Повесть Я - русский офицер

          Я - РУССКИЙ ОФИЦЕР
   
                ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
               
     «Главная роль в становлении командира лодки отводится командованию соединений, т. е. его непосредственным начальникам. Если капитан 1 ранга командир атомной ракетной подводной лодки добирается до места службы в кузове грузовика («коломбины»), а не в автобусе или в служебной легковой машине, если на еженедельных подведениях итогов командир соединения позволяет отчитывать командира лодки в присутствии его подчинённых ( зама или старпома), если в море старший на борту исполняет роль командира, подчас подменяя его, если флагманские специалисты соединения не помогают утверждению в сознании членов экипажа авторитета командира,  как 1-го штурмана, 1-го минёра и 1-го ракетчика на лодке, то это всё подрывает авторитет командира подводной лодки и не способствует боеготовности корабля».               
               
 Капитан второго ранга  Александр Островский
               
                I. НАЗНАЧЕНИЕ

      Двенадцатого июня 1991 года первым президентом России был избран Б.Н. Ельцин. Этот день стал Днём независимости России, сегодня мы его знаем как День России. В июле того же года пленум ЦК КПСС поставил вопрос об отставке Горбачёва. Начался «неуправляемый» процесс распада СССР. Разработка нового Союзного Договора, который по замыслу его авторов должен был остановить крах страны Советов, встретила непреодолимые препятствия прежде всего в тех республиках, которые игнорировали всесоюзный референдум о сохранении СССР.
А что происходит в это время с Б-177? «Всё по плану», – как сказал бы иной опытный замполит.
     И действительно, после контрольного выхода, проверки штабом и управлениями Северного флота, как всегда без отдыха, потому что надо вписаться в тот самый план, лодка вышла в море на межфлотский переход.
 — Ну, что у вас тут нового? — Поднявшись на мостик, уточнил командир бригады, растирая затёкшие и слегка помятые от «тяжких» раздумий щёки.
— Балтика, товарищ комбриг, а справа на траверзе  немецкий остров Рюген, он же Буян или Руян как его именовали древние северные славяне, когда-то населявших эти территории, — весело ответил Дербенёв, видя как увлечённо Бискетов «качает» Солнце и с ходу не готов ответить на поставленный вопрос…
— Кто каюту «Флагмана» проектировал? — новый вопрос старшего начальника немного озадачил Дербенёва, но не бросать же «под танки» командира?!
— Я…— не совсем уверенно ответил Дербенёв.
— То, что врать не умеешь, я ещё от Борковского слышал, а вот каюта узковата и плохо вентилируема. Оба графина, предусмотрительно закреплённые на переборке, маркировки не имеют, поэтому периодически приходится припадать к «шилу» когда хочется просто воды… Как вывод: графин с водой должен иметь штатную маркировку! А за исторически – сказочный экскурс вам «пять»!
— Есть! — теперь достаточно уверенно ответил Дербенёв.
— Остальное, в вашей организации  меня вполне устраивает, особенно кок, но это, я знаю, не твоя забота, а Бискетова. Чувствует, наверное, «железный солдат», что не судьба ему в этом году академию своим присутствием порадовать?!
— Это почему, вдруг? — удивился командир Б-177, наконец оторвавшись от секстана.
— Да потому, товарищ капитан второго ранга, — комбриг театрально достал из кармана комбинезона телеграмму, только что полученную связистами, — что капитан второго ранга Дербенёв Александр Николаевич, да, да именно «капитан второго ранга», так написано в телеграмме, приказом Министра обороны СССР назначен командиром ракетной подводной лодки Б-67 Черноморского флота и должен убыть к новому месту службы не позднее двадцатого августа 1991 года. С чем я вас всех и поздравляю! — Комбриг  пожал всем руки и предложил спуститься к нему в каюту, чтобы устранить замечания по графинам…
— Кого на своё место думаешь? — спросил комбриг, глядя на закусывающего во всю прыть Дербенёва.
 — Буду предлагать Григорова, я его знаю ещё с Б-181. Гусар, но дело своё знает. Думаю, потянет.
— Хорошенькое дело, он у меня на флагманского минёра в бригаде спланирован. — возмутился Малышкевич то ли из-за предложения Дербенёва, то ли из-за того, что Бискетов не выпил за назначение своего коллеги. — А чего греем, Степан Васильевич?
— Да, я вообще-то сейчас на вахте, Алексей Матвеевич!
— Командир всегда на вахте! Не хочешь пить не мучай ж..пу! Идите к своим обязанностям, а то скажете потом, что комбриг вас спаивает.
Офицеры вышли из каюты и переглянулись.
— Так что ты там, Александр Николаевич, про славян и остров Буян рассказывал? — переводя разговор в иное русло, поинтересовался Бискетов
— Говоря о нас – славянах, я бы выделил северную группу, для который остров Буян имел не только культурное, но и культовое значение, нужно заметить, что, по мнению ряда исследователей, именно здесь находилась столица всего славянского мира – Аркона. — Дербенёв, окрылённый хорошим, но неожиданным и даже внезапным известием, увлечённо рассказывал то, о чём давно знал из исторических заметок, знакомство с которыми стало для него частью жизни.
А Бискетов слушал, но не вслушивался, потому что совсем другие проблемы одолевали его теперь.    
— Эти же исследователи, — продолжал своё повествование Дербенёв, — предполагают, что именно из этих мест вышли и славные Рюрики с их дружиной, положившие начало нашей государственности. Но тут справедливо всплывают противоречия с историей о варягах, которую мы знаем по школьным учебникам. Хотя этим новые исследования и интересны. Вдумайтесь только, если развивать мысль, высказанную выше, то получается, что варяги это не древние немцы, шведы или норвежцы, коих тогда ещё не было, а древние славяне, жившие на Варяжском море, так именовалась Балтика в древние времена, добывавшие здесь соль и возившие её практически по всему побережью Европы…
                II. ГКЧП

                1               
     Как только Б-177 пересекла линию молов Южных ворот Новой гавани, командир бригады поменял обязанности на мостике.
— Ну что, Александр Николаевич, швартуйся, покажи, как это делают балтийцы в родной базе.
Дербенёв, с удовольствием примерив на себя обязанности командира, приступил к работе, которая давно стала для него привычной. Видя, как чётко люди выполняют команды, его радовало и воодушевляло буквально всё: и встреча с родным берегом, и то что швартовные команды действуют слаженно, и что весь экипаж, занятый сейчас на боевых постах очень ответственным делом, работает как хороший и отлаженный механизм. Но это, к сожалению, уже не его экипаж.  Ему же опять предстояла командировка, опять разговор с женой и опять всё сначала, ведь Б-67 только - только планирует закончить средний ремонт…
    А на сорок шестом причале в это время выстроились все экипажи соединения, чуть поодаль «скучились» жёны, родные и близкие членов экипажа Б-177. От приветственных плакатов с красивыми лозунгами рябило в глазах. Традиционно на переднем плане встречающих был установлен стол где «отдыхали» на мельхиоровых блюдах два свежезапечённых поросёнка.
Как только последний швартовный конец был зафиксирован на корпусе лодки, Дербенёв приказал подать трап, заблаговременно изготовленный на СРЗ-35 и снабжённый теперь брезентовыми обвесами с маркировкой, принятой на родном соединении.
— Записать в вахтенный журнал: «подводная лодка ошвартована к сорок шестому причалу с севера правым бортом первым корпусом». — приказал вахтенному центрального поста старший помощник.
Во время торжественного митинга, посвящённого успешному выполнению задач межфлотского перехода, экипаж Б-177 не без удивления узнал, что для него подготовлена благоустроенная и полностью оборудованная казарма, а офицеры и мичманы, решившие перебраться с Северов на Балтику, сегодня же получат ключи от своих новых квартир, построенных заботами московского правительства во главе с Юрием Лужковым.
Тогда, в тот замечательный день накануне празднования Дня ВМФ, очень многие прикомандированные на переход северяне не стесняясь завидовали тем подводникам, кто  окончательно решил перебраться к «тёплому» морю, но это чувство было недолгим.

                2
— Товарищ командир! Капитан третьего ранга Даболиньш назначен вашим замполитом на Б-67. Завтра убываю к новому месту службы, какие будут указания? — среднего роста, приятного вида худощавый офицер, лет тридцати пяти чётко  представился Дербенёву, войдя в кабинет, где вновь назначаемый старпом Б-177 получал инструктаж от Александра.
— Как зовут? — поинтересовался Дербенёв.
— Гунар. —  скромно ответил офицер.
— Когда училище закончили, Гунарс?
— Киевское высшее военно-морское политическое училище окончил в 1979 году, в 1986 году окончил Московскую военно-политическую академию. Родился в местечке Виесите Екабпилского района.
— Хорошо, очень хорошо, — задумчиво произнёс Дербенёв, беря в руки лист бумаги. — Присаживайтесь, Гунар, пока я для старпома    Б-67 основные указания набросаю. Вы в курсе, что старпом там местный и что матросов в экипаже не хватает?
— В курсе, товарищ командир, но команду недостающих матросов я повезу с собой, она уже сформирована!
— А это просто здорово! — обрадовался Дербенёв.
Но как покажет жизнь, радость была преждевременной.
Опираясь на мнение «народа», прочитанное, очевидно, на передовице газеты «Советская Россия», представители партийно-государственной номенклатуры в лице вице-президента СССР — Г.И. Янаева, премьер-министра — В.С. Павлова, министра обороны — маршала Д.Т. Язова, председателя КГБ СССР — В.А. Крючкова и других, не согласных с действиями верховной власти во главе с М.С. Горбачёвым, в ночь с 18 на 19 августа создали Государственный комитет по чрезвычайному положению (ГКЧП). Это сейчас, после снятия грифов секретности, стало известно, что ГКЧП придумал сам Горбачёв, а когда пришло время его возглавить, отказался это сделать под видом недомогания, а тогда, в августе 1991 года, всё выглядело несколько иначе, если не сказать трагичнее.
С самого раннего утра  телевидение демонстрировало балет «Лебединое озеро», что было очень недобрым знаком для советских граждан, привыкших, что под эту музыку обычно сообщают о кончине главы партии и государства. 
Президент СССР, отдыхавший в это время в Крыму, был изолирован на мысе Форос и фактически отстранён от власти. Однако по невыясненным до сих пор причинам, возможно, даже в силу плохой организации и боязни ответственности членов ГКЧП, попытка государственного переворота фактически провалилась, и 21 августа заговорщики были арестованы.
Между тем выше названные августовские событий 1991 года, по замыслу членов ГКЧП направленные на сохранение  СССР, можно смело назвать «бикфордовым шнуром» его распада.
 
                3
      Не успев очнуться от сказочного сна, прийти   в себя от ослепительно новой, совсем не снежной жизни и тихого прибалтийского быта, экипаж Б-177 вместе со всей страной погрузился в водоворот политических событий, холод которых ещё предстояло ощутить впереди.
Всем офицерам «на всякий случай» выдали табельное оружие, перед КПП частей и соединений Лиепайской военно-морской базы организовали блок посты из бетонных блоков, плотно обложенных мешками с песком. Партийно-политическое руководство Латвийской ССР на местах, также «на всякий случай», удерживало руку на телефонной связи с руководством военных гарнизонов, правда, только до тех пор, пока мыльный пузырь ГКЧП не лопнул.  А ведь в те непонятные три дня всем казалось: ещё несколько дней, и вихрь новой революции захватит в свой круговорот всю страну.
      Между тем отдельные, крайне «правильные» руководители, опережая события как минимум на шаг, быстро освободили свои кабинеты от  портретов  первого и, как скоро выяснится, последнего президента СССР. Они, конечно, могли предполагать, что  Б.Н. Ельцин намеревается объявить себя верховным главнокомандующим Вооружёнными силами России, которых у неё ещё не было, но сведения о том, что он «проявляет интерес» к посольству США, где «в случае чего» намеревается укрыться,  просочились не сразу и стали известны только узкому кругу лиц. 
       Командир бригады подводных лодок, в состав которой теперь входила  Б-177, очевидно к этому кругу не относился и поэтому действовал исходя из личного опыта и интуиции.
— Товарищ комбриг! А Президент наш теперь где проживает? — язвительно уточнил Дербенёв, глядя на выцветший прямоугольник стены в кабинете командира соединения.
—  Где посадят, там и жить будет! — небрежно ответил Малышкевич. — Но для вас, Дербенёв, у меня отдельная радость. Ваша командировка, как и само назначение, командиром Б-67, откладываются на неопределённый срок!

                4
       Прошёл месяц, а за ним другой, и только ближе к зиме  Дербенёв узнал, что приказ министра обороны СССР о его назначении на Черноморский флот отменён, но жизнь продолжалась и местами складывалась очень даже неплохо…
Дочка Люда вернулась из украинской «ссылки», как она её называла, Татьяна устроилась на прежнее место работы. Да и Дербенёв не остался на обочине жизни, вместо несостоявшегося назначения командование отправило новое представление о его назначении командиром Б-177, взамен отбывающего на учёбу в ВМА  капитана второго ранга Бискетова.
        Пришла зима, а вместе с ней новые известия, надежды и потрясения.  8 декабря 1991 года в местечке Вискули, что в  Беловежской пуще под Минском президентами России Б.Н. Ельциным и Украины — Л.М. Кравчуком, а также председателем Верховного Совета Белоруссии С.С. Шушкевичем был подписан договор о ликвидации СССР. Вместо которого было создано Содружество Независимых Государств (СНГ). Статус этого геополитического образования до настоящего времени не вполне понятен простому грешному обывателю. Не был он понятен и тогда, когда создавалось это объединение государств. Ясно было только одно: вместо бывшего СССР образовались пятнадцать  новых независимых стран, четыре из которых имели на своей территории ядерное оружие.
      25 декабря  «по принципиальным соображениям» подал в отставку президент СССР М.С. Горбачёв, параллельно он снял с себя полномочия главы партии и  «распустил» КПСС. Этого шага простые коммунисты ему не простят никогда.
Сказать, что народ, требовавший «перемен», тогда ничего не понимал или не «приложил руку» к геополитической катастрофе, значит не сказать ничего. Но многим, ещё советским во всех смыслах этого слова людям, тогда казалось, что вместо тоталитарного Союза образовалось нечто новое – с «человеческим лицом», смотрящим на Запад, где «живут» великие достижения человечества. Однако  эти западные ценности, как покажет время, распространяются на всех, кроме России. 
А что же осталось нам, не облачённым властью советским гражданам? Разрушение единого, складывавшегося долгих семьдесят пять лет народнохозяйственного комплекса неотвратимо усугубило кризис во всех независимых государствах. Во всех бывших советских республиках, а теперь государствах начался процесс создания национальных армий, раздел вооружения. Как следствие – возникли новые очаги напряжённости. Стали возникать  споры о границах и принадлежностях территорий (Карабах, Южная Осетия, Абхазия, Приднестровье, Чечня).
Не стала исключением и Латвия, предъявившая претензии к России о возвращении «незаконно аннексированной территории»  Пыталовского района Псковской области.
      Из Вооружённых сил России в сторону национальных квартир пока ещё нестройными рядами потянулись беглецы, а точнее –дезертиры, среди которых встречались и офицеры. К сожалению, не миновала участь сия и экипаж Б-177.
Оставил свою часть, подчинённых и ядерное оружие на борту командир ракетной боевой части капитан-лейтенант Хишимов, дезертировавший в Южную Осетию. Прихватив целую партию аварийного белья, находящегося в его заведовании «национальный герой» отправился на землю предков, но впоследствии, когда на его родной земле разгорелся пожар войны, «всплыл» в ещё украинском Крыму. Аналогично поступил и командир радиотехнической службы капитан-лейтенант Мартынюк, сбежавший на Украину, чтобы, предав забвению однажды данную им клятву, присягнуть новому «государю».

