На круги своя. Глава 13

Близкие люди




Он  вспомнил, как бывал в тех местах.  Алик Бурмакин там оканчивал школу,  жил у брата Юры, начальника местной шахты. В центре города Полевского действительно возвышалась Думная гора, где когда-то, согласно сказкам Павла Бажова, стояла избушка дедушки Слышко. Гумешки находились на окраине города, там добывали медь и малахит. Поблизости от Гумешек находился Зюзельский рудник по добыче медного  колчедана и известная по сказкам Бажова Азов-гора. Гору Саша не запомнил, а вот местный клуб, где они с Аликом шумно отдыхали, и даже устроили под барабан небольшой джаз-банд, в памяти остался.
Осталось еще много другого. Судьба распределилась так, что Алик Бурмакинин. стал, как бы спутником по жизни. Трудно сказать с какого времени возникла эта привязанность, но, сколько Александр помнил себя, столько помнил и его. А началось все с совместной вылазки в огород соседа Трехмоненко, бывшего начальника мехцеха Малышевского рудоуправления, где рос сочный горох. Свой, наверное, к тому времени  они уже съели.

Детство Алика, как у всех родившихся после войны, было не простое, но все же достаточно устроенное.- родители его относились к местной номенклатуре: отец главный бухгалтер леспромхоза, а мать — главный врач больницы. Единственный и поздний ребенок у мамы Олег находился под особым вниманием, если не сказать надзором. Особое положение родителей, мешало ему быть как все. У мамы врача он часто "болел", частенько получая справки с освобождением от занятий. Потому с дворовой ребятней он поначалу не общался, питался усиленно, имел округлую конфигурацию лица и соответствующую кличку «Алька — кралька». Что-то в нем было и восточное: полные губы, раскосые темные глаза и уши торчком. Китаец и есть китаец. Фамилия у него была мамина, и отец Петр Георгиевич Зорин расшифровывал ее так: Бурмакины — это маканые, то есть крещеные, буряты. Бурятом Алика не звали, а китайцем бывало дразнили. Почему китайцем? Дело в том, что тогда китайская тема постоянно присутствовала. Только и было разговору вначале о неразрывной дружбе СССР с КНР, считавшую нас «старшим братом», а потом о предательском их курсе.

Из тепличных маминых забот в обычную жизнь Алика выводил отец. Он приобщал его к рыбалке, к охоте и таежной жизни, учил владеть техникой: водить мотоцикл, автомобиль. Положительное на него влияние оказывали старшие братья Юрий, Георгий и Борис по отцу Зорины, которые выросли в военное время, без отца и матери и знали почем фунт лиха.
До 50-х годов Юрий и Георгий были иногородними - жили и учились врозь в Севастополе и Мариуполе (Жданове)  у сестер отца Петра Георгиевича Зорина. Сам он воевал, а мать их погибла от рук бандитов в сибирской глубинке, откуда вышли все Зорины. С переездом их определили в Асбестовскую школу № 1. Стояла она тогда в районе водонапорной башни, от которой начинается ул. Калинина. Ранее там был центр города, все было первое, там же находился и магазин № 1, куда Александр частенько заглядывал с теткой Татьяной. От улицы Чапаева, где она жила, рукой подать.

