земли от фашизма, приближать Победу над врагом всего человечества!
А санрота в это время в полном составе также продвигалась по землям Германии, и в одной небольшой немецкой деревеньке им пришлось очередной раз рассредоточиться. Командир санроты обошёл четыре дома, выделенные командованием дивизии, обследовал их и составил план размещения медицинских отделений. Спустя некоторое время ординарец Юхименко докладывает:
 - В расположении санроты, товарищ командир, появился диверсант. Мужчина пожилых лет, в гражданской одежде, ходит крадучись, заглядывает во все углы и закоулки, особливо, где, видимо, скотина содержалась, таинственно ко всему прислушивается. Я его попридержал самую малость, надо бы разобраться. Он в скотнике мною арестованный и привязанный сидит.
Командир роты немного разговаривал по-немецки, подошёл к арестованному и задал вопрос.
 - Что вы делаете в расположении санроты? По какой такой надобности в гости забрели?
Мужчина нисколько не испугался, и просто, без всякого страха и хитрости ответил:
 - Гер капитан, простите, но это вы находитесь в гостях у меня. Я в этих домах живу со своей семьёй. Вся моя семья, жена и дочь с двумя малыми детьми, сейчас находится в подземелье. Вот уже целую неделю мы сначала прятались от своих же немецких солдат, теперь боимся выходить из-за ваших русских. Я буду вам очень благодарен, если вы разрешите всей моей семье из подполья выйти, а у нас есть чем вас отблагодарить. Но у меня должны быть гарантии, что нас не обидят ваши солдаты.
Командир санроты очень растерялся, он не знал, что ответить постороннему мужчине, о каких гарантиях могла идти речь.
 - Пожалуйста, чувствуйте себя как дома, в совершенной безопасности.
На одном дыхании произнёс он пришедшие ему на помощь слова. Постоял несколько секунд и быстро произнёс:
 - Да, как дома. И вот наши вам гарантии: с мирными людьми мы не воюем. Гарантируем вам и вашей семье безопасность, выводите их из подземелья.
Мужчина обрадовался, побежал в сторону одного из домов и, вскоре, появились во дворе все члены его нехитрого семейства: престарелая фрау, с очень бледным лицом, затем женщина лет сорока-сорока с лишним, и две юные девушки приятной наружности, с несколько более бледным цветом лица, чем хотелось бы. И тут командир санроты сразу же понял, о каких гарантиях беспокоился пожилой мужчина. Он подошёл к хозяину двора и спокойным уверенным голосом сказал.
 - Даю полную гарантию, что ни один из наших бравых артиллеристов и пальцем не тронет ваших милых фрау!
Пожилой мужчина заулыбался и, довольный итогом переговоров, поспешил за обещанным «угощением». Не прошло и нескольких минут, как он откуда-то принёс несколько железных удобных кроватей и матрасов. А его жена с дочерью принесли охапку свежего домашнего проглаженного постельного белья и приступили к застилке кроватей.
Вера Васильевна с главным хирургом вошли в дом, в котором располагалось хирургическое отделение, и просто ахнули от неожиданности, раскрывшейся перед ними.
 - Вот это да! Как в санатории!
Только и могла вымолвить она от изумления. Перед ней стояли рядом друг с другом несколько кроватей, застеленных белоснежными кружевными покрывалами с оборочками по краям. Лейтенанту неожиданно взгрустнулось, припомнилась родная деревня, красивый добротный двухэтажный крестьянский дом с просторными светлыми комнатами о трёх окнах каждая, широкий ухоженный двор, окружённый высоким забором, кованые ворота с железным запором, пышный сад с ухоженным огородом. Вспомнилась «девичья» комната, где они вместе со старшей сестрой Екатериной проживали до её замужества. Мама очень строжила девочек за неопрятно убранные постели, придиралась к их внешнему виду, следила за свежестью постельного белья. Покрывало должно было быть безукоризненно белоснежным, оборки одна к одной, три подушки в наволочках с кружевами одна на другой, мал мала меньше, должны были они возлежать строго по середине кровати в головной её части, покрытые расшитой накидкой.
 - Пусть! Пусть, Верочка, и наши раненые бойцы-артиллеристы полежат и мирно поспят на такой пышной красоте! Как с барыней под мышкой!
Несколько позже хозяйка угостила молоком, яйцами, настоящей деревенской сметаной в горшочке.
 - Это для ваших раненых, милая фрау. Мой сын тоже воевал, но в 43-ем погиб под Украиной. Писал, что очень тяжёлые для них были бои, всё разрушал смертоносный огонь со стороны русской армии.
Много там погибло немецких солдат. Её сын не собирался воевать, он был деревенским учителем, увлекался поэзией. О судьбе сына она знала только одно: погиб под городом Львовом. Почему они не побоялись и вышли из подземелья, потому, что отец хозяина в первую мировую попал в плен, некоторое время жил в России, в начале 17-го года вернулся в Германию. Очень много рассказывал о русских, их гостеприимстве, широте души, справедливости и великодушии. Прятались от фашистов, потому, что из писем сына знали, как они свирепствовали на русской земле, почему сейчас не побоялись, потому, что верили рассказам отца хозяина о русских людях.

ВОЙНА:
Предсмертная схватка... и «шальные» пули...
На войне как на войне, не до отдыха... Продолжительное время не пришлось отдыхать, через несколько дней поступил очередной приказ двигаться в направлении на Берлин, но несколько южнее, через южный районный городок Лукенвальде. Необходимо отметить, что к этому времени военных действий бои велись практически локально. В лесах и населённых пунктах находилось большое количество немецких солдат, которые «шатались» и прятались по окружным лесам от наступающей Красной Армии. Немцы отступали целыми армиями, бросая транспортную технику, орудия и танки. Гитлеровцы выходили из лесов, нападали на наши батареи, завязывался рукопашный бой, не только с расчётами, но и с тыловиками. Причина в том, что на этот момент боевых действий линии фронта как таковой уже не существовало, все армии двинули в одну точку рассредоточения – на Берлин! Гитлеровцы отчаянно дрались за подступы к Берлину, яростно сопротивлялись и вели несокрушимый огонь из каждого строения, каждого подвала, громада отборных фашистских дивизий упорно отстаивала свою столицу.
А в прифронтовых лесах орудовали целые банды эсэсовцев, автоматчиков, они вели так называемые, местные бои, обстреливали наши батареи и дивизионы из автоматов. Они старались выследить направление движения наших подразделений, бесшумно подкрадывались и обстреливали их из автоматов и пулемётов. Так случилось и с дивизионом, где к этому времени служил Черноног Евгений Семёнович. Его гаубичный полк шёл по лесной дороге в направлении городка Лукенвальде и внезапно попал под автоматные и пулемётные очереди со стороны противника. Пришлось залечь, оглядеться, окопаться. Лес густой оказался в этом месте, сразу не развернёшься с гаубичными пушками. Залегли. Невдалеке двигался дивизион майора Подольского Виталия Григорьевича. Обстановка сложная, не сразу разберёшься кто в кого и чем стреляет. Майор Подольский приказал дивизиону остановиться, разведчикам выяснить обстановку, к этому времени, он уже почувствовал, что кто-то из «наших» попал к противнику в ловушку. Через некоторое время разведчики доложили обстановку.
 - Попал под миномётный и пулемётный обстрел полк майора Чернонога, терпит большие потери в личном составе не только ранеными, но и убитыми, просит помощи.
Дед приказал двум орудиям срочно развернуться в сторону доносившихся миномётно-пулемётных выстрелов и прицельно выпустить несколько снарядов подряд, чем спас полк гаубичных пушек майора Чернонога. Когда со стороны неприятеля выстрелы затихли, к ним навстречу вышел оставшийся личный состав полка гаубичников. Евгений бросился к Подольскому и радостно выкрикнул:
 - Вырвались, Виталий, мы, наконец-то, вырвались!
Только и смог произнести майор Черноног в знак благодарности за спасение. У него перехватило горло от напряжения и ответственности за судьбы артиллеристов, которые становились всё дороже к концу войны. Никто из командиров больше не хотел терять своих людей. Было всем нестерпимо обидно за каждую единицу потерь. Они бросились друг к другу, крепко обнялись, и каждый поспешил к своему подразделению. В подобную переделку попала и санрота. А было это так. 27 апреля 1945 года совершенно неожиданно прозвучала команда: «Всем в ружьё! На штаб дивизии произведено нападение противника со стороны тыла».
Немцы незаметно окружили штаб и санроту и поливают со всех сторон из автоматов и пулемётов. В перебежках постепенно приближаются всё ближе и ближе.
«Тревога к оружию!»
А оружия у санроты всего четыре автомата, у санинструкторов только винтовки, у медиков-офицеров пистолеты. Комдив генерал-майор Волкенштейн Сергей Сергеевич, был в это время в расположении подразделений, там и получил срочную радиограмму: «Товарищ генерал-майор, мы попали в окружение противника, он стремительно прорывается. Состав штаба и санроты мужественно отстреливается, но боеприпасы на исходе. Ждём от Вас подмоги!»
Сергей Сергеевич не растерялся, а тут же распорядился развернуть пару гаубичных батарей, а сам помчался на своём «виллисе» в сторону расположения штаба дивизии, на выручку боевого знамени дивизии, во имя спасения своих подчинённых, а также дорогих и близких ему людей. Двигались они на всех возможных скоростях и довольно быстро приближались к цели. Весь личный состав штаба и санроты вышел на поединок с неприятелем, стреляли из всех имеющихся стволов, никто не покинул боевых позиций, в тылу остались только тяжелораненые и Елена Михайловна, жена комдива. Немцы несколько остепенились, почувствовав на себе такое мощное сопротивление, залегли, укрылись в районе поляны. Наступила короткая передышка. Бабушкины  товарищи, воспользовавшись предоставленной передышкой и тоже залегли, укрепив свои позиции.
Но, не прошло и нескольких минут, как послышался очередной шквал выстрелов со стороны противника. Буквально одномоментно прозвучали первые залпы и из наших орудий прямо в район укрытия фрицев. Из наших родных гаубиц был выпущен такой прицельный, такой точный и мощный огонь, что далее уже со стороны противника не прозвучало ни одного выстрела, а личный состав штаба и санроты с криками «У-р-а!» бросился навстречу комдиву, который уже появился в расположении штаба на своём «виллисе».
В этот момент, где-то рядом, прогремела автоматная очередь. Все как по команде бросились на землю и во время, потому, что из леса показался гитлеровец с автоматом на перевес, стреляющий как-то без разбора. Через несколько шагов он пошатнулся и упал на землю, продолжая стрелять. Несколько бойцов в рассыпную бросились к нему, подбежали, скрутили, отняли автомат и поставили на ноги. Но он с криком и бранью снова опустился на землю. Оказалось, что он находился в состоянии шока по причине перелома берцовых костей правой ноги. Перелом произошёл от удара стволом падающего дерева.
Главный хирург Матвеев Дмитрий Михайлович распорядился на носилках доставить его в противошоковую палатку и оказать раненому немцу медицинскую помощь, как полагается на войне! Перелом оказался закрытый, на голени огромная гематома. Матвеев немного разговаривал на немецком языке и пояснил немцу.
 - Вам будет оказана медицинская помощь, в рамках фиксации ноги, будет наложена шина. Мне надо получить ваше согласие.
Немец активно закивал головой, давая понять, что он согласен и благодарит за помощь. Дмитрий Михайлович спрашивает старшего лейтенанта Балабину (необходимо отметить, что Балабина Вера Васильевна была представлена на очередное звание):
 - Верочка, есть у нас хлорэтил, тут надо бы обезболить, заморозить надо, иначе будет очень болезненно, он опять войдёт в состояние шока.
Вере Васильевне, понятно, жалко тратить на фрица бесценный хлорэтил, но на войне, как на войне: хоть нашему раненому бойцу, хоть раненому противнику в любом случае необходимо оказать медицинскую помощь! Она скрепя сердцем принесла хлорэтил, сняла колпачок и стала обрабатывать им место гематомы. Фрицу стало легче, он перестал стонать и Матвеев распорядился приступать к наложению шины.
Двум санитарам он показал, как надо придерживать ногу, Вера Васильевна приготовила шину Крамера. Затем, как и положено, место гематомы обложила ватой, наложила бинт и стала формировать повязку на стопе. Фриц молчал и только щурился. Матвеев попросил её докончить наложение шины и произнёс:
 - Доканчивай самостоятельно, а я лучше пойду и спрошу у комдива, что нам с ним дальше делать, куда его потом девать. Видно старший офицер, в больших чинах!
Бабушка приступила к бинтованию ноги как положено, со стороны стопы и поэтому повернулась к немцу спиной. Не успела она сделать и несколько витков, как услышала резкий душераздирающий крик пленного и отборную брань. Нога грохнулась об пол палатки. Что такое? Она в недоумении повернулась к санитарам и увидела следующее: они намертво вцепились в гитлеровца, и трясут его что есть мочи. Бабушка в недоумении спрашивает.
