Путь Северной Кореи и друг-фонарик

   

    — А что это вы,  Марина Петровна, покинули свою малую родину, рискну и позволю  себе задать такой вопрос.  — Спросил   Владислав Николаевич и вперился взглядом орла или сокола, имитирующего светящийся фонарик, прямо в глаза своей собеседнице.

    Он вообще, этот политолог и преподаватель таких же наук, очень  любил повторять, как ему нравится, словно на допросе в гестапо, а лучше,  в подвалах   Лубянки,  светить фонариком в лицо человеку, будто, что-то это изменит, и тот сразу расскажет всю правду и всю неправду, что было и чего не было. Просто Владислав Николаевич,  приехав в 90-х из южного Таджикистана, в центральную часть России,  по причине невозможности сразу нормально обустроиться, предложил свои услуги,  нет, не политолога, а того фонарика,  тем,  кому это  надо, и соответственно, нахватавшись разных привычек, как   при просмотре фильма «Семнадцать мгновений  весны», стал сразу в собственных глазах страшно крутым, почти агентом спецслужб, чего на самом деле не было, он в действительности работал просто фонариком, совершенно бесполезным таким, хоть и  ярко светящимся.

Потому что его знания политологии упирались в основном,  в информацию  о хоругвеносцах  и в  их деятельность. Правда,  он не очень любил упоминать  этот факт из своей биографии, о хоругвеносцах и своей дружбе с ними,   о которых он, если что, если его спрашивали,  то он -  что вы, что вы, и   ни-ни, ни за что и никогда. Это я  так, случайно   постоял  рядом с  их  флагом, подержавшись за его древко,  и с братьями Караджича, коими они себя именовали, эти хоругвеносцы,   во время их очередного пикета у Сербского посольства, где они ратовали за освобождение Караджича, они ведь были  его кровными братьями, не абы кто,  вывесив для верности,  не только свои бело-жёлто-чёрные знамёна, но и повесив на грудь иконки и плакатики  с надписями, гласившими: «Русский народ с Караджичем», «Караджич  - национальный русский герой» и прочие, требуя свободы своему брату.
Собственно, и сам Владислав Николаевич там был, и  мёд,   водку пил,   по усам его   текло и в рот  даже  попадало, потому что следом, он ещё и в  должность секретаря их партийки,  под названием «Союзный союз» вступил,  и тогда же, уже,  будучи в этой значимой должности,   их ответственного  секретаря, баллотировался в депутаты гос.  думы.

Но всё равно,  спустя какое-то время, он, если что - вы что,  вы что, я ни-ни, ни за что, как вы могли,  о таком,  обо мне подумать. Я же ваш лучший друг. Как  в том мультфильме советских времён, тот бегемот, который вечно показывал свой толстый зад и такую же спину, и   тоже всегда был самым- самым  лучшим другом девочки.

    И  девочку  Марину  Петровну, уже совсем не девочку,   этот  самый настоящий друг тоже удостоил своей дружбы. Правда, на дважды заданный ею вопрос, о том, когда же его,  Владислава Николаевича  поздравлять, так и не ответил, хотя в анкете, когда баллотировался, указал   дату своего  рождения, ведь ему тогда и  паспорт пришлось предъявить помимо остальных  документов.

 Цели-то общения у него совсем  иные были, не день рождения вместе с лучшим другом  праздновать. Собственно и ясны они, эти истинные  цели,   стали довольно быстро, не успел Владислав Николаевич  со своим предложением дружбы  подкатить к женщине, что совсем не девочкой давно  была.

Правда,  они ещё успели чисто по-дружески поговорить о том, как же сложилась жизнь у каждого из них, обсудить судьбу  их общей родины, России, тогда же великий политолог и такой  же препод., а на самом деле просто  фонарик, и поведал ей    свои сокровенные мысли о том, что им надо бы по пути Северной Кореи пойти, для улучшения их уровня жизни. Правда,  чуть позже исправился,  и уже заявил, что не дай нам бог,  повторить пример той страны. Он же был всё же,  в первую очередь,  политолог, правда,  на букву «п», что  означало -  плохой политолог. Но сам об этом он не знал и даже не догадывался, потому и мысли у него   такие бродили,   в его политологической голове,  по поводу Северной  Кореи.

Но, как говорится, дружба дружбой,  а служба службой и потому вспомнив,  что он ещё и светящийся фонарик,  Владислав Николаевич и задал тот вопрос,   про  отъезд с малой родины,  на который получил следующий ответ:

     —  Я надеялась, что общаюсь, если и с непорядочным, но хотя бы с образованным человеком, но заданный вопрос, просто оказался  диким  для того, кто именует себя политологом и этот же предмет преподает студентам.  Наверное, всё упирается в путь Северной Кореи, по которому сначала нам надо пойти,   а  потом упаси вас Боже.

