Обнажение реальности

Не все любят наготу. Обычно стесняются. Некоторые порицают. Любящие голую натуру образуют класс нудистов. За пределами классов и морали двое близких не нуждаются в одобрении поведения и в демонстрации взглядов. Не до демонстраций.
 
Женщины лет двести назад носили панталоны, пышные юбки до полу, декольте было уместно только на балах. Стеснительность исчезает в сочинениях особого рода, там стыд прячется под скрипящими кроватями. Юбки задираются и под ними ничего не оказывается, никаких панталонов.
 
– Хорошо ли это?
– Тому, кто принимает участие, погружаясь в чувственное, задыхаясь и наслаждаясь… и затихая на мгновения… мгновения счастья… ему хорошо.
 
Одному запахи и неловкость, другому азарт близости, музыка волнения и образы чудные. Каждому своё.
 
Любовь – это расшифровка сообщения, которое природа посылает человеку через слух, слово, касание – запахи и жесты становятся моментами интерпретации.
 
Интимное предполагает ограниченный доступ. Вот женщина, – она не хочет говорить о том, что было с ней тогда, когда… ну, тогда. Она не хочет и всё тут. А она может?
 
Опасается разделить личное прошлое с нынешним любимым: страх непонимания и осуждения, – что он обо мне подумает! А может статься – та любовь ушла, скрылась, словно и не было её – мало ли что было. Было и прошло.
 
Если реальность вдруг преломляется, образуя радугу эпитетов и всего, что ложится в текст… положено на бумагу… тогда надо любить в момент письма.
 
Случай тут как тут, попалось на глаза: «… тот, кто не знает, что ему делать с женщиной, лежащей в его постели, вряд ли знает, что написать на лежащей перед ним бумаге». (Джозеф М. Кутзее. В ожидании варваров)
 
– Да это извращение какое-то!
 
– Нет, это искусство. Без любви его нет, а как действует любовь – надо понять и жить с этим в такт.
 
– Что тут понимать, люби как положено от века!
 
– Положим, по-разному век устраивает эти дела, обучая современников разному, до потери взаимопонимания. Для одних любовь это мучение, невроз, раздражение, требования – дай мне так, как я хочу, возьми то, что положено. Для других это бытовая подробность с чётко определённым местом пребывания – в спальне. Для третьих это поиск свободы и построение образов, стало быть, фантазия и мечты, распахнутое окно искусства. Люди разные. Различая, ищем любимых. Что нашёл, то и твоё. А чужого не тронь.
 
– Что это такое – твоё? Нельзя ли обойтись?
 
– Живите как хотите, а я без любви жить не хочу. И не надо авторитетных мнений: сам всё знаю, а чего не знаю, о том догадываюсь. Многие пытались понять, что такое любовь. Слушаю их внимательно, перебирая рассыпающуюся цепочку слов, перестраиваю на свой лад, путаясь в словах и понятиях, на том стою… или лежу, проснувшись, и размышляя. Пока нет никого рядом, можно думать – тоже способ не быть одному, потому что говоришь с отсутствующим, прокладываешь тропу – можно записать; то, что думал, куда-то девается, а что написал – тому потом удивляешься, – это я сказал?
 
Жизнь, которую подсматриваешь через цветные стёкла речи – своей ли, чужой ли – бывает удивительной и странной. Слушаешь, запоминаешь, не знаешь, что с этим делать.
 
Две женщины, прошедшие школу любви с посещением групповых мероприятий – Элли и Ира… три подряд "и", на них оскользнуться недолго. Где двое, там и третий, а за ним и коллектив маячит, не всегда здоровый. Во всех смыслах.
 
Ирина выше социальным уровнем, её салоны чище, а Элли влезла в самое болото, отчего и пришлось ей лечиться.
 
Что они переживали? Почему оказались там? Осталось ли что-то в памяти и душе?
 
И тот подвал с диваном… где книги…
 
Ничего из этого не следует. Всё прошло. Теперь главное – семья, дети. Уже и внуки есть.
 
– Ну и что?
 
– Да так. Поговорить бы с ними…
 
Голый факт в искусстве ничего не значит; в нём те штрихи и краски, те слова и формы, которые наготу, обходя голое стороной, превращают в образ. Обходят, проводя невидимую черту.
 
Где проходит граница, за которой сцены близости обращаются в порнографию?

Аксёнов мастерски пишет близость. А вообще он мне не нравится – кобель и болтун. Я его не люблю. Хотя, был "Остров Крым", и это было хорошо, но только в журнальном варианте. Может быть, жизнь в журнальном варианте лучше – лишнее выброшено и не тратишь время попусту. Вот и "Остров" читал в походе – в палатке и у костра – понравилось. А потом прочитал книгу, значительно более объёмную, и нахмурился.

Что-то подобное было с "Мастером и Маргаритой": журнал прочитан в общежитии, в эпоху смены школьной реальности на студенческую; потом была книга, дополненная фельетонной частью, ничего существенного не привнесшей. Булгакову довелось быть и журналистом и театральным автором – он знал, как развлечь почтенную публику.
 
Зря я так про Аксёнова. Просто не мой автор. Не одолел его "Таинственную страсть", так ведь никто и не заставляет. Там снова Крым…

А ведь стал Крым островом! Знал бы Василий Павлович.