2. Красная метка

КРАСНАЯ МЕТКА


Когда Эви только родилась, люди в голубых халатах из Министерства контроля демографического роста долго уговаривали мать отдать им ребенка.

– Да поймите вы, ребенок родился с серьезной проблемой…

– Ничего! Это мой ребенок!

– Мы понимаем, что вы чувствуете. Но благоразумнее всего будет…

– Эй, он что вам, щенок бездомный, а? А?! 

– Успокойтесь, госпожа Окуэке.

–  Я успокоюсь тогда, когда вы отсюда уйдете! Только тогда я буду спокойна!

С каждой минутой она лишь крепче прижимала к груди младенца. Никакие доводы не могли повлиять на упрямую женщину. Ну что с ней делать?

Представительный мужчина лет сорока пяти сделал знак коллегам, прося их удалиться из палаты. У него была смуглая, кофейного цвета кожа. Волосы мелкокурчавые, коротко стриженные, с легким налетом седины. На глазах очки в модной оправе. Светло-серый костюм, поверх которого небрежно накинут небесно-голубой халат.

Он подошел к сидящей на кушетке женщине ближе, подставил стул и сел.

– Госпожа Окуэке, – размеренно начал он, говоря мягким бархатистым голосом. – Я понимаю, как много вам пришлось вынести. Вы уже потеряли двоих детей. Они рано умерли от голода и болезней. Бедные крошки. Уверен, сейчас они на Вторых небесах…

Вторые небеса… так называли в Красной зоне чистое голубое небо. В этой части Земли его никогда не было видно из-за низко висящего плотного ковра грязно-бурых облаков из пыли и едких газов, которые полностью заволакивали небосвод. Но люди знали, что где-то там, за ними, есть ясное синее небо. И они верили, что после смерти души всех невинных детей попадут туда. Только детей, ведь душа взрослого человека не может быть настолько легкой и чистой, чтобы взлететь так высоко.

Когда новорожденных детей умерщвляли – родители часто утешали себя этой мыслью. И люди из Министерства почти всегда напоминали им про Вторые небеса, куда попадут лишь ангельские детские души. Впрочем, немногих родителей приходилось долго уговаривать – авторитет людей из Министерства контроля демографического роста, как, впрочем, и любых грамотных людей из контролирующих бюрократических структур, был очень высок. К тому же, здесь не принято было идти против традиций.   

Валери Окуэке покачивала на руках ребенка и крепко прижимала его к груди. У женщины была темная кожа цвета горького шоколада, сваленные в дреды волосы до плеч, открытые и смелые карие глаза.

– Но вы должны понять, – продолжал мужчина, умело подбирая слова, – сохранить жизнь этому ребенку – это значит навредить ему же самому. Да, сейчас, пока он совсем маленький – совершенно неважно, что он не такой, как другие. Но представьте, что будет, когда он подрастет? Как к нему будут относиться другие дети? В какой туалет он пойдет в школе: для мальчиков или для девочек? А что будет, когда он станет совсем большим? Подумайте, как сильно он будет страдать оттого, что отличается от других. Что не может занять в обществе достойную нишу.   

Валери Окуэке смотрела на этого человека с нескрываемым презрением. Она не знала, что возразить ему, она была не так умна и не так образована, как он. Она плохо умела читать. Она знала лишь одно: что не отдаст этим страшным людям своего малыша.

Между тем мужчина продолжал гнуть свою линию. Мягко, но неуклонно. Он не готов был отступить так просто.

– Мы предлагаем вам гуманную альтернативу для вашего ребенка, госпожа Окуэке. Эта процедура называется «бережная эвтаназия» и она практикуется во всем мире. Это совершенно безболезненно. Ваш малыш ничего не почувствует. Ему совсем не будет больно. Ни сейчас, ни потом. Он не обвинит вас. Только передайте нам ребенка, о дальнейшем мы похлопочем сами.   

Конечно, они не говорили бы ей этого, если бы она жила в Зеленой или даже в Желтой зоне. Но, увы, это была Красная зона, самая перенаселенная и неблагополучная. Министерство контроля демографического роста сдерживало здесь прирост населения наиболее рьяно. Право на жизнь даже здорового ребенка нередко приходилось отстаивать, особенно если это был не первый ребенок в семье. Впрочем, здоровые во всех отношениях дети рождались в Красной зоне не так уж часто. Здесь были распространены многие мутации, от совсем мелких и безобидных до таких табуированных и серьезных, как у Эви.

– У вас сейчас послеродовой стресс, госпожа Окуэке. Это нормально. Не вините себя. – Он наполнил стакан водой и протянул его женщине. – Вы не виноваты в том, что произошло, в том, что этот несчастный ребенок появился на свет. Да, это ошибка, но ошибка природы. Скажите, разве мы властны над природой? – он вопросительно посмотрел и выдержал короткую паузу. – Иногда она ставит нас перед очень сложной дилеммой. Но единственный разумный выход…

– Хватит! – резко оборвала его женщина, встав с кровати. – Я довольно вас слушала! Я мало чего знаю, но я вижу вас насквозь! Все вы хотите одного: отнять у меня моего ребенка и усыпить его, как щенка. Пока я жива, я вам этого не позволю. Уходите! – одной рукой продолжая качать ребенка, женщина недвусмысленно указала на дверь. – Я все сказала!

Мужчина медленно встал, поправил халат и молча вышел из палаты. 



14 лет прошло с тех пор. Эви стала уже совсем большой. Она была выносливой и крепкой девочкой. Как и большинство ее сверстников в этом штате, Эви работала на фабрике по переработке мусорных отходов в важный и дешевый энергоресурс – полигибрид. Или «бурую плазму», как чаще всего его называли простые люди. А после работы девочка добровольно посещала школу. Мать очень ею гордилась. Многие дети бросали образование в более ранние годы, но не ее Эви. Она такая целеустремленная, такая трудолюбивая. А еще очень умная – разбирается в проблемах экологии, хочет сделать мир вокруг красивее и чище. Из нее обязательно выйдет толк – мать в этом не сомневалась. 