                5
        Вполне ожидаемо, но немного странно для этого «прекрасного» периода, выглядело убытие командира Б-177 капитана второго ранга Бискетова в очередной отпуск за 1991 год. Впоследствии, также на законных основаниях, его очередной отпуск плавно перешёл в учебный, охватывая весь период подготовки к поступлению в академию.
         Несложно догадаться, что исполняющим обязанности командира лодки, а попросту говоря «дежурным стрелочником», со всеми вытекающими последствиями, был назначен Дербенёв. 
Открывая очередное совещание командиров, посвящённое подведению итогов за неделю, «бригадир» Малышкевич сразу взял «быка за рога»:
— И где ваши геройски дезертировавшие подчинённые находятся сейчас, товарищ хвалёный командир? — издевательски язвительно, почти как Дербенёв во время ГКЧП, поинтересовался комбриг.
— Уголовное дело по фактам дезертирства и воровства государственного имущества указанными личностями я возбудил. Материалы переданы в военную прокуратуру, ограниченная информация доведена начальнику отдела криминальной полиции. Значит, где поймают, там и посадят! — также язвительно ответил Александр.
 Комбрига ответ не устроил, и он продолжил публичное «избиение младенца».
— А сами-то вы как работу по поиску беглецов организовали?
— Сами организовали тоже. До семей дезертировавших офицеров доведено под роспись об уголовной ответственности за дачу ложных показаний и укрывательство преступников. На вокзалах и в аэропорту ежедневно дежурят наши скрытые «двойки»…
— Какие ещё «двойки»? — удивился комбриг.
— По одному офицеру и мичману, переодетые в цивильную форму одежды, перемещаются, не привлекая внимания граждан, и наблюдают за обстановкой. Замполит постоянно доступен на городской телефонной линии…
— Вот видите! — комбриг посмотрел на своих ближайших заместителей, с некоторых пор всегда присутствовавших рядом. — Если петух в ж…пу клюнет, то и ноу-хау появляются сразу. А почему от вас матросы не бегут? Ото всех бегут, а от вас нет?!
  — Почему не бегут? И это случается! — флегматично рассматривая портрет верховного главнокомандующего, недавно появившийся на стене, ответил Дербенёв. — Иногда, правда, но их быстро-быстро папы и мамы обратно привозят, поскольку пока в бега подавались только латыши да литовцы, а там уже новая армия и новый срок службы организованы. И если нет подтверждения, что отслужил в вооружённых силах СССР, – служи заново! Кому же интересно дважды с родным чадом расставаться?

           III. КОФЕ СО СЛИВКАМИ
               
                1
       Забыв на некоторое время о проблемах, существовавших на берегу, Б-177 готовилась на выход в море. Перед постановкой на боевое дежурство в базе ей предстояла контрольная проверка.
Расширяя горизонты складывающейся картины, не мешало бы заметить, что к этому времени приказа о назначении Дербенёва командиром лодки ещё не было и, как говорят на флоте в таких случаях, для «поддержки штанов» всякий раз назначается «старший на борту». Иначе говоря, должностное лицо имеющее допуск к управлению лодкой данного проекта, способное проконтролировать, поправить и при необходимости заменить «исполняющего обязанности командира».
На сей раз «держателем портков» к Дербенёву был назначен заместитель командира бригады капитан первого ранга Вадим Игнатьевич Ларичевский. Личность, нужно сказать, неординарная, пришедшая на бригаду извне и каким-то невероятно быстрым, скорее всего тоже очень неординарным, способом получившая допуск к управлению лодками проекта 651.
       Совокупность качеств, выделяющих Ларичевского из общей массы ему подобных индивидов,  бросались в глаза сразу и запоминалась навсегда. Поскольку способность поучать всех и во всех случаях жизни, а также хроническая лень, без которой он, скорее всего, не смог бы прожить даже полчаса, вряд ли кого-либо из командиров лодок могли оставить равнодушными. Глядя на этого руководителя со стороны, можно было смело садиться и писать картину о гусарах, потому что Вадим Игнатьевич «всегда немного пьян и до синевы выбрит».
На выходе в море экипаж Дербенёва отработал все положенные по плану элементы курсовых задач и боевых упражнений, продемонстрировав уверенные и хорошо отработанные навыки, что отметили даже офицеры штаба соединения, прикомандированные на эту проверку. И всё это невзирая на то, что часть экипажа только-только пришла на корабль.
       Именно сейчас, на контрольном выходе, Александр почувствовал, как не хватает ему допущенного к самостоятельному управлению кораблём старшего помощника. Кутумов, пришедший на лодку старпомом, так же как и Дербенёв был из штурманов. Да  и отбирал его на эту должность, надо правду сказать, тоже сам Дербенёв. Молодого старпома отличали скромность, старательность, исполнительность, желание всё  и сразу охватить,  но все эти замечательные качества  не могли заменить опыт службы в должности  и наличие допуска к управлению лодкой…
     «Почти как я когда-то!» — подумал Дербенёв глядя как старпом «учит» Ларичевского «качать» Солнце.
— Вы бы поспали, товарищ командир, третьи сутки на ногах…— вежливо предложил Кутумов, невольно обративший внимание на непроизвольно слипающиеся веки командира.
— А здесь кто, он, — показывая кивком головы в сторону «старшего» на борту,  — рулить будет? — тихо спросил Дербенёв. — Нет уж, сегодня к вечеру в базу, а там и высплюсь!
Уставший и злой на весь мир из-за постоянных «докапываний» «старшого»,  Дербенёв возвращался домой. Тяжкие мысли, ранее не так часто навещавшие его голову, не давали покоя. Подойдя к знакомой, ставшей почти родной за годы службы часовне Святого Петра на Северном кладбище, мимо которой пролегал «самый короткий» путь домой, Александр невольно остановился у знакомого камня с якорем.
«Корпуса флотских штурманов полковник Евстафий Алексеевич Тягин», – покоившийся под тяжёлым гранитным валуном по-прежнему встречал и провожал своих побратимов… 
     «И что им всем не нравится?»  — возмутился про себя Дербенёв, вспомнив последнюю фразу заместителя командира бригады, брошенную после прихода в базу.
 — Ты дай мне «книжку на пятьсот страниц»,  и я доложу комбригу, что оценка контрольного выхода Б-177 соответствует кораблю постоянной готовности…
«Это ж до чего мы дошли? —  чуть не кричал внутренний голос Александра. — Слышишь, полковник Тягин? Пол-литра спирта решают, готов корабль с ядерным оружием на борту заступить на боевое дежурство или не готов… А что делать с людьми, ночами не спавшими, чтобы из этого железа родной дом слепить? Как оценивать труд, вложенный в душу каждого матроса его командирами и начальниками, чтобы родился подводник, а потом и экипаж? Пол-литра спирта тебе? На, захлебнись – позорище в штанах, а не заместитель комбрига!»
«А комбриг, наверное, по себе своих замов выбирал?!» —  пролетела очередная мысль.
— «А как же иначе? Ты ведь тоже по себе экипаж формируешь!» — отвечал внутренний голос…

                2
— Ты так и не ответила на мой вопрос! — Берзиньш умоляюще смотел на Татьяну,  допивая кофе на штатном месте Дербенёва.
— А ты как всегда занял место моего Сашки! — игриво  ответила Дербенёва.
— И всё же?! —  продолжал настаивать гость. — Я требую ответа! И потом, сколько можно в дружбу играть, когда я предлагаю тебе стать моей женой и хозяйкой хутора?
— А что первое – жена или хозяйка? — абсолютно несерьёзно уточнила Дербенёва.
— Решать только тебе, дорогая. Для меня эти понятия неразделимы. Да и мама так говорит.
— Мама, опять мама, а сам-то что думаешь?
— То, что я думаю последние годы, тебя, судя по всему, никак не интересует, но выбор тебе всё равно однажды придётся сделать. Только…
— Только что? — ухватилась за брошенную фразу Татьяна.
— Только бы поздно не было…
— Ты знаешь, Сашенька, что я думаю. Вот ты, например, ещё не женился, да и я согласия пока не давала, но уже угрожаешь. А что же будет, когда я стану законной рабыней вашего хозяйства?
— Так уж сразу и рабыней?! — возмутился Берзиньш. — У нас говорят так: «Были бы бараны, а кому их стричь – всегда найдётся!»
— А я тебе скажу иначе: «Лучше жить одной, чем с тем, кому ты не нужен!»
Дверь в прихожей скрипнула, и на пороге появился Дербенёв.
— Что, опять Репин подвёл? «Не ждали?» — зло бросил хозяин квартиры, направляясь в ванную мыть руки. — Надеюсь, и для меня кофе найдётся? Тогда, пожалуйста, со сливками…

                IV. ГАРАЖ И МОРЕ
                1
       Не поучив ни одного ответа на заданные вопросы по поводу незваного «гостя» и его столь частых визитов, которые странным образом всегда совпадают с отсутствием в квартире Дербенёва, Александр ухватил со стола недопитый графин с водкой, какую-то закуску и выскочил вон.
     «Бежать, срочно бежать куда глаза глядят! Лишь бы не видеть всё это бл…во!» — решил Дербенёв, садясь в свой «Москвич».
Очнулся он только тогда, когда неизвестные люди начали стаскивать его машину от края довольно высокого обрыва, где машина завязла в песке,  не доехав до края  каких-то полметра. Теперь автомобиль стоял как на постаменте у самого моря, а Дербенёв, внезапно осознавший, что он чуть не погиб «за просто так»,  залпом осушил сразу половину ёмкости  графина, унесённого из дому. Закуску искать не стал.
— И что, всё это из-за бабы? — возмущённо спросил один из случайных свидетелей, видевший всё происходившее на пляже со стороны. — Да вон их сколько вокруг, бери любую, командир. Только не стоят они того, чтобы из-за них руки на себя накладывать…
 — Это точно, — отозвался ещё один  «спасатель», — по моей Илзе знаю, как только Я;нов день, так её вечно в лес тянет, а там на L;go столько кобелей собирается, что она всегда довольна. И я тоже, она же ещё молодая, а я уже старый…
— Всё нормально, мужики, всё нормально, — еле ворочая языком вымолвил Дербенёв,  — я ведь ничего такого и не хотел, просто люблю я её…
— А вот за это надо выпить! — предложил первый спасатель.
— Я согласен, только выпивка и закуска у меня в гараже, но как  туда доехать,  ума не приложу, я … кажется, немного пьян…
 — Потихоньку доедем, командир! — утвердил «решение» коллектива второй спасатель. — Мы тебя сейчас вытолкаем на дорогу, а там твоя «ласточка» сама поедет…

                2
      Утро следующего дня пришло за Дербенёвым вместе с рассветной прохладой, от которой почему-то было холодно. Даже солнце зимнее, но прибалтийское не радовало своим теплом. К тому же во рту было очень неприятное ощущение, словно кошки, будь они неладны, там гадили всю ночь. Гараж, в котором «ночевал» Дербенёв, был закрыт изнутри. «Москвич» настолько остыл за ночь, что покрылся изморозью. А на верстаке, раскинувшемся между стен впереди автомобиля, красовались остатки вчерашнего застолья, совсем не радовавшие глаз.
«Интересно, какой сегодня день?» — вдруг спохватился Дербенёв, включая радиоприёмник в машине.
 Как по заказу, прозвучали позывные радиостанции «Маяк», после чего диктор объявил время и день недели. Дербенёв покрутил настройку приёмника ещё. Знакомый всей стране голос Гордеева предложил открыть форточку и приготовиться к ходьбе на месте… 
«Хорошо, что воскресенье случилось, а не какая ни будь суббота! На доклад к комбригу идти не надо!  — обрадовался Александр, когда эфирный помощник закончил утреннее «истязание» своего тела. —Непонятно только, где Татьяна? Хотя, не ищет – значит не нужен!».

                V. ГРАЖДАНИН РОССИИ

                1
      Оказавшись в полной изоляции от старого и нового миров, люди в погонах и члены их семей продолжали честно служить Родине, сказавшей им «прощай». Самым страшным в этом «безвременье» оказалось чувство пустоты и неопределённости. Военный люд не знал, кому он на самом деле служит и гражданами какой страны он теперь является. Единственной ниточкой, указывающей на связь с государством, оставалось денежное довольствие, выплачиваемое из российской казны.
Как нельзя «кстати» в этих непростых условиях вышел приказ министра обороны России, запрещавший военнослужащим, проходившим службу в государствах Балтии, находиться в военной форме одежды вне части. Рядовому и старшинскому составу срочной службы, помимо этого, запрещалось выходить за пределы воинских частей без сопровождения офицеров или мичманов (прапорщиков).
— Нехороший приказ, — говорили многие. Особенно возмущались ветераны войны, — приказ фактически дискредитировал само понятие «Защитник Отечества», поскольку  русский воин всегда и с гордостью носил свою форму во всех странах мира, демонстрируя её как знамя страны, которую он защищает.
     Но приказы, как известно, не обсуждают. Вместо этого многие офицеры и мичманы демонстративно «забывали» переодеваться, выходя на улицы Лиепаи в военной форме одежды. Не был исключением и Дербенёв, поэтому, получив повестку о прибытии в военную прокуратуру, он почему-то посчитал, что этот вызов касается именно его неправильного отношения к приказу министра обороны.
Подойдя к двери указанного в повестке кабинета, Александр постучал и, не дожидаясь приглашения, сразу же вошёл в помещение.
— Скажите, Александр Николаевич, вы являетесь командиром воинской части 59182? — избегая формальностей, сходу начал задавать вопросы следователь.
— Исполняющий обязанности! — также без уточнений ответил Дербенёв.
— А вам знаком матрос по фамилии Сундуков? — снова задал вопрос следователь.
— Нет, не знаком! — так же коротко ответил Александр.
— Как же это? В своём чистосердечном признании латвийским спецслужбам, этот матрос чётко описывает организацию службы не только на вашем корабле, но и на всём соединении. Более того, он вполне определённо заявляет о наличии неуставных отношений в вашей части…
— Простите, но я не привык  комментировать всякого рода поклёпы  и клевету. Если у вас достаточно оснований полагать, что этот Чемоданов-Сундуков говорит правду, можете меня арестовать и привлечь к суду, — взорвался, абсолютно спокойный до этого  Дербенёв.
— Зачем же сразу под суд? Это всегда успеется, а чтобы мы с вами говорили на одном языке, почитайте вот это…— следователь протянул Дербенёву несколько листов стандартного формата, плотно заполненных  машинописным текстом.
Дербенёв с интересом приступил к изучению, судя по всему, агентурных материалов, поступивших в адрес военной прокуратуры гарнизона от своего источника.
— Но здесь фигурирует откровенная ложь? — по мере чтения возмущался Александр. — Во-первых, матросов с такими фамилиями, о которых сообщает Сундуков, у меня в экипаже нет и не было никогда. Во-вторых, матрос-провокатор или, если хотите, предатель действительно три месяца назад был распределён в нашу часть из учебного отряда, но до части не доехал, так как ещё с поезда был госпитализирован с диагнозом «пневмония». Впоследствии, после излечения, пустился в бега, и со слов врачей госпиталя, а также тех военнослужащих, с которыми он контактировал весь период лечения, направился домой в Воронежскую область…
 — Вот видите, дорогой вы мой, как много, оказывается, вы знаете. А ведь совсем не хотели делиться с нами информацией, — каким-то не совсем мужским тоном заговорил следователь…
— Да и вы как бы не спрашивали толком, а сразу обвиняли?!

