Всяк человек-человек

   Это на самом деле было чудесно: сотни земляков читали его книгу, детище настоящего писателя. А ведь еще совсем недавно они не имели ни малейшего представления о том, что Яков вообще может что-то сочинить…
Жена ушла в мир иной тихо, спокойно, во сне… Дочь и сын давно жили своими семьями в городе. А Яков… Он просто тихо, в какой-то загадочной задумчивости, продолжал работать на пароме. А потом…
Как он существовал, чем питался, как жил… На пенсию бывшего пожарного сильно то не разбежишься. Но Яков отошел от дел, почти перестал общаться с друзьями…
По поселку побежали шепотки-шепоточки. Кто-то причислил его к теневому контрабандному бизнесу, кто-то говорил, что Яков выиграл в лотерею огромную сумму и работать ему теперь совсем не нужно, а были и такие, которые придумали целую легенду о тайном богатстве Марии, жены Якова, на чьи деньги Яков как будто бы и жил…
Яков сидел за компьютером, подаренным ему сыном на день рождения и писал. Писал о том, что годами вынашивал в себе, что долго писал мысленно. Это были три года безумного, непрерывного труда, отказ от всех жизненных интересов ради одной цели.
Нет, Яков не знал, успешна ли его работа или он, как Дон Кихот бесплодно борется с ветяными мельницами. Вот, например, артист… Он узнает о качестве своей игры сразу же после спектакля, успех атлета ясен и неоспорим уже в момент свершения, успех пахаря обнаружит осенний урожай… Но кто может установить читательскую признательность или неодобрение, когда читатели – это сотни незнакомых людей. Можно догадываться, воображать, но никогда нельзя знать точно… Тем более, что писал Яков не какой-нибудь там детектив. Яков писал рассказы, объединенные под одной темой: Жизнь и судьба простого человека.
Мало того, отправляя свои рассказы в многочисленные конкурсы, Яков помимо восторгов и похвалы, получал и пинки, хамские, открытые…
С одним из своих «критиков» он попробовал вступить в диалог.
Лучше бы и не пытался! По всей видимости у этого критика уже была твердо выработанная модель хамского поведения…
Кто же его обидел? – думал Яков, отложив книгу своих рассказов,
- и почему именно так он пытается освободиться от личного дискомфорта, пытается обратить на себя внимание грубостью?
Яков не находил ответы на эти вопросы, пока случайно не наткнулся на тетрадку Марии, где она, еще работая в школе, делала какие-то, только ей одной понятные, записи:

О.Н., новый ученик… Попробую не реагировать на его хамское поведение… Хамство, оставшееся без ответа, захлебывается самим собой.
С.А. – грубит всем учителям… Нужно побеседовать с родителями… Может, таким образом он создает видимость своей великой силы… Нужно понять почему
О.Н. снова нахамил. А ведь он своей грубость защищает сам себя! А может, таким поведением он пытается обратить на себя мое внимание? Нужно присмотреться…

Яков вспомнил, как Мария вернулась однажды вечером из школы веселая, радостная: Яков! Я поняла! У него умерла мама… Мачеха мальчишку и била, и не кормила, не говоря уже об одежде… Одноклассники смеялись над его старым портфелем и потертой, короткой в рукавах, школьной курточкой! Я поговорила с отцом! Ведт в семье еще двое пацанов-полусирот! Как же хорошо, что эти мальчишки для отца оказались дороже!

А потом Яков нашел в дневнике своей жены и такую запись:
«Человеку, который причиняет мне зло, я воздам, защитив его самой щедрой любовью. И чем больше зла будет исходить от него, тем больше добра будет исходить от меня» (Будда).

И тогда Яков сел за компьютер и написал ответ своему критику: «Большое Вам спасибо! Своими замечаниями Вы очень мне помогли!»

А потом Яков забрался на чердак, как во времена их с Марийкой молодости, постелил на солому плащ… Убаюкивающе барабанил по крыше мелкий дождь, временами налетали порывы ветра, и тогда чердачная дверь скрипела, а Яков, обхватив руками колени, сидел в своем логове и думал: «Всяк человек добром излечивается, даже самый плохой и отчаявшийся, в добре спасается».