Конечно, Эви приходилось нелегко. Полис, в котором они жили, был небольшим. Он представлял собой сплошное нагромождение трущоб, среди лабиринтов которых почти не встречалось действительно высоких каменных домов. Здесь трудно было сохранить в тайне правду о том, что Эви – не такая, как все, что она родилась и не мальчиком, и не девочкой в полной мере. Об этом знали в школе и во всем квартале. Нередко на нее показывали пальцем и перешептывались, а иногда оскорбляли открыто, прямо в лицо. Не раз бывало, что девочку били – она приходила домой в синяках и ссадинах. Однажды хулиганы обрезали почти под корень ее мелкокурчавые волосы. Возможно, они хотели просто поглумиться, а возможно, собирались сбыть трофей колдунам, у которых волосы детей с двойственной природой высоко ценились и использовались в самых сильных и темных ритуалах.

Впрочем, Эви умела постоять за себя и хорошо бегала. И девочка никогда не жаловалась матери – она была вся в себе, ее Эви. Сильная, иногда упрямая и гордая, но такая умная и справедливая. На нее всегда можно было опереться.

Эви очень любила бродячих щенков, вечно кормила и тащила их в дом. Не потому ли, что с ней самой, когда она только родилась, хотели поступить, как с бездомным щенком? Мать не знала ответа на этот вопрос, они никогда не говорили с дочерью об этом. Женщина не рассказывала Эви, как много лет назад в палату приходили люди в голубых халатах, как хотели отнять ее. Она старалась беречь девочку от всего зла, всей несправедливости этого мира. Но дочь наверняка догадывалась обо всем сама. Она была уже достаточно взрослой и не могла не знать, что таких детей, как она, умерщвляют в Красной зоне повсеместно. Ее мать пошла против неписанных правил, но немногие могли на такое отважиться.

У Эви было мало друзей. Сверстники сторонились ее. Пожалуй, единственным по-настоящему преданным и близким другом для нее стал Лим: щенок, которого Эви подобрала на помойке два года тому назад. Это был белый щенок с черными пятнами, совсем тощий, грязный, больной, с порванным левым ухом и перебитой лапой. «Он не жилец, милая», – сказала ей тогда мать. Но Эви выходила его. Теперь он резвился и вилял хвостом каждый раз, когда Эви возвращалась домой.

Им жилось нелегко: в Красной зоне никто не знал о том, что такое легкая жизнь. Приходилось много работать, люди часто и тяжело болели. Мало кому удавалось избежать астмы и других заболеваний дыхательной системы, ведь воздух здесь не фильтровался и был отравлен ядовитыми отходами, выбрасываемыми в огромных количествах. Людей мучил кровавый кашель. Многие умирали раньше, чем у них появлялись первые седые волосы.

Но все-таки жизнь бежала, шла своим чередом до того злополучного дня, когда на двери Эвиного дома появилась Красная метка.

Все знали о том, что значат эти две широкие и короткие красные черты, пересекающиеся крест на крест. Это было предупреждение. Люди, жившие в меченом доме, должны были уехать в течение пяти дней. Уехать куда угодно. Пусть даже уйти, куда глаза глядят. Если они игнорировали предупреждение – их ждала страшная участь...

– Мама, нам нужно уйти подальше отсюда! – напирала Эви. – Ты ведь знаешь, что эти люди не шутят.

Мало кто говорил об этом прямо, но все знали, что за метками стоит тайное общество людей-гиен. В народе их еще называли «оборотнями» – за то, что они совершали свои вылазки, скрывая лица. У них на вооружении были маски-хамелеоны – универсальное, распространенное по всему миру средство сохранения анонимности. Маски-хамелеоны использовали все тайные общества, криминальные группировки, даже преступники-одиночки, если у них, конечно, хватало на это средств. Использовали их и в Службе охраны правопорядка, и в других охранных правительственных структурах.

– Эви, детка, но куда мы пойдем? Куда нам податься, милая? – мать посмотрела на нее вопросительно, а потом похлопала рукой по плетеной софе, приглашая дочь сесть рядом с собой.

Но Эви не унималась.

– Ты думаешь, они оставят нас в покое?

Лим беспокойно вертелся у Эви под ногами, словно предчувствуя надвигающуюся опасность. Он переводил взгляд то на хозяйку, то на ее мать.

– Родная моя, ты так много злого уже повидала, – женщина смотрела на дочь с безграничной заботой и добротой. – Но я все же повидала поболе тебя. Когда ты только вышла из моего живота – дурные люди хотели забрать тебя. Но я не позволила им. Добрые люди говорили мне, что я должна взять тебя на руки, сняться с места и идти на границу штата. Но если бы я послушала их – разве могла бы ты ходить в школу? Разве было бы нам, где жить? Ты у меня уже совсем большая стала. Ты ведь знаешь, как живут люди, которые снялись с места…

– Я не смогу тебя защитить, когда они придут. Нас некому здесь защитить!

Мать ненадолго задумалась.

–  Ты помнишь господина Огонкво? Он часто бывал у нас, когда ты была еще крошкой. Я схожу в Службу охраны правопорядка и поговорю с ним. Он хороший человек.



На следующее утро мать Эви слегла с болезнью. У нее начался кровавый кашель. Идти в Службу охраны правопорядка не было никаких сил.

– Ничего, моя детка, – говорила она Эви. – Это скоро пройдет. Со всеми это бывает время от времени. Иди, не опоздай в школу. 

Она лежала на плетеной софе и смотрела на Эви, улыбаясь. Лицо ее будто осунулось, стало восковым и прозрачным, на лбу проступила испарина.

Эви не хотела оставлять мать. Она твердо решила остаться дома. Присев на край софы, она долго сидела и смотрела на лицо матери, пока та не уснула. Она и сама почти задремала – голова опустилась на грудь, словно увядший бутон.

Из дремы девочку вырвал беспокойный шум за окном. Может быть, ей послышалось? Может, это тревожный сон начал играть с ней? Она и раньше, бывало, беспокойно спала, вздрагивая во сне, просыпаясь внезапно. Что уж говорить о последних двух днях. Теперь она практически совсем не могла спать.

Когда Эви поднялась на ноги, шум стих. Он казался теперь таким невнятным и далеким, словно доносился из другого мира. Вскоре, напротив, воцарилась какая-то неестественная, мертвая тишина. Мать спала очень тихо. Лим не лаял, не крутился под ногами.