                2
    28 ноября 1991 года, словно услышав самый главный вопрос людей в погонах, Верховным Советом России был принят Закон РСФСР «О гражданстве РСФСР», вступивший в силу с момента опубликования, то есть с 6 февраля 1992 года. Согласно этому нормативному правовому акту  гражданами РСФСР, а впоследствии Российской Федерации признавались все граждане бывшего СССР, постоянно проживающие на территории РСФСР (РФ) на день вступления в силу этого Закона, если в течение одного года после этого дня они не заявят о своём нежелании состоять в гражданстве России.
В связи с тем, что Российская Федерация объявляла себя правопреемником и правопродолжателем Российского государства, Российской республики, Российской Советской Федеративной Социалистической Республики и Союза Советских Социалистических Республик, все военнослужащие Вооружённых сил России, в том числе проходившие службу за её пределами, и члены их семей «по умолчанию» становились гражданами РСФСР.
Начался процесс оформления и выдачи заграничных паспортов России, а также вкладышей в общегражданские паспорта и удостоверения личности.
И можно было бы радоваться, что ты теперь не брошен на произвол судьбы, а дети твои не подкидыши на правах сирот у государства, но Дербенёва волновал совсем иной вопрос. И касался этот вопрос не судьбы страны, ушедшей в небытие и даже не карьеры, о которой Александр не приучен был особо беспокоиться. Дербенёва вполне определённо тревожило будущее его семьи, а значит его будущее и будущее детей.
    Сейчас, когда Латвия стала вновь «буржуазной» и националистической, будущего на её территории у «оккупантов» не было. Не было будущего и на «незалежной» Украине, где русофобские настроения стали набирать обороты не только среди интеллигенции, но и в средствах массовой информации.
     Да, чаще всего это отмечалось в западной и центральной частях страны, но     иногда, из лагеря,  располагавшегося где-нибудь в Одессе или Бахчисарае, вчерашние этнические русские, «перекрасившиеся»  в сегодняшних бандеровцев,  нет-нет да и позволяли себе нелицеприятные высказывания в адрес России и «русскоязычного» населения Украины.

                VI. РЕПШИКИ
                1
        В январе 1992 года в России были освобождены цены на большинство товаров и услуг. В условиях сохранявшейся государственной монополии производства товаров народного потребления это привело к резкому взлёту цен к концу года примерно в сто, а местами и двести раз. Уровень жизни населения страны, по сравнению с концом восьмидесятых годов, снизился почти на пятьдесят процентов, а государственные вклады граждан в Сбербанк, составлявшие теперь сущие копейки, фактически оказались конфискованными, потому что выдача вкладов повсеместно была прекращена.
      После распада СССР какое-то время в обороте ходили ещё советские рубли, но во всех независимых государствах параллельно начался процесс перехода к собственной валюте.  В начале мая 1992 года и Латвия ввела в оборот свой собственный латвийский рубль или попросту «репшик»,  успешно просуществовавший до 18 октября 1993 года.
     С конца 1992 года в России началась бесплатная приватизация госсобственности, или как её сразу окрестили в народе «прихватизация», что больше соответствовало действительности, поскольку помимо сорока  миллионов акционеров, умудрившихся каким-то образом вложить свои ваучеры , в акции приватизируемых предприятий, в стране появились и первые капиталисты. Как правило, это были представители номенклатуры и управленческой бюрократии, а впоследствии и криминальных кругов, сумевшие в силу близости к управлению и распоряжению государственной собственностью скупить у народа около семидесяти процентов акций.
 — И куда будем вкладывать наше «богатство»? — поинтересовался на семейном совете Дербенёв, доставая из «дипломата» четыре бело-оранжевые бумаженции.
 — А что это? — спросила дочь Людмила, отвыкшая за последнее время от того, что родители хоть как-то контактировали между собой.
— Это, доченька, такая бумажка, на которую у нас в Латвии купить ничего нельзя, а выбросить жалко, потому что государство российское оценило её в десять тысяч рублей.
 — Предлагаю подождать, пока народ определится, куда этот ваучер  можно засунуть. — отозвалась Татьяна. — Тем более что время до конца 1993 года ещё имеется.
Шестилетний Вова, тоже присутствовавший за столом, многозначительно промолчал, но свой приватизационный чек из общей кучки всё же достал.
— Согласен подождать, так как здесь, в Латвии, эти чеки как телеге пятое колесо, а в России мы бываем разве что в отпуске, и то не с целью покупки акций…— подытожил решение семейного совета Дербенёв.

                2
     Так и лежали бы эти самые чеки у Дербенёвых мёртвым грузом, если бы не мичманская смекалка проявленная «старым махинатором», а в реальной жизни просто старшиной команды гидроакустиков -   старшим мичманом Григорием Александровичем Ковбасюком,  успешно «акционировавшим» почти всю дивизию подводных лодок.
Введённые в оборот латвийские рубли вначале обменивались по отношению к российскому рублю по курсу «один к одному», но уже в 1993 году ситуация стала меняться, и в какой-то момент за сто российских рублей давали всего восемнадцать «репшиков». Разницу в курсе валют видели все, но только одному – «великому комбинатору»  пришла в голову вполне коммерческая идея.
Зная, что всем военнослужащим РФ денежное довольствие выплачивается в латвийских рублях по курсу  один к одному к российскому рублю, мичман скупал у своих коллег ваучеры по «сходной» цене, рассчитываясь небольшой суммой в «репшиках», с тем чтобы, дождавшись отпуска или командировки в Россию, выехать и успешно вложить «свои» ваучеры по номиналу, скупая акции прибыльных компаний.
    Там же на «Большой земле» он пристроил и ваучеры Дербенёвых, вложив их в один из Чековых инвестиционных Фондов, где спустя год они успешно и пропали, а может, и нет, кто теперь знает?! 

                VII. ПЕРВЫЙ СНЕГ

                1
     После известных и  нелицеприятных событий с разборками на почве ревности прошло несколько месяцев. Отношения между Дербенёвым и его супругой разладились вконец. Чтобы как-то изолировать себя от «бытовухи», Александр стал непрерывно «гореть» на службе.
     Днями занимаясь с экипажем вопросами боевой подготовки, ночи напролёт Александр посвящал «самоедству». Он мало спал и много думал, чаще о совершённых по жизни ошибках,  которые теперь не исправить, даже если всё начать сначала.
    Вот и сегодня за окнами темно, а у Дербенёва в кабинете свет горит, и  домой он не собирается…
— На часах восемь вечера, старпом зачёты зубрит. Ему всё равно сидеть, а командир что? Или дома опять проблемы? —  с «материнской теплотой» поинтересовался Карпихин, присаживаясь напротив Дербенёва в кресло.
  — Если бы только дома? — бросил «в сердцах» Дербенёв и замкнулся в себе.
— Да ты поговори Николаевич, не молчи, легче станет…
— Если бы от этого легче становилось, я бы наверное непрерывно болтал. — парировал предложение командир и предложил замполиту кофе.
— Если из твоей машинки чудесной, то с удовольствием! — согласился Карпихин.
 — Это чудо мне досталось, ещё когда старпомил на Б-181. Заводчане СРЗ-29 подарили, а точнее корабельный строитель Евгений Иванович Подлесный облагодетельствовал. Прекрасный инженер, и человек такой же! Всегда, когда готовлю кофе, вспоминаю его науку и прозорливость…
— И что планируешь делать? Из ситуации выбираться как-то надо, иначе она только усугубиться дальше и глубже. — Как старший и более опытный семьянин, рассуждал замполит.
 — Да уж куда дальше? Дальше только развод. — обречённо высказался Дербенёв.
— Скажем прямо, Николаевич! В твоей ситуации я бы не рекомендовал этого делать. Нет, не по политическим или кадровым причинам. Никто в твоей честности и преданности избранному пути или любви к своей семье не сомневается. Просто ситуация сейчас не подходящая. Во-первых, в Латвии тебя, скорее всего, не разведут, поскольку ты не гражданин этой «великой» страны, а, во-вторых, там, в России или ещё где, пока ты здесь служишь, никто за твоими детками не присмотрит и не позаботится о них. Разве что аферистка какая-то, готовая  лечь под тебя и кольцо на пальчик надеть, лишь бы ты её, «бесценную», обеспечивал. Но поверь старому воробью: такого рода особу твои проблемы и проблемы твоих детей никогда не заинтересуют. И наконец, в-третьих, как только ты станешь свободным от штампа в удостоверении, именно такие претендентки, готовые в любую секунду и юбку поднять, и ноги расставить, выстроятся к тебе в очередь, конца которой не будет видать даже в ясную погоду…
— Уж как-то печально, если не сказать отвратительно ты рассуждаешь о моих перспективах, да и о женщинах тоже! Негоже для старого семьянина, а уж для замполита тем более! — откровенно возмутился Дербенёв.
— Видишь ли, Александр Николаевич, хороших и достойных женщин действительно много, но их поискать ещё надо. Потому как мне представляется, они всё же существуют в меньшинстве. И чтобы  их, а точнее ту единственную, которая и есть твоим «ребром адамовым», найти,  надо иметь трезвую голову и холодный рассудок. Чего в своём командире я пока не наблюдаю… Вот так! У тебя, кстати, кофе готов.
— Знаешь, о чём я сейчас подумал, Владимир Иванович? — спохватился Дербенёв. — А не мотнуться ли мне в Питер? Боевое дежурство мы отстояли, морей пока не спланировано. Возьму-ка я отпуск дня на три у комбрига…
— Не дают тебе покоя «сапожки красные». Смеёшься над гусарскими повадками некоторых подчинённых типа Черняева, а сам туда же…
— Начнём с того, комиссар, что минёр  просто бабник. А я как- никак постоянства придерживаюсь…
— Интересно, а  если бы твоя супруга придерживалась аналогичного «постоянства», как бы ты отреагировал?
Командир промолчал, но про себя подумал: «Знал бы ты, Владимир Иванович, как точно и больно ты сейчас попал в тему!».

                2
      Спустя сутки, как по заказу Дербенёва, с моря задул штормовой ветер. Северо-западные ветры  всегда на какое-то время останавливали судоходную жизнь в гаванях Лиепаи. Так случилось и на этот раз. Пользуясь столь желанной непогодой, Александр, с разрешения комбрига, отбыл в краткосрочный отпуск.
Непонятно по каким причинам, но извещать Елену о своих намерениях Александр не стал…
     «Вот прилечу сейчас к Ленчику, обниму её и спрошу: Готова ли ты вместе со мной нести крест жизни нашей, не разделяя мою судьбу и судьбу детей моих на «Твоё» и «Моё»?» — Тихо подрёмывая, рассуждал, Александр, склонив голову к иллюминатору.
     Но вот  колёса самолёта-трудяги Ан-26 коснулись посадочной полосы, и размышления о предстоящей встрече с будущим куда-то испарились.
Добравшись «на перекладных» до Ленинграда, Александр спустился в метрополитен и отправился на Витебский вокзал, где с некоторых пор продавцом «ширпотреба» одного из киосков работала Елена.
Поиск цветов подходящих для встречи занял у Дербенёва тоже некоторое время, но не настолько много, чтобы не увидеть как его «пассия» садится в какой-то автомобиль, любезно сопровождаемая неизвестным мужчиной… 
Сначала Дербенёв даже не поверил своим глазам. Чтобы убедиться, что наблюдаемая «картинка» не мираж, он ринулся к машине.   Затея с покупкой цветов отпала сама собой. Подбежав к автомобилю, Александр увидел подругу Елены, знакомую ему ещё по «Арагви». Подруга тоже намеревалась сесть в машину, но Александр придержал её руку.
 — Что здесь происходит? — хотел закричать Дербенёв, хватая подругу за рукав, но вместо этого только прошептал.
Подруга, немного опешив от присутствия «счастья», столь внезапно свалившегося на голову, повернулась к Дербенёву и также тихо, но властно сказала:
— Не ори! Не на рынке. Вы, молодой человек, «погусарить» в очередной раз прибыли, или я не права? А Лена замуж хочет. Кстати, вот этот  мужчина, — подруга показала рукой на сидевшего в машине, на заднем сиденье рядом с Еленой излишне упитанного коротышку в крестьянской кепке и брюках, отродясь не знавших горячей ласки утюга, — ей сделал предложение…
— И что? — недоумевая, уточнил Александр.
— А то, что мы уезжаем сейчас отдыхать по путёвке в пансионат…
Не выдержав таких интересных новостей, Дербенёв дёрнул ручку двери автомашины на себя.
 — Ты обо всём подумала, Лена? Ничего не забыла? — с ходу спросил Александр у «своей» подруги.
— Нет! — неожиданно твёрдо, но с какой-то дрожью в голосе ответила Елена.
— А может, всё же забыла, как мы с тобой когда-то в этом же пансионате в любовь играли?
      Не услышав ответа, Дербенёв с силой захлопнул дверь стареньких «Жигулей» и зачем-то отправился на Балтийский вокзал. Только на платформе, а точнее, уже в электричке, несущейся по заснеженным рельсам, поднимая вокруг себя столбы морозной пыли, Александр осознал что едет в Гатчину,  где его теперь совсем не ждут ни в «Мадриде» , ни на улице Сто двадцатой дивизии…
«Вдоволь» нагулявшись по паркам и аллеям Гатчины, где когда-то родилась, а теперь скончалась их с Еленой любовь,  Александр зашёл в гастроном, купил водки  и побрёл в гости к несостоявшемуся тестю. Все три дня мужики пропивали любовь. Роза Андреевна – мать Елены – только и успевала, что мыть посуду да готовить новую закуску, а когда застолье сменял нормальный мужской храп, тихо плакала о счастье своей дочери, а может о несчастье.  И никто, кроме неё, не мог знать истинных причин материнских слёз.
       Уезжая из квартиры своей бывшей возлюбленной, Дербенёв оставил на столе записку, мало влиявшую на ситуацию, но, как казалось тогда Александру, отражавшую истинное положение дел в их с Еленой отношениях.
 «Как жестоко судьба с нами шутит порой,
 Словно мы не живые, а маски.
 Как обманчивы летом и зимней порой -
 Разноцветные яркие краски!».

