Посторонний

Послушать бы сердце сумерек! Оказаться одному где-нибудь в полутемной квартире под самой крышей. Одернуть шторы и выйти на балкон, сразу ощутив мягкий пьянящий воздух. Опереться о перила и слушать стрижей, пока совсем не сделается темно.

Квартира - снята на несколько дней. В городе, в котором не был уже очень давно. Сколько всего в жизни-то изменилось! А желание оказаться один на один с сумерками - всё еще неизменно. Хочется услышать тех стрижей. Тех самых, которые слышали как распевал вслух на ходу сочиняемый стих. И стрижи, те самые стрижи пронзали своими голосами вечернее небо. Что уж говорить про меня. Мой стих рождался из бесконечной печали и такой же неисчерпаемой радости. Радости открытия бесконечной печали. Печальная радость. Единственный человек тебя понял. Для остальных же - ты просто никто. А тут - тебя поняли. Ну не то чтобы совсем... Может даже - совсем немножко. Но и это было лавиной чувств, обрушившейся на тебя так стремительно и нежданно.

Ты шел сумерками длинной улицей. Мог пойти по одной, мог выбрать другую, ей параллельную. Всё одно - как. Мог зайти в булочную, купить пирожок с картошкой, а мог и не с картошкой. Мог и вообще на заходить туда. Мог зайти в какой-то музей с картинами и в одной из них - почувствовать всё на свете... И долго так стоять и глядеть сквозь неё. Или вообще - пройти сквозь. Выйти сразу в какую-то другую жизнь, на тот балкон, где были только ты да последний вечер. Но тогда бы не успел сочинить по дороге стих. И умер бы от переизбытка вселенной. Пусть даже был то не стих. Пусть даже кричалка в обнаружившееся вдруг над головой небо. Бесконечно живое, по которому тёк пьяный воздух и кричали сумасшедшие стрижи. Они залечивали и одновременно растравляли раны открытия. Что ты - самый одинокий на свете человек. И что в своём одиночестве - может быть такая бесконечность открытий! Можно, например, открыть любовь. Чувство сродни окрикам тех стрижей. Можно пригласить какую-нибудь понравившуюся тебе девушку в кафе. И предложить потом пойти послушать стрижей. Может, ей понравится их слушать, и она не сочтёт тебя идиотом.

Как хорошо в сумерках верится в невозможное. Невозможное становится таким близким, таким откровенно простым, что ты просто идешь по городу и вслух вторишь стрижам. Стих, который вовсе и не стих, а жизненная необходимость, как тот самый пьяный вечерний воздух. Как та самая вера в его строки. И что его написание разрешит никогда уж больше не писать таких неудачных стихов. Но этот неудачный - навсегда останется для тебя молитвой открытию. Открытию, что кто-то может тебя понять. Пусть даже совсееем немножко. И что никто не может тебя понять хоть чуть-чуть. Всё равно, ты так и останешься на свете всего навсего одним из окриков стрижей в сумеречном небе, не совсем удачным стихотворением, одной из улиц, по которой можно было идти до самой темноты.

И кто-то бы, быть может, глядел на тебя с балкона последнего этажа. Глядел, как какой-то совсем незнакомый человек проходит мимо. Идёт себе чужак по незнакомому городу и что-то там вслух распевает. Какие-то рифмы? Жаль, не расслышать с такой высоты. Но мне-то что? Мне бы свой стих дописать. Вот, может упомяну его... постороннего прохожего... Если для рифмы подойдёт... Как, всё-таки, хорошо слушать стрижей под крышей послежнего этажа! Сегодня они что-то совсем раскричались...