Туго перетянешь - разорвешь

                .
            
    Рейс прошёл нормально. Вернулись во Владивосток, встали на Эгершельде  у причала. На нем среди различных выгруженных с судов грузов было несколько больших куч рыбы камбалы. На дальнем Востоке ее произносят с ударением на первый слог. Она считалась сорной рыбой и ее скармливали свиньям. В магазинах не продавалась, поскольку все прилавки были заняты рыбой по цвету мяса и вкусу более высокого качества. В эти годы морепродукты во Владивостоке можно было увидеть на улицах, продавались прямо с лотков. 70 копеек стоил здоровенный краб  две ноги, которого через плечо, а две достают почти до асфальта. Много позже камбала все-таки появилась в магазинах, а свиньям перекрыли этот источник, они обиделись и, говорят, стали хуже размножаться.

    В период обследования причала Витя неожиданно увидел двух знакомых моряков.   Славка Мищенко располнел как один из только что названных животных:

   - Вы, наверно, питаетесь хорошо,- задал ему Виктор не совсем тактичный вопрос.
   - Да, неплохо, - несколько смущенно и как бы чувствуя свою вину, ответил Слава, - все лето были примотаны на буксире – таскали плоты в Японию.

    Встречу решили «обмыть» в ресторане Арагви. Посидели хорошо, но выпили немного больше чем нужно. На Эгершельд возвращались вдвоем, третий ушел к знакомой. Алкоголь развлекал их, имитируя морскую качку. Тротуар иногда покачивался как палуба, но у них было хорошее настроение.  Впереди шел какой-то парень с девушкой.  Сзади идущие чувствовали в себе  силу и много остроумия,  которым громко  делились между собою, рассказывая, что он будет делать с девушкой. Неожиданно парень оставил ее и подошел к ним…. Больше Витя ничего не помнит. Все люди братья, но не все по разуму.  Очнулся ночью в каюте на своей верхней койке. Подушка в крови и на подбородке запеклась кровь. Подобрали их обоих ребята, возвращавшиеся из города. Опыт жизни приобретается постепенно, но надолго. Об этом свидетельствовал несколько десятков лет шрам на подбородке.

    Опять бункеровка углем и на Петропавловск. До Бошняково по Японскому шли балластом. Качало сильно и кидало по волнам  их железную «бригантину», как волейбольный мяч, тошнило, но Ваханов выдержал. Пока грузились сзади по корме встал к причалу замызганный пароход «Валдай». Замызганный - значит ещё хуже их скрипучего «лаптя», да и водоизмещением меньше три тысячи  тонн всего. И вдруг на него списывают Вальку Белевича, имеющего заграничную визу. Никто не ожидал этого и больше всего он сам. Они сдружились. Валентин считал Виктора лучшим корешем, чуть ли не другом, но Виктор так не считал. У него было два друга: Юрий и Роман, остальных не признавал. Попрощались фактически навсегда.

    Нагруженный под завязку углем «Невастрой»  медленно двигается к проливу Лаперуза – хочет проскочить незамеченным между Сахалином и Японией.  Петропавловск-Камчатский ждет и готовится к зиме, запасаясь топливом. Прекрасная погода и солнце Японского моря, сопровождают сухогруз  до пролива. Здесь граница, за которой территория другого хозяина, всегда сердитого, но часто злобного и коварного. Уже к концу для ветер усилился и свинцовые тучи повисли над Охотским морем. Ваханов несет ночную вахту на руле, крутит штурвал. Впереди не видно ни зги, идут по компасу. Волны тяжело бьют в левый борт и брызги осыпают палубу. Кроме рулевого на мостике третий штурман определяет курс. Шторм к ночи усилился и Витю стало подташнивать, но штурвал из рук не выпускал. Отстоял до ноля и передал сменщику. В каюте тепло, уснул сразу. Часа через два вдруг шумно распахнулась дверь и голос вахтенного:
   -Аврал, одеть шторм робу и на палубу – штуртрос порвало.

    Здесь следует пояснить, что это за штука такая – штуртрос. Машинное отделение судна расположено   в середине под надстройкой (жилые помещения), а перо руля под кормой. Чтобы можно его поворачивать вправо-влево с мостика, соединяют со штурвалом  металлическим тросом или цепью. Он  тянется по обоим бортам до кормы   и общий вес его, наверно,  под сотню килограммов. Штурвалом его, конечно,   сдвинуть тяжело с места, поэтому он синхронно соединен с машинным отделением. Машина тянет его то в одну сторону, то в другую по команде с мостика. Штурвал крутится без усилий. Обрыв штуртроса делает судно неуправляемым. Ситуация катастрофическая. Большую волну можно выдержать, поставив судно носом к ветру, иначе развернет боком и перевернет, если центр тяжести высоко.  Не однажды парусники ложились на бок. Через несколько минут вся палубная команда столпилась в коридоре у задраенной наглухо входной двери.  Боцман открыл ее и морская вода, как из опрокинутой бочки, хлынула  с палубы в коридор. Темень, глаз выколи, свист ветра и глухие удары волн в левый борт, его уже развернуло к волнам, которые с невероятным шумом перекатывались через палубу. На мостике включили прожектор. От каждой волны пароход сильно кренился на борт, правый фальшборт почти доставал до воды, но перевернуть не могли – груженный сидел глубоко. У правого борта на палубе было принайтовлено несколько бочек с растительным маслом. Волны в ярости  сорвали крепления и, когда вода накрывала их, они всплывали,  выглядывая из воды  сантиметров десять,  и какая-нибудь торжественно уплывала за борт. Цепь штуртроса лопнула недалеко от надстройки по левому борту. Звенья цепи толстые, рассчитанные не на одну тонну, но удар волны в бампер руля, когда он оголялся, превышал их. Прочность цепи определяется  по самому слабому звену.  Подбежали к  штуртросу, когда схлынула очередная волна. Командовал боцман:

   - Если накроет цепляйтесь за что-нибудь, чтобы не унесло за борт.-

    Два матроса, сидя на корточках, тянули один оборванный конец, а два – другой. Боцман стоял со скобой в руках, чтобы соединить концы. Прожектор освещал только место аварии, а кругом темнота. Только начали тянуть волна неожиданно накрыла всех с головой, Ваханов почувствовал, как ледяная вода струйками потекла по телу, они же не в скафандрах. Его приподняло, но успел вцепиться в цепь двумя руками.  Штуртрос, вероятно, не очень хотел, чтобы его соединили,  не поддавался, а морские волны, которые несколько раз обрушивались на  моряков, были у него в союзниках.  Опасность   в том, что при малейшей оплошности волна подхватит и унесет в бушующее холодное море, и никто не поможет. Спасательных жилетов на них не было, ибо работать в них невозможно, а шторм роба могла защитить только сверху от дождя и брызг, но снизу беззащитна. Работали около часа. Беда хороший учитель. Мокрые насквозь, но довольные сделанной работой, матросы вернулись  в свои каюты  досыпать. До утра осталось немного.

    Виктору повезло, что ни разу не попадал в шторм в сильный мороз, когда, как рассказывали очевидцы, раскалённая морозом металлическая палуба морские брызги мгновенно превращала в лед. И с каждой новой волной он увеличивался с одной стороны. И если команда с ломами в руках не выйдет его откалывать, то судно сделает оверкиль - опрокидывание вверх килем (днищем). Несчастье входит в ту дверь, которую ему открыли.