                VIII. РАЗЪЕХАЛИСЬ

                1
       Апрель девяносто второго года выдался «урожайным» на всякого рода новости. Сначала подался в бега за очередной «пассией» командир миноторпедной боевой части лейтенант Черняев, а потом Татьяна Дербенёва решила оставить детей мужу, а сама  ушла ночевать к  «подруге»…
      И если минёра искали всем гарнизоном, даже папа-адмирал прибыли с Северного флота чтобы отмазать «выкормыша» от возбуждённого Дербенёвым уголовного дела, то о вольностях своей благоверной Дербенёв даже заикнуться никому не мог.
— Ты сам во всём виноват, папочка! — примерив на себя роль мирового судьи, решила дочь Людмила, когда отец вслух попытался сокрушаться по поводу исчезновения мамы… — Если бы ты сам не бросал нас, мама была бы сейчас дома.
— А кто тебе сказал, доченька, что я вас бросал, и когда это было? — не на шутку возмутился Дербенёв.
   — Всегда, когда ты уходишь в своё море,  ты бросаешь нас. И когда сидишь со своими матросами там –  в казарме, тоже нас бросаешь…
 — Потому что ветер тебя не пускает!  — добавил свои «пять копеек» сын Вова.
— Хорошо же я вас воспитал, дети мои, если вы так замечательно разбираетесь в проблемах нашей семьи…
    Черняева, загулявшего, как выяснилось со слов его отца, от монотонности службы, нашли в притоне, каких в Лиепае стало не счесть с приходом новой власти. Татьяна вернулась домой сама, но легче Дербенёву от этого не стало. Впереди предстояли торпедные стрельбы по надводным целям, а доверять заведование «немного трезвому» минёру Александр не мог. И что с этим делать, он тоже не знал. Правда, в самый последний момент Дербенёв всё же нашёл решение, предложив комбригу перед выходом в море в качестве «второго» минёра прикомандировать так и не ставшего старпомом капитан лейтенанта Григорова. Старшиной команды торпедистов Александр предложил использовать имевшего опыт в минном деле старшего мичмана Шершенкова, служившего на Б-177 старшиной команды снабжения.
     Комбриг долго думал, но в конце концов одобрил решение молодого командира. К тому же он сам назначил себя старшим на борту лодки на предстоящих стрельбах и поэтому решил быть великодушным на сей раз.
— Так тому и быть! — утвердительно кивнув головой, согласился Малышкевич, но разговор на этом не закончил. — До меня дошли слухи, Александр Николаевич, что у тебя с семьёй не всё хорошо? Так ли это? — внезапно поинтересовался комбриг.
Нельзя сказать, что Дербенёв ждал или готовился к этому вопросу, и поэтому в сложившейся ситуации не знал, что ответить своему начальнику.
«Скажу правду – не поймёт, а совру – почувствует!» — подумал Дербенёв и промолчал.
     Комбриг понял это молчание по-своему.
— Молчишь? Значит, правду люди говорят, но допускать всякого рода сплетен и побасёнок тоже нельзя! Семья – это табу, закрытая для всех посторонних книга! А если семья мешает службе – брось её и создай другую. Ты знаешь эту житейскую истину, также как и я, с лейтенантских пор. Все они, жёны наши, знали, за кого выходили замуж, значит должны терпеть выпавшие на их долю «тяготы» вместе с нами и только радоваться, что им таких замечательных мужей судьба послала…

                2
      На радость всем участникам учений погода в море была просто замечательной. Штиль давил своей необычной тишиной так, что в ушах звенело. Выпустив две торпеды по надводным целям «противника», а их изображали: один сторожевой корабль и два малых противолодочных корабля, Б-177 заняла безопасную глубину и приготовилась всплывать в назначенной точке района боевой подготовки.
— Что я тебе скажу, Александр Николаевич, — улыбаясь через силу начал комбриг, — торпеды сошлись с целями, наверное, будет зафиксировано попадание?
— Вскрытие покажет, — отшутился Дербенёв, поднимаясь в боевую рубку. — Боцман всплывай на глубину десять метров. Акустик, прослушать горизонт в круговом режиме. Включить бортовые огни. На быстрой не спать! Правый мотор средний вперёд.
Как только нижний рубочный люк был задраен за командиром, обстановку доложили акустики:
 — Центральный! Акустики! — голос старшего мичмана Ковбасюка звучал бодро и чётко: — Горизонт осмотрен в режиме шумопеленгования. В носовом секторе наблюдаю шум надводной цели, предположительно  сторожевик следует от нас, в остальном горизонт чист.
— Хорошо, акустики. Давать посылки прямо по носу в активном режиме. Поднять выдвижные устройства. Приготовить бортовые дизеля для продувания балласта газами без хода.
— Центральный! Акустики! Дистанция до цели прямо по носу сорок кабельтов, в остальном горизонт чист.
— Спасибо, акустики! Штурман, расстояние  до точки всплытия?
— Товарищ командир, штурман! До точки всплытия десять кабельтов…
— Боцман, лево руля! На курс двести восемьдесят шесть градусов! — Дербенёв решил отвернуть от уходящей цели «на всякий случай». —  Акустики! Внимательно наблюдать в носовом секторе. Всплываем.
— Курс двести восемьдесят шесть! — доложил рулевой.
— Так держать! Правый мотор малый вперёд! — приказал командир, в очередной раз прильнув к окуляру перископа.
     Как только головка перископа показалась над поверхностью моря, Дербенёв увидел нечто неожиданное, если не сказать опасное. Слева и справа от него в каких-то пяти-семи кабельтовых побортно «загорали» как ни в чём не бывало «забывшие» покинуть полигон  малые противолодочные корабли. Оба противолодочника лежали в дрейфе и поэтому шумов не издавали.
— Вашу мать… придурки! — грязно выругался Дербенёв, забыв выключить микрофон.
Комбриг, до этого спокойно наблюдавший за происходящим в командирском кресле, вскочил и побежал в конец отсека, где находился зенитный перископ. Увидев «радостную» картину, Малышкевич приказал Дербенёву нырять и всплывать заново. Но командир принял иное решение.
— Балласт продуть аварийно! Стоп моторы! — приказал Дербенёв.
— Центральный, штурман! Лодка в точке всплытия.
— Есть, штурман! — горестно отозвался командир. — Штурман, проверь наше место по космосу и доложи немедленно. Старпому приготовить кальку маневрирования лодки при выполнении боевого упражнения и всплытия в районе. Радисты! Свяжитесь с мпк   и уточните у них место и действия! Записать в вахтенный журнал: Обстановка…
«Внезапно» обнаружив в непосредственной близости от себя подводную лодку, резко всплывшую в надводное положение, оба малых нарушителя правил использования полигонов рванули наутёк. И только тогда Дербенёв обнаружил, что у борта одного из них «болтается» выпущенная Б-177 торпеда. Малышкевич, почувствовав приток свежего воздуха в центральном посту, тоже направился наверх.
— Вы были правы, товарищ комбриг, мы всё-таки попали, во-он там, посмотрите, у борта мпк наше изделие красуется! — радостно, как будто в первый раз увидел торпеду, доложил Дербенёв.
— А я всегда прав! Вот только непонятно, почему ты не выполнил моё требование о срочном погружении и повторении манёвра всплытия?!
— Но, товарищ комбриг, Алексей Матвеевич, вы же сами видели. Мпк хоть и нарушили существующие требования, но мне не мешали, к тому же я был уже на перископе и всё видел как нельзя лучше. Уйди я на глубину, мы вынуждены были бы всплывать не в назначенной для этого точке, а, нарушая план и тот же ПИП,  совсем в другом месте…
 — И всё же? — совсем не по-доброму посмотрев на Дербенёва, уточнил командир бригады.
 — Товарищ комбриг! Если вы считаете, что исполняющий обязанности командира лодки Дербенёв не способен ею управлять, или его действия ведут к опасности, я готов поднять сюда вахтенный журнал чтобы вы сделали запись о вступлении в управление кораблём…
— То, что я считаю, тебя не касается, пока, во всяком случае, нет приказа о твоём назначении, а вот создавать аварийную ситуацию я тебе не позволял…
— Но ведь я её и не создавал! — буркнул в ответ Дербенёв.
— Мостик! Специалист СПС прибыл в центральный пост! — донеслось из «Каштана».
— Иди, давай радио о выполнении упражнения и всплытии «двоечник», — как-то подобрев, приказал Малышкевич. — А я тут наверху покомандирю пока. Да, а где у тебя все бездельники: вахтенный офицер, сигнальщик?
 — Вот они здесь, в боевой рубке. Ждут, когда мы выяснять отношения прекратим…
— А что нам их выяснять? Я – комбриг, ты - командир. Пусть подымаются, а то мне скучно одному…
— Шифровку читать будете? — уточнил Дербенёв, спускаясь вниз.
— Я тебе верю. Потом прочту, — спокойным, почти отеческим тоном ответил Малышкевич, — что там читать: «Всплыл... поднял…». Всё как всегда!
                3
      Возвратившись домой с «победой» в борьбе с «противником», Дербенёв обнаружил странную картину, вызвавшую у него, скорее недоумение, чем вопрос.  Татьяна спокойно упаковывала какие-то коробки с бытовой техникой, явно купленной «на продажу».  Собранные к отъезду чемодан и спортивная сумка, стояли в коридорчике-прихожей…
— Что здесь, собственно происходит? — недоумевая, спросил Дербенёв.
— Ничего особенного, — спокойно ответила Дербенёва, – мы просто решили пожить отдельно от тебя. Может что-то изменится?
— Кто это мы, позвольте уточнить? — съязвил Дербенёв.
— Мы, это я и твои дети, которых ты с рождения не видишь, не знаешь и знать не хочешь. Только прикрываешься своей безмерной любовью к семье. На самом же деле у тебя давно и совсем другая семья…
— Ты это о чём? — уточнил Александр, садясь на диван в гостиной.
— О чём я? Да о том, что помимо службы, лодки и твоих «затрёпанных» матросов у тебя никого и ничего нет. А мы, так – бесплатное приложение. Я же  не хочу быть бесплатным приложением. Мы тоже хотим твоего внимания. И не раз в месяц, и то если случиться такая возможность, а каждый божий день!
— Прости, дорогая, за нескромность, но тебя интересует МОЁ внимание или МУЖСКОЕ?
  — И мужское тоже, дорогой, не помешало бы с твоей стороны…— грубо, но очень сердечно ответила Татьяна.
— А мне всегда казалось, что ты просто купаешься в мужском внимании. Причём везде, где бы ты не находилась…
— Может ты и прав, но тебе не кажется, что причиной всему этому являешься ты и твоя дурацкая служба?!
— Ну, если служение Отечеству считать дурью, то вряд ли мой выбор жениться на тебе можно назвать разумным! —  не менее грубо, но тоже с болью в сердце парировал Дербенёв. — Единственное что я тебе, любимая, хочу напомнить, что помимо наших отношений между нами есть ещё дети, о которых лучше, чем родной отец никто не позаботится! А посему: «Если вы, мадам, вместе с детьми, не вернётесь в родные пенаты до первого сентября, когда детям надо быть в школе, я имею полное право считать себя свободным от брачных обязательств!».