 - Что вы делаете? Как это понять?
А санитары отвечают:
 - Так он же, товарищ старший лейтенант, Вас своей здоровой ногой по ниже спины, гад, ударить хотел, так вот мы и бросили его ногу, чтобы не Вам он причинил боль, а чтобы сам, гад, почувствовал «почём фунт лиха», пусть теперь сам от боли повоет и покорячится!
Бабушка в упор посмотрела на фрица, он сидел с плотно закрытыми глазами, не то от боли, не то от стыда. Спрашивается, что человеческого в нём осталось? Ведь с ним поступили очень гуманно: ему оказали необходимую медицинскую помощь по законам международного красного креста. Что ему вдруг взбрело в голову именно так поступить, на что он надеялся в эту минуту? Фриц молчал и только его бесцветные глаза периодически приоткрывались и с прищуром смотрели на старшего лейтенанта медицинской службы ненавидящим взглядом.
Вскоре подошёл Матвеев и спокойным голосом произнёс:
 - Командование решило сдать его в плен. За ним из штаба пришлют машину с охраной. Но перелом всё же надо зафиксировать, Верочка, наберись терпения и мужества. Я побуду рядом.
Бабушка рассказывала, что в последние месяцы войны наши офицеры и солдаты часто попадали под «шальные» пули и гибли в минных полях. Появилась у них какая-то бесшабашность, непонятно чем обусловленная. Возможно тем, что внезапно начавшаяся война за четыре года превратилась в повседневность, переросла в обычную работу. Возникший в первые годы страх быть нечаянно убитым, перерос в абсолютную уверенность, что враг в любой ситуации ими победим, а «пуля дура». А может быть, абсолютная уверенность в непобедимости Красной Армии, подкреплённая предчувствием великой Победы над фашизмом, перекрывала внутренний страх и опасность, вселяла уверенность и чувство полной защищённости! Теперь это трудно объяснить!
ПОБЕДА!
Наконец, наступило третье мая 1945 года. Берлин, столица гитлеровской Германии, освобождён войсками Красной Армии, на Рейхстаге гордо реет красное знамя в честь взятия Берлина, как знак Великой Победы! ПОБЕДА! МАЙ! МИР! ПОКОЙ! Ликует весь мир! И весь мир оплакивает миллионы невинно погибших, безмерно скорбит о без вести пропавших! И 17-ая Легендарная почти дошла до самого логова фашизма, до его сердца, города Берлина. Санрота вместе со штабом дивизии рассредоточилась в районе города Ютеборг. Казалось, что здесь, совсем недалеко от Берлина, война для легендарной дивизии прорыва практически и закончится.
Бравый майор-артиллерист Подольский Виталий Григорьевич когда-то крепко накрепко запомнил обещание старшего лейтенанта медицинской службы Балабиной Веры Васильевны о том, что после окончания войны, в день Победы она, возможно, и даст своё согласие выйти за него замуж. Не долго думая, он рискнул выпросить разрешение у комдива посетить Балабину Веру Васильевну, свою любимую девушку, будущую его жену.
 - Если ты, Виталий, любишь её по-настоящему, берёшь в жёны навечно, на всю оставшуюся жизнь, то разрешаю и благословляю! Поезжай, но не с пустыми руками. Подойди к начальнику по снабжению, намедни склад пополнился необходимыми трофеями, скажи, что я приказываю часть из них выдать тебе. А рапорт я подпишу только после согласия Верочки выйти за тебя замуж.
Дед помчался на склад, загрузил две коробки с подарками, сел в свой водоплавающий трофейный легковой автомобиль «лодочка», и через час оказался в санроте. Первым на его пути попался вездесущий главный хирург Матвеев.
 - Ба! А вот и первый жених подкатил, да прямо с выкупом. Показывай, товарищ майор, что там, в коробках, какие такие подарки. Годятся ли по русскому обычаю для выкупа невесты?
Майор Подольский широко улыбается и во все глаза выглядывает Веру Васильевну. А Дмитрий Михайлович делает вид, что не видит нетерпение жениха и неторопливо продолжает у него выпытывать.
 - Ну, ладно, ладно уж! Показывай, что за выкуп у тебя в коробках!
Открыл, заглянул в коробки и одобрительно продолжил:
 - Выкуп принимается. А теперь скажи, какие у тебя планы, товарищ жених, когда ты собираешься забирать у нас невесту? Имейте в виду, товарищ майор, на совсем мы её, пока, отдать не можем и не отдадим, она нам самим ещё нужна будет. Официально Победа ещё не объявлена, ещё война, да, и где официальное разрешение на женитьбу?
Подольский ему парирует:
 - Разрешите, товарищ майор медицинской службы, доложить мой план действий и обстановку на данный момент. Во-первых, есть у меня официальный рапорт, который подписан командиром полка подполковником Андреевым. Во-вторых, есть заверяющая подпись комбрига полковника Кордюка, осталось получить подпись самого комдива, но он нас с Верой Васильевной уже благословил час тому назад! А в-третьих, прошу выдать старшего лейтенанта медицинской службы Балабину Веру Васильевну мне лично в руки, поскольку она обещала стать моей женой в конце войны в канун Победы!
Надо отметить, что старший лейтенант медицинской службы на протяжении всех «торгов» находилась в объятиях Елены Михайловны, подглядывала и подслушивала с замиранием сердца у дверей хирургического отделения. В конце монолога новоиспечённого жениха у неё не хватило терпения, не выдержало сердце, и она стремительно вышла из палатки. Виталий бросился к ней навстречу, сгрёб её в охапку, крепко обнял и начал пылко целовать в щёки, глаза, губы. В его объятиях она чуть не задохнулась. А майор Матвеев не унимается:
 - Товарищ майор Подольский Виталий Григорьевич, обращаетесь не по уставу. Перед вами стоит капитан медицинской службы, а вы бросились к старшему лейтенанту. Вот молодец! Да ещё не по уставу, сгрёб, понимаешь, её в охапку и сразу целоваться! И пока не будет письменного согласия самого комдива, мы тебе Верочку не отдадим, и всё тут!
Майор с мольбой в глазах посмотрел в сторону Елены Михайловны, мол, выручайте. Та спокойным, как всегда ровным голосом произнесла:
 - А я ему, Дмитрий Михайлович, всё прощаю, доверяю и даю своё благословение на их брак. Они достойная пара, считайте, будет первая супружеская пара в дивизии, которая с достоинством и честью через всю войну пронесла свою любовь, не отступилась от неё в период грозных испытаний. Их любовь проверена войной, смертью, долгими разлуками и редкими встречами. Мы с Сергеем Сергеевичем верим, что их любовь на всю оставшуюся жизнь. Поезжай, Виталий, в штаб к комдиву, сейчас он там, звонил, спрашивал, как ты доехал. Он ждёт тебя, и я уверена, что рапорт подпишет. Поезжай именно сейчас, а то вечером у него общий сбор всех комбригов, он будет очень занят, будет не до тебя.
Виталий подошёл к своей любимой Верочке, ещё раз пылко поцеловал её, заглянул в глаза, тихо произнёс:
 - Так, значит, да! Обещаешь пойти за мной на всю оставшуюся, а?
Она быстро закивала головой, вся сияла, её глаза светились, щёки пылали, голова кружилась как в детстве от каруселей. Подольский бросился к машине, открыл дверцу, резко повернулся и крикнул:
 - Я скоро вернусь, Верочка, жди меня сегодня вечером, нам с тобой ещё многое надо будет обсудить: и место проведения свадьбы, и твой наряд, и многое. Я быстро, только туда и обратно!
Не прошло и полутора часов, как он вернулся обратно, счастливый, сияющий, самодовольный.
 - Вот, Верочка, посмотри сюда... Сколько на рапорте подписей! Комдив сказал, что если я, вдруг, и захочу от тебя отказаться, то мне придётся долго колесить и проходить всё по кругу в обратном порядке!
Верочка стояла, ласково смотрела на него и только улыбалась. Затем взяла в руки рапорт и про себя прочитала: «Прошу Вас, товарищ командир, разрешить мне сегодня третьего мая в восемь часов вечера жениться по обоюдному согласию на старшем лейтенанте медицинской службы Балабиной Вере Васильевне, прикомандированной к санроте при штабе дивизии. Обещаю любить её всю оставшуюся жизнь, быть ей примерным и верным мужем до конца дней своих».
В верхнем левом углу рапорта было написано рукой Сергея Сергеевича. «Благословляю вас обоих, желаю долгой счастливой любви, радости совместной жизни». Внизу стояла его подпись. От прочитанного у Верочки снова закружилась голова, она закрыла глаза и спрятала лицо в ладони.
 - Виталий, но почему именно сегодня. Ведь Победа ещё не объявлена, взят пока только Берлин, о полной Победе пока молчат. Командование говорит, что договор будет подписан на Шпрее только при подходе сил второго фронта. А когда этот второй фронт подойдёт, пока нет ничего определённого.
Она опустила голову, немного подумала, потом резко вскинула её и посмотрела на отца пронзительным взглядом зелёных глаз.
 - Но я не подумаю от тебя отказываться, я согласна, даже если ты, вдруг, передумаешь. Мы теперь всё будем решать только вдвоём, но какая-то внутренняя тревога в душе и в сердце всё же есть, ведь полная Победа над фашизмом ещё не объявлена!
Виталий взял её руки в свои большие, тёплые, мягкие ладони и проникновенно сказал:
 - Верочка, родная, нас с тобою это уже не касается. Осталось только дипломатические дела решить нашему правительству и представителям второго фронта. А мы с тобой два живых, любящих сердца уже не имеем права жить друг без друга. Для нас с тобой война не помеха, вот, увидишь, с нами никогда и ничего плохого уже не случится, мы заколдованы и защищены любовью. Так ты согласна, любимая?
Что ей оставалось делать.
- Конечно, согласна. Так Сергей Сергеевич разрешил нам сегодня сыграть свадьбу? Прямо сегодня, в восемь часов вечера? А кто у нас будут посаженные родители?
Засыпала своего жениха Верочка важными для неё вопросами...
На их свадьбе, которая состоялась третьего мая 1945 года, в самый канун Великой Победы, в восемь часов вечера, посаженным отцом был начальник штаба дивизии полковник Василеня Иван Герасимович, посаженной матерью изъявила желание быть Волкенштейн Елена Михайловна. Сергей Сергеевич не мог присутствовать на свадьбе, он был вызван в Ставку Главного Командования. Прощаясь, сказал:
 - На свадьбе разрешаю присутствовать всем свободным от несения службы офицерам штаба дивизии, твоего полка, всей твоей бригаде, всему составу санроты, ну и всем, кто захочет поздравить вас из других подразделений. Принимайте учтиво, щедро угощайте. Ресторан, расположенный неподалеку от наших казарм, тоже в вашем распоряжении, продуктов на складах полно. Надеюсь, что наш хозяйственник майор Яновский, устроит вам настоящую свадьбу, ведь она самая первая в нашей дивизии. Пусть она будет с шиком и полным изобилием. Да, и ещё. Там, кажется, даже оркестр сохранился, по крайней мере, я видел музыкальные инструменты в целости и сохранности, так постарайтесь найти музыкантов, они согласились играть на вашей свадьбе, гулять, так гулять и с музыкой!
Он крепко обнял Подольского, похлопал по плечу и добавил.
 - От меня в качестве ценного подарка сама невеста, Верочка. Я её вручаю в твои надёжные руки, береги, люби и жалей, верю, ты сделаешь её счастливой, она этого заслуживает.
Уже подходя к «виллису» крикнул:
 - Счастливчик ты, Виталий, в тебя влюбилась такая прекрасная девушка. Многие мечтали об этом. Береги свой подарок, особенно сейчас.
А что рапорт? Какова его судьба, спросите вы. В последствии они оба очень переживали, что по молодости легкомысленно отнеслись к такому ценному, дорогому сердцу и уму, сугубо личному документу. Да, не серьёзно они отнеслись к «брачному свидетельству», можно сказать, семейному историческому документу, к дорогой реликвии, как теперь принято говорить — семейному раритету. Ни тот ни другой так и не могли вспомнить, куда же девался после свадьбы рапорт военного времени. А мы так думаем: они просто забыли по счастливой случайности, что отдали рапорт при гражданской регистрации своего брака, которая состоялась уже в Ленинграде, как свидетельство их законного семейного счастья, которое началось ещё в последние дни войны победоносного 1945 и сохранилась в мирное время на всю оставшуюся жизнь...

СВАДЬБЫ БОЕВЫЕ...
Лучшая пара Легендарной!
Сама свадьба была настоящей, со всеми русскими традициями. Правда невеста была не в белом платье, а в своём привычном обмундировании защитного цвета, которое её в данный момент украшало больше, чем самое изящное свадебное платье в мире, да и без фаты! Подольский любовался ею, и ласково приговаривал:
 - Да ты у меня, Верочка, даже в своём защитном платьице красивее всех на свете. Не волнуйся, после войны мы пополним твой гардероб, будут и у тебя самые красивые наряды.