Приехавшие с юга старшие Зорины  с местными ребятами не ладили и в клубе "Красный горняк» в поселке Изумруд у них возникали стычки вплоть до мордобития. В таких случаях поселковый уполномоченный Карпов, что жил на Клубной улице, звонил главному врачу поселка, Клавдии Петровне Бурмакиной (Зориной), их приемной матери,  и просил урезонить братанов.
Тетя Клава человек был строгий по военному. На фронт она ушла добровольцем еще молодой девушкой, не закончив Свердловский медицинский институт. Ушла не без подсказки старшей сестры Зины, которая  в то время уже имела отношение к партийным органам. 
- Все равно заберут, - объяснила она ей, - а если пойдешь добровольцем, семье будут льготы.
Были ли льготы не известно, а вот с курса, на котором училась Клава, ни один парень, из ушедших на фронт хирургами, не вернулся. Она  войну, как в повести Пановой «Спутники» (фильм "На всю оставшуюся жизнь"), прослужила в  эвакогоспитале. С ее окончанием осела с госпиталем в Томской области, став его начальником, где познакомилась с Галиной Зориной, начальницей местной психбольницы – сестрой Петра Зорина, будущего мужа  и отца Олега.  Петр Зорин в это время вернулся с фронта, жил недалеко от города Тайга и через свою сестру познакомился с Клавой. Так и образовалась семья Зориных - Бурмакиных.

Госпиталь тети Клавы находил в 15 км от  на ст. Тинская Томской железной дороги, в бывшем пионерском лагере. С с фронта следовало семь вагонов, прибыло только два. Все раненые умерли от ран, от голода, да и медицинских инструментов и лекарств никаких не было. Начиная с Куйбышева нигде не принимали, все было забито до предела, вот и везли раненых до середины Сибири.
Клавдия Петровна о том времени рассказывала:
- В госпитале была лошадь с бричкой, на которой я выезжала к больным в своей округе. Был в госпитале и медведь, которого подарил бывший больной лесничий. Медведя держали на цепи, привязанной к столбу.
- А как же психи, - спрашивали мы, - они медведя не боялись?
- Психи, это не у меня, а у Галины Зориной, да и там их было раз два, и обчелся – не  больше чем за пределами больницы. Не все добровольно записывались на фронт и сражались за нашу  победу,  были и такие, которые притворялись больными и контуженными.

Первая жена Петра Георгиевича Зорина до войны работала аптекарем, а фамилия у ней была Золотарева, погибла от рук уголовников, когда он воевал еще на Финской. Когда в реке нашли ее труп, то обнаружили отсутствие одного пальца на руке, на котором было обручальное кольцо. 
Петр Георгиевич Зорин успел до войны окончить техникум по специальности бухгалтерия. В войну учился на танкиста, но по счастливой случайности в эти войска не попал, а служил в армейской разведке. Много интересного рассказывал Олег о фронтовых буднях отца, но не запомнилось. Остался в памяти момент о том как  возвращался дядя Петя домой. Победители начистились, нагладились, - готовились к торжественной встрече, а их на первой советской железнодорожной станции встретили голодные ребятишки, с протянутыми руками. Дети победителей просили подаяние, а немцев в то время кормили до отвала солдатской кашей. Как-то в России все шиворот навыворот, чужих больше любим и холим,  чем своих. Горазды показаться щедрыми за счет, как сейчас говорят, своего налогоплательщика
После войны дядя Петя за откровенные разговоры, а может еще за что, попал в лагерь, на лесоповал. Благодаря  бухгалтерской профессии, устроился там достаточно терпимо и даже вывел лагерь в число передовых. С его слов, «кум» то есть заместитель начальника лагеря по оперативной части, бегал по его заданию за поллитровками. Может и так, только поэт Борис Алексеевич Чичибабин о своей «людоедовской» эпохе написал так:

                «Поэты были большие, лучшие
                Одних убили, других замучили.
                Их стих богатый, во взорах молнии
                А я – бухгалтер, чтоб вы запомнили
                Тружусь послушно, не лезу в графы я.
                Тюрьма да служба – вся биография.

