Цветная триодь

     В три часа утра прозвонил будильник. Маленькая худенькая послушница, заснувшая перед иконами, пробудилась, с трудом разогнула спину, взяла с полки ключи от козлятника и вышла в тёмный коридор. Спустилась с лестницы, прошла через кухню к котельной, оделась в рабочий подрясник и фуфайку, и чуть не упала – от недосыпа закружилась голова.
  - А вдруг, коза уже окотилась? – тревожно подумала послушница Катя, и побежала на скотный двор.
  - Какая тёплая нежная ночь, и не скажешь, что Страстной Понедельник, - пробежала мысль в голове послушницы, когда она вышла из дома.
     В центре монастырской ограды стоял большой белый храм. Он мягко отражал лунный свет. Ветки деревьев в почках слегка колыхались на свежем весеннем ветру.
      Послушница Катя сняла тяжёлый замок, и открыла дверь. Включила свет и увидела: в стойле лежала коза Пряжка, а рядом – четыре крохотных козлёночка приникли к ней и сосали молочко. Катя подпрыгнула от радости, рассмеялась, и, почему-то закричала:
  - Христос Воскресе!
    Козлята испугались и заблеяли. Катя обняла их, чуть не заплакала от радости, но пересилила себя и пошла ставить чайник, чтобы их обмыть.
        На следующее утро Катя подошла под благословение матушки и сказала:
  - Радость то какая, у нас козлята родились! Я почти всю ночь с ними пробыла.
  - Не нагружай себя так, они всё равно нам не нужны. Не обращай на них много внимания, у тебя на всё сил не хватит, - сказала матушка.
     Катя почувствовала острую душевную боль. Она очень переживала за козлят.
  - Где Катя? – Спросила как-то мать Наталья, которой Катя была нужна.
  - Она теперь живёт на козлятнике, - ответила мать Лариса.
      Послушница Соня, сидевшая рядом за столом, так осудила Катю, что даже помрачнела лицом. Её круглые щёки побледнели и вытянулись, а в больших серых глазах появились злобные искорки.
  Ну почему? Почему Катя не слушается матушку? Ну, как она может? Господи, прости! Я же осуждаю! – подумала Соня.
  Соня долго старалась избавиться от осуждения.
 Я гляжу со своей колокольни. А если посмотреть с неба? Там, на скотном, маленькие безпомощные новорожденные козлята. И они совсем не виноваты в том, что они не нужны матушке. Так, теперь как бы Игуменью не осудить…- мысленно говорила себе Соня.
     В СтрастнУю Пятницу сёстры стояли на службе. Все, кроме послушницы Сони, которая лежала на лавочке на хорах и спала.
Храм был залит золотым солнцем, на тёмном Распятии дрожали солнечные блики. Иеромонах Михей кадил. Ванильный ладан пах куличами, и это немного отвлекало…
      Катя стояла как раз напротив Распятия. Стояла и плакала. Жалко ей было страдающего Христа. И Матерь Божию скорбящую ей было очень жалко. Рядом стояла послушница Лера, и Катя отворачивалась, скрывая от неё свои слёзы. Лера понимала и улыбалась.
     Соня проснулась на хорах, и сообразила, что служба уже закончилась.
 Надо покаяться, - подумала Соня, но тут подошла матушка.
  - София, срочно беги на кухню, и свари килограмм гречки без масла для сестёр, - сказала Игуменья и приложила к губам заспанной послушницы крест.
  Соня помчалась на кухню, быстро сварила гречку, и в торопях сдобрила её подсолнечным маслом. И тут она поняла, что она сделала: сегодня распяли Христа, и день без елея. Соня позвонила Игуменье.
  - Матушка, я масло в гречку добавила.
  - Что ты сделала?
  - Масло в гречку добавила.
  - Ты что, сумасшедшая?
  - Да, наверно, - спокойно ответила Соня.
  - Сто земных поклонов.
  - Хорошо.
  - Больше я тебя готовить не поставлю, будешь туалеты чистить.
  - Благословите.
       Минут через десять готовить пришла мать Лариса.
  - Ты что, дура, что в кашу масло налила? Совсем ума нету? Мне ещё подсвечники к Пасхе чистить, и так не хватает времени.
  - Простите, - сказала Соня. Обиды она не чувствовала.
   На следующий день, в Страстную Субботу, кипела уборка. Послушниц Соню и Леру Благословили мыть келарню, а Катю поставили пылесосить покрытую ковром лестницу.
  - Матушка, я не знаю, как пользоваться этим пылесосом, - сказала Катя, когда все сидели в трапезной, и ждали тех, кто не доел.
  - Мать Лариса, объясни ей, - обратилась пожилая Игуменья к розовощёкой инокине средних лет.
    После трапезы инокиня провела мастер-класс по использованию пылесоса. После этого она в гневе сказала матушке, что Катя ничего не поняла, и пылесосить не будет. Соня опять осудила.
   Какая у меня грязная душа, Господи, прости! – плакала в келье послушница Соня.
  Настал вечер Великой Субботы. Трапезную в новом доме освещала большая люстра, похожая на паникадило. На стенах розово-песочного цвета висели иконы. Одна из них – большая икона Божией Матери «Утоли мои печали»  - отличалась особой красотой. Катя стояла сейчас перед этой иконой не молясь и замерев. Она только смотрела на образ и стремилась к Матери Божией всей душой.
     Тут в трапезную влетела Сонька.
  - Катя, представляешь, какое горе: нас с тобой накрывать Пасхальную трапезу назначили! – расстроенно выпалила она.
  - Слава Богу! – радостно сказала Катя и перекрестилась.
  - Богу, конечно, слава, но я сейчас заплачу, - сказала Соня и шмыгнула носом в подтверждение своих слов.