На это их торжество Верочка надела свои золотые часы, подаренные ей одним из бывших раненых артиллеристов в качестве новогоднего подарка. Виталий сразу же заметил и беспокойно спросил:
 - Почему я раньше никогда не видел их у тебя на руке, кто и когда тебе их подарил? Это свадебный подарок, от кого?
Ох, уж эти мужчины! Верочка почувствовало, что Виталий её впервые заревновал. Хоть она и относилась к числу женщин, которые обладали самостоятельным, крепким, стойким и решительным характером, но пришлось во всём признаваться, потому, что она любила его и никаких от него секретов иметь не хотела. Часом раньше она согласилась делить всё пополам и решать все вопросы  семейном кругу. Посмеялась над его ревностью, конечно, но рассказала о том, прошлом и совсем безобидном случае. Подольский всё же строго посмотрел на неё и очень твёрдо произнёс:
 - Верю тебе, Вера, но имей в виду, что я сам никогда не обманываю и обмана прощать не умею!
Наша мама так рассказывает об этом эпизоде из жизни своих родителей: «Мама эту сцену запомнила сразу и на всю оставшуюся жизнь. Я не припомню случая, чтобы она когда-нибудь выкручивалась или оправдывалась перед отцом. Она ему всегда и во всём признавалась сама, без особых с его стороны притязаний. Ну, а отец у нас вообще был святой, таких и не бывает!»
Свадьба длилась долго, далеко за полночь. Было весело и шумно, много тостов, речей, пожеланий и, безусловно, бесконечных «горько!» Очень многие офицеры в своих тостах не обходили стороной примерно следующее.
 - Дорогая Вера Васильевна! Знайте, что в этом зале есть мужчины, чьи сердца давно разбиты от любви к вам. Любой сидящий здесь посчитал бы за честь быть любимым вами!
Примерно так. Верочке, безусловно, было очень приятно слышать такие речи, а Виталий, рассказывали, всё время был на чеку. Они смогли сбежать и, наконец, уединиться только в пять часов утра, были бесконечно веселы и счастливы. А все гости ещё долго гуляли, наслаждались пиршеством, относительным миром и долгожданным спокойствием. Хозяйственник дивизии, обустроивший им свадьбу, майор Григорий Абрамович Яновский, прожил 97 лет. При встречах с Подольскими он любил вспоминать этот день и каждый раз рассказывал, что «... делал эту свадьбу как для своих родных детей». На похоронах деда он горько плакал и всё повторял:
 - Виталия Григорьевича я очень любил, пожалуй, все в дивизии к нему относились с глубокой симпатией. Да, сколько его помню, это был интеллигентный, очень умный и воспитанный человек, очень культурный офицер, прекрасный семьянин, любящий отец. Как он тебя любил, Верочка! Я помню его во время вашей свадьбы, ведь он ни на минуту не спускал с тебя глаз и, незаметно для тебя, уговаривал всех своих друзей почаще кричать «горько!» Ты этого, Верочка, даже не замечала. Да, теперь таких молодых людей не бывает!
Полковник Кордюк, когда-то всё же влюблённый в нашу бабушку, искренне и громко выражал свой восторг:
 - Посмотрите, именно баловню судьбы, этому «счастливчику» Подольскому всё же удалось украсть из санроты всеми любимую Балабину Верочку. Полста бригаде тысяча третьего гаубичного полка крупно повезло, теперь у них будет свой личный старший лейтенант медицинской службы.
Но перевели Верочку в этот полк только по их прибытию в Австрию, куда дивизия прорыва вошла в составе оккупационных войск. Но это значительно позднее. А на следующий день после свадьбы Подольский со своим полком опять ушёл на линию фронта и они какое-то время с Верочкой просто даже и не виделись, каждый занимался своим привычным делом. Оказывается, всё это время дед продолжал воевать, их полк мужественно сражался за Прагу, добивал восставших там немцев, защищал чешское население от гитлеровских отщепенцев и озверевших фашистов. И только десятого мая ночью они снова встретились.
Подольский ворвался в квартиру, где были расквартированы сотрудники санроты, с радостным криком:
 - Где моя единственная и любимая жена?
Всех перепугал, а молодая жена прямо в ночной рубашке выскочила в прихожую, бросилась к нему в объятия, крепко обняла и зацеловала. Теперь уже она целовала всё его лицо, глаза, щёки, губы. Только сейчас она почувствовала, как сильно любит его! Счастью и радости не было предела! А Подольский всё хочет ей что-то сказать и не может, задыхается от крепких поцелуев. Затем всё же вывернулся и выпалил:
 - Верочка, родная, я приехал за тобой, быстро одевайся, мы сейчас же едем обратно в Прагу.
Бабушка вспоминает, как радостно их встретили жители Праги. Сколько было цветов брошено под колёса их автомобиля, сколько радостных лиц приветствовало их на улицах города. Мужчины и женщины в национальных костюмах, в руках бурдюки с лучшими сортами виноградного вина. Один из жителей подошёл и к их машине, попросил выпить вместе с ним за долгожданную Победу. Налил целый рог вина и произносит:
 - Гер офицер, благодарим вас за помощь, вы спасали наш народ не жалея своей жизни в самые последние дни войны. Вы очистили наш любимый, мы так считаем, самый красивый город на земле от страшного врага, выпейте, пожалуйста, вместе со мной за Великую Победу, за мир и дружбу между нашими народами.
Они ещё долго беседовали с ним, вспоминали события последних дней, пили прекрасное вино и наслаждались мирной жизнью. Их машина вся была осыпана цветами, люди шли мимо и на ходу бросали им цветы. В этот день местное начальство всех наших офицеров пригласило в центральный ресторан на торжественный обед в честь Победы. На торжественном обеде было провозглашено много тостов в честь славной Красной Армии, личного состава дивизии, наших воинов называли братьями, спасителями всего человечества.
 - Спасибо вам, спасибо. Вечная слава, мы с вами!
Звучало со всех сторон. Кто-то из присутствующих поинтересовался, являются ли они мужем и женой.
 - Да, мы в Легендарной дивизии прорыва первая фронтовая пара, которая скрепила свой союз в день освобождения Берлина. Свадьба была у нас третьего мая.
Волнуясь, отвечала бабушка. Дед бережно держал её под локоток и, пожимая пальцы правой руки, подбадривал:
 - Да, Верочка в начале войны заявила, что станет женой любимому только тогда, когда к ногам её будущего мужа падёт Рейхстаг, а свадьбу назначила только в день взятия Берлина.
Наша мама делится своими ощущениями от рассказов родителей об этом времени: «Моих родителей со всех сторон стали бурно поздравлять со свадьбой, желали большого счастья, здоровья, долгих лет жизни и не менее трёх богатырей. Люди старались подарить какие-то случайные подарки, но они так же по случаю были оставлены в том же ресторане. Да и до подарков ли было людям, выигравшим такую страшную войну! Самым лучшим подарком для моих родителей была сама жизнь, Богом им подаренная, радушие людей, пожелания добра и счастья, плечо друзей, общая радость, любовь, семейное счастье, наконец. Отец отвёз маму обратно в санроту и упросил начальника отпустить её в отпуск хотя бы на одни сутки. Маме разрешили, они провели это время у отца в полку и были безмерно счастливы вдвоём, в последствии любили вспоминать и на перебой рассказывали, как маме в течение одних суток понравилась полковая жизнь и армейская пшённая каша с тушёнкой.
- И она, не задумываясь, просто нахально, слопала даже три порции, свою, мою и моего ординарца.
Вспоминал отец».
МИРНАЯ ЖИЗНЬ:
В условии оккупационных войск.
Вскоре их дивизию оттянули на размещение в Чехословакию и рассредоточили в казармах Чехословацкого гарнизона в районе городка Жешув. Небольшой городок, очень чистый, уютный, весь в цветах и зелени, создавал такое впечатление, будто бы война его обошла стороной. Жители городов и посёлков освобождённых стран так радовались наступившей Победе, установившемуся миру на земле, что с первых же дней приступали к налаживанию мирной жизни, приводили в порядок улицы и скверы, дома и придворья, восстанавливали цветники и палисадники, наводили европейскую чистоту на улицах, делали всё для души и сердца. По состоянию участка, прилежащего к дому, сразу можно было видеть, какой хозяин здесь проживает, чистоплотный или нет, хозяин «плохой» или «хороший». Чистота вокруг своего жилища является главной заповедью любого народа, проживающего от границ Польши и далее на Запад. Жители этой части земли любят свои поселения, умеют соблюдать чистоту, создавать повсеместный уют, поэтому вокруг их домов всегда всё ухожено, чисто, зелено.
Жаль, что мы, славный русский народ, богатый душой и телом, победитель во всех ратных и мирных делах, мы, властелины огромных богатств, человеческих и духовных, территориальных и природных, так и не научились у своих братьев меньших простому искусству: жить каждый день так, как будто бы в последний раз! Так и не научились мы оберегать собственный труд, с любовью, бережно и нежно распоряжаться несметными человеческими и природными богатствами, не умеем в полной мере и до победного конца бороться за сохранение окружающей красоты, стесняемся отдаться желанию пожить в чистоте и порядке. Всё нами делается из «под палки», «на прикидку», в режиме «авось», от случая к случаю. Мы пренебрегаем необходимостью делать всё именно сейчас, сегодня, повседневно, всегда одинаково с душой и сердцем, а ещё лучше, преданно и верно!
Итак, дивизия прорыва в казармах данного городка прожила всего один месяц. После объявления окончательной Великой Победы над фашизмом, неожиданно поступил очередной приказ: «Своим ходом отправиться в направлении Германия-Австрия для размещения дивизии в расположении оккупационных войск Красной Армии в окрестностях города Кремс. Штаб дивизии вместе с санротой разместить в самом городе Кремсе». Для размещения штаба и санроты было предоставлено очень красивое и богатое на вид здание, где ранее располагался, по-видимому, штаб местной военной части. На втором этаже здания находился просторный концертный зал, на сцене которого стоял шикарный концертный рояль, зачем-то прикованный цепями к полу сцены. К этому же зданию прилегал кинотеатр, куда почти каждый вечер заглядывали со своими жёнами наши офицеры и солдаты. В это время Ставка Главного командования уже разрешила въезд жёнам с детьми к своим мужьям.
Сам город Кремс был очень аккуратным, чистым, зелёным, а главное спортивным и музыкальным. Здесь, на берегу Дуная, сразу же по переезде в июне 1945 года в очередной раз встретился комдив со своей дивизией, но не на военном параде перед ответственным стремительным марш-броском, а на параде спортивном. Тогда в дивизии был устроен большой спортивный праздник. И на нём увидел генерал-майор своих легендарных артиллеристов, непобедимых парней, бесстрашных бойцов-воинов не в боевых порядках, и не на огневых позициях под обстрелом, ни возле грохочущих «мам», родных сердцу пушек, ведущих огонь по танкам и другой военной технике ненавистного врага. Они, победители, проходили мимо любимого комдива чеканным парадным шагом, но одетые даже не в парадную военную форму, а в лёгкую спортивную. Он смотрел на молодые, сильные, мускулистые, смелые, задорные, красивые и счастливые лица, почти тёмно-коричневые от копоти военных лет и весеннего загара на фоне белых тел, ещё не обожённых июньским солнцем, но таких радостных и счастливых, и сам счастливо улыбался. И было им, дорогим его сердцу артиллеристам, не до загара! За плечами проходивших перед ним героев была ВОЙНА, да какая война — многолетняя, варварская, кровавая, жестокая, смертельная война!
Но вернёмся к мирной жизни в тихом послевоенном австрийском городке. Каждый вечер в скверах и парках играли оркестры, где-то духовой, где-то струнный, а где-то просто заливались аккордеоны и раздавались переборы гитары. У жителей Кремса было принято каждый вечер с 18:00 до 22:00 прогуливаться по парку или скверу, посидеть на зелёной лужайке, подпевая музыкантам, либо просто потанцевать на приспособленной тут же танцевальной площадке. И воины наших подразделений со своими жёнами и семьями приняли данный порядок как должное, проводили активный образ жизни, участвовали в прогулках, танцах, играх и общем веселье, радовались всему, что видели, были счастливы и безмятежны. Люди, чудом оставшиеся в живых, наслаждались прелестями свободы, природы, погоды, яркой зелени, морю цветов и жизни в целом!
Комдив генерал-майор Волкенштейн разрешил молодожёнам жить вместе, несмотря на то, что полста бригада 1003-го полка располагалась в десяти километрах от города Кремса. Жизнь в гарнизоне потихоньку налаживалась, на общем офицерском собрании было решено создать Женсовет, который бы занимался благоустройством территории, разными вопросами семьи и быта, вопросами образования и проживанию на местах, в общем и целом, уделял внимание досугу жён, детей и самих офицеров.