                IX. КОМАНДИР

        «Невзирая ни на что, жизнь продолжается!!!» – Так говорят оптимисты. «На жизнь нечего взирать, она ведь просто путь от рождения к смертному одру!» – Не соглашаются пессимисты. Дербенёв не относил себя ни к тем, ни к другим. Он, скорее всего, был реалистом и поэтому учил устройство подводной лодки и способы управления ею в бою.
        Незаметно с прохладой и дождями наступил июль. Близился главный праздник ВМФ, и, вопреки всему, но как всегда неожиданно,  пришёл приказ о назначении Дербенёва командиром Б-177, «гулявший» по инстанциям почти четыре месяца. 
        Иной бы радовался: «Как же – всё стало на свои места! Теперь  надо просто расправить крылья и лететь  навстречу своей мечте».
«Какой мечте? — спросит читатель. — О чём ещё можно мечтать в тридцать три года? На Голгофу не гонят, на кресте не распинают… А командирский мостик подводного ракетоносца первого ранга в этом возрасте это просто предел всех мечтаний!»
       А межу тем Дербенёв невесел. Перегорел, может быть, или устал от ожиданий? Приятная и важная в его карьере новость не радует совсем.  Даже поздравления друзей-командиров кажутся слишком обыденными.
       В какой-то момент Александра одолевает мысль, что он везде чужой и никому не нужен, совсем не хочется жить в таком положении, но как изменить его, он даже не представляет. «Да и надо ли менять? — размышляет Дербенёв. — Может, кривая его судьбы сама выровняется?». А тем временем в квартире Дербенёвых раздаётся телефонный звонок…Звонок длинный – междугородний.
      «Как интересно она, узнала о назначении? Или банально деньги закончились?». — решив почему-то, что звонит супруга, подумал Дербенёв, хватая трубку. Но вместо привычного «Алло» в трубке раздался только треск. Через минуту звонок повторился, Александр также схватил трубку телефона, и снова кроме молчания и знакомого треска ничего не услышал.
«Наверное, автоматика на линии барахлит!» — решил   Александр и на последующие звонки не реагировал вовсе. Долго дребезжащий телефон наконец стих, и Александр решил подумать об ужине.
      «В море коки кормят хорошо, но дома надо стараться самому», — убеждал себя Дербенёв, дожаривая картошку с тушёнкой и луком.
Через какое-то время в дверь настойчиво постучали и позвонили одновременно.
— Кого там черти несут? — поинтересовался Дербенёв, открывая дверь в квартиру нараспашку.
— А это мы – друзья Виннипуха. — радостно и громко огласил о своём прибытии Олег Лякин. — Вот, кстати, тоже без пяти минут командир, а пока мой старпом Игорь Воронок. Да ты, хозяин, принимай подарки, угощения всякие. Мы ведь не с пустыми руками явились. И ты, Серёга, заходи!  Давай, не стесняйся, — на правах тамады пригласил подталкивая локтем в спину флагманского ракетчика бригады,  Олег.
Со словами «Кто ходит в гости по вечерам…» весёлая компания ввалилась в квартиру.
     Говорили они между тем так громко, что весь подъезд мог слушать их дифирамбы в адрес хозяина квартиры.
 — Как это вы все решились сорваться от надзора «ока комбригова?»  — удивился Дербенёв. — Пащенко кажется сегодня очередь «бдеть», пока «его высокородие» в баньке телеса парят, а наш  черёд только завтра!
— Так, разве ж это все? — подключился к разговору Сергей Гришин. Мы Ваську Сального за всех «под танки бросили» и Потапкова ему в подмогу, а Геша Стерзлев за механиков отдувается. Пусть они массовость на местах изображают. На дворе пятница, а в народе «тяпница», вот мы и решили: коль ты с морей вернулся, да ещё и с победой, навестить именинника. Комбриг сегодня, после твоего отъезда в штаб дивизии, нахваливал тебя. Через губу, правда, но нахваливал.
Попив чайку и то, что полагалось кроме чая тоже, офицеры размякли, подобрели, некоторые даже порозовели. Дербенёв достал гитару и, обращаясь к Олегу Лякину, попросил «солиста» умевшего блестяще копировать голос Леонида Утёсова спеть любимую всеми песню  «Есть город который я вижу во сне», друг-командир согласился. Потом Олег попросил  аккомпанемента при исполнении им песни «Одессит Мишка», потом выпили все почему-то за товарища Сталина и, на ходу исполняя «Марш артиллеристов», разошлись по домам. Дербенёв, оставшись один, принялся мыть посуду.
Телефон снова зазвонил, Александр наскоро вытер руки и взял трубку.
— Это я… Здравствуй Саша…— в трубке послышался уже забытый голос. — Ленчик твой…
Дербенёв молчал, «Ленчик твой» сильно резануло слух Александра, но он удержал  эмоции и нахлынувшие воспоминания.
— Что случилось? — спокойно уточнил он.
Она уловила его смятение и воспользовалась им.
— Ничего особенного, просто я хочу поздравить тебя с назначением командиром…
— И всё? — холодным тоном переспросил Александр.
— Да! — тихо ответила Елена, готовая сейчас расплакаться.
— Спасибо, но я не этого ждал! — Жёстко ответил Дербенёв и положил трубку.

                X. АНДРЕЕВСКИЙ ФЛАГ

     Когда рождается человек, ему дают имя и записывают его в свидетельство о рождении, несколько позже, после достижения определённого возраста, человек обретает паспорт, свидетельствующий о принадлежности  его к тому или иному государству. Аналогичная история происходит и с кораблями, к числу которых относятся и подводные лодки. В период закладки корабля ему присваивают имя, а свидетельством этого является специальная закладная «доска» из латунного или бронзового сплава. Когда корабль заканчивает весь цикл испытаний и принимается в состав ВМФ, на нём поднимают военно-морской флаг. Полотнище флага, также как и паспорт у человека определяет его «гражданство».
     В разных странах существуют различные традиции, связанные с флагом корабля, но, пожалуй, самой главной среди военных моряков России является только одна ; никогда не спускать флаг перед неприятелем, предпочитая гибель сдаче врагам. Эта традиция, закреплённая в Морском уставе Петра Великого, стала священной для каждого моряка нашего флота с тех славных времён, когда молодой флот России обретал первые навыки в морских сражениях.  И в  наши дни Корабельный устав ВМФ имеет такое же положение.
     Но рухнул Советский Союз, так, будто и не было его вовсе. Легко соблазнившись обещаниями западных ценностей, мы развалили то, что не смогли даже нагнуть в течение семидесяти пяти лет все известные враги мира. Вместе со страной пал также непобедимый бело-голубой серпастый и молоткастый флаг ВМФ СССР…
     26 июля 1992 года, в День Военно-Морского Флота, на кораблях, катерах и судах новой России был назначен торжественный спуск военно-морских флагов и вымпелов СССР с торжественным подъёмом военно-морских флагов и вымпелов Российской Федерации. Говорить об этом событии без содрогания и комка в горле сложно, а не говорить преступно.
      Пятьдесят семь лет корабли и вспомогательные суда ВМФ СССР под этим флагом представляли нашу Родину во всех морях и океанах планеты Земля! Одним этот флаг приносил надежду, другим — радость, а третьи — просто его боялись, но никогда этот флаг не спускался перед врагом и не доставался ему в качестве трофея.
      Под серпасто-молоткастым стягом на бело-голубом полотнище погибали защитники Одессы и Севастополя, ходили в бой, моряки советского Заполярья и морские пехотинцы-тихоокеанцы. Этот флаг приводил в ужас немецких солдат, когда катера Днепровской военной флотилии атаковали Берлин и переправляли десант на реке Шпрее. Именно этот флаг развивался на флагштоке когда ушёл в бездну Мирового океана «Комсомолец». И не было на Флоте ни одного человека, равнодушно или безразлично взиравшего на ставший родным для каждого матроса, мичмана и офицера символ доблести, чести и бесстрашия советских моряков. Но всё в этой жизни однажды заканчивается, вот и Флагу страны Советов пришло время сказать: «Прощай»!
     Издавна повелось у моряков – в особо торжественных случаях, коими не богата морская служба, приглашать ветеранов войны, военной службы, других заслуженных людей, так или иначе причастных к защите Отечества в рядах ВМФ, для участия в этих торжественных мероприятиях.
Прибыл такой ветеран и на Б-177, но для Дербенёва это было неожиданностью, подготовленной замполитом и штурманом.
Когда командир лодки, торжественно отдав честь флагу, лично спустил его, сложил и повернулся, чтобы вручить на вечное хранение представителю штаба дивизии, перед собой он увидел не кого бы то ни было, а старшину «абитуриентской» роты  Каспийского высшего военно-морского  краснознамённого училища им. С. М. Кирова.
Ветеран Флота старший мичман Владимир Леонтьевич Бабич, один из сыновей которого теперь служил штурманом на Б-177, также как и Дербенёв, приложив руку к головному убору,  стоял «навытяжку», а по щеке его текла скупая мужская слеза.
       Решение в голове Дербенёва созрело быстро и как-то  само собой. Именно Владимиру Леонтьевичу – своему наставнику и учителю он передал на вечное хранение Советский Флаг подводной лодки Б-177.
      Следом за торжественным спуском одного символа состоялся подъём другого, не менее значимого для ВМФ России, но для Дербенёва, как и для всех моряков того времени, он был просто историей.
       С голубым крестом Андрея Первозванного гордо развивавшимся сейчас на ветру, тесно связана вся летопись создания флота в нашей стране. Все победы  России на море начиная от Петра Великого достигались именно под  Андреевским флагом.
      Впервые синий Андреевский крест появился на флаге адмирала Франца Лефорта, друга и соратника Петра I, в 1698 году и с тех пор, вплоть до весны 1918 года, считался кормовым корабельным флагом.
      При подготовке Устава Пётр I дал следующее описание флага: «Флаг белый, поперёк этого имеется синий Андреевский крест, коим Россию окрестил он» .
Теперь Андреевский крест окрестил и ракетную подводную лодку Б-177.
               
                ЧАСТЬ ВТОРАЯ


       Русский офицер – человек, проходящий военную службу, либо находящийся в запасе, имеющий определённое воинское звание, воспитанный в традициях русской культуры, любящий свою Родину, способный ради неё пожертвовать собой, обладающий качествами профессионала, являющийся для подчинённых примером в своей принципиальности, справедливости и дисциплине, обладающий свободной, подчинённой Родине, волей.

                XI. ПОПЫТКА НЕ ПЫТКА
               
                1
        Среднестатистическое украинское село Великая Буромка Чернобаевского района, живописно раскинувшееся за Днепром на самой восточной границе Черкасской области имело населения около трёх тысяч человек.
       Треть жителей честно состояли на пенсионном учёте, а остальной люд трудился на  колхозном поле или в совхозном свинарнике. Были, конечно, среди населения и новоявленные фермеры,   иначе говоря «господари» земель и угодий выделенных под частные индивидуальные хозяйства, но их народ недолюбливал, если не сказать больше. Иной селянин готов был пожалеть любого пьяницу, безбожно употреблявшего «горилку» с утра до вечера, чем посочувствовать соседу-фермеру, у которого скотина дохнет каждый день от неизвестной хворобы...
Здесь нужно заметить, что  июль 1992 года мало чем разнообразил сельскую жизнь Великой Буромки в сравнении с годом  предыдущим, и поэтому когда на работу в совхоз решила поступить Татьяна Дербенёва никто поначалу на эту новость даже не обратил внимания.
       А что ей оставалось делать? Деньги, взятые у мужа «на первое время», закончились довольно быстро, а на бытовой технике латвийского производства, специально закупленной для продажи на Украине, большой бизнес  построить не удалось.
       Будучи совсем не понятой отцом и матерью и уж тем более свекровью и свёкром, Дербенёва решила начинать самостоятельную жизнь  «с нуля» и именно в селе, где проходили почти все летние месяцы её детства. Но и здесь, как выяснилось, мало кто понимал её самостоятельность. Даже бабушка – её родная и самая первая «подружка» в жизни  считала, что «бросать мужа и рушить семью» не позволено, даже если у тебя сто оснований для этого!
— Стерпится-слюбится – это то, чего не хватает Татьяне всю её жизнь, — говорила достаточно пожившая  на этом свете родственница. — Мало чого я хочу! Дывысь сюды дытыно! Бачыш яки у мэнэ рукы «гарни», аж пальци зкрутыло од роботы. Очи скоро повылазять од напругы, а я вам и людям иншим, все жыття одежу справляю. А ты знаеш, як я вночи плачу вид болю? Не за пальци, або за очи, а за те що мий чоловик  мэнэ не баче, одно тилькы пье та бье. Хиба Сашко такый? Вин же тэбэ як пташку з рук кормить, бо кохае, а ты що выробляешь?
       Но Татьяна не слышала сейчас голос горячо любимой бабушки, да и не хотела слышать. Она давно, возможно даже с самого детства усвоила простое правило, а в нынешних динамично меняющихся жизненных условиях уверовала в него как в истину:  «Чтобы занимать определённое положение в обществе, устремлённом вниз и живущем не по закону, а по понятиям, в обнимку с раскрепощёнными инстинктами, надо быть готовой платить, иногда даже жизнью или честью!».
Далеко не все способны на подобные шаги или выводы, но Дербенёва твёрдо решила самостоятельно добиться всего, чем она привыкла владеть будучи замужем, доказав окружающим, что она сильная и решительная женщина,  способная перешагнуть через себя ради заветной цели. Правда, саму цель она как раз ещё и не наметила, но по жизни уже пошла без оглядки на прошлое…
      Мир взглядов и убеждений «светской дамы», «случайно» оказавшейся в Чернобаевском захолустье, быстро пришёлся по нраву местному «царьку». Председатель совхоза, считавший себя почти олигархом и слывший на всю округу своим неравнодушным, а попросту кобелиным нравом, обязательно распространявшимся на всех его подчинённых, носивших юбки, особенно «новеньких», с нескрываемым желанием рассмотрел заявление Дербенёвой и принял решение зачислить её в штат инженером-механизатором на скотный двор…

                2
 — Самой-то не стыдно? Из командирши ; председателя женсовета части, да на скотный двор, — голос отца, всю жизнь прожившего под каблуком супруги, но после развала Союза вдруг вспомнившего о свих правах, звучал ровно и строго.
— Не стыдно, папа, я ничего и ни у кого не украла! А работать можно хоть на скотном дворе, хоть в свинарнике. Кстати, мне и квартиру однокомнатную уже выделили. Служебную...
— Как молодому специалисту? — торжественно поинтересовалась мама.
— Как любовнице председателя! Все вы одним миром… — брякнул отец и замолчал.
— Шо ты там гавкаешь? Распоясался. Давно я тебя на «ковёр» не вызывала! — грубо отреагировала Светлана Павловна.
— Нет теперь никакого ковра, накрылись комуняки ваши медным тазом! Всю жизнь мою испоганили, подлюки. — радостно, как мальчишка, произнёс Евгений Николаевич, совсем недавно вылезший на «путь истинный».
— Хватит вам цапаться! — властно приказала Татьяна, на миг забывшая, что общается не с мужем, а с родителями.
— Видно, что мамина доця! Яблоко от яблони не далеко упало…— завершил диалог Евгений Николаевич, переходя к чтению местной «жёлтой» прессы.
— Шо-то ты сегодня разошёлся не на шутку, надо бы тебя ужина лишить! — решила Светлана Павловна, приглашая дочь на кухню.
    Уединившись в отдельном помещении, женщины продолжили диалог «без лишних свидетелей».

                XII. ПЕРВОЕ СЕНТЯБРЯ

                1
    Не зря понедельник называют «тяжёлым» днём, а как же иначе? Только вчера Дербенёв вернулся с моря, а уже сегодня, 31 августа получил очередное распоряжение на выход, только уже завтра... Радовало лишь одно обстоятельство – перистые облака на горизонте с северо-запада. Появившиеся совсем недавно, они намекали, что завтра первого сентября не исключён дождь с грозой, порывистым ветром и прочими неблагоприятными гидрометеоявлениями, способными помешать выходу в море. 
     Телефонный звонок, длиннее обычного городского, заставил Дербенёва сменить ход его благостных мыслей о том, как «прогулять завтра школу». Взяв трубку, Александр услышал бодрый, если не сказать задорный, голос супруги.
«Неужели дошло до этой гулёны, что у мужа под боком лучше, чем на её «незалежной» Украине?» — подумал он и также весело уточнил: — Неужто нагулялась наша мама и домой собралась?
— Как раз совсем наоборот! — торжественно ответила Татьяна. — Я тут подумала и решила, а не пошёл бы и ты, Сашенька, погулять?
— Не понял? — совсем потухшим голосом уточнил пожелание своей благоверной Дербенёв.
— А что тут понимать?! — я вернулась на Родину, теперь мы все граждане Украины, а ты, как цыган у разбитого стойла, из которого только что украли твою лошадь… Служи своей Кацапии дальше, может, чего и выслужишь. За школу не беспокойся, дети устроены, я тоже, квартиру нам дали. Всё! Не о чем нам больше разговаривать. Прощай!
— Хорошенькое дело?! — абсолютно потеряв дар речи, только и выдохнул Александр. — А как же развод?
   — Тебе надо, ты и разводись! А мне штамп в паспорте карман не тянет…
В эмоциональном порыве Дербенёв так швырнул трубкой о телефонный аппарат, что тот раскололся надвое. Теперь предстоял поход в универсам, чтобы приобрести новый.
    Но как говорят в таких случаях нет худа без добра. Где-то в «заначке» ещё с незапамятных времён «застоя» Дербенёв отыскал трубку-телефон рижского производства, которая вполне современно повисла над обеденным столом в гостиной.