Где же он?

Эви выглянула во двор. В воздухе взвесью стояла красноватая пыль. Она была похожа на пелену тумана, но не молочно-белого, а какого-то зловещего, ржавого. Люди не сновали по узкой улице – в трущобах словно не осталось ни единой живой души. У Эви ком подступил к горлу, ее начинало мутить.    

Кровавая дорожка начиналась почти у самого крыльца. Эви сделала шаг, потом другой, третий… Она оцепенела и какое-то время не могла пошевелиться.

В нескольких метрах от нее на земле лежал Лим. Его горло было глубоко перерезано. Лапы содрогались в слабой агонии, язык был высунут, из раны едва заметными толчками все еще выходила кровь. Он не скулил.

Рядом с псом был брошен окровавленный мачете.

Кажется, Лима, истерзанного, несколько метров проволокли по земле перед тем, как бросить подальше от дома. Рытвины на пыльной дороге говорили о том, что он боролся и из последних сил тщетно цеплялся лапами за землю.

– Лим! – закричала Эви, и бросилась к истекающему кровью псу. – Лим! Лим!

Пес не мог повернуть голову и посмотреть на нее, но, кажется, кожей чувствовал, что она рядом. Даже хвост его слегка приподнялся, словно он хотел вильнуть им в последний раз, да не мог. Глаза были влажными и медленно закрывались.

Слезы заволокли Эви глаза, красная пыль безжалостно въедалась в них.

– Лим, – повторяла она тихо, гладя мертвого пса по спине. – Лим… Лим… Лим…

Глаза очень сильно щипало. Желудок выворачивало. Вся одежда и руки были выпачканы в крови…



Когда она нашла в себе силы встать – она не пошла к дому. Она поняла, что должна отыскать тех, кто сделал это с Лимом, даже если это будет стоить ей жизни.

Подобрав брошенный мачете, Эви побежала. Она бежала, что есть мочи, и кричала до хрипоты, не помня себя:

– Вам нужен не Лим! Вам нужна я! Вы, трусливые подонки… вам нужна я! Так возьмите же меня! Где же Вы?! Чертовы ублюдки! Я здесь! Слышите?! Вы слышите?! Вам нужен я! Я, мать вашу! Вы должны были убить меня! Вы должны были у…

Ноги подкосились, и Эви рухнул на землю, задыхаясь, давясь слезами и пылью.



Мать сильно беспокоилась за Эви. Когда пыльная буря утихла и добрые люди принесли ее домой – она была совсем слаба, ее малышка. Когда же Эви пришла в себя – она была так угрюма и молчалива, словно мертвец, только что восставший из могилы. Мать позволила ей побыть одной.

Когда же женщина вернулась в комнату, то, оторопев, выронила из рук поднос с едой.

– Эви, девочка моя, зачем ты обрила голову?

Эви стояла лицом к зеркалу. В руке у нее был острый мачете, испачканный кровью. На голове почти не осталось волос, порезы кровоточили. Комья угольно-черных мелкокурчавых волос, словно рыхлая пушистая вата, лежали на полу у ног.   

Она обернулась к матери и посмотрела на нее. Было что-то совсем незнакомое, совсем чужое в этом взгляде.

– Я отомщу им, мам, – сказала она, и голос ее был надтреснутым и холодным. Лицо насуплено и угрюмо. Разве это она, ее Эви?

– Моя детка, – сказала женщина с жалостью, подошла к дочери и обняла ее. – Моя бедная девочка. Я так глупа. Я должна была послушать тебя, когда ты говорила, что нам надо уйти. Этого бы не было, если бы я тогда послушала тебя.

Дочь молчала. Через несколько мгновений она отстранилась, посмотрела матери в глаза своими бездонными, но такими чужими теперь глазами, и сказала:

– Не вини себя, мам. Это моя вина. Только моя. Нужно было лучше смотреть за псом.

Женщина еще никогда не видела дочь такой серьезной. Такой взрослой. В ее глазах не было слез. Кажется, она больше не способна была плакать. Осталась только страшная, бездонная пустота, и она была гораздо страшнее слез. Валери не знала, что может сделать для нее, как утешить. Раньше она всегда могла достучатся до сердца дочери, смягчить его. Но только не теперь. Не теперь...



На другой день женщина пошла в Службу охраны правопорядка.

– Эти изверги оставили нам метку на двери. А потом они убили нашего Лима. Ох, бедный Лим. Какие же нелюди…

Женщина говорила, часто вздыхая. Она была совсем потеряна. 

– Они и нас ведь убьют скоро. Изверги…

Женщина чувствовала себя получше, но ее еще продолжал мучить кровавый кашель. Она тяжело дышала. Верно, это все из-за вчерашней песчаной бури. Это пройдет, пройдет, ничего страшного. Главное сейчас не это.

 Она заглядывала в глаза трем офицерам Службы охраны правопорядка, пытаясь поймать их взгляд.

– Мы сочувствуем вам, госпожа Окуэке, – начал старший офицер. – Но рисовать краской на двери – это не преступление. Это очень некрасивый поступок, то, что сделали эти… – офицер прокашлялся, – но не преступление. К тому же, мы не можем точно знать, кто это сделал, ведь свидетелей нет. Никто ничего не видел.

– Но как же так! – беспомощно всплеснула руками женщина. – Ведь это же оборотни, люди-гиены, ведь всем это известно! Да разве мало бед они натворили?   

– Мы не можем выдвигать бездоказательных обвинений. Давайте просто успокоимся и подождем.

– Но вы ведь знаете, что это они. Ведь они нас убьют. Вы ведь знаете, что они нас убьют.

– Почему они должны вас убить?

– Вы знаете, какая у меня дочь. Моя бедная Эви. Бедная, бедная. Вы ведь все знаете!

– А почему вы не переехали в другой штат, когда она родилась? – вмешался другой офицер, который мгновение назад перекладывал какие-то бумаги. – Разве вас не предупреждали, что могут быть неприятности?

– Да куда же нам было ехать? Это, по-вашему, так просто – сняться с места и уйти?

– Но вас ведь предупреждали, – заметил первый офицер. – А вы не послушали. Вам некого винить, кроме себя, госпожа Окуэке.