Начальником политотдела дивизии нашей бабушке было предложено занять место председателя Женсовета, она, посоветовавшись с мужем, тут же согласилась. На общем собрании офицеров и их жён прозвучала краткая характеристика предложенной кандидатуры старшего лейтенанта медицинской службы Подольской Веры Васильевны, где было просто зачитано: когда родилась, где воевала, сколько ранений и наград имеет, когда вышла замуж и за кого. В конце докладчик сообщил:
 - Впрочем, вы все очень хорошо знаете Веру Васильевну, многие из вас беспомощными и не способными к жизни попадали ей лично в руки, многим она спасла жизнь, многих из вас сберегла для жён и детей, во многих жилах течёт её кровь. Ну, а Витальку, то есть, майора Подольского Виталия Григорьевича, мы знаем как храброго, верного своему долгу и отечеству офицера, грамотного, воспитанного, интеллигентного человека. А вот теперь знаем его ещё и как прекрасного семьянина, любящего мужа. Думаю, что он не посмеет запретить Вере Васильевне возглавить дивизионный Женсовет после таких слов.
Начальник политотдела внезапно замолчал, несколько секунд постоял в задумчивости, а потом продолжил:
 - Заместителем председателя Женсовета предлагаю назначить Василеня Нину Ивановну, жену начальника штаба, если она, конечно, лично сама не будет возражать, так как с Иваном Герасимовичем этот вопрос давно согласован.
Все посмотрели на вставшую с кресла Нину Ивановну, которая всем своим видом изъявляла желание работать в составе Женсовета.
 - И ещё.
Продолжил свой монолог начальник политотдела:
 - В состав женсовета необходимо избрать дополнительно шесть, нет, лучше семь членов, для нечётного числа, пусть мнение председателя будет последним и справедливым в случае несогласованности состава Женсовета по тому или иному вопросу, особенно женского, правильно я рассуждаю.
Все тут же согласились, довод показался крайне убедительным. Итак, в составе Женсовета значилось девять человек. После собрания провели прекрасный вечер, сначала была показана концертная программа, составленная из талантов «местного значения», а таких было немало, затем, уже в который раз, все посмотрели давно полюбившийся фильм «Девушка моей мечты», до двух часов ночи были танцы.
Надо отметить, что Подольские прекрасно танцевали. И в первые послевоенные годы, и в последствии, и даже незадолго до смерти деда, они на всех вечерах, при любой возможности всегда танцевали. Умели они танцевать всё: и цыганочку, и мазурку, и танго, а также менуэт, вальс, твист, чарльз-стон. Казалось, что любой, даже самый современный танец покажи им, и они лучше всех станцуют его. Дед в свободную минуту занимался «степом», он прекрасно «бил чечётку». Все окружающие любили смотреть на их совместный парный танец, потому, что это было профессионально, искромётно и красиво.
Наша мама Галина Витальевна делится своими зарисовками: «Отец сразу же становился выше ростом. Его правильно сложённая фигура крепко и плотно «прилипала» к маминому телу. Сильная левая рука обхватывала маму чуть выше талии, правая уверено и, вместе с тем, бережно и нежно сжимала мамину ладонь. Родители, наклонив головы, чуть в сторону друг от друга, замирали на секунду, а затем очень плавно, но стремительно и искромётно начинали свой, только им свойственный, головокружительный танец. На многих вечерах и местных конкурсах мои родители занимали призовые места. Они покоряли искусством своего танца, потому, что чувствовали близость друг друга, а чувствовали близость, потому, что любили друг друга и друг другу доверяли!
Наверное, поэтому оба мои сына выбрали себе профессию танцоров, перешли из медицины в театр. И это понятно, ведь в их жилах течёт кровь моих родителей, от них им обоим передалась музыкальность, умение слышать тонкости музыкального ритма, улавливать такт любой музыки, особенно современной. Им свойственна стремительность и искромётность движений с одновременной их лёгкостью и отточенностью. В танцевальных «па» моих детей одновременно с красотой и плавностью прослеживается удивительная мощь и уверенность в себе. Они владеют тайнами танцевального движения! Ими сейчас, как и их предками в прошлом, любуются окружающие, они имеют море зрителей и поклонников. Они талантливые люди, им многое удаётся, в данный момент мои мальчики являются ведущими танцорами и профессиональными исполнителями в мире танцевального искусства, театра, кино. В их танце я вижу стиль своих родителей! Да, гены, это великая природная загадка!»
А у нашей бабушки всё «кипело» и в санроте, и в Женсовете. В первую очередь Женсовет организовал офицерскую столовую, куда отдавались на общепит все офицерские и семейные пайки. Все семьи и даже неженатые офицеры посещали столовую два раза в день, в перерыве между 15:00 и 17:00 часами, для того, чтобы пообедать, а ужинали все с 19:00 до 21:00 часа. Завтрак каждая семья должна была организовывать самостоятельно. Такой распорядок дня всем очень понравился, так как оставалось много времени для полезного его препровождения. Женщины радовались больше всех, так как они не были загружены кухонными делами, у них оставалось больше времени на воспитание детей и, оставалось время даже на любимых мужей. А им в это время так нужны были верные, женские сердца и руки! Женский батальон полностью ударился в общественную жизнь дивизии и художественную самодеятельность. Разучивали народные танцы, современные бальные, придумывали разные кружки, вязания, шитья и домоводства, например. Чуть позже организовали объединённый хор, жёны привели в клуб и своих мужей. Теперь в нём участвовали и мужские голоса, и женские. Со временем дошли и до организации народного театра, где разыгрывались в основном сценки из современной жизни, эпизоды из военных воспоминаний, сцены на бытовые темы. Но талантов и их поклонников оказалось больше, чем предполагалось в самом начале. Театр стал жизненной необходимостью, он ещё больше сплотил весь коллектив дивизии. Театр облегчал жизнь тем офицерам и солдатам, к которым не могли приехать семьи, особенно тем, кто их потерял во время войны.
Всегда и везде, во всех концертах, соревнованиях и состязаниях, душой любой компании был всеми любимый майор Черноног Евгений Романович. Он играл на любом инструменте: аккордеоне, гитаре, рояле, флейте, саксофоне, на любом духовом, струнном и клавишном. Его любили, к нему стремились, везде он был «гвоздём» программы. Во всех спектаклях и инсценировках он играл главную мужскую роль: роль героя-любовника или роль «Дон-Жуана», ему было всё равно. Он играл профессионально, талантливо, захватывающе и с необыкновенным юмором. В зрителях недостатка не было, весь личный состав дивизии по очереди ходил на спектакли и инсценировки, а некоторые ухитрялись и по нескольку раз подряд.
Сам Бог наградил Евгения Чернонога таким талантом. Он ни одного раза, ни у кого из профессионалов, ни одного урока за всю свою жизнь не взял, никогда не учился этому искусству. Просто он от природы был талантлив и музыкально одарён! Выходя под впечатлением услышанной музыки из кинотеатра, он мог тут же влететь в любой концертный зал или помчаться в офицерский клуб, чтобы на ходу извлечь из рояля точь-в-точь только что услышанные музыкальные аккорды. Он играл, а люди думали, что продолжается кино. Вокруг него сразу же собирались друзья и прохожие, тут же сам собой организовывался танцевальный круг, и начинались любимые всеми танцы. Евгений Романович играл подряд вальс, фокстрот, танго, краковяк, цыганочку, он мог по слуху сыграть любую мелодию, на любой заказ и вкус. У него родился сын, тоже Женя, Черноног Евгений Евгеньевич, наш двоюродный дядя, замечательный человек, очень талантливый музыкант. Одним словом, гены он взял у отца! Дядя Женя играет на всех инструментах мира. Уже в раннем детстве он умел «бацать» всё, что не попросишь. Сейчас Евгений Евгеньевич знаменитый музыкант с мировым именем, в основном увлекается джазовой музыкой, живёт с семьёй за границей, там обучает одарённых детей игре на музыкальных инструментах.
Итак, танцевальный вечер в разгаре, потихоньку народ подходит, собирается, устраиваются опять конкурсы на лучшую пару и опять Подольские одерживают очередную победу. Все кругом смеются, радуются миру, покою, счастью, жизни в целом. В общем, такая жизнь личного состава 17-ой Легендарной нравилась всем, кроме тех, у кого семьи остались далеко, в родной деревне, городе, столице. Но и им скучать не давали, старались привлекать к общественной жизни.
Уверены, что все фронтовики, и офицеры, и простые солдаты, оставили при себе воспоминания об этих незабываемых днях на всю оставшуюся жизнь, они пролетели для всех как дуновение ветра в весеннем саду, как красочный сон в летнюю ночь, как аромат духов от мимо пробегающей девушки-красотки... Особенно это время было ценным для тех фронтовиков и фронтовичек, кто четыре долгих года слушали совсем другую «музыку», музыку страха, невосполнимых потерь и лишений, бомбёжек, пожарищ, отступления и безысходности, музыку преждевременной и неотвратимой смерти!

МИРНЫЙ НОВЫЙ ГОД:
Подготовка новогоднего вечера.
Приближался первый послевоенный мирный новый 1946 год! У членов Женсовета масса новогодних идей, задумок и всевозможных предновогодних забот и начинаний. У всех на уме только одно: как встретить первый послевоенный новогодний вечер? Как встретить мирный Новый Год? В первую очередь, необходимо раздобыть ёлку. Новогодняя ёлка — это хорошо, а чем её украсить, где раздобыть новогодние украшения... Елку решили поставить в концертном зале «Браунгоф», где и будет проходить встреча составом дивизии Нового Года. Ёлку им в штабе дивизии клятвенно обещали, а вот с ёлочными украшениями туговато придётся, в арсенале запасов таковых не числится.
Веру Васильевну по просьбе Виталия Григорьевича в сентябре 1945 года перевели из состава санроты в 1003-ий полк на должность начальника аптеки и фельдшера пункта медицинской помощи. Будучи в своей должности ей приходилось часто общаться с начальником городской аптеки, которую звали фрау Ешма. Вскоре они подружились, доверительно относились друг к другу, Вера Васильевна решила воспользоваться их отношениями. Добрая фрау посоветовала следующее.
 - Ёлочные игрушки это не проблема, можно дать каждой семье сделать их из картона и цветной бумаги, в крайнем случае, из белой бумаги, а затем раскрасить их маслеными красками.
Она хитро посмотрела на Веру Васильевну, засмеялась и сказала:
 - А вот в качестве шаров, фрау Вера, я предлагаю взять коробку презервативов, да-да, не смейтесь, они всё равно сейчас особого спроса не имеют, так как каждая австрийская фрау сейчас озабочена рождением нового поколения детей.
Хохочут обе, конечно, но фрау Ешма убеждает её в целесообразности задуманного.
 - Мы всю войну, фрау Вера, такими «шарами» украшали улицы Кремса. Но после надувания эти «шары» обязательно надо раскрасить гуашью в разные цвета и запечатлеть на них какие-нибудь отвлекающие рисунки, чтобы они выглядели как трудно предсказуемые формы. После раскраски их надо обязательно высушить, развесив на верёвки, а вечером развесить в зале и на ёлке. Будет красиво, вот увидите.
Вера Васильевна запомнила: надуть, раскрасить, высушить. Доложила членам женсовета, эту идею все приняли по-разному, в основном с недоверием. Нахохотались, конечно, но делать нечего, надо приниматься за дело. А где всё это делать? Дома у многих дети, у других мужья, немного стыдно перед теми и другими. И, вдруг, Василеня Нина Ивановна вспомнила, что её муж уезжает с комдивом на два дня в округ на совещание и, там же в Вене, будут и ночевать в гостинице. Их квартира остаётся более-менее свободной от любопытных глаз. На этом и порешили! Втроём, Вера Васильевна, Нина Ивановна и жена начальника службы безопасности, подполковника Компанейца Григория Ивановича, Компанеец Нина Николаевна, собрались сразу же после обеда в квартире у начальника штаба дивизии.
Кропотливая работа закипела: сквозь смех и слёзы женщины стали приноравливаться к надуванию «шаров». Подольский посоветовал жене, которая, конечно же, с ним поделилась «секретом», взять у его ординарца трубочки, которые им иногда были необходимы для специальных приспособлений в военном деле. На эти трубочки одевался резиновый «шар» и с их помощью постепенно раздувался в разных направлениях. Женщины иногда подминали резинку рукой, чтобы хоть выходили более-менее разнообразные смешные «фигурки»! Хохотали до упаду, до боли в животе и в углах рта, какие в основном «фигурки» получались, ясно какие! В конце концов, всё же надули много «шаров».
 - Фигурок особых вроде бы не видно, но что-то похожее на шары всё же получилось. Теперь необходимо их раскрасить в разные цвета, да ещё хорошо бы с какими-нибудь пейзажами.