Однажды в лагерь, где находился Петр Зорин, приехал корреспондент готовить статью о быте заключенных. Опрашивал он и детей, как сейчас говорят, обслуживающего персонала. Один из мальчиков на вопрос:
- Кем ты хочешь быть? Ответил:
- Выводным.
Ни танкистом, ни летчиком, ни популярным в то время шофером, а выводным. Вот какое время было! В «холодное лето 53 года» Петр Георгиевич вышел из лагеря где-то под Бирюсой в Иркутской области. Тетя Клава проживала рядом, там и родился у нее единственный сын, хотя Олег утверждает,что он из Свердловска. Клава переехала к своим родным на Урал. Место для службы помогла подыскать все та же сестра Зина. В это время она уже работала в Свердловском обкоме партии.
Поселок Изумруд не сравнишь со  Свердловском, но были и плюсы. Предприятие под названием «Химцех», по другому «Почтовый ящик № 3», хорошо обеспечивалось, и деньги платили приличные. Имелся в поселке и свой Леспромхоз. В лагере Петр Георгиевич вел бух-учет на лесоповале и здесь устроился в леспромхоз, в котором проработал до последнего дня главным бухгалтером. Жили Зорины-Бурмакины первоначально при больнице, рядом с предприятием. Олег, а для Саши Алик, надышался разных производственных газов и заболел. Это было перед школой или уже когда он ходил в первый класс. Сначала думали туберкулез, на самом деле оказалось профотравление.

Петр Георгиевич ушел из жизни рано. Его сестра Галина, проживающая по - прежнему в Крыму, поедет к нему на могилку. На одной из станций, где-то около Волгограда, сорвется с подножки вагона и попадет под рельсы. Без ног проживет совсем не долго. В таких случаях говорят: «Брат позвал сестру к себе».
Квартира Зориных-Бурмакиных на улице Крупской привлекала необычной для рабочего поселка обстановкой: в углу большой комнаты стоял редкий телевизор «Темп-2», на стенах ковры а поверх их висели ружья, на столе и трюмо стояли красивые статуэтки, часы, и что особо Саше запомнилось, металлический календарь, который при вращении менял число и день недели и картина на стене, изображающую женщину на коне в дорогих одеждах.
У друга была своя комната, фотолаборатория, оборудованная в кладовке. Была даже мелкокалиберная винтовка, которую дядя Петя приносил с работы поучить ребятишек пострелять. В то время победившая в ужасной войне страна, ничего и никого не боялась. Перестраховка, государственный мандраж и лозунг «не пущать» появились в 70-е годы, когда революционный и воинских дух окончательно выветрились. Именно тогда начался застой и боязнь всего и вся. К власти в стране пришли чиновники-конторщики, по большей части политработники. Вернулся лозунг людей в футляре – «как бы чего не вышло». Разве сейчас можно вот так запросто взять в ДОСАФ винтовку, пачку патронов и пострелять за огородом по мишеням на столбах? А если заглянуть еще на тридцать лет назад, в историю о «Ворошиловских стрелках»? Да, что там говорить! Ушло время  военной романтики, а пришло, прямо скажем, протокольно-застольное с лозунгом «Как бы чего не вышло».

Дядя Петя прошел по многим дорогам войны, многое испытал и ничего не боялся. При случае бывал резок и никому обид не спускал. Случалось выпивал и под горячую руку доставалось и близким. Им приходилось срочно ретироваться и уходить к соседям. С соседом Трехмоненко жил, мягко говоря, на ножах.  Проблемы чаще касались детских шалостей с тем же горохом на огороде, баловства на общем сарае, который назывался сеновалом, хотя ни у того, ни у другого живности и сена не было. Конфликт соседей дошел до того, что однажды, когда Зорины-Бурмакины находилось в гостях у своих хороших знакомых Михайловых, Трехмоненко, по утверждению Олега,  с ружьем ждал их возвращения в засаде.  Спрятаться было где.
Поселок Изумруд в 50-е годы не отличался особым благоустройством. Разбитые дороги, грязь, деревянные тротуары. Был такой, с некоторыми разрывами, от нашей школы, что стояла напротив столовой предприятия . Однажды друзья поссорился из-за какого-то пустяка. Разозленный Алька помчался догонять обидчика, а Саша взял и бросил ему под ноги свой брезентовый с карманами портфель.  Сначала упал портфель, потом на доски тротуара рухнул Алька. Сколько было царапин, заноз и слез у их обоих!