– Ох, в чем же моя вина, что же вы говорите? Может, вы думаете, я должна была дать усыпить свою девочку, свою Эви? Эти ужасные люди из Министерства долго не оставляли нас в покое…

– Вас никто к этому не принуждал, – снова начал офицер со стопкой бумаг. – Но если бы вы сделали все тихо, переехали в другой штат…

– Да не обязательно в другой штат, Тим, – возразил ему старший офицер. – Достаточно было переехать в другой полис, желательно покрупнее, и затеряться там, где никто ничего не знает. Где никто бы не смог ничего разболтать. Тогда ничего страшного бы не случилось.

Он снова повернулся к женщине.

– Мы сочувствуем вам, госпожа Окуэке. Но не стоит искать теперь крайних. Вам стоило с самого начала быть благоразумнее.

В разговор вмешался третий офицер, хранивший до этого молчание и лишь изредка поглядывавший на пришедшую женщину.

– Видите ли, вы решили сохранить жизнь ребенку. Вы в своем праве, это ваш выбор. Но не нужно… не нужно выпячивать свой выбор, госпожа Окуэке. Не нужно подавать пример другим. Вы ведь знаете, что это не приветствуются. Если вы живете здесь, в этом штате, вы должны уважать его традиции. А у нас не принято оставлять детей с такими… кхм, неоднозначными  мутациями. Нет, мы ничего не имеем против таких людей, – он обвел глазами коллег, словно ища поддержки, – мы все здесь просвещенные люди. Если бы вы перебрались в другой полис, вы бы могли скрыть правду от соседей. Никто бы, может быть, о ней и не узнал. Но вы предпочли жить открыто. И теперь платите за последствия такого опрометчивого шага. Да, эти последствия горьки. Но расхлебывать их только вам.

Чуть подумав, он продолжил: 

– Если вы хотите жить там, где все позволено, госпожа Окуэке, вам нужно в Зеленую зону. Там царит свобода нравов. Но в любом штате Красной зоны, слава богу, все еще чтут Табу и уважают священные законы наших предков. И я считаю, что это очень правильно, госпожа Окуэке. Лучше гуманно умертвить отдельных несчастных, таких, как ваша дочь, пожертвовать отдельными мелкими жизнями, чем отрывать все общество от его истории, его ценностей, его религии, его корней. Оглянитесь вокруг, и вы увидите пусть хрупкий, пусть несовершенный, но все же всем нам родной и поистине прекрасный мир. – Он снова переглянулся с другими офицерами, и они молча одобрительно закивали. – Не нужно пытаться его менять.   

Женщина пристально смотрела на говоривших, переводя взгляд с одного на другого. Она только молча вздыхала. Что-то изменилось, прояснилось в ее лице. Она больше не ждала от них помощи. Наконец, она произнесла:

– Мне нужен Лаула Огонкво. Дайте мне с ним поговорить. Он ведь еще работает здесь?



Валери Окуэке души не чает в своем Эви. Он теперь уже совсем взрослый, рослый и красивый парень. Говорят, когда он закончит учиться, то станет экологом. Из него определенно выйдет толк, мать всегда это знала. Она очень гордится своим сыном, своим милым мальчиком. 

Они теперь живут в Зеленой зоне и у них все хорошо. Лаула Огонкво достал им универсальные визы беженцев и зеленые паспорта. Это было очень непросто, но господин Огонкво – влиятельный человек, и он очень похлопотал. Оказалось, что такие люди, как Эви, необычайно умные и способные. Так профессор Фаричелли говорит, а он – добрый человек, это видно по его глазам.

Способных людей в Зеленой зоне высоко ценят. Теперь Эви не узнать: он носит очки и строгий костюм. Ему больше не нужно работать на фабрике по переработке отходов. Мать знает – у него большое будущее, и он сможет занять в обществе достойную нишу. Люди обязательно полюбят его и оценят. Уж она-то, Валери Окуэке, всегда знала это в своем сердце. Знала еще тогда, когда люди в небесно-голубых халатах из Министерства контроля демографического роста приходили к ней и уговаривали усыпить ее славного мальчика, как бездомного щенка.

Эви говорит, что когда закончит учиться – вернется в Красную зону. Там очень нужны такие люди, как он: умные, толковые, смелые, люди с образованием и чистой совестью. Кто-то же должен положить конец производству высокотоксичной «бурой плазмы» и очистить небо от грязно-бурых облаков, чтобы все смогли снова видеть Вторые небеса. Ведь там, где есть голубое небо над головой – есть и надежда. Надежда, что придет новый день, а с ним, даст бог, жизнь станет не такой невыносимой. Что однажды людей перестанет мучить кровавый кашель. Что когда-то исчезнут Табу, и больше ни на чьих дверях не появятся Красные метки. Что никто больше не будет умерщвлен лишь за то, что он не такой, как другие. Ведь ни один человек не повинен в том, что он тот, кто он есть. 

Эви Окуэке стоял, глядя на лазурно-голубое небо у себя над головой, полной грудью вдыхал свежий ветер, и думал о Красной зоне. Он твердо решил, что вернется туда. Но он больше не хочет мстить. Он хочет помочь.


Рецензии
Очень понравилось! Есть интересные находки. Например, объяснение, почему Эви обрезали волосы: это и придает объем реальности, и является дополнительной характеристикой придуманного мира "Красной зоны", который и так вполне узнаваем. Вообще очень интересна идея разделения мира на "зоны". В рассказе оно территориальное, но напрашивается вывод, что это - аллегория социальной и духовной жизни, круга общения. Люди могут жить в одной стране, в одном доме, даже в одной комнате, но принадлежать к разным "зонам". Соседство в физическом мире не исключает того, что люди могут жить в совершенно разных мирах.