Произнесла таинственным голосом Компанеец Нина Николаевна. И снова неудержимый хохот, теперь над смыслом слова «пейзажами». Ординарец начальника штаба принёс прекрасные масляные краски и чудесные кисточки, начался процесс художественного мастерства. Рисовать из них, троих, никто не умел, но «малевать» они быстро научились, и дело закипело! На «шарах» старались больше изобразить каких-то «клоунов» и диких «зверушек». На взгляд обывателя получалось всё очень хорошо, а главное, весело и дружно!
 - Как здорово, что ты подружилась с этой славной фрау, милая Верочка. Она нам предложила такой ценный «материал». Что бы мы без неё делали.
И опять неудержимый хохот. Женщины всё развесили в ванной комнате на верёвочки, возились до двенадцати часов ночи, устали и разошлись по домам.
В пять часов утра вдруг раздаётся у Подольских телефонный звонок. Виталий Григорьевич сломя голову бросается к нему, на ходу по привычке одевая военное обмундирование.
 - Да, майор Подольский у телефона, слушаю приказание!
Хриплым голосом спросонья, но точно и чётко  выговаривает он.
 - Не понял! Какие «шары» и что с ними стало? Говорите членораздельно, докладывайте спокойно. Кстати, кто докладывает?
Верочка сразу же всё понимает, бросается к телефону, выхватывает у недоумевающего мужа трубку и, уже громко смеясь в предвкушении событий, спрашивает:
 - Нина Ивановна? Что случилось, дорогая?
Нина Ивановна, не то, смеясь, не то плача, скорее первое, что-то лопочет в трубку, и никак не может выговорить причину её взволнованности. Чуть позже, справившись с собой, уже более спокойным голосом произносит:
 - Верочка, милая! Ты бы видела сейчас наше творение-изобретение!
Она снова, взахлёб, засмеялась в трубку.
 - Наше изобретение, «к-ха, к-ха!», наши «шары», «к-ха, к-ха, к-ха!», наши «клоуны» «к-ха, к-ха, к-ха, к-ха!», Верочка, все резко поникли, «к-ха, к-ха, к-ха, к-ха!». Вера, милая, приходи, полюбуйся, умрёшь со смеху! «К-ха, к-ха, к-ха, к-ха!»
Верочка невольно заразилась её смехом и звонко засмеялась. Виталий стоял в недоумении и строго смотрел на жену.
 - Вера! Что случилось в части? Что смешного такого могло случиться в пять часов утра?
Вера ещё пуще развеселилась, у Виталия на лице появилась сначала улыбка, а потом он и сам громко захохотал, В стенку постучали соседи, время то было всего пять часов утра, надобности соседям так рано просыпаться в мирное время не было. За стенкой жили их друзья, семейная пара, и через несколько минут они уже стояли в дверях с улыбками на лице.
 - Что случилось, Виталий? Вера? Вы можете успокоиться и рассказать нам, мы тоже хотим знать, что случилось такого серьёзного, что вы умираете от смеха!
Тут Верочка всем предложила сразу же идти в квартиру начальника штаба и самим убедиться в серьёзности случившегося. Отправились к Нине Ивановне. Она открывает дверь и аж падает от хохота. Со смехом ведёт всех в ванную комнату. О, ужас! Большинство шаров просто полопалось, а те, что остались целыми, висели как уже использованный… «шар»! Висят одни «ошмётки», напоминающие собой уж точно «трудно предсказуемые формы». Все надрывно захохотали, смеху не было ни границ, ни краю! Разбудили весь дом, и все семьи по очереди заходили в ванную комнату, оттуда выползая почти на четвереньках. Больше всех смеялась Нина Ивановна, вспоминая, как она радовалась тому, что Верочка «подружилась с этой прекрасной фрау». Если бы ни эта фрау со своими «шарами» и «трудно предсказуемыми формами», то ведь не было бы в это утро такого заразительного, здорового, лечащего раненные души смеха, который ещё больше сплотил и без того дружный коллектив артиллерийской дивизии прорыва Резерва Главного военного командования Киевско – Житомирского направления, орденов Ленина, Красного знамени, ордена Суворова, 17-ой, ставшей навека Легендарной!
Ну, а что новогодняя елка, спросите вы? Про ёлочку отдельно, а вот разговор бабушки с фрау Ешмой закончился следующим.
 - Фрау Вера, какой краской вы пользовались? Масляной краской было нельзя, она на специальных добавках, которые не приспособлены для резины, надо было акварельными красками или гуашью раскрашивать эту «деталь»!
Вот так всё сразу же стало на свои места, бабушка выслушала совет фрау Ешмы, но прослушала или не совсем внимательно отнеслась к одной детали, маленькой такой: «раскрасить гуашью». Расслабилась в такой замечательной послевоенной обстановке, потеряла бдительность, вот и пострадала их новогодняя ёлка от этого. Пришлось звонить Нине Ивановне, спрашивать, какие краски отобрал художник по поручению ординарца Ивана Герасимовича. Оказалось, что самые лучшие и яркие, но действительно масляные.
Итак, новогодняя ёлка 1946 года была всё-таки самой красивой, но украшали её в основном разноцветные бумажные, картонные и тряпочные игрушки, которых приготовили офицерские жёны и дети видимо-невидимо, да яркие лампочки и горящие свечи. Всем приходящим на новогодний вечер ёлка, разноцветная, с яркой подсветкой, очень нравилась. Ведь это была самая первая Новогодняя Ёлка мирного времени! Комдиву и начальнику штаба о том, что произошло с нашими «шарами», Нина Ивановна и Елена Михайловна рассказали только после новогоднего вечера. В последствии они часто вспоминали, что такого смеха от своих мужей ни та, ни другая не ожидали, подобного веселья припомнить не смогли.
Приглашённых из местных жителей Кремса было тоже много, приглашены были местные власти, знаменитости города, начальник аптеки фрау Ешма с мужем и незамужней сестрой, которой уж очень не терпелось познакомиться с каким-нибудь нашим офицером, тем более, что такая возможность, наконец-то, была ей предоставлена. Командир дивизии и штабные офицеры из кожи лезли, но не посмели ударить лицом в грязь: и ёлка, и банкетный зал, и праздничные столы, и все присутствующие просто сияли своей красотой, изяществом и торжественностью!
 - Пусть знают, нас, русских! Пусть поймут и прочувствуют, что мы не только стрелять лучше всех умеем, умеем не только отвоёвывать своё и умеем побеждать, но мы ещё умеем и веселиться, и радоваться и жить лучше всех и краше всех!
Произнёс на общем офицерском собрании командир дивизии генерал-майор Волкенштейн Сергей Сергеевич.
 - Но самым главным украшением новогоднего вечера должны быть жёны наших офицеров!
Ещё накануне Женсовет постановил, чтобы все женщины пришли только в длинных вечерних платьях! За месяц до праздника каждая из женщин обязательно побывала в столице Австрии, Вене, облазила все местные промтоварные магазины, каждая смогла и успела выбрать себе материал по вкусу. Первыми сделали вылазку в Вену Вера Васильевна Подольская с Ниной Ивановной Васеления. Им опять в этом помогла фрау Ешма. Она привела их к самому известному из промышленников, и тот раскрыл для них все свои «закрома» с богатыми товарами. В первое время все промышленники и торговцы освобождённых городов и поселений старались припрятать ценный товар на случай мародёрства со стороны бойцов Красной Армии. А когда почувствовали, что их опасения напрасны, то решили, что пришла пора поделиться с русскими своими лучшими товарами, которые они хранили за семью замками. Особенно им нравилось «кичиться» своим товаром перед жёнами русских офицеров. Этим красивым, стройным, пышущим здоровьем женщинам всё идёт!
Вера Васильевна с Ниной Ивановной отрезали себе понравившийся материал на больные платья, и фрау Ешма повела их к модистке, где они выбрали модные фасоны будущих платьев. И так же поступила каждая из женщин. Наши женщины были рады, что не подведут комдива, а местные продавцы были при счастье от такой грандиозной выручки. Модистки обрадовались, что, наконец-то, у них появилась долгожданная и настоящая работа. Так, что наши женщины в грязь лицом не ударили, а тщательно подготовились и были во всеоружии, как и их мужья. Оказалось, что среди наших женщин было несколько модисток, которые не отказались помочь обновить гардероб желающим. Женсовет приобрёл швейную машинку на прокат, таким образом, были обшиты и дети гарнизона.
Итак, начало Новогоднего вечера. Женщины одеты в вечерние длинные платья разных мастей и расцветок, все мужчины строго в парадной форме, и у каждого грудь в орденах! Столы были накрыты очень красиво, обильно и изыскано, так как из столичных ресторанов были приглашены лучшие повара. Повсюду слышна была музыка: играл струнный оркестр, решили именно им украсить бал, так как духовым оркестром лучше любоваться на улицах города, в парках и скверах. Душой компании, безусловно, был Черноног Евгений Романович, который изъявил желание занять место у рояля и по заказу отдыхающих играть любую музыку.
Виталию Подольскому также достался «лакомый» кусочек, в этот вечер Сергей Сергеевич назначил его на пост «ведущего», поручил быть «тамадой». Дед наш — «тамада» от Бога! И все артиллеристы это знали ещё по Киевскому училищу. На выпускных вечерах он всегда занимал место «тамады» и справлялся с этим просто великолепно. Он умел красиво говорить, владел богатым лексиконом, словарным запасом, обладал острым языком, мягкой иронией, беззлобной шуткой, имел приятную внешность, что не маловажно, подкупал доверительностью и привлекательностью во всём. Знал об этом и сам генерал-майор, очень любил Подольского и во всё ему доверял.
Да, и сам комдив был прекрасным оратором и организатором во всём, часто сам отпускал уместные остроты, добрые и весёлые. На него не сердились, его все очень уважали, любили, надеялись и верили ему. Бывало, своей шуткой и метким словом в трудную минуту для подчинённого он ставил его «с головы на ноги», возвращал к норме, дарил, можно сказать, просто новую жизнь.
Новогодний вечер открыл сам командир дивизии Сергей Сергеевич Волкенштейн. Он в совершенстве знал английский и немецкий языки, но говорил исключительно по-русски, а переводила его речь на английский язык жена Сергея Сергеевича, Елена Михайловна. Комдив говорил красиво, чётко, уверено, он рассказывал о трудностях прорыва, о невосполнимых потерях, о поражениях и победах. Он очень нежно и трогательно рассказывал об артиллеристах, офицерах, своих подчинённых, о медицинских работниках. Не преминул рассказать и о Подольских, об их неожиданной встрече, любви, расставаниях, бесконечных разлуках, в которых любовь только крепчала, становилась всё ярче и сильнее, об их пышной свадьбе на всю дивизию в городке Ютеборг в день взятия Берлина. О многом говорил комдив, а все сидели и молча внимательно слушали. У каждого было, что вспомнить, о чём задуматься, по ком поплакать, за чьё здоровье выпить!
Веселье продолжалось до самого утра, шампанское, и советское, и австрийское, лилось рекой. Но австрийские гости мужского пола всё больше пили нашу русскую водку, напротив, австрийские фрау всё время требовали «русише шампанио!» В ответном слове представитель местной власти сказал:
 - Спасибо, русские братья, за такой прекрасный вечер. Я со своей стороны очень удивлён вашему гостеприимству. Мы от немцев слышали, что вы жадные, чванливые, невоспитанные и грубые люди. Они зачем-то в своих агитках всё время говорили о вас, как о диком народе. В своих газетах и речах, пороча честь русского офицера, рассказывали о вашей жестокости, о зверствах с вашей стороны. Я теперь вижу, что всё это не так, они рассказывали о себе, а не о вас. Всем этим занимались фашисты, солдаты гитлеровской Германии, всё это на их совести. Я пью за ваше здоровье, счастье, благополучное возвращение домой, на вашу великую Родину. Предлагаю всем выпить за Великую Победу над мировым фашизмом, за мирное содружество наших народов!
Новогодний бал удался на славу. После этой дружеской встречи между семьями русских и семьями местной власти завязались более тесные отношения, они чаще стали встречаться, вместе проводить вечера и праздники, помогать друг другу.
МИРНЫЙ ГОД:
Первые мирные женские радости.
После бала жизнь пола «слабого» в гарнизоне круто изменилась. Все женщины поняли, что очень устали от повседневной армейской формы и решили потихоньку отвоевать разрешение военного руководства плавно перейти на цивильную женскую одежду. Вера Васильевна тоже купила себе красивое повседневное платье, удлинённое новое серое пальто на кокетке, в тон ему красивый и модный берет, который так шёл к её миловидному лицу и одежде, туфельки-лодочки на каблуках, и заявилась к мужу прямо в штаб. Первым её заметил подчинённый Подольского, майор Тиханский.
 - Не может быть, нашему командиру подменили жену! Это не наша Вера Васильевна, это какая-то фрау, это дама из мира киноискусства. Актриса какая-то!