                2
      Издавна бытует мнение, что в одну и ту же реку дважды войти невозможно, но Дербенёва сейчас это мало заботило, ведь он пытался не в реку войти и даже не на грабли наступить вторично, а построить новую семейную жизнь,  и для этого он намеревался позвонить Елене. Убеждать его в том, что это не самое лучшее решение на данном жизненном этапе, было некому, и поэтому предложение на гражданский брак с девушкой из Гатчины в данный момент казалось ему заманчивым, а вот как сама Елена к этому отнесётся, Александр пока не знал.
«К тому же, может быть, она уже и замуж выскочила», — решил Александр, но Елене всё же позвонил.
     Не прошло и суток, как девушка прилетела в Лиепаю.
— Ты самый лучший на Земле! Ты самый, самый…— Дербенёв, на мгновение  отключившийся после близости и впавший в блаженство физиологического контакта, совсем не слышал красивых слов о любви, на которые совсем не скупилась Елена.
Александр сейчас думал совсем о другом. Например, о том как дальше жить, как помогать детям?  Как, в конце концов решить вопрос с разводом и как быть с приготовлением пищи, когда мамы Розы нет  под боком, ведь Елена совсем не умела этого делать самостоятельно.
— А давай Ленчик, — вдруг предложил Александр, — пока поживём для себя. Без штампа в паспорте…
— Я согласна! — ответила Елена. — Но каков будет мой статус?
Ответить Александру было нечего
— А тебе он нужен? — уточнил Дербенёв.
— Как любой порядочной женщине…
— Тогда, прости, тебе не стоило приезжать, потому что единственный статус, которым я могу тебя наградить сейчас, это статус моей любимой…
Елена отвернулась, на её глазах происходили, казалось, необратимые перемены. В хорошем смысле этого слова. Сейчас свершалось то, о чём она мечтала всегда.
— Зачем же сразу «не приезжать»? Я ведь люблю тебя…— сквозь слёзы выдавила из себя она.
— Хорошо, хорошо, только не надо слёз. С некоторых пор я им не верю… Давай попробуем пожить семьёй, а если не получится, тогда и будем говорить о чувствах, эмоциях и поступках.
— Давай попробуем…— согласилась Елена, усевшись верхом на партнёра.
Эротично шевеля бёдрами, девушка приглашала Дербенёва  ещё раз овладеть её телом, а он собственно и не отказывался.
Почувствовав упругую мужскую плоть, «выросшую» у неё  между ног, Елена поняла, что приём удался. Александр «работал» как заведённый, и партнёрше эта игра нравилась, нравилось это «противостояние» и Дербенёву.
    В счастливом любовном порыве пролетел месяц.  Дни и ночи сплелись в единое целое, без дат и времени. Морские будни, подводные дуэли и  бессонные вахты на командирском мостике сменялись бессонными ночами в постельном «поединке». Дербенёв заметно похудел, а со слов  соседки Натальи, которая «всё и всегда замечает» – просто высох, но глаза молодого командира горели как у мартовского кота.
  — Что она с тобой сделала, эта Гатчинская «пантера»? — сокрушалась соседка, всякий раз здороваясь или прощаясь с Дербенёвым. — Из красавца-мужика сотворила неизвестно что. Астраханская вобла какая-то с  нездоровым блеском глаз…
— Так ведь нет её уже! — «обрадовал» соседку Александр.
И это была новость, перед которой померкла,  было, даже история с отъездом Татьяны Дербенёвой.
— Как нет? Куда же ты её подевал?
— Домой уехала девушка моя, пора и честь знать…
— И когда же обратно, или теперь другую приведёшь? — с нескрываемым любопытством поинтересовалась Наталья.
— Зачем же другую, если мне и с этой хорошо?
— Вот и я думаю, зачем? Скоро, наверное, и на свадьбе погуляем…
— А вот с этим пока повременим…— сразу погрустнев, ответил Александр.
 — И это правильно, только грустить по этому поводу не стоит. Прожив некоторое время на этой земле, я ни встретила ещё ни одного мужчину, которому не могла бы найти замену, думаю, тоже можешь сказать и ты, но в отношении женщин?!         
               
            XIII. О ДОБРОТЕ  ДУШЕВНОЙ...
               
                1
      Как-то само собой наступил октябрь 1992 года. Б-177 готовилась к очередному выходу в море, спланированному на понедельник, а сегодня была только суббота, и предварительное приготовление корабля к бою и походу, отработанное экипажем за предусмотренные расписанием полтора часа, закончилось. Штаб бригады тоже отработал поверку лодки, как того и требуют руководящие документы, «на совесть». После чего экипажу вместо отдыха на выходные дни предстояла «работа над ошибками» или проще говоря «сидячка в прочном корпусе» и устранение замечаний.
     Дербенёв, провожая начальника штаба бригады, поднялся на мостик  и вместо привычной суеты на швартовах обнаружил, что весь личный состав швартовных команд занят созерцанием непонятных манёвров гражданского судна, пытавшегося ошвартоваться у сорок шестого причала с севера.
— Что творят, что делается? — возмущался старпом, прильнув к окулярам бинокля.
— Наверное, ракеты хотят грузить? — вторил ему боцман, «обняв» пеленгатор.
— Чем это вы здесь заняты, господа хорошие? — поинтересовался Дербенёв. — Вам бы за обстановкой следить, боцман, а вам старший помощник неплохо бы и швартовные команды поверить
— Так выход всё равно только в понедельник… — оправдываясь за «неправомерные» действия, ответил боцман.
— И чем же, интересно, эта шнява вас всех привлекла? —  удивился начальник штаба.
  — Тем, Валерий Львович,  что на палубе у неё уйма европейского авто секонд-хенда… — ответил за всех Дербенёв.
— И правда, надо бы комбригу доложить! — согласился начальник штаба спускаясь к трапу.
— Смирно-о-о! — громко скомандовал командир, когда начальник штаба шагнул на трап.
— Вольно! —  отреагировал тот, спрыгивая на пирс.
— Дай-ка, Сергей Александрович, и я гляну, что там привезли?! — потребовал Дербенёв, забирая бинокль у старшего помощника.
— Для вас как раз есть один экземплярчик, товарищ командир, гляньте, в серединке приютилась краснокирпичная машинка. —  поделился информацией старший мичман Шершенков, исполнявший сейчас обязанности  рулевого.
— А разве отбой тревоги уже был? — строго спросил командир. —  Кто разрешил выход наверх?
— Уши опухли внизу сидеть, без курева…Когда уже старший помощник отбой объявит? А давайте, товарищ командир, я сбегаю на это заморское «корыто» и всё узнаю подробненько, а то сейчас ошвартуется этот автовоз, и улетят наши машинки по рукам, но не по нашим…
— Есть смысл, товарищ командир! — согласился старпом, разрешите отбой тревоги?
— Давайте отбой! А после лично проверьте состояние оружия, механизмов, аварийных средств! — приказал командир и только после команды старпома разрешил мичману-рулевому с «группой товарищей» отлучиться на сорок шестой причал.
«Группа разведчиков»,  возглавляемая известным мичманом, обернулась довольно быстро. Перебивая друг друга, матросы  боцманской команды и сам Шершенков поведали, что на судне твориться сущий переполох. Ранее сухогруз перевозил пшеницу из Санкт-Петербурга в Нидерланды, обратно груза не случилось, поэтому, чтобы не шлёпать «в балласте», экипаж закупил бывшие в употреблении автомобили  для продажи в России. Но в море им поступила новая команда: «Загрузить сою в Лиепае и следовать в Германию…»
— Капитан зол как чёрт! —  определил Шершенков. — Дал экипажу ровно три часа на освобождение верхней палубы от автохлама,  после чего обещал всё утопить, а через сорок восемь часов эта посудина должна уже следовать в ФРГ.
— И что с этого нам хорошего светит? — уточнил командир.
— Как что, самая дорогая машина это «ваша» БМВ седьмой серии! Полный электропакет, думающая подвеска, кондиционер, люк, встроенный мини-бар с таким же мини-холодильником, литые диски под широкую резину и за эту красоту - всего тысяча долларов…
— Год выпуска? — заинтересовался Дербенёв.
—1979-й!
— Надо смотреть! — согласился командир, спускаясь с мостика.
— Надо брать! — не согласился с Дербенёвым старпом. — У нас такая «ляля» минимум четыре штуки баксов встанет…
— А оформление, растаможка? — поинтересовался командир, никогда до этого подобными вещами не занимавшийся.
— Оформление – около двадцати пяти баксов, это вместе с «презентом» в виде конька  для красивых номеров и сто долларов –  растаможить. Если подойти, конечно, к  этому правильно! — со знанием дела пояснил старпом.
— Это как правильно? — удивился Дербенёв, уже коривший себя за то, что так расчувствовался и прекрасно понимавший, что ничего из этой затеи не выйдет.
— А вы оформите доверенность на хозяина машины «задним числом» будто вы ему заранее поручили приобрести эту машину и сумму укажите не более тысячи зелёных рублей, тогда растаможка станет не более ста баксиков… И вам хорошо, и хозяину проблем меньше…
     На том и порешили. Как не упирался хозяин престижной БМВ, но дороже девятисот долларов никто его красавицу не покупал. Причём самую «высокую» цену за неё давал именно Дербенёв. 
     В конечном итоге уже вечером того же дня Александр приехал домой на супер автомобиле по цене автометалла. Единственное неудобство было в том, что половину суммы от тысячи долларов пришлось перезанять у сослуживца по фамилии Прокофьев, но это не смертельно, поскольку указанная сумма причиталась командиру лодки каждый месяц в виде половины денежного довольствия.
               
                2
    В результате успешного автошопинга настроение у Дербенёва  достигло максимальной отметки как раз в тот момент, когда он подъезжал к дому. Даже намёки на лёгкую депрессию сменились мечтательным порывом скреплённым верой в лучшую жизнь! Параллельно появилось ещё одно «приобретение».  Александром завладело ощущение того, что мир, оказывается, не без добрых людей…
    «Но что это за музыка доносится из квартиры на четвёртом этаже? Стоп, там же день рождения Катюши сегодня празднуют… Словоохотливая соседка все уши прожужжала с утра, а я и забыл совсем», —  корил себя Дербенёв, правда, не долго.
Быстро вернувшись в новую машину, он, не задумываясь собрал «праздничный пакет» из того, «что было», и, постучав к соседям, принялся рассыпаться в комплиментах имениннице.
Потом было полуторачасовое катание девятнадцатилетней Катюши по улицам родного города и за его пределами. Потом возвращение к столу и длительное выяснение отношений с соседкой по поводу девственности её дочери…
— Да не проверял я её на девственность. Не проверял!!!
— Это точно??? — не веря своим ушам, уточнила соседка.
— Триста процентов правды на одном подносе тебя устроит? — вырвалось у Дербенёва. — Не скрою, мысль была, правда, мимолётная, но…
— Что НО? — опять заволновалась соседка.
— Но я её удержал…
— Кого её?
— Кого, кого? Мысль! Не тебя же…
— Да уж, Катя не я, меня бы ты не удержал… — вмиг поскучнела соседка, но глаза её загорелись надеждой.
 — А кто сказал, что мне это надо с тобой? — довольно грубо прервал «мечтания» соседки Дербенёв.
— А кто сказал, что твоя жена хранит тебе верность??? — так же грубо ответила соседка. Но, будучи опытной и мудрой женщиной, она быстро сменила тон атакующей защиты на тональность завлекающей атаки.
Чтобы расположить к себе внезапно «похолостевшего» Дербенёва и отвлечь его внимание от молоденькой дочери, «озабоченная» мать принялась рассказывать Александру длинную историю похождений Татьяны Дербенёвой, известную ей не только из собственных наблюдений, но и со слов самой Татьяны.
К ужасу Александра, все эпизоды «личной» жизни его супруги, так или иначе тревожившие Дербенёва ранее и рассказанные теперь соседкой, совпали по времени и месту с тем, что было известно самому Дербенёву. Однако Александру от этого совсем не стало легче. Не веря словам хмельной «подруги», он даже представил, как Татьяна однажды вернётся домой, и всё у них будет хорошо, по крайней мере «как у всех»… А спустя несколько дней, «прозрев» после очередного морского выхода, Дербенёв переписал квартирный ордер и остальные документы, касающиеся его недвижимости, на Татьяну.
    Иной читатель спросит: «Зачем он это сделал?»
«А как можно ещё заинтересовать супругу на возвращение в Лиепаю? — Ответил бы Александр, если бы услышал вопрос, а на самом деле Дербенёв подумал: — К чему теперь всё это барахло, когда тебя бросили? Кому теперь это  всё надо?».
Теперь  он почти БОМЖ. — «И что дальше?».