Есть небольшие недочеты, которые если доработать, будет безупречно. Небольшая "сыроватость" присутствует, но это дело поправимое. Если, конечно, не лень работать над уже написанным (мне обычно бывает лень :))). И есть вопрос: что такое маски-хамелеоны? Можно в принципе догадаться, но для цельности рассказа неплохо бы краткое пояснение: они дают возможность человеку изменить лицо до неузнаваемости? Делают его невидимым? Создают визуальную иллюзию какого-то иного существа? И еще: для чего эти маски предназначены изначально? Совсем хорошо, если бы еще и этого вопроса коснуться. Ведь обычно такого рода преступные группировки (а я так понимаю, "оборотни" - это что-то типа фашиствующих гопников) используют доступные инструменты. Например, монтировка или бейсбольная бита тоже изначально предназначены для других целей. Так и маски-хамелеоны. Может, это театральный реквизит? Или их используют сотрудники полиции для осуществления слежки за подозреваемыми? Или еще что-то? В общем, любая фантастическая деталь приобретает объем, когда логически привязана к понятной всем реальности.

И еще... я не согласен, что "Идеального потребителя" можно читать отдельно от "Красной метки". "Идеальный потребитель" - это логическое продолжение. Образ Эви создается именно здесь. И после прочтения "Красной метки" он становится намного понятнее в "Идеальном потребителе". Иначе он там смотрится весьма схематичным. И совершенно непонятно, что привлекательного в нем находит Майкл. Одной мимолетной фразы "не принадлежал до-конца ни к мужскому, ни к женскому полу" недостаточно, чтобы проникнуть в образ и характер Эви. Гермафродитизм - не такое уж редкое и довольно безразличное явление, чтобы делать из этого выводы о свойствах личности. И уж конечно неопределенности пола, общего круга интересов и понимания чувства одиночества недостаточно даже для серьезной привязанности, тем более для любви.

В общем, Вам решать, конечно. Но я бы предложил "Красную метку" немного дошлифовать.

В свою очередь рискну Вам предложить к прочтению мой рассказ "Взаимопонимание" - http://www.proza.ru/2017/05/08/106
Забавно, но один из персонажей чем-то напоминает Эви... по крайней мере, внешностью :). О чем это говорит? Возможно, о том, что у нас с Вами фантазия работает в похожем направлении :).

Василий Котов   26.05.2018 17:56     Заявить о нарушении
Безумно приятно видеть такую рецензию! Из тех людей, которым я показывал "Красную метку" - мало кому этот рассказ действительно понравился, так что я считал, что он, вероятно, получился слабым (по сравнению с другими) и чего-то в нем не хватило. Рад, если это не так и у "Красной метки" тоже есть свой потенциал. Вероятность того, что попробую рассказ дошлифовать, не исключаю, но хотелось бы попросить более точного указания на недочеты, которые Вы видите.
Маски-хамелеоны позволяют имитировать любую (человеческую) внешность. Этот момент действительно в "Красной метке" не раскрыт. Прямо об этом упоминается только в "Башне из слоновой кости".
Но по поводу степени раскрытия тех или иных элементов вымышленного мира мне хотелось бы отдельно сказать. С одной стороны я понимаю, что не все читатели, вероятно, захотят прочесть цикл полностью, и поэтому стараюсь придать рассказам какую-то, пусть относительную, автономность. Но с другой стороны - для максимального понимания вымышленного мира трех зон, конечно, лучше читать цикл целиком. На каких-то элементах и идеях я более подробно останавливаюсь в одних рассказах, иные элементы и идеи полнее раскрываются в других. И таких сквозных идей, элементов антуража, персонажей не так уж мало. При прочтении всего цикла, как мне кажется, более-менее целостная мозаика должна сложиться. А если каждый элемент полностью разбирать в каждом рассказе - я боюсь, это излишне перегрузит повествование.
Возвращаясь к маскам-хамелеонам: предполагается, что они предназначены для того, чтобы временно менять внешность. Вполне резонно было бы предположить, что изначально это - разработка силовых служб, которая впоследствии обрела широкое применение (примерно как интернет сейчас).
Насчет использования этих масок в качестве театрального реквизита - идея интересная, но в эту сторону я ее не пробовал развивать. А вот силовыми структурами эти маски точно используются, о чем в рассказе упоминается. Цели тут могут быть самыми широкими: от слежки до работы под прикрытием и шпионажа.
"Оборотни" - это примерно фашиствующие гопники и есть, да. Хотя тут имеется и параллель с традиционными для Африки тайными обществами (среди которых есть довольно агрессивные, например общество людей-леопардов, о котором легко можно найти информацию через гугл). Действие "Красной метки" ведь на Африканском континенте происходит (в рассказе напрямую об этом не говорится, но я надеюсь, что из контекста это становится понятно).
По поводу связанности Красной метки и Потребителя: конечно, связь есть, и, конечно, в идеале нужно эти рассказы рассматривать в комплексе. Но я все-таки вкратце постарался пересказать историю Эви в Потребителе, принимая во внимание, что, возможно, не все читатели прочтут предыдущий рассказ.
Что касается любви Майка к Эви (и ее обусловленности): любовь - это ведь вообще такое чувство, которое мало кто может рационально объяснить. Если Эви привлекла в Майке его преданность (и лично ему, и общему делу), способность быть хорошим, внимательным, понимающим другом и т. д., то для Майка, пожалуй, первичной оказалась именно влюбленность в этого человека, страстная и во многом безотчетная. Но если говорить о том, что их все-таки роднит (помимо одиночества и общих интересов) - то это глубина. Они ведь оба - люди-бездны. Они одиноки во многом еще и потому, что очень глубоко, очень тонко, очень своеобразно чувствуют и воспринимают окружающий мир. Задумываются о таких вещах и задаются такими вопросами, которые для большинства людей неинтересны и неактуальны. И ни с кем, кроме друг друга, герои больше не могут это свое мировосприятие разделить. Они оба очень остро нуждаются в близости (духовной в первую очередь), но в мире трех зон такая близость практически перестала уже встречаться, да и сами духовные потребности у людей почти атрофировались. Отсюда острейшее чувство экзистенциального одиночества у обоих героев.
Я специально не стал вводить в Потребителя других персонажей (не считая Миранды, но она не является живым существом), чтобы подчеркнуть это ощущение тотального одиночества. Ощущение, что мир (для Эви и Майка) - это один огромный необитаемый остров, на котором никого живого, кроме них двоих, больше нет.
Спасибо Вам за ссылку на Ваш рассказ! С удовольствием прочитаю!