  - Не расстраивайся, сестричка, нас же двое, мы друг друга поддержим!
  - А я вот в унынии, - призналась София.
  - Да ты что, а я так рада, что петь хочется! Послужим сёстрам, как Самому Христу! – Сказала Катя и запела Пасхальный тропарь.
Соня перебила её:
  - А если не справимся?
  - А мы сейчас у Господа попросим, - сказала послушница Катя, и они подошли к иконе Христа.
    Соня уже с радостью накрывала столы, ещё и подсказывала менее опытной Кате. До ночной Пасхальной службы успели много.
     Пришли к Крестному ходу. Ночь выдалась холодная, и Катя дрожала. Она стала просить любимую Матушку Богородицу, чтобы Та согрела её. Тут запели Пасхальный тропарь, и Кате сразу стало тепло.
        В храме Соня поднялась на хоры, сделала земной поклон, и так в нём и заснула, лёжа лицом к полу. Она проснулась к чтению Евангелия на разных языках. Вот, пожилая матушка Игуменья читает на своём родном башкирском, вот – послушница Катя на английском и немецком, которые знает в совершенстве, вот – отец Михей на языке каких- то негритянских папуасов… Соня выслушала все Евангелия и снова заснула. Вдруг она почувствовала толчок в спину и пробудилась. Перед ней стояла матушка.
  - Выспалась? Иди на исповедь, - добрым голосом сказала она.
     Соня обошла толпу мирян и подошла к аналою.
  - Смертных грехов нет? – спросил отец Михей и занёс над головой Софии епитрахиль.
  - Я очень сильно осуждала! – сказала Соня, и слёзы навернулись ей на глаза.
     Катя ликовала душой. Она то подпевала тихонько хору, то шептала: Богородице Дево, радуйся… Эту молитву она творила всегда. Катя всматривалась в икону Богородицы Одигитрии, что справа от Царских врат.
   Вот моя Мама, моя Царица, моя Госпожа, моя Игумения. Я должна последовать моей Мамочке Небесной: быть такой же кроткой, смиренной, молчаливой, - думала Катя.
     После Причастия обе послушницы побежали в трапезную. Соня схватила противень с рыбными котлетами и засунула в духовку. Катя поставила сырный суп на газовую плиту.
  - Порежь скорее заливное, а я пока термоса залью, - крикнула Соня Кате.
  - У нас всё готово? Давай, проверим по списку, - сказала Екатерина.
В этот момент в кухню вошла мать Лариса. С порога она закричала:
  - Вы что, совсем с ума сошли, идиотки? Кто ест ночью суп? Это ты, Сонька, сорок котлет на десять человек опять согрела? Дура! А заливное вообще было на завтра! – с криками и руганью села она за стол и положила себе Пасхальный кулич.
  - Прости нас, мать Лариса, - сказала София.
Инокиня ничего не ответила.
Катя шептала Соне:
  - Господь никакие труды не примет, если ближнего своего обижаем. Я это с самого начала знала, хоть мне никто об этом не говорил.
  - Прости мать Ларису, это искушение, - сказала послушница Соня.
  - А ты – простила? – спросила подавленно Катя.
  - Да, конечно, - ответила Соня.
  - И не обиделась?
  - Ты что, я ей даже благодарна! Это же урок смирения.
  - А я вот не знаю, что такое смирение, - сказала Катя.
   Из трапезной доносился грохот ложки о тарелку. Ела мать Лариса.
  - Смирение невозможно описать. Гордость – это отсутствие смирения. Смирение –  для нашего спасения главное, - сказала Соня.
  - А как его достичь?
Соня стала вспоминать, что ей говорил её батюшка.
  - Смирение достигается через молитву Иисусову. Мы очень сильно смиряемся, когда самоукоряемся, и особенно, когда с радостью и жадностью пьём поношения.
  В этот момент хлопнула дверь трапезной.
  - Кажется, Лариска ушла, - с облегчением вздохнула Катя.
  - Давай скорей за неё помолимся. Скоро сёстры придут.
Две послушницы подошли к иконам, и София стала говорить:
  - Мать Лариса, прости нас! Мать Лариса, прости нас! Мать Лариса, прости нас! Господи, спаси инокиню Ларису, и нас, грешных, ради её святых молитв!
     Матушка и сёстры были трапезой довольны. Все покушали и разошлись спать, а Катя с Соней ещё долго убирали со стола и мыли посуду. Соня была радостной, порхала, как мотылёк, а Катя грустила.
     Отдохнув три часа, Соня пошла накрывать Пасхальный обед. Ей не хотелось спать. Господь дал ей столько сил в эту ночь и в этот день!
Соня благодарила Господа. Через час пришла Катя, и унылым голосом начала:
  - Не понимаю, как так можно? Я думала, мать Лариса подойдёт и попросит у нас прощения, а она – нет.
  - А ты первая попроси, - бодро ответила Соня.
  - А вдруг она ещё спит? – спросила Катя.
  - Ну давай попросим у неё прощения заочно.
Они подошли к Красному Углу, где стояли маленькие образки. Солнце кидало лучи на них, и на часы, стоящие рядом. Сёстры попросили прощение у обидчицы.
  - У меня всё равно мрачно на душе, - сказала Катя.
    Соня удивилась.
     Тут в кухню влетела мать Лариса с красным, заплаканным лицом. Она встала на колени перед Катей и Соней и горько сказала:
  - Простите меня, Христа ради, гневливую и гордую! Я каюсь, я страдаю! Ещё со Страстной ворчу на вас, и Пасху вам испортила! Если можете, простите!
 Катя упала на колени и зарыдала. Соня, улыбаясь, тоже встала на колени перед инокиней Ларисой, обняла её и сказала:
  - Христос Воскресе!
                11.04.18 г.