                XIV. РАЗВОД ДЛЯ «НЕГРОВ»

       Известная истина о временах года работала как хороший швейцарский механизм. Довольно сухой и необычный для Лиепаи октябрь сменил привычно-сырой ноябрь. Б-177 заступила на очередное боевое дежурство, а её командир, давно привыкший к напряжённому режиму службы и организационно-штатным мероприятиям на флоте, нисколько не удивлялся  изменениям в корабельном составе соединения.  Четырнадцатая эскадра ушла в лету, шестнадцатую дивизию давно сменила пятьдесят восьмая бригада, теперь стали поговаривать, что и это ненадолго.
       Татьяна Дербенёва вместе с детьми жила своей жизнью на Украине, ставшей независимым государством, и совсем не собиралась что-либо менять в своей судьбе. По некоторым сведениям, «долетевшим» до Александра, его супруга успешно сошлась во внебрачных отношениях с неким должностным лицом, от которого зависела её сегодняшняя жизнь и положение в обществе. Дербенёву не хотелось в это верить, но чего он хотел от их «разъезда» по национальным квартирам?
Чтобы хоть как-то расставить точки над «i» Дербенёв собрал документы на развод и обратился в суд города Лиепаи. «Если не развод, то хотя бы алименты на детей пусть установят!» — решил он, направляя стопы в дом правосудия.
— Вы не ест гражданин Латвия! Значит, мы не можем вам помогат! Надо ехат на Родина и там просит развод… — помощник судьи говорила на таком ломаном русском языке, будто никогда и не жила в Советской Латвии.
Не успокоившись на одном заявлении, Дербенёв обратился к родителям, чтобы те уточнили вопросы развода и назначения алиментов в Черкассах.  Мама, конечно, сначала была в шоке от «новостей» и категорически отрицала даже мысль о разводе, но потом, наверное, смирившись с мыслью о «счастье» для сына, всё же решила ему помочь.
— Сынок, а ты часом не забыл, как мы тебя отговаривали от этого странного и во всех смыслах неравного брака? — со слезами на глазах говорила Таисия Артёмовна в трубку. — Но ты всему миру тогда рассказывал, как бесконечно любишь свою Татьяну! И что теперь, всё? Ушла сквозь пальцы твоя любовь?
Конечно же, рассказывать родителям об отношениях с супругой да ещё «во всех красках» Дербенёв не мог, да и не хотел, но не знать о том, что Татьяна почти полгода живёт на Украине, родители тоже не могли. Через какое-то время Александру позвонила сестра Светлана и сообщила, что на Украине заявление о разводе и назначении алиментов на детей может подать только гражданин «Незалежной», а граждане РФ таким правом не обладают…
      Обойдя ещё несколько нотариальных и юридических агентств, где были получены «исчерпывающие» ответы, Дербенёв направился в консульский отдел МИД РФ в Лиепае.
— Действительно, Александр Николаевич, ситуация для вас  сложилась именно патовая!  — рассмотрев заявление, констатировал представитель Министерства иностранных дел России. — Мы такой вопрос не решаем, а до получения прописки на территории Российской Федерации и вы этот вопрос не решите…
Только теперь Дербенёв отчётливо понял, что значит находиться у «разбитого корыта». Правда, ни жилья, ни корыта де-юре у «негра» по фамилии Дербенёв и так давно уже не было…

                XV. С НОВЫМ ГОДОМ

                1
       Как ни старался комбриг «оттянуть» на неопределённый срок очередной отпуск Дербенёва, но двадцатое  декабря наступило как «неизбежный крах капитализма»! А вместе с этой датой наступило и «неизбежное» решение комбрига: либо командира лодки в отпуск, либо компенсировать его потерю из своего кармана…
Одно решение, как цепная реакция, вызвало и другое. Взвесив все «за» и «против», Дербенёв решил «путешествовать» на автомобиле. Во-первых, это сэкономит время и, отчасти, деньги, а во-вторых, и, наверное, в-главных, поможет Дербенёву эвакуировать свой «Москвич-2140» к родителям в гараж, сохранив, тем самым, честно нажитое имущество…
    «Ехать одному, да ещё в зимних условиях рискованно! — рассуждал Дербенёв. —  К тому же, по информации опытных людей, на дорогах бывшего СССР появились какие-то бандиты под странным названием «рэкетиры»,  устраивавшие настоящую охоту за одинокими путешественниками и перегонщиками автомашин».
В последний момент выяснилось, что на Украину, правда через Питер, собралась семья старшего мичмана Шершенкова.  К счастью для Дербенёва билетов на руках у них ещё не было. Быстро обсудив все тонкости поездки,  командир «уговорил» своего подчинённого поехать с ним «вторым» водителем. Супруга мичмана согласилась быстрее своего мужа, и это стало главным аргументом в пользу авантюрной поездки!
     Не мешкая собравшись, компания отправилась в поездку. «По пути» путешественники заехали в Гатчину, где Дербенёв сообщил Елене о планируемом разводе с супругой. А ещё он обещает молодой женщине, что любит её и обязательно вернётся к Новому году, чтобы вместе начинать новую жизнь…
Ах, как сладки бывают обещания, особенно когда их ждёшь!
     Дербенёв никогда не был «сказочником», скорее наоборот, его вполне реалистичное отношение к жизни зачастую отталкивало женщин, мечтавших поначалу связать свою жизнь с Александром. Не был он и ловеласом, к его чести,  Александр всегда рассчитывал только на свои силы, возможности и чувства, но в этот раз желание «покрасоваться» или, точнее, выглядеть гораздо лучше, чем позволяла сама ситуация, взяло верх, и Дербенёв обещал Елене всё и вся. Потом, не задумываясь о последствиях, обещал вновь и ещё раз обещал, чтобы она поверила…
    А между тем путь на машине оказался многотрудным. Снега и морозы местами, сменял постоянный дефицит бензина. Да и «Незалежная» встретила «москаля» без хлеба и соли. Поезда в Россию к этому времени там почему-то отменили, а самолёты, давно примёрзшие к полосе, даже покрылись снегом и стояли теперь без движения, как памятники, вкопанные в землю. Официальные власти объясняли этот парадокс «временным отсутствием топлива».
     От сказочных свобод и демократии, за которые совсем недавно ратовала местная интеллигенция, остались вполне определённые реалии всеобщего хаоса и нищеты, поселившиеся в каждом уголке некогда самой богатой республики Союза.
Давящая на психику неопределённость смотрела на Дербенёва отовсюду, но больше всего, с каким-то особым укором, она взирала из глаз детей. Его детей…
— А это что за платочек? — удивилась Таисия Артёмовна, вскрывая  очередной пакет, поданный ей сыном.
 — Это, мама, тебе подарок от моей будущей жены Лены…— пояснил Дербенёв.
— Какой ты скорый?! Не успел с Татьяной развестись по закону, уже новая претендентка на твою шею сыскалась!
— Мама! Причём здесь шея, просто мы так решили…
— Помню я одно решение в твоей жизни! До сих пор икаю от его последствий. — Таисия Артёмовна настолько расчувствовалась, что решила присесть на табурет там, где стояла, посреди кухни. — Конечно жить тебе, и я любую женщину приму в нашем доме как дочку, но как бы тебе потом не пришлось самому жалеть об этом скоропалительном решении!
— А в чём, собственно, проблема? Это же моё решение! — отшутился Дербенёв.
— Проблема, сынок, только в том, что твоя Татьяна не привыкла быть в центре труда, но из центра внимания  её не изъять. А я, как и любая мать, мечтала всегда о том, чтобы  мой сын не только сам трудился во благо семьи, но  и помощники, чтобы у него были, хотя бы один. Его обычно супругой называют…

                2
      Позвонив в дверной звонок незнакомой ему квартиры располагавшейся на первом этаже трёхэтажного дома, Дербенёв вполне ожидаемо надеялся, что ему откроют, но за дверью было непривычно тихо. Сумки с подарками к Новому году, мешавшие двигаться, пришлось поставить у самой двери.
    «Неужели нет никого?» — подумал Александр и сильно постучал в дверной косяк.
— Мама! Там кто-то пришёл?! — узнав голос своей дочери, Дербенёв обрадовался.
 — Может, это Дед Мороз уже, с подарками? — подбегая к двери предположил сын Вова.
Слёзы подступили к глазам Дербенёва, но он сдержал эмоциональный порыв…
  — Да, с Санта-Клаусом вместе. Оба сразу решили вас осчастливить… — голос Татьяны «наотмашь» рушил все надежды детей и лишал их ожидания сказки…
 Дверь резко распахнулась.
— Ой, это ты? — неожиданно тихо выдохнула Татьяна и даже улыбнулась через силу.
— Ура!!! Ура!!! Папа приехал. Наш папа приехал, — дружно подпрыгивая, закричали дети, хватая Александра за руки и пытаясь на ходу отобрать сумки.
    Только сейчас, войдя в прихожую, Дербенёв увидел, что в квартире присутствуют ещё трое таких же маленьких, но чужих детей. Скромно и даже с опаской сельские дети выглядывали из комнаты, точно так на Дербенёва смотрели и его, вчера ещё холёные прибалтийские «принцы и принцессы», ставшие теперь обыкновенными селянами.  Облачённые в какие-то убогие, почти бесцветные одежды они – его дети ничем не отличались от остальных маленьких представителей «новой» Украины.
Дербенёв оставил сумки в комнате и, увлекаемый детьми, пошёл осматривать квартиру.
 — Здесь мы все спим! — сообщила Людмила, показывая на диван и детские кровати с разбросанными повсюду игрушками.
— А там у нас ёлка! — показывая на балкон, уточнил Вова. — Папа, мы будем наряжать ёлку? 
— Посмотрим…— неопределённо ответил Александр, открывая одну из своих сумок. — Это тебе, доченька, примерь! А это тебе, сынок…
Через пару минут, облачаясь то в одну, то в другую обновку, дети стали бегать на кухню, чтобы похвастать своими «приобретениями» перед мамой.
    Чужие дети, поначалу присутствовавшие на «модном показе» и с любопытством наблюдавшие за происходящим действом, скромно и незаметно удалились, оставив радость встречи только семье. Дербенёв от неожиданности даже конфетами не успел их угостить…
    Раздав все подарки «от зайца», «Деда Мороза» и себя лично, Дербенёв достал из сумки валютные накопления и направился на кухню, не забыл он  прихватить  и  приготовленные заранее документы на развод.
На кухне Александр обнаружил полупустой стол, основными блюдами которого были квашеная капуста, сдобренная «пахучим» маслом в глиняной миске, и нарезка белоснежного сала. Суетящаяся над приготовлением гостевого блюда из жареного картофеля Татьяна разговаривала с незнакомой женщиной, умело разливающей самогон по гранёным рюмкам.
 — Здравствуйте! — сказал Дербенёв, не ожидавший столь «хлебосольного» приёма.
По ходу общения он заметил, что стол сервирован на троих взрослых  и двоих детей, причём «его» полустакан уже был наполнен…
Добрый вечир! — по-украински ответила незнакомая женщина.
— Обо мне можете не беспокоиться, я не надолго. Тем более и машина под окнами стоит. — перекрыв все пути к отступлению, заметил Александр. — Надо всего лишь уладить некоторые формальности. Татьяна! Ты можешь уделить мне пять минут внимания?
 — Я то могу, — через плечо сказала как отрезала Дербенёва, —но разве твои личные дела настолько весомы, что ты не в состоянии уделить совсем немного времени для общения с собственными детьми?
Александр замер в нерешительности. Незнакомая женщина сейчас явно была лишней за этим столом и в этом разговоре, но, похоже, таковым себя чувствовал только Дербенёв. Не зная, куда теперь деть пачки с долларами, Александр выложил их прямо перед собой на тарелку, очевидно приготовленную для жареного картофеля.
— Я сбегаю за тушёнкой! — засуетилась незнакомка, собираясь оставить семейную пару пообщаться «с глазу на глаз».
— А у меня, что тушёнки нет или свиньи из другого совхоза? — не согласилась Татьяна, отправляясь в подвал за разносолом. — Никуда не разбегайтесь, я мигом!

                3
 — Александр Николаевич, извините, мы не знакомы, но я думаю, что сейчас это не важно. Вы просто обязаны меня выслушать, пока нет Татьяны, — пытаясь очень быстро изложить свою мысль, затараторила незнакомая женщина.
— Слушаю вас, — согласился Дербенёв, ещё не догадываясь, какие сюрпризы его ждут в этом разговоре.
— Дело в том, что вы должны срочно спасать Татьяну и её, ой, простите, ваших детей… Она ведь почти два месяца как безработная, а всё потому, что отказала директору совхоза стать любовницей начальника МТС…
  — Любовница, безработная, директор и начальник, претендующие на её тело. Ничего не понимаю! Я-то здесь причём? Пусть живёт, как хочет или как у неё получается, только с разводом лишь бы не тянула. Ну а денег теперь ей, наверное, хватит. Во всяком случае, на первое время, пока работу искать будет. — Дербенёв поднял тарелку с валютой и продемонстрировал её содержимое незнакомке.
— А разве детей вам не жалко? — не понимая холодность Дербенёва, спросила незнакомая женщина.
— Только давайте детей не трогать. Это сугубо наш, внутренний вопрос, и мы его, надеюсь, решим в пользу детей. Сына, во всяком случае, я готов хоть сейчас забрать…
Скрипнула входная дверь, и через минуту в кухню вошла Татьяна, а вместе с ней помещение наполнилось запахом подвальной сырости, характерной только для сельских погребов. На столе появились банки с закатанными ещё с лета помидорами и огурцами, местная тушёнка и разного вида соки, тоже в стеклянных банках.
 — Ну что, я быстро? Не соскучились? — весело уточнила Дербенёва, освобождаясь от своей ноши. — Давай, подруга, «по единой», как говорит мой отец. Наш гость всё равно не пьёт…
— Да, гость у вас сегодня серьёзный! — согласилась незнакомая женщина. — Но я думаю, что за знакомство он всё же обязан выпить хоть немного. Меня зовут Мария!
— Разве что пригубить…— внезапно согласился Дербенёв.