Рэйн Грэй   27.05.2018 01:12   Заявить о нарушении
Тогда лучше, конечно, дать пояснение, хотя бы в двух словах, что такое "хамелеоны". Что-нибудь вроде "оборотни были неуловимы, поскольку могли появиться под любой личиной: маски-хамелеоны, разработанные для силовых структур и секретных служб, со временем оказались в руках преступников, и теперь показаниям свидетелей, запомнивших кого-то из нападавших в лицо, нельзя было верить - ведь это лицо могло быть чужим, временным". Ну, или как-то иначе. Но чтобы было понятно, что это. А то первая ассоциация, приходящая в голову - что это какие-то маски, меняющие цвет, наподобие очков "хамелеон" :).

Немного обработать стиль изложения - перечитать каждый абзац, покрутить слова, попробовать заменить некоторые из них, переставить, чтобы "ровнее" звучало. Чтобы избежать повторов, а некоторые фразы сделать ярче, перемежать краткое деловое изложение информации красочными метафорами - иногда они лучше дают представление о предмете, чем даже подробное пояснение. Метафора может быть даже более совершенным средством передачи информации.

Еще можно поработать над композицией и ритмом повествования. В прозе есть не только образы и декорации, но и текущее время действия. И это время тоже передается определенными приемами. Например, когда нужно передать ощущение длительного времени, используются более медлительные, спокойные, размеренные фразы. И одно событие может быть описано несколькими фразами. Они могут быть повторяющимися по смыслу или уточняющими, конкретизирующими, но все - об одном и том же. Это задерживает внимание на событии и создает ощущение продолжительности процесса - например, прошло несколько лет. И наоборот, при описании событий, происходящих за короткое время, развернутые объяснения неуместны. Драки, взрывы, погони, мгновенные озарения, стремительно развивающиеся события целесообразно передавать более короткими, яркими, точными фразами - это создает эффект динамичности. В общем, как в музыке темп бывает быстрый и медленный, так и в прозе (в отличие от стихов, где ритм гораздо больше задан формой) можно менять ритм и скорость повествования в зависимости от продолжительности и скорости описываемых событий.

Те обстоятельства, на которых надо сделать акцент, можно упоминать несколько раз в разной форме. Это придаст ощущение важности и поможет утвердить эти обстоятельства в памяти читателя как значимые. Какие-то не очень важные детали должны просто не мешать, не царапать слух. Еще и для этого нужно объяснение непонятных терминов и деталей - чтобы читатель задавался главными вопросами, поставленными в произведении, пытался постичь тайну смысла, а не ломал голову над тем, что же за хамелеон такой, или какие еще зоны бывают, кроме Красной и почему. О зонах, кстати, не помню, есть упоминание в "Красной метке", или я узнал о них из "Серого дождя", а тут уже просто помню.

Вообще написать единый цикл рассказов так, чтобы при этом каждый из них можно было воспринимать отдельно и все понимать, при этом не было ощущения навязчивого повтора при прочтении всего цикла - сложнейшая задача! Это значит, что нужно в каждом рассказе давать какие-то понятные указания, но как бы между делом, чтобы читатель постепенно сам все это находил. Каждое ружье должно стрелять, но не должно создаваться впечатление оружейного склада, где однотипные винтовки висят в один ряд. Хороший образец таких циклов - это, конечно, Азимов с его роботами; Стругацкие, создавшие подробную историю будущего с четкой хронологией научных, политических и социально-экономических изменений; "Хроники Нарнии" Льюиса, "Рибофанк" Пола Ди Филиппо. Это - примеры того, как каждый рассказ воспринимается как законченное произведение, не вызывающее никаких дополнительных вопросов, а каждый следующий дополняет картинку, делает ее объемнее, но нет необходимости непременно читать предыдущий рассказ, чтобы понять следующий.

Вообще, может быть, я очень строго подхожу. Сравниваю не с тем, что сам могу делать, и даже не с профессиональными известными писателями, а с мировыми шедеврами :). Но это значит лишь то, что подсознательно не делаю никаких скидок - то есть, воспринимаю Ваши рассказы в ряду с лучшими образцами, без снисхождения.

Да, понятно, что действие происходит в Африке. Да и очень это укладывается в представление о Красной зоне - есть отсыл к реалиям стран третьего мира.

И да, Вы правы, влюбленность - штука неконтролируемая и порой иррациональная, возникающая непонятно от чего и к кому. Но... поэтому я и сказал о превалировании личного восприятия - ведь необъяснима эта влюбленность ДЛЯ САМИХ ВЛЮБЛЕННЫХ, но со стороны обычно можно увидеть какие-то закономерности. И для цельности картины нужен именно взгляд со стороны. Как в "Сером дожде". А тут впечатление, создается, что автор то сухо объясняет свою концепцию событий (схему, ничем не наполненную, как условия задачи), то вдруг начинает просто описывать какие-то свои чувства, которые он сам в себе до конца не осознал и не понимает их природы. Ведь когда пишешь о собственных отношениях с каким-то близким человеком, никогда не получится их передать точно. Точно изобразить можно только что-то завершенное, а наша жизнь - это текущий процесс, изменчивый. Наши личные переживания - это река, которая каждый день меняется. Ее не уловить, не зафиксировать. Кроме того, когда мы описывая любовь, думаем о человеке, который дорог для нас (или был дорог, и чувства еще не остыли, мы не можем в большинстве случаев верно описать, что нас в нем задевает, привлекает, ПОЧЕМУ мы испытываем к нему такие чувства. Все, что мы скажем, будет казаться неполным, не исчерпывающим, слишком мелким и примитивным в сравнении с силой глубиной нашего чувства. Так и свой голос мы слышим иначе, чем его слышат окружающие - ведь мы его слышим изнутри. В общем, похоже на перенос собственных личных переживаний (возможно, в настоящем времени) на заданную сюжетную схему. Отсюда есть некоторое чувство несоответствия рисунка и окраски, как будто их искусственно соединили, и они не совсем совпали.