     Из 45-ти  человек моего класса, 5 осталось на месте, остальные – покинули.

    С 1991 по 2011 я являлась лицом без гражданства  — апатридом. Не покидала,  по причине наличия в живых родственников,  тех, кто мне,  на самом деле,  жизнь испоганил.

   Ну,  кому-то такое будет не понятным,  но это были мои прямые  и не прямые родители,  и  к тому же,  престарелые родители, и я считала,  что до конца должна выполнить свой долг, то есть проводить всех в последний путь,  как оно полагается у нормальных людей, а не у подлецов  и  у  подонков.  Как  и за отцом, который  меня в пять лет бросил, оставил на той самой малой  родине,  и жил на этой стороне границы, приехав сюда, ухаживала,  тоже считала  своим  дочерним  долгом, хоть он и негодяем  был по всем статьям.

Может при всём этом,  я и дура, но не сволочь.
 

                ***


   А теперь официальная информация, которую должен знать человек, именующий себя  политологом, или хотя бы  иметь чёткое представление, чтобы не задавать идиотских вопросов, если откинуть иную причину данного заданного вопроса.



                ***

 
   И следом шла вся та информация, полностью  подтверждающая  все слова, сказанные  женщиной выше, к которой она только прибавила уже следующий  вариант развития будущих событий,    и  в которых Владислав Николаевич стал просто центральной фигурой. А сказала она следующее, ориентируясь на выложенную  информацию для политолога, начав со слов «Считаю, что это совсем  не те причины,  чтобы покинуть и...

   И продолжила:

     —  И  потому вы вполне себе можете туда съездить, а я уж как-нибудь вместо вас тут поотдуваюсь на поприще нищеты и дискриминации,   и пожить там,  а года через два или даже раньше, не боясь выглядеть идиоткой,  я задам вам тот вопрос, который вы задали мне сегодня.

 А может,  вам там так понравится,  так приживётесь, начнёте даже на языке коренной нации говорить, там таких  русских продажных хватает, что мило ассимилировались  в чуждую им,   на самом деле,  среду,  выучите их рукой написанную сказочную историю,  присягнёте на лояльность их государству, и  станете  их полноправным гражданином,  и таким же  членом их общества…

 А там, глядишь,  предложите им пойти по пути Северной  Кореи, вдруг у  них,  с вашей лёгкой руки,  получится  поднять  свою  несуществующую  экономику, навести  порядок в стране, отделиться от Евросоюза, стать суверенным государством с авторитарной и тоталитарной  системой правления,  а вы в ней, вот это перпективка -  самый популярный политолог, или даже нет,  один единственный на всю их огромную страну, найти бы только ещё  её, эту великую  страну,  на карте мира, но ничего, когда вам установят  за заслуги  памятник посмертно, все благодарные  товарищи латыши и прибалты осветят это событие, как международной важности,   в СМИ и на вашем имени сделают  себе мировую  популярность. И возможно,   даже переименуются в Северную Прибалтику, на примере Северной Кореи, если быть похожим, так уж во всём, без исключения.

Правда, подобный сценарий  уже описал до меня Курт Воннегут в своём произведении «Колыбель для кошки»

   Но тут, Марина Петровна,  вспомнив, что он никакой не политолог и даже не  на букву «п»,  а простой фонарик, прибавила, глядя Владиславу Николаевичу прямо в глаза, как он это сам  любил:

        —  И уж, извините, что не оправдала ваши надежды, не дала заработать на  моём попорченом вашими грязными руками имидже,  в долг просто больше брать не собиралась,  ибо знаю, бойтесь данайцев, дары приносящих.

  И тут же свет фонаря погас, занавес опустился, потому что и  сцена опустела. Потому что,  никто не захотел вызывать актёров на бис, чтобы ещё раз прослушать  грустную  историю о  том, почему Марине Петровне пришлось уехать с той самой   малой родины, как выразился Владислав Николаевич, где она родилась и выросла, о причине отъезда с которой так хотел узнать её самый лучший друг,  упорно забрасывая её письмами с вопросом, который и звучал так, как в самом начале, когда Владислав Николаевич привычно светил в глаза своим фонариком, ощущая  себя на допросе в гестапо или ещё где, что было совсем не важно, важно было то, что он спросил:

     —  Рискну задать вопрос, что заставило вас  покинуть вашу малую родину?

  Но    ведь и Марина Петровна  тоже могла, на самом деле,    задать ему   тот же вопрос,  почему малую родину покинул, как и у  тысяч   бывших советских граждан бывших союзных  республик  поинтересоваться - а зачем?