Этот случай быстро забылся, потому что случился новый. На этот раз Алька, когда друзья толкались на берегу пруда под названием Свининка, поскользнулся и упал в воду. Осень, холодно, берег подмерз и стал скользким, вот он и скатился. Хорошо рядом проходил мужчина, который помог свалившемуся выбраться на сушу.
В то время излюбленным местом рыбалки во всей округе был пруд Шамейка. Рядом маленькая деревенька, на берегу и на воде лодки. От названия поселка попахивало  шаманством.  Малышня же пруд и поселок называла по песне Робертино Лоретти «Джамайка». Пришлые рыбаки обычно рыбачили с берега. Так раньше и Саня промышлял с удочкой по укромным местам. А тут представился случай побросать спиннинг, да еще с лодки. У дяди Пети были местные знакомые Абаскаловы, с которыми семья Алика ранее жила на Крупской по соседству. Жили не очень дружно, так как хозяин по вечерам имел привычку чинить обувь, при этом, стучал изрядно. Дядя Петя крайне возмущался, дело дошло до устройства в коридоре перегородки и отдельного вхожа в квартиру. Разгородиться не успели. Абаскаловы купили на Шамейке дом с усадьбой и отношения, бывших враждующих сторон, резко перешли в дружественные. Что послужило причиной, трудно сказать. Можно только догадываться, что главную роль сыграла рыбалка. Пруд,  лодка у Абаскаловых, можно где остановиться. Об этом Петр Георгиевич ранее только мечтал.

На Шамейку Саша с Алькой пришли пешком, зашли к знакомым, договорились насчет лодки и пошли на берег. Сразу возникла неприятность, кто-то  неудачно наступил на доску и перевернул, стоящий возле лодки, бидон с керосином. Вторая неприятность случилась уже в лодке. Рыбы не поймали, а вымазались как черти. Лодка накануне конопатилась, просмолились и рыбаки. Керосин вылили, и отмыться было не чем. Кругом неудачи.
Когда обедали у знакомых, вновь происшествие. Похоже, что Саня оставил во дворе удочку с наживленным на крючок червяком. Рыба не клевала, а курица тут как тут. Хозяйка,которую звали Серафима, а по простому, Сима, бросила чашки, ложки и с криком бросилась во двор ловить курицу, которая таскала за собой удилище с длинной леской и кричала, как будто её режут. Так и решили сделать, зарезали  — курица лишилась головы. Пришлось рыбачкам время на обед резко сократить и быстрее уходить с глаз долой. Удочку оборвали, курицу зарубили на бульон с лапшой, ничего не оставалось как начать бросать спиннинги с берега.
 -Не боись Саня, бросай уверенно и подальше. Леска у папы  универсальная, а блесна не зацепляющиеся.

 - Это как?
- Вот, полюбуйся, - он нагнулся, взял в руки замысловатую блесну, нажал на нее с двух сторон и продемонстрировал выдвинувшиеся крючки.
- Пока щука не схватит, крючки не сработают, а значит и цепляться не за что. Понятно?
- Понятно, ответил Саня.
Начали бросать с берега, потом вышли на плотину пруда. В итоге, способностей у них оказалось больше чем у изготовителей блесен, они все же зацепились и не просто за корягу или траву в воде, а за провода высоковольтной линии, которые висели над прудом недалеко от плотины.
Пытались блесны освободить, но не получалось. Алька побежал к знакомым просить лодку. Намерение было такое, подплыть к высоковольтной линии и подергать спиннинги с другой стороны. Саша остался ждать на берегу с двумя спиннингами. Прошел час, другой, стемнело и стало холодно. Он начал  ругать Альку, на чем свет стоит всеми знакомыми словами. Вдруг  в сумраке послышались всплески от весел и крик:
- Сашка ты где?
- В бороде, вот где, - со злости выдал Сашка, - ты, что сдох, что ли, только за смертью тебя посылать.