В общем, и одиночество, и то, что оно сближает, и почему они одиноки, и что чувство иррационально, и что они - люди-бездны - это обозначено. Но именно обозначено. Не изображено, не прописано и поэтому не ощущается. Ведь есть такой прием описания влюбленности, как, допустим, субъективные ощущения героя. И, главное - предмет его любви ЕГО глазами. Ведь это для нас Эви - просто чернокожий гермафродит с утонченной внешностью, тяжелой судьбой и наивными утопическими идеями. Но каков он в глазах Майкла? Какой он видит его внешность, его личность? Ведь любимых людей мы видим совершенно иначе, они для нас очень привлекательны. Вот эта привлекательность Эви - она не читается в отношении Майкла. Может быть, дело в этом. Нужно описать его так, чтобы читатель ПОВЕРИЛ, что Майкл в него действительно ВЛЮБЛЕН, а не с голодухи испытывает чисто физическую страсть, потому что больше людей в мире не осталось, и что им не овладело непонятное нервное расстройство, которое заставляет его мучиться сомнениями и страдать экзистенциальными кризисами. Например, у актеров, играющих роль геев, есть определенная техника: они представляют себе на месте партнера любимую женщину. Чтобы взгляд, мимика, жесты были убедительными, чтобы зритель поверил: да, это любовь.

Василий Котов   27.05.2018 02:34   Заявить о нарушении
Спасибо огромное за то, что делитесь опытом и подсказываете, в каком направлении еще стоит поработать! Но я знаете, что подумал? Наверно, чтобы этот цикл (не рассказ, а именно цикл в целом, ведь в нем рассказы переплетаются между собой) дошлифовать - нужно посмотреть на него уже более отстраненным, более спокойным и критическим взглядом. Этот цикл ведь по сути только из под пера вышел, и я в нем еще живу, можно сказать. Я даже еще не могу со стопроцентной уверенностью утверждать, закончен ли он на данный момент или я в него еще какие-то новые рассказы буду добавлять.

Сейчас у меня в голове крутятся некоторые идеи для нового рассказа, но я даже не знаю пока, войдет ли он в этот цикл или же, возможно, положит начало следующему. И не знаю, когда будет возможность этот рассказ написать. Он, во-первых, должен вызреть в голове. А во-вторых я со следующей недели, судя по всему, буду сильно загружен другими, нетворческими делами, и полноценно вернуться к творчеству смогу где-то через месяц.

В общем, сложно сейчас оценивать эти рассказы объективно, видеть недочеты и т. д. Должно пройти какое-то время, чтобы можно было мысленно отстраниться и посмотреть на свою работу более беспристрастно, свежим взглядом. Может быть, тогда все уже действительно утрясется, устаканится в голове, окончательно сложится в цельное полотно для меня самого. И тогда, видя цикл, как цельное и законченное полотно - получится уже подправить какие-то отдельные мазки, детали, светотени, где это необходимо.

То, что вы относитесь к моему творчеству без скидок и сравниваете с шедеврами - это, конечно, огромный, очень щедрый аванс для меня, и это очень подстегивает к дальнейшей над собой работе. Я ведь пока на этом поприще только самые первые шаги делаю. И я когда эти рассказы писал - я по большей части рассчитывал не на широкую аудиторию, а на аудиторию своих непосредственных друзей и знакомых. Полагал, что если людям, которых я знаю, интересно будет прочесть это, если они найдут какие-то параллели со своей жизнью и проблемами и смогут посмотреть на какие-то ситуации под другим углом - то это уже хорошо. Ну и для меня самого это, разумеется, тоже способ посмотреть на какие-то вещи под новым углом, творчески их переосмыслить.

Конечно, если равняться на уровень хороших профессиональных писателей (до которого, уверен, мне еще очень далеко) - то и критерии должны быть совсем другими, гораздо более жесткими. Тут, правда, нужно решить, стоит ли действительно на него равняться. С одной стороны я перфекционист по натуре, и все, что делаю - мне хочется сделать хорошо (даже если я это делаю не профессионально, а исключительно для души). Но с другой стороны мне порой кажется, что целевая аудитория этих рассказов их и так уже прочла. А чтобы на более широкий круг читателей выйти - надо как-то целенаправленно раскруткой и продвижением своего творчества заниматься, чего я делать совершенно не умею. И я в принципе по натуре такой человек, которому очень сложно было бы этим заниматься.

Кроме того, мне приходится разрываться между разными творческими увлечениями, главное из которых - все-таки написание музыки (инструментальной). Музыкой я с детства занимаюсь и рассматриваю ее, как свой главный жизненный приоритет. Это то, в чем мне хотелось бы достичь максимально высокого уровня мастерства, которого я способен достичь, даже если никогда не удастся сделать композиторское ремесло своей профессией (о чем я в глубине души всегда мечтал и продолжаю мечтать). И все это по идее нужно еще как-то совмещать с основной специальностью, никак не связанной ни с музыкой, ни с литературой.

В общем, нужно как-то разумно определиться с приоритетами и научиться максимально эффективно организовывать свое время (на дефицит которого сейчас грех жаловаться, но едва ли так будет всегда). Нужно научиться совмещать все, что по-настоящему для меня важно и интересно, к чему лежит душа, к чему есть способности. Очень не хотелось бы ничем жертвовать, честное слово.
Извините за такое длинное отступление. Надеюсь, не слишком утомил Вас? Вернусь к темам, которые Вы затронули в своем предыдущем ответе.

Концепция трех зон развернуто изложена только в первом рассказе. В остальных рассказах зоны упоминаются, но больше уже фоном. Вы интересную интерпретацию зон озвучили (что это аллегория социальной и духовной жизни, круга общения), но лично я их все-таки как что-то более масштабное рассматривал. Вообще ключевое отличие для меня между зонами - в количестве свободного времени и пространства, наверное. Все остальные отличия уже вторичны. В Красной зоне катастрофически не хватает пространства. В Желтой зоне - времени. В Зеленой всего хватает, внешние условия максимально благоприятны, но и это не страхует человека от глубочайшего одиночества и ощущения бессмысленности своего существования.

По поводу раскрытия чувств Майка к Эви - опять же спасибо за свежий взгляд со стороны! Мне, если честно, наоборот казалось, что в рассказе есть заметный перекос в сторону раскрытия Майка, как персонажа, его чувств и переживаний. При том, что Эви во многом остается темной лошадкой, вещью в себе, и раскрыт меньше. Не Эви глазами Майка, а именно Эви сам по себе, как человек с собственными чувствами и внутренним миром. Все-таки Потребитель больше с позиции Майка написан (а Красная метка - по большей части изложение событий глазами матери Эви, а не самого Эви). Так или иначе, тут еще есть, над чем поломать голову. Спасибо Вам огромное за такое внимание к моему творчеству и за то, что даете пищу для размышлений!