      Но ведь,  они были вроде,  друзьями, так, во всяком случае, не уставал повторять Владислав Николаевич,  вон, и с деньгами он  выручал  её  ни  раз, и потому был приблизительно  в курсе того, что женщина   там оставила, не только могилы своих родственников, а здесь её  ждали ещё живые, и всё равно  спросил о  таком.
 
Он, общаясь с Мариной Петровной, называя  её своим лучшим  другом,  даже не  заметил,  что у неё  здесь часть семьи находилась  на момент её  приезда сюда, или был  столь не внимателен  в общении, что всё же  не приметил, столь важной детали, которая и могла бы объяснить всё,  почему она  здесь, а не там..? Или всё же он был,  в первую очередь,  тем фонариком, и всегда помнил, что дружба дружбой, а служба службой и что второе важнее?
 
 Зная, что  её  родной язык -   русский, на котором она   не только   говорила,  но и писала,  а он же,   вроде, политологом являлся,  и должен  был бы   знать, что в бывших союзных республиках происходит и происходило,  потому-то его самого   и   не было давно в Таджикистане, потому что в  живых  предпочёл   остаться и на своём продолжать говорить. И это юг,  а не тот север, о менталитете которого он, этот политолог,  как-то раз  пытался ей   сказать, говоря о регламенте, то есть ножички и вилочки достаются на раз-два, и,  не задавая лишних  вопросов,  всаживаются  по самое не могу.
 
   Просто у Марины  Петровны  хватило тогда   такта, не копаться  в  чужом   шкафу, полном разных  скелетов. А  он, этот фонарик,   будучи слегка в курсе   того,  что она  там оставила,  счёл  себя  вправе,  «рискнуть» и задал  ей  такой, на самом деле,  сверх не тактичный и   сверх наглый  вопрос, и  в то же время,  банальный до невозможности,    заведомо понимая, что при этом   может задеть  в ней  её  болящие струны, исходя из того,  что с этой женщиной  происходило  на той территории, той,  бывшей союзной республики.

    И всё же, спустя какое-то время,  она ответила ему на его вопрос, сказав, что уехала оттуда, потому что   надеялась встретить  здесь, в России,  людей, с похожей судьбой,  которым будет всё  понятно, и которые не станут спрашивать, с чего это она  здесь,  а не там, а нарвалась,  в основном,  на  подлецов  и  негодяев, - заключила тогда она, однозначно  дав понять,  какого она,   в действительности,   мнения   о своём лучшем  друге- фонарике.

  Который сидел сейчас с поникшей головой, понимая, что его просто давно раскрыли, что больше никакие ответы на свои  вопросы, требующие незамедлительных   ответов,  он не получит, что никого там не подвергали  преследованиям, никто не продался и не бежал оттуда по политическим мотивам,  что всё  было   гораздо тривиальнее, и что  таких там,  что бежали и бегут  до сих пор, включая коренную нацию,  больше, чем пол  страны.

Он сидел и думал о том, что облажался,  возомнив себя фонариком,  думая,  что ему полностью  доверяют и что,  наконец,  можно  напрямую, даже ничем  не рискуя,   узнать то, что больше всего его   интересовало.

  И потому,  ему ничего не  оставалось, как мечтать теперь об ином сценарии старого спектакля, где он всё равно будет фонариком,  но и не только, ведь какое будущее ему нарисовала  Марина Петровна,  правда, больше не являясь его лучшим другом, она ведь ему так и сказала,  глядя прямо  в глаза, «простите,  что не оправдала  ваши надежды»,  зато теперь он имеет возможность самолично скататься на её  малую родину и устроить там,   из неё,  Северную  Корею, только вот есть небольшие опасения что, если вдруг вернётся обратно, то уже фонариком работать не сможет, потому что ему самому придётся отвечать  на вопрос,   не почему покинул, а зачем поехал и зачем под носом у настоящей, а не малой родины,  устроил таки Северную, только  уже не Корею, а Прибалтику, нам и с той проблем хватало, с теми четырьмя натовскими самолётами,  чётко охраняющими границы той страны, нашей  бывшей союзной республики, которой больше нет, но почему-то такие вот, фонарики всё туда стремятся попасть, а лучше бы изучали они   свой  предмет, политологию,  как надо, чтобы не только вопросы идиотские не задавать, но и про Северную  Корею не говорить, по пути которой нам надо сначала  идти,  а потом -  упаси вас   боже, что вы, что вы,  я ни-ни, я ведь уже облажался и не только с хоругвеносцами,  а и   с тем, что называется порою дружбой и людьми, желая стать самым лучшим другом,  а побыл только  фонариком, но я  ведь  так об этом мечтал, всю свою сознательную жизнь, быть как те, что в «Семнадцати мгновениях весны» вели допросы,  светя в глаза фонариком…

20/04/2018 г.

Марина  Леванте
 


© Copyright: Марина Леванте, 2018
Свидетельство о публикации №218042000601