Друг молчал. В это время он подгребал к провисшим проводам и пытался мокрым веслом до них и до блесен дотянуться. Тут, как гром среди ясного неба, сзади раздался громкий крик дяди Пети:
- Ну, все,  последний раз!.
- Брось подлец весло,  куда ты с ним лезешь,  ведь тебя убьет,  паразит ты эдакий,- и далее  произнес разные  не переводимые выражения.  Подошел к Саше,  взял спиннинги, и одним махом оборвал  на обоих леску.
Как позднее выяснилось, Альку, дома потеряли, дядя Петя взял в гараже дежурный в леспромхозе автобус и приехал на Шамейку.  А они тут «висят» на высоковольтной линии. Хорошо, что живы остались. Однако неприятности  на этом не закончились.
Однажды Саша пришел к Алику посмотреть на обновку. У дяди Пети, появился велосипед с мотором, сокращенно - мопед. Первый на улице Крупской, а может быть и во всей поселковой окружности. Алька в технике разбирался, не то, что Сашка - любитель книжек и домашних животных, и уверенно предложил прокатиться. Велосипед выкатили из-за ограды на дорогу, завели. Только Саша успел запрыгнуть на заднее сиденье, как на козла, как Алька помчался по ухабистой улице. Он чувствовал себя королем и потихоньку прибавлял газа. Увлеченные необычной поездкой, друзья совсем забыли об опасном перекрестке. Когда вспомнили, было уже поздно - на них с горки, со стороны двухэтажек  наезжал желтого цвета автобус. Что было делать? Алька успел крикнуть:

- Саня, прыгай!
Легко сказать. Его же от страха сковало и он еще крепче уцепился руками и ногами за все, за что только можно было держаться. Водитель автобуса вовремя заметил летящий сбоку мопед с двумя смертниками и успел нажать на тормоза. Завалившись на левый бок, мопед с друзьями, не только по несчастью, закатился с грохотом под правое переднее колесо автобуса. Картина произошедшего выглядела так: бледный шофер, грязные и побитые испытатели новой техники и тяжелораненый мопед. Левая его педаль  приняла на себя основной удар и скрутилась в бублик. Она и спасла  ноги гонщиков от возможных переломов.
Что дальше было, лучше не вспоминать, только еще долго после случившегося, Саша не появлялся у приятеля. В школе общались, ну а чтобы к нему домой, ни-ни.
Однако все проходит и забывается. Мопед отремонтировали, в огороде картошку и прочее посадили, настало время ехать на рыбалку. И вот как-то Алька  говорит:
- Мы с папой собрались ехать на Рефт, на Горелый мост, поедем с нами.
Чего не поехать, когда приглашают. Саша отпросился у родителей, начали собираться. Взяли разные пожитки, снасти. Перед отъездом дядя Петя ребят проинструктировал:
- Вы на своих велосипедах-вертушках дуйте вперед, а я на мопеде вас догоню, вопросы есть? - спросил он по военному.
- Никак нет, - ответили они так же четко и уверенно.
- Вот и хорошо, будем считать, что договорились, -  и дал команду к машинам.
Саша и Алька забросили рюкзаки за спины и в путь. Проехали свою улицу, затем родные для обоих двухэтажки, где и Алику пришлось одно время проживать, и покрутили в сторону Асбеста, поглядывая друг на друга. Саша думал, что Алик знает, где находится этот Горелый мост, а Алик, как выяснилось позднее, надеялся на него.
- Саша, в свою очередь, размышлял - Рефт река не широкая и не особо длинная. Горелый мост это не у нас, где косим сено и не рядом, иначе я бы знал,  мост через Рефт только один - у города, значит туда и надо ехать.
Подъехали к речке.