Рэйн Грэй   27.05.2018 08:34   Заявить о нарушении
Да, Вы правы, конечно, что-то исправить можно, только увидев свежим взглядом. Пока рассказ не "вылежался", отношение к нему не может быть объективным.

С другой стороны верно и то, что на что-то равняться и вообще имеет смысл к чему-то стремиться в том случае, если рассказ вообще рассматривается как продукт творчества, рассчитанный на широкую аудиторию, а не просто как способ поделиться мыслями и чувствами с узким кругом друзей и знакомых, которым и без объяснений понятно, о чем идет речь.

И по поводу зон: Ваше пояснение как раз и говорит о том, что это - аллегория социальной и духовной сфера. Вот смотрите, пространство - это те условия, в которых существует материя. Люди, лишенные материального благополучия, лишены пространства. Это соответствует представлению о самой низкой социальной ступени: бедность материальная и социальная. Скученность коммуналок и крошечных квартирок. Толкотня на дешевых рынках и распродажах. Очереди в гипермаркетах. Давка в транспорте. Но при этом времени может хватать. И душевные потребности могут быть вполне удовлетворены - потому что хватает времени и на досуг, и на общение с родными, и на увлечения. Человек, работающий на привычной и не требующей умственных затрат работе, вполне может себе позволить уделить время и внимание и другим сторонам жизни - более привлекательным для него, чем монотонная работа.

Желтая зона - это обеспеченная прослойка. Так называемый "средний класс". Тут тоже все ясно. Бизнес, либо престижная высокооплачиваемая работа. Здесь скученность представляет собой скорее тесноту душевную - вынужденные контакты с неприятными, неинтересными людьми. Формальность этих контактов, сводящая людей до уровня роботов. Сплошная функциональность, гонка за прибылью, за престижем, за определенным "уровнем" жизни, ниже которого нельзя падать, иначе выпадешь из обоймы, и затопчут. Времени нет ни на что - ни на личную жизнь, ни на хобби, ни на получение знаний сверх того, что необходимо для дела. Я знаю умных, образованных бизнесменов, которые за много лет не взяли в руки ни одной художественной книги - хронически нет времени. Ведь если бедный человек может почитать хотя бы в транспорте или в очереди, то живущий по формуле "время-деньги" не может себе позволить потратить лишние минуты на стояние в очередях и поездки в общественном транспорте. За рулем не почитаешь. А за отсутствие очереди он заплатит - это выйдет ему дешевле, чем потерять полчаса своего рабочего времени. Такой ритм жизни ведет к обеднению эмоциональной жизни, нервным стрессам. Конечно, понятно, что в реальности это не совсем так - есть способы релаксации, есть поездки на курорты, спорт наконец, которые помогают восстановиться. Но мы-то рассматриваем гротескный вариант.

И, наконец, Зеленая зона - она плохо понятна жителям обеих "стесненных" зон. Потому что люди Зеленой зоны принципиально отличаются. Чем? Прежде всего - своим отношением к жизни и к ее смыслу. Предполагается, что Зеленая зона богата. Но это не означает, что материально богаты все ее жители. Просто все они могут пользоваться ее благами, жить в той системе ценностей, которая здесь установлена. И ценности эти уже тяготеют к духовной сфере - вера в свое предназначение, занятие тем, к чему располагает природный талант и склонность, терпимое, без осуждение, отношение к окружающим, спокойное восприятие инаковости, отсутствие нездоровой конкуренции, так как цель каждого - не обогнать соседа, а в полной мере раскрыть собственный потенциал. И приоритеты - общее образование, интеллект, раскрытие личности, наслаждение простыми радостями и отсутствие зависти к более умным, более талантливым или более удачливым, так как есть понимание индивидуальной судьбы каждого.

Однако, как я увидел из последнего рассказа ("Башня из слоновой кости"), что и в Зеленой зоне имеются свои проблемы. Но об этом - позже.

Василий Котов   27.05.2018 10:18   Заявить о нарушении
По поводу аудитории: раз уж я выкладываю рассказы на литературном сайте и прочитать их может каждый - то в принципе, я считаю, нужно стремиться сделать их качественными, из уважения к потенциальным читателям. Но пока по факту аудитория очень узкая (которой, как Вы верно заметили, и так в основном все понятно, а если непонятно - то всегда есть возможность прояснить у автора неясные моменты) - то мотивация дорабатывать то, что, возможно, никто уже и не перечитает - довольно слабая.
Но в идеале я все равно считаю, что это было бы правильно, и к совершенству стремиться нужно. Если человек, скажем, актер, который играет моноспектакль, и на его спектакль купил билет всего один зритель (или несколько зрителей) - это не значит, что он может позволить себе играть плохо. Человек, занимающийся искусством, не должен себе этого позволять, не должен делать для себя поблажек.
Но это, понятное дело, в идеале. На практике же, конечно, мы все живые люди, и иногда нам не хватает для чего-то мотивации, или времени, или вдохновение проходит, или еще какие-то обстоятельства отвлекают и в итоге не получается довести начатое творение до совершенства.
По поводу зон вы так здорово расписали и такие удачные параллели с реальным миром провели, что я в восторге! Правда среди людей, которых я знаю, проблемы со свободным временем и хроническая усталость характерны практически для всех. И от этого складывается впечатление, что современный мир (по крайней мере если брать более-менее развитые страны) превращается в какую-то тотальную Желтую зону с ее сумасшедшим ритмом жизни, не позволяющим ни отдышаться, ни подумать о чем-то кроме насущных проблем, ни реализовать себя творчески. Но, возможно, у меня просто круг общения такой и нельзя это экстраполировать на общество в целом. Точнее в художественном произведении то можно (на то оно и художественное произведение), но в реальной жизни, конечно, все не так однозначно и есть гораздо больше нюансов.

Рэйн Грэй   27.05.2018 11:26   Заявить о нарушении