Вере Васильевне, безусловно, было приятно всё это слышать, но она хотела видеть реакцию своего мужа. Вскоре и он объявился и с порога уставился на неё, так как не сразу в сидящей за столом женщине он узнал свою любимую жену.
 - Вам кого и по какому вопросу?
Устало произнёс он, но вдруг резко взглянул на Верочку ещё раз и бросился к ней в объятия.
 - Вера, милая, ты такая красивая! Веришь, а я ведь тебя не сразу узнал. Что делают с женщиной наряды! А ведь действительно, ты сейчас похожа на Марикио Рок из кинофильма «Девушка моей мечты». Дорогая, но я и так тебя люблю, поэтому, очень прошу, после работы можно это всё одевать, но на службу не надо. Прошу тебя. 
И умная Вера поняла, что любимый муж ревнует её даже к себе самому, когда она так красиво выглядит в цивильной одежде. Она вспомнила, что после бала, уже утром по дороге домой он ласково поглядел на неё и пылко сказал.
 - Верочка, я весь вечер любовался твоим нарядом, ты в нём была самая красивая! Но сейчас придём, и ты его сразу же сними, и пока больше не одевай. А то я как во сне, когда ты в этом платье!
Когда Виталий провожал жену домой, то им навстречу вышел командир дивизии. Сергей Сергеевич тут же остановил их, подошёл к Верочке, взял её за плечи, несколько раз повернул то направо, то налево, и с восхищением сказал:
 - Вера Васильевна! Хо-ро-ша! В военной форме ты тоже хороша, но совсем другая, а в этой очень хороша! Разрешаю тебе носить такую форму каждый день и даже на службу!
Комдив прищурил глаз и хитро посмотрел в сторону Подольского. Тот стоял, и кисло улыбался.
 - Да, да! Мы тебя с Виталием Григорьевичем просим теперь всегда одеваться так, как сегодня, и даже на службу ходить в гражданской одежде! Правда, Виталька?
Что оставалось делать деду, по уши влюблённому в жену, как не сдастся под напором погон и чина командира и чертовского обаяния любимой женщины. И он сдался.
 - Да, мне тоже хочется видеть тебя каждый день, дорогая, в красивой женской одежде, мои глаза уже устали от болотного цвета твоего военного платья. Тем более, летом, да ещё под халатом. Носи, Вера, что сама хочешь!
Быстро и по-деловому закончил он свой монолог. Но они то все втроём знали, что чувство ревности переполняет его сердце и душу! Чтобы подбодрить любимого офицера генерал-майор вдруг весело воскликнул:
 - Неужели и вправду военная болотного цвета форма так круто меняет нашу женщину?! Да, Виталий? Тогда срочно издаю приказ: отныне всему женскому гарнизону дивизии разрешаю носить, по желанию, конечно, гражданскую форму одежды. Отныне пусть наши любимые женщины расцветают в ней, как маков цвет. Шучу, конечно, но... Если серьёзно, дорогие мои, то получил я, ребята, хорошее известие. Скоро отправимся на Родину, в Россию, домой.
И уже совсем грустно произнёс:
 - Получил приказ на постепенное расформирование Легендарной!
Так оно и случилось. В феврале 1946 года впервые за пять лет всем, кроме командиров дивизионов, дали отпуск! И разъехались однополчане 17-ой дивизии прорыва кто куда! По огромным просторам России от Бреста до Ямала. Подольские сначала решили навестить ленинградцев. В этом городе у Виталия Григорьевича прошла юность. Здесь он получил путёвку в жизнь на Кировском заводе, отсюда его провожали в Киевское артиллерийское училище, здесь их ждали близкие и родные, тётки, сёстры, родная и любимая мама!
«В горе молчаливая, в радость хлопотливая, мама, милая мама!»
Любил в последствии петь дед, при этом голос его дрожал и сжимался в комок от внутренних мужских слёз, которые он нам ни разу в жизни не показал. Он очень бережно и нежно относился к женской половине своей семьи, был настоящим старшим братом для любимых своих трёх «умниц»: самой старшей сестры, Лидии, старшей средней сестры, Таисии и младшей средней сестры, всеми любимой Любушки. Был почти отцом для самой младшей из сестёр,  Надежды, ей в эту пору было всего одиннадцатый год.
Необходимо отметить, что Подольские к этому времени не были официально зарегистрированы, да и негде это было сделать. Перед выездом из Кремса дед уговаривал бабушку заехать в наше посольство и удостоверить их брак. Но она ответила коротко и строго:
 - Регистрировать наш брак будем только в России. Не волнуйся, даже официальная бумажка не удержит нас друг около друга, если мы сами не сохраним нашу любовь!
Дед был очень доволен ответом любимой женщины, наконец, успокоился и ждал удобной минуты, чтобы узаконить их совместные отношения, но уже в России, мечтал, в Ленинграде. Любимая женщина к этому времени была уже на втором месяце беременности старшей дочерью, Ириной. Поэтому радость у встречающих их мам была двойной, не только дети целыми и невредимыми вернулись с самой жестокой на свете войны, но ещё и с таким замечательным подарком, с внуком или с внучкой в животе. Приехали они в любимый папин город Ленинград рано утром 3 марта 1946 года. Им сразу стало ясно, что ждать их давно устали, все победные марши давно закончились, начались будни, люди устали накрывать каждый раз столы по великим праздникам, к которым обычно спешили вернуться с фронта бойцы.
Из воспоминаний бабушки Веры об этом периоде их послевоенной жизни: «Мы заехали сначала на Большой проспект, дом 98 Петроградской стороны, к любимой тётушке Жене, царство ей небесное! Бывшая старая революционерка, всю войну она проработала в Ленинграде, комиссаром военного госпиталя, который размещался в институте имени Джанелидзе, рядом с домом, на Большом проспекте, дом 100. Пережила блокаду, холод, голод, самые суровые испытания. Перенесла все лишения и выжила, в мирное время помогала воспитывать детей своим сёстрам и братьям, а их у неё было четверо, две сестры, моя свекровь Лиза, тётя Юлия, и два брата, дядя Иван, его звали ласково Жан, во время войны был мэром Москвы, и дядя Петя, погиб в первые годы войны. У тётушки Жени всё тут же завертелось и пошло ходуном: квартира коммунальная, все хотят срочно видеть, кто приехал к Евгении Александровне, какой такой Виталий, да ещё с женой. Начались смотрины, а я беременная, уставшая с дороги, мне не до смотрин, но обидеть людей никак нельзя, я должна улыбаться и говорить всем спасибо за комплементы. Отец недоволен тёткой, ворчит, просит её о пощаде, мол, Верочка устала, ей надо отдыхать, она в положении, и прочее. Тётка Женька у нас была настоящий комиссар-командир.
 - Что ты, Виталька, носишься со своей «курицей как с яйцом»! Фу, ты, ну, ты, со своей женой как «курица с яйцом»! С нами так даже после блокады не носились.
И все вокруг уже смеются, у родителей усталость как рукой сняло. Соседи тоже рады, что обстановка разрядилась и можно будет дружно сесть за стол, снова выпивать за Победу, память погибших, здоровье присутствующих, слушать рассказы бывалых воинов, наслаждаться близостью с такими замечательными людьми. Отец говорит тётушке:
 - А ты бы, старая, намыла бы нас сначала, накормила досыта, а потом бы уже и знакомила, да хоть со всем городом, не только с жильцами всего подъезда! 
Наконец, нам предлагают помыться с дороги в ванной комнате, первую туда отправляют меня, дают мне банное полотенце и я остаюсь  в ванной совсем вся при счастье смыть дорожную пыль и усталость.
В это время тётушка Женя накрывает в своей комнате праздничный стол. Соседи тоже подносят, у кого, что есть из еды, время по-прежнему суровое. У ближайшей соседки только что испечённый пирог с яблоками. Она бережно перекладывает его на стол. Моя мечта! Через всю войну я пронесла вкус маминого пирога с печёной калиной, вкуснее этого ничего на свете тогда и не было! А тут яблочный пирог! Так всем сразу стало радостно и тепло на душе, все расселись по местам, и началось целое пиршество. Тётушкины соседи деликатные люди, чуть побыли, послушали, погостили, и знай честь! Всем понятно, что гости с дальней дороги устали, молодая женщина в положении, Евгения Александровна уже всем нашептала. Все разом скромно вышли и оставили нас втроём.
И только тут я поняла, что такое город Ленинград и сами ленинградцы! На следующий день мы отправились в районный центр, город Тосно, где в это время проживала мать Виталия с двумя младшими сёстрами, Любой и Надей. Отец Виталия, Григорий Евстафьевич, в 1943 году был репрессирован и оставшиеся члены семьи переехали в освобождённый к этому времени Ленинград. Мы поехали, только вошли во двор, и из коровника нам навстречу выходит Елизавета Александровна. Надо ли рассказывать, сколько было радости и слёз у всех!
Свекровь только что подоила корову и засуетилась налить мне парного молочка. Я парное молоко терпеть не могу с детства, холодное, пожалуйста, сколько угодно, а парное или кипячёное, не могу пить, до тошноты. А тут ещё беременность, часто бывает беспричинная тошнота и рвота. Но делать нечего, надо пить. Взяла кружку, поднесла ко рту, давлюсь, а маленькими глоточками всё же отпиваю. Чувствую, что ничего страшного, не тошнит, даже вкусно с дороги, молоко само проглатывается без особых трудностей и последствий. Но уже поздно, муж увидел ещё до того изменившееся моё лицо и спешит на помощь.
 - Вера, отдай молоко, ты у меня и так толстая. Ни в одно платье скоро не влезешь!
А мне уже вроде бы и понравилось парное молоко, показалось даже вкусным впервые в жизни!»
В свою очередь, наша мама, Галина Витальевна Глущенко, делится с нами  воспоминаниями Веры Васильевны Подольской об их жизни в самые первые необыкновенно счастливые послевоенные годы: «Видно с такой огромной любовью бабушка Лиза наливала моей маме в кружку парное молоко, что эта её любовь через молоко передалась сразу же и самой маме. А обратно она, эта любовь, откликнулась и любовью к самому парному молоку, и любовью к бабушке Лизе. И наша мама бабушку Лизу сразу, тут же во дворе, стала называть «мамой», что очень приятно было слышать свекрови. Затем подошли после занятий в школе и подъехали из Москвы родные сестрички отца. Познакомились, расцеловались, накрыли, как положено на стол, затем снова вспоминали, выпивали в память о погибших, за радость встречи, за будущее, за семью, за детей. Моя мама, кажется, сёстрам понравилась, отец был при полном счастье. Десятого марта родители в коммерческом торксине, то есть магазине, на углу улицы Льва Толстого и Большого проспекта, закупили продукты, и истратили на них целых тринадцать тысяч рублей. А в ту пору эти деньги были немалые, цены на продукты практически соответствовали теперешним. Одиннадцатого марта в десять часов утра родители поехали в Петроградский ЗАГС регистрировать свои отношения. До обеда успели расписаться и, скрепив печатью свои чувства, окончательно успокоились, особенно отец. Видно, он всё же мучился от мысли, что его любимая женщина может от него к кому-нибудь сбежать.
Когда подъехали к дому, то поняли, что столы уже накрыты, приглашённые гости уже за столом, потому, что из открытого окна комнаты тётушки Жени во всю звучала музыка и раздавались громкие голоса, уже слегка «подвыпившие». Что тут поделаешь, ведь гости торопились на свадьбу, они-то собрались к указанному времени, это молодожёны опоздали. Тут терпение у всех лопнуло и решили все выпить сначала по самой малости, только за здоровье молодых, потом ещё по чуть-чуть, а там, глядишь, и за детишек, за прибавление в семье, за родителей. Впрочем, молодые даже обрадовались, всё прошло как можно лучше, без лишнего напряжения, переживаний при знакомстве, радостно и весело. Все были счастливы!
Это была вторая свадьба у моих родителей. А Бог, ведь, любит троицу! Правильно, и через несколько дней, а именно четырнадцатого марта 1946 года, отправились они на мамину родину, в Нижегородскую область, в Выксунский район, в деревню Туртапка, где родилась 18 июля 1920 года Балабина Вера Васильевна. Первым встретил их мой прадедушка, мамин дедушка Сергей. Он несколько дней подряд всё ходил на переезд, через который непременно должен был пройти пассажирский поезд из Москвы в Новашино. На этом полустанке поезда не останавливались, а только сбавляли ход. И дедушка Сергей непременно верил, что Веронька, его любимая внучка, обязательно вспомнить дедушкину привычку всех родных и близких встречать на полустанке, выглянет и увидит его! Так оно и случилось. Перед самым полустанком мама выглянула из тамбура вагона, увидела стоящего деда Сергея, позвала отца, он выпрыгнул из вагона, быстро подсадил дедушку на ступеньку, сам успел запрыгнуть в соседний вагон, и они благополучно добрались до своего купе. Надо ли рассказывать, что тут было, сколько радости, слёз и любви, сколько вопросов и сколько нежных и ласковых слов произнесено друг другу! Мама бросилась к дедушке Сергею в объятья, он её обнимал, целовал, всё гладил по голове, как в детстве,  приговаривал:
 - Девонька моя, ненаглядная, Веронька, как же ты выросла, героиня моя, о, грудь то вся в орденах, генерал, да и только! Али, генерал-майор?