                4
      Посиделки на кухне довольно быстро закончились и к, радости Дербенёва, настало «свободное» время, когда можно поговорить о главном. Правда, Татьяна, немного захмелев, кажется, совсем к этому не была расположена. Наоборот, она всячески искала повод, чтобы оставить Дербенёва «ночевать» и никуда сегодня не отпускать, тем более в Черкассы.
Отказ Александра принят не был, и Дербенёва решила зайти с другой стороны.
  — А не будет тебе никакого развода, если не останешься со мной ночевать!
— Ну это уже слишком! — возмутился Дербенёв набрасывая на плечи куртку. — Я забираю сына, и мы уезжаем немедленно, тем более что обещание ребёнку показать новогодний Питер никто не отменял.
Дербенёв заглянул в гостиную и окликнул сына:
— Вова, пойдём собираться!
На оклик выскочила Людмила, всё лицо её было в слезах.
— Папа, а что, ты меня не берёшь с собой? Ты меня оставляешь? — захлёбываясь в рыданиях, еле проговорила дочь.
Огромные, наполненные слезами глаза маленькой Дербенёвой смотрели на отца как на последнюю надежду. И Александр не выдержал:
 — Кто тебе сказал, любимая, что я тебя здесь оставлю и ты с нами не поедешь? Собирайся!
— Тогда и я с вами еду, во всяком случае, в Черкассы. Хоть родителей навещу перед Новым годом, — готовая тоже расплакаться, решила Дербенёва-старшая.
Приехав в Черкассы, Дербенёвы решили, что документы на развод останутся у Татьяны и после праздников она подаст их в суд установленным порядком, при этом на алименты заявление подавать она не станет, поскольку при пересылке денежных средств почтой из Латвии на Украину будет теряться до половины суммы. Дербенёв же тем временем возьмёт билеты в Санкт-Петербург и свозит туда детей на Новогодние каникулы…

                XVI. ВСЁ СНАЧАЛА

      25-го декабря 1992 года отпускник Дербенёв приехал на железнодорожный вокзал украинского областного центра за билетами в славный город на Неве. Его мечты уже летали в районе моста лейтенанта Шмидта, когда Александр узнал, что топлива в «Незалежной» по-прежнему нет. В связи с чем весь наземный  и воздушный транспорт не ходит, отменено расписание даже на Киев, не то чтобы в Россию!
— А вы, громадяныну, чого хотилы? — вполне адекватно отреагировала пухлая особа из справочного окошка на вопрос изумлённого Дербенёва о билетах. — Це вам не москали злыденни гаманець приховалы, а сами найсправжни – наши риднэньки – богатии гроши вкрали! Будь воны неладни, ти гроши!
Тёща Дербенёва, Светлана Павловна, заметив у внуков новую одежду и обувь, «заморские» подарки «от папы», а также деньги в виде валютных издержек на руках у дочери, быстро сообразила, что Дербенёв теперь не «кацап задрипаный», а  преуспевающий  и вполне обеспеченный «москаль». И только «полная дура» может пойти на развод с таким «уважаемым человеком». Совсем немного поспорив с матерью о ценностях современной жизни, согласилась с этим и дочь.  А чтобы ни у кого не было сомнений, кто в доме «царь», при очередной встрече с Дербенёвым Татьяна умело разыграла сцену с истерикой и  забрала своё согласие на развод.
     События, в водовороте которых неожиданно оказался Дербенёв, разворачивались совсем не по тому сценарию, который он придумал за последние полгода. Получив отказ по интересующим вопросам, Дербенёв решил вернуться в Лиепаю, считая аморальным поступком возвращение к Елене, не получив развода с супругой, но билетов не оказалось и в прибалтийский «рай».
Через пару дней Новый год, а Дербенёв всё в Черкассах. Где-то далеко, за тысячи километров, его ждёт любимая женщина и безоблачное завтра, а сегодня он  вынужден провожать Татьяну с детьми на автовокзал, потому что поездка в Питер сорвалась и теперь дети уезжают домой в Буромку. Обежав ближайшие предновогодние «развалы», Александр скупил почти все оставшиеся мандарины и апельсины, чтобы вручить их детям.
   — Это вам! С Новым годом! — запыхавшись от быстрой ходьбы, сообщил Дербенёв, вручая цитрусовые лакомства по назначению.
 Провожая Дербенёва к машине, припаркованной на привокзальной площади, Татьяна вдруг опустилась на колени перед законным мужем и при большом скоплении народа, заставила детей сделать то же самое. Усадив детей  рядом с собой и обливаясь слезами, она стала хватать Дербенёва за руки, просить прощения за все несчастья, принесённые ему в их нелёгкой семейной жизни.  Клятвенно, обещая, что никогда больше ничего подобного не повториться, она очень театрально привлекла внимание толпы зевак, включая дежуривших неподалёку милиционеров. Сердце Александра не камень, оно вот-вот должно было лопнуть от разыгравшихся страстей. В порыве эмоций Дербенёв простил жене всё и вся и в свою очередь попросил прощения у неё. 
      «Какой позор, какой стыд!» — думал Дербенёв, готовый в этот момент простить все десять смертных грехов любому, лишь бы Татьяна поскорее подняла детей с колен и встала сама.
     После тяжёлых раздумий там же, на вокзале, Дербенёвы решили заключить договор о продолжении семейных отношений ради будущего своих любимых чад. Договор, по их замыслу, будет действовать до определённого срока и на определённых условиях, главным из которых Дербенёв выставил условие о том, что Татьяна никогда более не будет встречаться с Берзиньшем. Дербенёва, не раздумывая, согласилась и с удовольствием погрузилась в автомашину, забыв, что ещё пять минут назад собиралась ехать в Буромку.  Воссоединившаяся семья в полном составе отправилась к родителям Дербенёва встречать Новый год и догуливать плановый отпуск. 
     Нельзя сказать, что мать Дербенёва сильно удивилась случившемуся. Она, похоже, лучше своего сына изучила «возможности» его жены и её невестки, но вот отец Дербенёва, Николай Егорович, пребывал в полном недоумении от увиденного «решения» сына, во всяком случае до тех пор, пока за ужином Татьяна не назвала его папой и не предложила тост за здоровье всех Дербенёвых, живущих на земле.

                XVII. НЕ ЖДАЛИ

      Отпуск закончен, потрясения тоже. Во всяком случае, так рассуждал командир Б-177, привычно заняв своё место на правом крыле мостика. Давно начался новый учебный год, а вместе с ним пришли и новые планы на выход в море для отработки курсовых задач. Последняя декада февраля 1993 года ничем не отличалась от первой. Ежедневно  с юга налетали сквозящие и сырые ветры, за которыми  неделя после возвращения Дербенёвых в Лиепаю пролетела как один день. А чему удивляться? Лиепая – это город, где почти всегда дует ветер…
Целую неделю лодка не могла выйти в море ввиду неблагоприятных ГМУ, и вот, кажется разрешение получено, Оперативный дежурный ОВР подтвердил «Добро» на выход в море через Южные ворота аванпорта, но в последний момент, когда швартовы были уже на борту  и смотаны на вьюшки пришёл сигнал «Дробь» выходу.  Мероприятия в море опять отложены, теперь уже гарантировано до понедельника. Прикомандированные офицеры и мичманы нехотя потянулись наверх.
— Как достала эта погода! — выругался Сергей Гришин, —каждый день как на работу, и всё к вам, а выхода всё нет!
— Надо издать рекомендации для плавания, где чётко прописать, чтобы в море только летом ходить, когда ветер с берега дует, попутный и западных направлений, — соглашаясь  с флагманским ракетчиком, предложил старпом.
— А Лиепаю вашу в этих рекомендациях из «города под липами» переименовать в «город под ветрами»! — добавил комбриг.
— Нашу Лиепаю!  — уточнил командир  Б-177.
    Дербенёв, как никогда настроивший себя на сегодняшний  выход, теперь  непривычно суетится вокруг приведения оружия и технических средств в исходное положение «по-швартовному».
    Зная, что жена с соседями должны уехать в Вильнюс, чтобы немного «приодеться» после незалежной разлуки с цивилизацией, Дербенёв поспешил домой, ведь там дети остались одни…
    На улицах задремавшего города уже стемнело, и только фонари, жёлтыми пятнами выхватывая пространство ночи, придавали предметам реальные очертания.
Загнав свою баварскую «ласточку» в гараж, располагавшийся в паре километров  за Воздушным мостом, Дербенёв почти летел домой. Преодолев расстояние от гаражного общества «Север-77» до Гвардейского проспекта за каких-то полчаса, он вдруг оказался перед совершенно неожиданной картиной.
    У дома, где проживали Дербенёвы, а точнее под фонарём напротив подъезда, как у себя на хуторе,  припарковались «Жигули» салатного цвета, принадлежавшие тому самому Александру Берзиньшу, отношения с которым клятвенно обещала порвать Татьяна Дербенёва, не так давно стоявшая на коленях перед своим законным мужем.
Дербенёв остановился. Не пересекая освещённое фонарём пространство и оставаясь в тени, он как-то неожиданно для себя понял, что его совсем не ждут на этом «празднике жизни».
     А в это время, не видя стоявшего в темноте и опешившего Дербенёва, из подъезда вышла Татьяна, ведомая Берзиньшем под руку. Мирно беседуя, «голубки» уселись в машину вместе с соседями по площадке, и, уж было, собрались отъехать, но тут Дербенёв вышел на свет. 
     Сложно было не заметить одетого во флотскую шинель с блестящими пуговицами офицера, внезапно «нарисовавшегося» перед машиной, но ни Татьяна, ни тем более Берзиньш никак не отреагировали на реплики заметивших Александра соседей и, объехав «препятствие», спокойно направились по своему плану…
«Что и требовалось доказать, Александр Николаевич!» — спокойно огласил Дербенёв, поднимаясь по лестнице на пятый этаж, где его ждали брошенные матерью детки.

                XVIII. НОЧНОЙ ЗВОНОК
               
                1
      Громкий  звонок, дребезжащий кустарно изготовленной мембраной, разорвал тишину ночи, заставив Дербенёвых содрогнуться. Давно и никто по ночам им не звонил. Александр взглянул на циферблат электронных часов и обнаружил, что наступило  уже двадцать шестое февраля.
     «Вчера был День рождения Елены… — подумал Дербенёв, направляясь к телефону, висевшему на стене здесь же в гостиной. — Ах, да, я же ей вчера и звонил…».
 — Саша, это ты?  — спросила, не представившись, какая-то женщина, голос которой показался Дербенёву знакомым.
— Да, я! — тихо, чтобы не привлекать внимание спящей Татьяны, ответил Александр.
— Это Лена из Питера, подруга твоей Ленки. У нас ЧП!!!
— Что случилось? — спросонья не понимая логической связи между Питером и Лиепаей, уточнил Дербенёв.  — Я же всё объяснил вчера Лене…
— Как раз после твоих объяснений и «радостных» поздравлений с Днём рождения она и отправилась на тот свет! — довольно жёстко ответила подруга Елены.
— Как? — закричал, недоумевая, Александр сжимая до боли в пальцах телефонную трубку.
— Очень даже обыкновенно! Бросилась под машину…
Между собеседниками воцарилась гробовая тишина.
Дербенёв молчал. Он не мог так быстро сменить направление мысли сжавшейся во времени  от «дня рождения» до «дня смерти».
— Чем я могу помочь родственникам? — спросил Дербенёв и сам не услышал свой голос.
 — Родственникам помогать не надо, а вот Елене твоя помощь может понадобиться… Жива она, только ноги сломаны. Сейчас её спасают в военно-медицинской академии. Сам понимаешь, мы не знаем какие лекарства или иные средства и по какой цене могут ей понадобиться.
— Эту тему считай закрытой, я всё сделаю, чтобы ей помочь! — ровным и спокойным голосом заверил Александр, медленно приходя в себя.
— Единственная просьба к тебе, — продолжила собеседница, —Ленка просила  не сообщать тебе ничего, потому что она с тобой уже простилась. Нет тебя больше в её жизни! Так она сказала…
— Я понял, но как я узнаю результаты?
— Не волнуйся, это Ленка с тобой простилась, а я-то нет! Таких подлецов, как ты, из-за которых мы, бабы, лишаемся жизни и здоровья, надо выжимать до конца, до самой последней копеечки, как лимон выжимают до последней капли! Завтра я тебе позвоню!
В наушнике послышались гудки, свидетельствующие, что на другом конце провода положили трубку.
— Что случилось? — с насторожённостью и тревогой в голосе спросила Дербенёва, усаживаясь на диван.
— Ничего особенного, — спокойно ответил Александр, — тебя это не касается…Давай спать, третий час ночи.
— И что этой б…ди из Питера надо по ночам? Трахнуть некому?
Дербенёв, не ожидавший такой удивительной проницательности своей «безгрешной» жены, с размаху влепил пощёчину Татьяне, да так, что луна от «воспитательной» оплеухи гуляла по комнате несколько секунд. Татьяна  тоже не ожидала такой «весомой» реакции мужа на её «правду-матку» и, моментально замолчав,  «уснула» отвернувшись к стене.
До самого утра Дербенёв не сомкнул глаз. Он много думал и переживал. В основном о том насколько низко он пал в своём одержимом стремлении  обрести настоящую полноценную семью.
      Перед глазами вставали картины из прошлого, в основном из детства, где он, влюблённый по самое «не могу»,  ухаживал за Татьяной, дарил ей всякие безделушки, а потом, повзрослев, признавался в любви и ублажал цветами. Почему-то вспомнились слова Татьяны, сказанные однажды под Новый год ещё в десятом классе: «Я старая для тебя, ты на целых шесть месяцев моложе. Вот и ищи себе девочку лет на пять младше. Я же достанусь зрелому и взрослому мужчине…». Потом, когда они уже поженились, ещё одна  странная фраза, сказанная уже законной супругой, долгие годы преследовала Дербенёва: «Мы взрослые люди, и каждый имеет право на ошибку, а иногда и на личную жизнь, но самое главное, чтобы ни я, ни ты никогда о ней не узнали!»
     Тогда, Дербенёв не понимал смысл этих слов той единственной женщины, которую он так беспредельно любил, но сейчас, с высоты прожитых лет и пережитых трагедий, Дербенёв  очень явно ощутил, что Татьяна оказалась более практичной и менее сентиментальной по отношению к реальной жизни.
«Наверное,  я пытаюсь оправдать себя и свалить всю вину за наши семейные неурядицы на Татьяну? — подумал Дербенёв. – Но сам-то я где был, чем думал, куда смотрел? Имел ли я право на внебрачный роман с женщиной, имея законную жену? Где и в каком месте я перешагнул черту, за которой начинаются только трагедии? Одна любящая меня женщина бросается под машину, на другую я поднимаю руку… Да, Лена из Питера права – я настоящий подлец, не имеющий права на жизнь, и с этим надо что-то делать!».
               
                2
      После подъёма флага и развода по кораблям экипаж Дербенёва приступил к плановым учениям по приготовлению лодки к бою и походу, а также борьбе за живучесть. Сам Дербенёв спустился в лодку, взял журнал вахтенного центрального поста и начал командирский осмотр Б-177. Обойдя все отсеки и оставшись вполне удовлетворённым содержанием заведования его экипажем, командир вызвал к себе в каюту  старпома, механика и замполита, а время назначил в перерыве, сразу после приготовления корабля к бою и походу.
Оставшись наедине со своими мыслями, Александр вдруг вспомнил момент утреннего расставания с супругой. Под левым глазом на лице Татьяны появился жёлто зелёный отёк, зная это, она старалась не смотреть на мужа и во время разговора опускала лицо вниз.
     «Да ты не подлец, Дербенёв, а подонок!!!»  — решил Александр, доставая из личного сейфа табельный ПМ .
Проверив наличие патронов в обойме и работу механизмов, Дербенёв снял пистолет с предохранителя и, дослав патрон в патронник, временно отложил оружие в сторону, чтобы собраться с мыслями. Но в это время дверь в каюту распахнулась, и радостный замполит просто ввалился в неё.
— Ну, твоя Татьяна даёт, ну молодчина! — запыхавшись, но не останавливая словесного потока восхищений, приговаривал Владимир Иванович.
— Ничего не понял, чего даёт, кому даёт? — удивился Дербенёв.
— А ты разве ничего не знаешь? Она же у тебя героиня! Вчера, пока ты шарахался в штабе дивизии с документами на очередной выход в море, наши «разгильдосы» матросы Сомов и Антошкин решили немного прогуляться в ближайший гастроном, расположенный, естественно,  за пределами части. Конечно, в магазине были не только наши любители импортного пива, но номер воинской части, которой командует её муж был начертан на спинах ватников только этих двоих. Заметив это, твоя жена и приволокла разгорячённых «супчиков» прямиком в политотдел. Сомов, правда, во время «задержания», не зная с кем имеет дело, умудрился сопротивляться и попал кулаком Татьяне по лицу… