Звездопады из прошлого

 Я знаю, ты читаешь мои тексты. Украдкой, в глухую полночь, когда тени ушедших в царство Гадеса танцуют на площадях, не веря, что они - тени. Или перед неумытым рассветом, что маленькими шажками выходит из-за геометрии многоэтажек, и вглядывается в твое окно, боясь потревожить, как благовоспитанный ребёнок, проснувшийся раньше взрослых и потому старающийся не шуметь. Между этими двумя точками ты в очередной раз решаешь зайти ко мне в лес, где деревья тихо напевают о мирах, полных безмятежного счастья. Что я думаю об этих тайных вылазках, которые ты пытаешься скрыть, опасаясь, не будет ли подобное воспринято как слабость или блажь? Знаешь, нас связывает только это и общая память. Повод ли это для грусти? Да, для тихой, как воды широкой степной реки, грусти, куда ночами падают серебряные капли звёзд. И мы по разным ее берегам, только изредка наши взгляды встречаются на этих шипящих небесных слезах, так быстро скрывающихся под толщей холодной воды. Мы оба знаем, что никогда не будем вместе, только в эти мгновения, и никогда больше наши взгляды не пересекутся, никогда не остановятся, не сольются в тот вихрь, в тот столп энергии, в танец надежды, как было прежде, много лет назад. Никогда мне не вдохнуть цитрусового аромата твоих волос, не ощутить тепла ладони, не обнять за плечи у темного окна, пытаясь предупредить тот волшебный миг, когда фонари города синхронно погаснут, принося улицам блаженное беспамятство. Поэтому я все чаще упоминаю в текстах падающие звёзды. Хитрая уловка, позволяющая почувствовать за пульсирующей мембраной слов твои серые радужки глаз, точечки зрачков, а дальше - огромный мир, учивший меня ласке, доброте и любви. Первой и самой светлой в жизни любви. Я помню весну, что раскрошила нас в "я" и "ты", тот мокрый апрель, с невидимыми соловьями, исступленно молящимися на прострелянное луной небо. И те его тревожные ночи, яростные молодым ветром, богатые на ход тяжеловесных поездов, растаскивающих наши души по мрачным пустыням недомолвок и пепелищам глухого раздражения. Как было больно в груди сердцу, как оно жалось дрожащим кутенком к бетонной стене определенности, что всё, всё закончилось, что глупо уповать на молнию в средине апреля, способную прорезать густую серость туч и вонзиться в безмолвный труп умирающей между нами нежности. И мы смирились, сжились с тем, что разошлись, и продолжили дышать, сначала тяжело, как после наркоза, но потом легче, чаще, чище, и вот - боль отступила, и вот - ее не стало вовсе. Глупо зацикливаться, не продуктивно пережевывать прошлое, советуют мудрые психологи и опытные в разлуках друзья, куда выгодней переставать смотреть фильм при первом появлении финальных титров, хоть без них его бы и не было. Надо двигаться дальше, подминать под себя горизонты, искать новые чаянья, избавляться от груза гниющего минувшего. Да, но я знаю, что ты читаешь мои тексты. Считай безумцем, но они сами мне об этом поведали. Следы твоего внимания ягодками красной смородины лежат на белом бархате, которым я выстилаю промежутки угольных сот. Читаешь даже с большим интересом, чем раньше. Знай же, я пишу их для тебя. Все, без исключения. Это - наше единственное настоящее. Фатальное, как строчки из песен Александра Васильева. Трагическое, как романы Хемингуэя. С надрывом, как поэзия Цветаевой. Настоящее стоящее на вере в то, что ты читаешь мои тексты. Мне ничего не остается, как видишь. Поэтому тут, в конце, я призываю небо исторгнуть миллиарды звёзд, я молю, чтобы его рвало остроугольными дочками Космоса до потери сознания, пусть воздуха не будет видно за звёздами, пусть они падают целую вечность. Потому как за этой завесой из мерцающей фольги, из ослепительного потока, за этим безумным фейерверком - серые глаза, завороженно смотрящие на эпилепсию звёздопада, и улыбка с ямочками на щеках, и знакомая фигура. Я знаю это, я пишу тебе, ты читаешь, и мы вместе, мы - одно целое, и никак иначе.