А отцу всё повторял:
 - Не ревнуй, дай налюбуюсь на мою внучку-героиню, я, чай, с детства её порол за непоседливость и упрямство. А оно, ишь, как ей пригодилось. Непоседа удрала всё же, говорить еле снова научилась после страшной контузии, и тут же удрала. Постой, ведь не в соседний сад к любимому, а на опасный фронт, да какой страшный то, фронт! И упрямство помогло, что в живых осталась, мол, не отдам себя врагу, ни одной кровинушки не отдам, и всё тут! Да, и с тобой, небось, упрямство проявляла, а?
Он прищурил левый глаз, правый глаз озарила лукавая усмешка, его взгляд так и буравил отца своей пронзительностью. Отец от безысходности и стеснения спрашивает:
 - Дедушка, а глаза у вас ещё видят по-прежнему? Вера говорит, что Вам уже девяносто второй пошёл!
Дед Сергей иронично улыбнулся, качнул головой, погладил окладистую бороду, а надо сказать, что он в это время точь-в-точь на Карла Маркса походил, и с живинкой в голосе вразумительно ответил:
 - Пожалуй, в молодости, Виталька, девоньки говаривали, что красивые мои глаза зелёными были, с острым пронзительным взглядом, пронзал я их аж до печёнки и селезёнки. А сейчас, не знай-ка. Наверное, уж потускнели, сам то не вижу я их, какие они у меня.
Дедушка Сергей никогда «за словом в карман не лез», у него на все случаи жизни ответы припасены были. Шуткой он награждал каждого, добрым словом всех. Отец смутился, дед это заметил и решил изменить ситуацию как можно скорее, видно Виталий Григорьевич ему очень по сердцу пришёлся.
 - А ты, Виталька, такой красавец, да ленинградец, и так промахнулся, выбрал такую неказистую девчонку, да ещё из деревни Туртапки, что и ни в одной карте мира не сыщешь. А?
Отец всё сразу же понял и подыгрывает деду:
 - Да, вот, дедушка Сергей, сразила она меня своими пронзительными зелёными глазами на повал, аж, до печёнки и селезёнки достала!
Все рассмеялись, дед смеялся больше всех, своим по-детски пронзительным смехом.
 - Да, да, не удивлюсь, она это может, я в ней никогда не сомневался, я наоборот, Виталька, всегда любовался ею, и задумывался, кому достанется такая толковая и пригожая девонька, хорошему бы.
Немного подумал, быстрым хитрым взглядом обнял моих родителей и весело сказал:
 - Да в кого! В меня такая она шустрая уродилась, я, вон, какую красавицу себе по молодости оторвал, бабку ейную, вся деревня светилась, словно от зарева, как она по ней проходила. У нас все такие!
Отец ещё раз убедился, что с дедом Сергеем «ухо держи востро», а то ненароком попадёшь впросак. Приехали они втроём в родной мамин город, Выксу, самый ею любимый. Я тоже с детства люблю этот город, почти каждое лето я здесь проводила время, причём не без пользы. Здесь меня научили многому хорошему для дома, для семьи. Приехали. Встречают их близкие и родные с караваем, с чаркой водки, как водится, с песнями, с радостью, со счастьем и со слезами на глазах, конечно. Собралась вся огромная родня, восторгу не было ни конца, ни краю! Застолье длилось до самого утра, только после шести часов утра гости постепенно разъехались. На следующий день мамин брат, дядя Коля, взял у друга на прокат легковой автомобиль и прокатил моих родителей ещё и по всем дальним родственникам, так положено в наших русских городах и весях, на этом и стоим! Везде их встречали «хлебом с солью», везде был самый радушный приём.
Соседи по домам сразу выходят на улицу, становятся у ворот и ждут, когда появятся дорогие и долгожданные гости, всё это похоже на праздничную демонстрацию в майские или ноябрьские дни, только без флагов и транспарантов. Безусловно, плачут, кто-то от радости, а кто-то от печали, что не пришлось вот также и своих родных мужей встретить, а кому и детей... Не уцелели, не дождались те дня Победы, не вернуться домой уже никогда, лежат в сырой и холодной земле их отцы, мужья, братья, сёстры, родные кровинушки, детки ненаглядные... В послевоенные годы кому-то радость приходилось встречать, кому-то страшное горе, похоронки долго ещё приходили по многим адресам. Вот, что наделала эта страшная и жестокая война! И сейчас ещё многие матери и жёны льют горькие слёзы, до сих пор не могут успокоиться «сильные мира сего» некоторых стран, то там, то здесь вспыхивают локальные войны. Забыли они язык добра, любви друг к другу, ответственности за жизнь каждого из нас и перед всем человечеством в целом. Жизнь это величайший дар природы и Господа Бога! А лишить кого-либо жизни  - самый тяжкий, ужасный и величайший из всех грехов на Земле!
На последнюю встречу были приглашены все мамины родные и близкие, в основном вдовы с подростками, матери, потерявшие за годы войны своих детей. После первых выпитых рюмок за Победу и «молодых», а это была третья свадьба у моих родителей, вдруг, со всех сторон послышался надрывный плачь. Сидящие вдовы и матери вспомнили своих погибших и уже не могли сдержать слёз. Родители не ожидали, что радость встречи превратиться в горечь потерь. Им показалось, что эта ситуация страшнее бомбёжки. Там, на войне, сердце сжималось одновременно и от страха погибнуть ни за что, и от ненависти к врагу. А здесь? Здесь оно разрывалось от горя за дорогих и близких сердцу людей, которые остались без своих, самых любимых и самых родных, самых близких. Родители даже растерялись, они почувствовали огромную ответственность перед всеми погибшими, за то, что не смогли прийти во время на помощь, чтобы спасти их жизни. Особенно страдал отец. Именно ему и удалось разрядить обстановку. Встав со своего места в полный рост, подняв очередную стопку с водкой, он командирским тоном сказал:
 - Как самый старший из присутствующих здесь командиров, приказываю: слёзы отставить, всем встать, наполнить бокалы и выпить за память тех, кто не дожил до сегодняшнего дня, кто не жалея своей жизни, своих сил, своих малых лет бил нещадно проклятого врага и погиб за Вас, сидящих здесь за праздничным столом. За вас, родных матерей, за вас дорогих и самых долгожданных женщин, за вас, любимых их сердцу детей! Пусть пухом будет для них земля, в которой они зарыты! А мы память о них будем вечно хранить в наших сердцах! За память о родных и близких!
И он залпом выпил стопку водки. Тут ему помог и дед Сергей. А как же, он ведь шуткой награждал каждого, добрым словом всех. И он сказал.
 - Дорогие моему сердцу родственники и знакомые. Вот Виталька тут самый старший командир, а я ведь са-а-мый старший по жизни. Кто старее меня здесь, а? Вот то-то и оно, слушай мою команду: у нас сегодня свадьба, стало быть. А на свадьбе поздно лить слёзы. На свадьбе надоть веселиться, петь и пить. И ещё!
Дед всем лукаво подмигнул, глотнул из рюмки, поморщился и на всю горницу громко крикнул:
 - Горько! Ребятушки, а ведь горько, стало быть!
И все разом закричали:
 - Го-рь-ко» Го-рь-ко! Го-рь-ко!
Так сладко родители ещё не целовались никогда. Отец по полста секунд не отпускал мамины губы из своих. Кажется, в этот раз они нацеловались на всю оставшуюся жизнь!
Потом слова взял муж маминой сестры, моей любимой тёти Кати, Александр Иванович, так его все уважительно называли.
 - Дорогие Вера и Виталий. Мы все здесь присутствующие очень гордимся вами, прошедшими через всю войну, вон, вся грудь в орденах и медалях. Желаем вам долгих и счастливых лет, прожить в любви и согласии, нажить не менее трёх детей, дожить до внуков и хотелось, чтоб до правнуков. Го-рь-ко!
А потом? А потом все гости разошлись и мои родители, оставшись одни, стали подсчитывать финансы и думать, как ими распорядиться, чтобы не остаться на «бобах» до возвращения в Австрию. Ведь надо полагать, что бесчисленная родня должна была получить по подарку на каждого. Родители не скупились на подарки, всем было что-то симпатичное припасено, все родственники были довольны. Особенно радовалась женская половина родни, так как им досталось очень красивое тонкое австрийское женское бельё, которого рассудительная мама заготовила видимо-невидимо. Она знала, что на всех женщин такой подарок произведёт неописуемый эффект.
Подсчитав свои экономические ресурсы, родители чуть расстроились, ведь отец обещал маме «приодеться» в Московском магазине «Гумм» на обратном пути. Впрочем, в молодости огорчения длятся не долго и быстро забываются. Это же произошло и с ними, как только они занялись разглядыванием своих свадебных подарков. Надо отметить, что их оказалось тоже предостаточно. Вскоре, они отправились в обратный путь. В Москве им удалось встретиться с семьёй тёти Оли, маминой тёти. Для них встреча была неожиданной, но очень приятной и радостной. Кстати, тётя Оля вернула маме «девичью косу», которая все эти годы прибывала в целости и сохранности. Двоюродная мамина сестра, Верочка, к этому времени выросла в статную и красивую девушку, собиралась поступать в институт, готовилась выйти замуж. Радость от всех встреч у родителей была непередаваемая»!
Настало время прощаться с Родиной и возвращаться в Австрию, Двадцатого апреля 1946 года они вернулись в Вену. Вы спросите: а что было потом с дивизией прорыва, которая 17-ая и Легендарная? Что стало с ней в послевоенное время? Как жизнь распорядилась судьбами героев романа?
И будете правы.
РОДИНА:
Возвращение домой.
Но вернёмся к нашим событиям первого послевоенного года. Да, это было мощное боевое соединение, рождённое войной! Созданное войной и для войны, оно в самой высокой степени отвечало своему главному назначению: «Прорывать оборону врага своей почти четырёхсоторудийной громадой!»
Славный военный путь прошла 17-ая Легендарная дивизия прорыва. Мы вам, дорогой читатель, рассказали о главных из тридцати направлений, которые привели дивизию к долгожданной Великой Победе и Славе!
Свой легендарный боевой героический путь 17-ая артиллерийская дивизия прорыва закончила в Чехословакии при освобождении Праги от немецко-фашистских захватчиков 9 мая 1945 года. Бригады и полки дивизии прорыва за отличное выполнение боевых заданий награждены высокими Правительственными наградами и многим из них присвоены почётные наименования. Большое количество воинов дивизии за героические подвиги при разгроме немецко-фашистских войск, награждены боевыми орденами и медалями, 6 воинам было присвоено звание – Герой Советского Союза.
А в июне 1946 года пришёл приказ на её расформирование в связи с прекращением боевых действий, поскольку создавались дивизии прорыва в военное время для «... прорыва долговременной обороны врага...». Приказами Ставки Верховного главнокомандующего дивизии прорыва каждый раз направлялись туда, где готовилось наше мощное контрнаступление на злейшего врага, на отборные войска гитлеровской Германии. Теперь, в мирное время, они потеряли своё предназначение.
Поэтому на огромном плацу в туго перепоясанных фронтовых шинелях, в начищенных по случаю праздника сапогах и ботинках, при боевом оружии стояли героические воины-артиллеристы. Вытянулись по стойке «смирно» все подразделения 17-ой Легендарной дивизии прорыва, чтобы в последний раз всем вместе встретиться с любимым всеми комдивом генерал-майором Волкенштейном Сергеем Сергеевичем. Комдив торжественно обошёл весь парадный строй и обратился с речью к своим дорогим и милым сердцу артиллеристам.
 - Дорогие мои товарищи. Благодарю вас за достойно выполненную операцию!
Голос его впервые за все годы грандиозных военных действий неожиданно сорвался, но «дорогие и милые сердцу артиллеристы» тут же поддержали его троекратным: «У-р-а!»
В конце июля 1946 года дивизия прорыва прибыла на свою Родину, в распоряжение Таврического Военного Округа.
А 31 августа 1946 года, по закону мирного времени, 17-ая Легендарная артиллерийская дивизия прорыва Резерва Главного военного командования Киевско – Житомирского направления, орденов Ленина, Красного знамени и ордена Суворова II степени была расформирована.