- Смотри Сашка, - показал на мост Алик, - вид-то у него  действительно  подкопченный, недавно видно горел.
- Значит, он и есть, давай располагаться.
Снарядили удочки, забросили наживку и стали рассматривать  поплавки и противоположный высокий сосновый берег. Час прошел, другой, от поплавков глаза устали, а рыба и не думает клевать. И дяди Пети нет, начали возникать сомнения туда ли приехали. Посидели еще чуть-чуть, смотали удочки и двинулись обратно тем же маршрутом. К обеду прибыли домой, аппетит накрутили отменный.
Одна мысль, чтобы съесть. На кухне у Альки достали все вплоть до соленых зеленых  помидор,  как вдруг с улицы, через открытое окно  послышался голос дяди Пети:
 - Где эти проклятые недорезки — рыбаки? Чтобы им пусто было, чтобы я еще хоть раз с ними связался. Да не в жизть!
Тут уж не до помидоров. Сашка быстро в сени, через забор и ползком между картофельных борозд добрался до проулочного забора, перемахнул через него, только его и видели. На следующий день Алька ему  рассказал:
- Мост-то где мы с тобой рыбачили, оказался совсем не тот.  Он никогда и не горел, а который горел, находится в другой стороне. Папа до него добрался, искал нас повсюду, кричал, таскал за собой по кочкам свой мопед, ноги все сбил и вдобавок втулку колеса сломал. Обратно добирался пехом, без рыбы, но с большим желанием надрать нам уши, а может еще что-нибудь.
- Досталось тебе, небось, за двоих? - спросил приятеля Саша.
- Было дело. Ничего, это же не впервой.

В подобных приключениях проходило каждое беспризорное лето. Однажды решили  свободу друзей ограничить, и определили их в летний лагерь отдыха при школе. Подробностей этого отдыха уже забылись, вероятно, ничего выдающегося, так как не запомнилось. Отложились в памяти только частые переходы через весь поселок из одной школы «маленькой» в другую «большую», скорее всего от нечего делать. Шагали не просто так, как показывали в кино отступающих солдат, а торжественным маршем со знаменем, под звуки горна и  дробь барабана.
Алик, как рослый мальчик, был знаменосцем, а Саша – барабанщиком. И вот однажды, когда друзья под знаменем и под треск барабана возвращались домой, а им  разрешали пионерские святыни забирать на ночь домой, в проулке им повстречался бык из поселкового стада. На усталого  животного, которое возвращалось домой, красное знамя, и барабанный шум подействовали крайне отрицательно. Он вначале заревел, забил ногой о землю, а затем ринулся на шустрых пионеров. Они только-только успели с большого разбега перескочить через забор соседского огорода, как бык уже бодал изгородь.  После кратковременного, но сильного испуга пионеры долго смеялись и не только в тот раз, но и много позже, когда вспоминался этот случай.
 
Бык для Саши был почти священным животным. Дело в том, что в его обязанности входило встречать  и провожать корову в стадо. Чаще выгоняли скотину в загон у карьера, иногда в сторону лесозавода. Бык присутствовал в обоих случаях и своим ревом наводил  на Сашу тревожную жуть. Быку он тоже определенно не нравился и один раз ему пришлось даже забираться на дерево, чтобы не попасть на его рога. Забот с коровой хватало. Иногда она пропадала и ее приходилось долго искать в лесу. Бывало и такое, что никак нельзя было ее загнать домой.
 -Да, она же тебя и в хвост и в гриву, - смеялся поселковый, без левой руки с войны, пастух дядя Степа.
 -Легко ему с длинным хлыстом, которым он щелкал-стрелял как из ружья, - злобился Саша. Попробовал бы сам загнать эту прорву с легким прутиком. Однако, порядком натренировавшись, Саша однажды пригнал домой чужую корову.  Мать зашла в стайку доить Чернушку, а там живность совсем чужая. Вот смеху-то было!