Винтажная фотография. Ч. 3 продолжение

     Исаичев, не забыв прикупить на рынке аппетитный кусок сала и хлеба домашней
выпечки, быстрым шагом направился на службу. День был выходной, но в его голове зрел план, требующий срочной разработки. Сослуживец, купивший у него утром книги, обмолвился об оперативной сводке происшествий. В ней упоминалась кража колхозной лошади. Баба к краже, конечно, была не причастна, зато при определённом раскладе и сноровке мог появиться предлог навестить богатую вдовушку и ознакомиться с её закромами. Сказывали, что одно время красовалась она на праздники в какой-то турецкой шали с диковиной брошью на ней вместо заколки. "А брошь та - вылитый павлин, усыпанный бриллиантами и драгоценными камнями", - глотая слюну шептал ему на ухо у пивного ларька местный водовоз.

- Павлин с бриллиантами, говоришь? Тут уже можно и ссылкой за нетрудовые доходы
стращать, а там, глядишь... - Додумать, что там могло быть после устрашений ссылкой, чекист не успел, потому как на булыжной мостовой вляпался в конский помёт и, поскользнувшись, стал выписывать кренделя вокруг кучи. Как часто бывает в подобных случаях, опасаясь испачкаться брызгами навоза, он, взмахивая руками, неловко извернулся, согнулся и, наступив ногой на полу плаща, дёрнулся вверх. Плащ разнонаправленного напора могучего плеча и сапога не выдержал и с треском разорвался, а освобождённое от оков тело рухнуло навзничь на то, чего пыталось избежать. Слетевшая с головы шляпа стыдливо прикрыла изумлённое лицо чекиста.

- Максимыч, чё разлёгся? - Послышался голос Поликарпа. - Ты конины хотел... дык,
привезли её! - Поликарп посреди улицы, теребя в руках картуз, возвышался над
поверженным Максимычем. - Беги скорее на рынок, пока всю не разобрали.

     Вместо благодарности из-под шляпы раздались обидные слова в адрес его и его
покойной матушки. Послание же закончилось традиционным обещанием пристрелить
суку.

     Добравшись до своего кабинета, Максимыч дал лично и по телефону несколько
распоряжений, заставив раскручиваться маховик следствия, и, лишь затем, привёл себя в относительный порядок. Запашок, правда, никуда не делся, и входящие в кабинет сотрудники тут-же начинали крутить носами, удивленно констатируя: "Дерьмом пованивает".

     Максимычу стало неловко, и в какой-то момент он непроизвольно, не раскрывая губ словно чревовещатель, несколько раз пискнул: "мяу". Присутствовавшие навострили уши, оставив попытки обнаружения источника неприятного запаха. Максимыч, закрепляя достигнутый эффект, имитировал кошачью истерику. Трижды произнесённое в диком темпе тройное "мяу" чуть было не побудило женскую половину немедленно сорвать с ближайшего пожарного щита шанцевый инструмент и взломать стену, пленившую невесть откуда взявшегося котёнка. Ограничились, правда, только призывами.

- Котёнок в вентиляции! - Вскрикнула самая догадливая. - Он там сдохнет, и вони тогда не оберёшься. Надо что-то делать, Максим Максимыч!
- Работать начните! - Рявкнул Исаичев, выходя из кабинета.
- Сам смердит, а нас вызвал к себе за компанию.

     К вечеру все приготовления к операции были в основном закончены. Цыгане,
укравшие лошадь, задержаны, и с ними проводились необходимые следственные
действия; часть мяса животного на рынке и остальное, припрятанное в леднике дома
продавца, изъято. Оперативники, изображающие цыган, откровенно скучали в
конфискованной повозке, ожидая сигнала начала операции неподалёку от дома Ольги
Семёновны. Ничего не подозревающая Ольга Семёновна крутилась возле самовара в
ожидании вечернего чая.

- Что, Марфуша, пить будем в приглядку или в прикуску?
- Давай с вареньем. Чай, сегодня воскресенье.
- С каким будешь? С брусничным?
- А давай.


     То были последние минуты относительно спокойной жизни - женщины неуклонно
приближались к водопаду событий, опрокинувшему и без того утлое судёнышко их жизни.