ПРОЛОГ:
Героический и бессменный комдив легендарной дивизии прорыва, не менее легендарный генерал-майор Волкенштейн Сергей Сергеевич, ещё в гражданскую войну юным комиссаром топал пешком по бескрайним дорогам революционной голодной России, ездил на армейских тачанках, в солдатских теплушках, в паровозах, одерживал первые победы. В снегах Финляндии артиллерийским командиром накатался вдоволь на основном транспортном средстве в этой войне, на лыжах. В короткий промежуток довоенного времени наездился на армейских лошадях, на орудийных «передках», налетался на самолётах, и даже на пароходах за океан... Про таких уважительно говорят: бывалый офицер. Грозовые-сороковые встретил он  начальником Киевского артиллерийского училища в звании полковника-преподавателя. Лицом к лицу с безжалостной войной встретился в первые её часы, выполняя свой первый воинский долг на подступах к Киеву, возглавляя в звании полковника оборону южного сектора города. За первый военный год три рапорта подавал командующему войсками Сибирского военного округа с одной просьбой: отпустить в действующую Красную Армию. Три раза получал ответ: «Отказать!». Рискнул написать начальнику артиллерии Волховского фронта генералу Тарановичу с просьбой посодействовать — вскоре отозвалась Москва, начальник артиллерии Красной Армии генерал-полковник артиллерии Воронов Николай Николаевич разрешил выезд на фронт. В начале декабря 1942 года новый приказ из Москвы: «Полковнику Волкенштейну С.С. Срочно сдать дела и отправиться за новым назначением». 5 декабря 1942 года Верховным главнокомандующим был подписан приказ о назначении полковника Волкенштейна С.С. командиром вновь создаваемой 17-ой артиллерийской дивизии РВГК. В марте 1943 года после ожесточённых боёв под Карбуселью, за проявленное мужество бойцов-артиллеристов дивизии прорыва в первой решающей наступательной операции по освобождению героического Ленинграда Верховной Ставкой Главного командования командиру дивизии Волкенштейну С.С. было присвоено звание генерал-майора артиллерии. Самой дивизии присвоено имя «Легендарная». И с этой минуты стал героический генерал-майор артиллерии Волкенштейн Сергей Сергеевич комдивом легендарным и бессменным!
Низкий поклон, светлая и вечная память бессменному боевому командиру 17-ой дивизии прорыва Герою Советского Союза легендарному генерал-майору артиллерии Волкенштейну Сергею Сергеевичу и всем легендарным воинам-освободителям, командному составу дивизии, бойцам-артиллеристам, медицинским работникам, солдатам, всем тем воинам, кто был рядом с ним с июня 1941 по сентябрь 1946.




ПРИЛОЖЕНИЕ 1.

БОЕВОЙ ПУТЬ 17-ОЙ АРТИЛЛЕРИЙСКОЙ ЛЕГЕНДАРНОЙ В ПЕРИОД ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ 1941 — 1945 ГОДОВ

ИСТОРИЯ ФОРМИРОВАНИЯ ДИВИЗИИ:
Битва по разгрому отборных фашистских войск под Сталинградом положила начало коренному перелому как в ходе Великой отечественной, так и в истории всей Второй мировой войны.
В этой жесточайшей битве на Волге, наконец, проявилась огромная роль советской артиллерии, как главной огневой ударной силы Красной Армии. В ознаменование её боевых заслуг в борьбе с фашистскими захватчиками в нашей стране ежегодно отмечается начало контрнаступления наших войск на Волге – 19 ноября 1942 года – как «День ракетных войск и артиллерии».
С учётом положительной роли советской артиллерии в боях по окружению и разгрому фашистских войск под Сталинградом в конце 1942 года по решению Верховного Главного Командования с ноября 1942 года в Красной Армии начали создаваться новые ещё более мощные артиллерийские соединения.
17-ая артиллерийская дивизия прорыва РВГК начала своё формирование с конца 1942 и была окончательно сформирована к февралю 1943 года. К этому времени она уже состояла из 6-ти артиллерийских бригад: 37-легкоартиллерийской, 39-пушечной, 50-гаубичной, 92-тяжелогаубичной, 108-гаубичной большой мощности, 22-ой миномётной бригады.
В состав бригад дивизии вошло много артиллерийских полков, которые уже с первых дней войны участвовали в боях против фашистских войск на разных фронтах, в том числе в боях при обороне городов: Киева, Москвы, Ленинграда, Сталинграда.

ОСНОВНЫЕ НАПРАВЛЕНИЯ БОЕВЫХ ДЕЙСТВИЙ И КОНТРНАСТУПЛЕНИЙ:
В феврале 1943 года, по окончании формирования, дивизия была направлена на Волховский фронт для участия в боях по расширению прорыва блокады Ленинграда. В течение марта 1943 года в результате ожесточённых боёв с озверевшими фашистами боевая задача по расширению прорыва блокады Ленинграда была успешно выполнена. Немецким войскам был нанесён сокрушительный удар, они были отброшены от Ленинграда на 100-150 километров, и Октябрьская железная дорога Москва-Ленинград была полностью освобождена.
После выполнения первой боевой задачи в конце апреля 1943 года дивизия была переброшена в направлении Курская дуга. С июля по 20 октября 1943 года дивизия прорыва проводила сложные боевые операции по разгрому фашистских войск на Брянском, Центральном, Воронежском и Степном фронтах. Славные артиллеристы освобождали от вражеских войск многие сёла и города в направлении областных центров: Орла, Белгорода, Харькова, Полтавы, Брянска, Сум.
В конце сентября - начале октября 1943 года дивизия действовала в составе Воронежского фронта (основными его силами в это время были: 27, 38,  40, 47, 52, общевойсковые армии, 3-ья гвардейская танковая армия и 7-ой артиллерийский корпус прорыва РВГК, в который и входила 17-ая дивизия прорыва).
Участвуя в боевых операциях Воронежского фронта, воины 17 АДП своим мощным артиллерийским огнём разрушали, окружали и уничтожали  оборонительные сооружения, боевую технику и живую силу врага, прокладывая путь для успешного продвижения вперёд нашим стрелковым и бронетанковым силам. Поддерживая 27-ую и 40-ую армии, воины 17-ой дивизии прорыва первыми вышли к Днепру южнее города Переяславль-Хмельницкий, и вели героические бои: при форсировании реки Днепр, при захвате Букринского плацдарма, при освобождении от гитлеровских оккупантов города Киева.
О мощной разрушительной силе артиллерии прорыва РВГК маршал Советского Союза Москаленко К.С., вспоминая о боях при освобождении Киева, писал в своей книге «На юго-западном направлении».
«В ходе наступления 3 ноября 1943 года артиллерия ещё дважды открывала массированный огонь по опорным пунктам противника. В этот день, впервые в полосе наступления 38-ой армии, успешно действовал под командованием генерала Королькова П.М. 7-ой артиллерийский корпус прорыва. Мощнейший удар по врагу был подобен огневому смерчу. Тогда все мы убедились воочию, каким мощным средством является артиллерийский корпус».
20 октября 1943 года Воронежский фронт был переименован в 1-ый Украинский фронт. С этого момента до конца войны 17 АДП вела боевые операции по разгрому и уничтожению фашистских войск в составе 1-ого Украинского фронта и прошла боевой путь от Киева до Берлина и Праги.
На боевых знамёнах 17-ой АДП, её бригад и полков записаны выдающиеся героические успехи в разгроме фашистских войск в районе Курской дуги, форсировании реки Днепр, освобождении города Киева, стремительного наступления, окружения и уничтожения вражеских войск многих сёл и городов Правобережной Украины, в том числе крупных городов: Житомир, Ровно, Проскуров, Винницы, Каменецк-Подольск, Ковель, Тернополь, Черновцы, Станислав, Дрогобыч, Львов и др.
За проведение отличных боевых операций при освобождении города Киева от немецких оккупантов 17 АДП была награждена орденом Боевого Красного Знамени, и ей было присвоено памятное наименование «Киевская». За освобождение города Житомир присвоено памятное наименование «Житомирская», а за освобождение города Львова дивизия награждена орденом Суворова II степени.
После разгрома немецких войск в Белоруссии сложились благоприятные условия для наступления на Львовско-Сандомирском направлении. Эта крупнейшая операция Великой Отечественной войны была успешно осуществлена в июле-августе 1944 года. Наступление войск 1 Украинского фронта началось 13 июля на Рава-Русском, а 14 июля – на Львовском направлении. Главные силы 60 и 38 армий обрушили удар на хорошо подготовленную оборону противника. В целях развития успеха на третий и четвёртый день операции в сражение были введены две танковые армии: 3-тья гвардейская – генерала Рыбалко П.С., и 4-ая – генерала Лелюшенко Д.Д. Операцию фронта поддерживали 2-ая и 8-ая воздушные армии.
Укреплённая до зубов оборона противника была взломана, танковые соединения, совершив 120 километровый бросок в обход Львова, 24 июля вышли в районы Яворова и Судовой Вишни. Одновременно, наши танковые части обошли Львов с юга, чтобы замкнуть окружение города.
В ходе героических боевых действий нашими войсками было разгромлено 8 фашистских дивизий. С исключительным мужеством и самоотверженностью сражались за старинный украинский город воины всех национальностей нашей страны. Смелые и решительные действия наших войск по освобождению Львова спасли его от окончательного разрушения. За мужество и героизм, проявленные в ходе Львовско-Сандомирской операции, более ста двадцати трёх тысяч бойцов были награждены орденами и медалями, а 160-ти храбрейшим было присвоено звание Героя Советского Союза. 27 июля 1944 года Львов с радостью встречал своих освободителей.

ЗАСЛУЖЕННЫЕ НАГРАДЫ:
Вскоре приказами Верховного Главного командования Вооружёнными силами Советского Союза всему личному составу, находящемуся в то время в 17-ой АДП РВГК были объявлены благодарности за проявленное мужество и проведение отличных боевых операций:
1. За окончательную ликвидацию июльского немецкого наступления из районов южнее Орла и севернее Белгорода в сторону Курска (приказ от 24 июля 1943 года);
2. За освобождения города Киева (приказ от 6 ноября 1943 года);
3. За освобождения Житомира (приказ от 13 ноября 1943 года);
4. За ведение боёв под Коростенем, Житомиром и Казатиным (приказ от 30 декабря 1943 года);
5. За освобождения Житомира (приказ от 1 января 1944 года);
6. За прорыв обороны немцев и взятие городов: Изяславль, Шумск, Ямполь и Острополь (приказ от 5 марта 1944 года);
7. За освобождение города Проскурова (приказ от 25 марта 1944 года);
8. За освобождение города Тернополя (приказ от 15 апреля 1944 года);
9. За прорыв обороны противника и взятие городов: Порицк, Горохов, Радзехов, Броды, Золочев, Буск, Каменка и Красное (приказ от 18 июля 1944 года);
10. За освобождение города Львова (приказ от 27 июля 1944 года).
С жестокими боями 17 АДП прошла южную Польшу и за успешные боевые операции при освобождении от немецких фашистских оккупантов города Кракова и промышленного района - Верхней Силезии - дивизия прорыва была награждена орденом Ленина. За освобождение от немецких оккупантов других городов и районов Польши и Чехословакии, а также за героические бои на территории Германии и за освобождение немецких городов, приказами Верховного Главного командования Вооружёнными Силами Советского Союза военному личному составу дивизии были объявлены благодарности:
За прорыв обороны немцев и взятие городов: Шиддув, Стопница, Хмельник, Буско-Здруй, Вислица (приказ от 18 января 1945 года №219);
За освобождение Кракова (приказ от 19 января 1945 года №230);
За освобождение городов: Глейвиц и Хжанув (приказ от 25 января 1945 года №253);
За освобождение городов: Сосновец, Бендзин, Домброва Гурне, Челядзь, Мысловице (приказ от 27 января 1945 года №259);
За освобождение городов: Катовице, Семяновец, Крулевска Гута (Кенингсхюте), Миколув и Беутен (приказ от 28 января 1945 года №261);
За прорыв обороны немцев и овладение городами: Лигниц, Штейнау, Любен, Гайнау, Ноймаркт и Кант (приказ от 11 февраля 1945 года №273);
Зв овладение городами: Нейштадтель, Нейзальц, Фрейштадт, Шпроттау, Гольдберг, Яуер, Штригау (приказ от 14 февраля 1945 года №278);
За овладение городами: Грюнберг, Зоммерфельд, Зарау (приказ от 15 февраля 1945 года №281);
За прорыв обороны немцев и разгром войск противника юго-западнее Оппельн (приказ от 22 марта 1945 года №305);
За овладение городами Ратибор и Бискау (приказ от 31 марта 1945 года №321);
За прорыв обороны немцев и овладение городами: Коттбус, Люббен, Цоссен, Беелитц, Лукенвальде, Троенбритцен, Цана, Мариенфельде, Треббиц, Рангсдорф, Дидерсдорф, Тельтов, Эосен, Кирххайн, Фалькенберг, Мольберг, Пульснитц (приказ от 23 апреля 194354 года №340);
За овладение городом Виттенберг (приказ от 27 апреля 1945 года №349);
За окружение и ликвидацию группы немецких войск юго-восточнее Берлина (приказ от 2 мая 1945 года №357);
За овладение городом Дрезден (приказ от 8 мая 1945 года №366) и т.д.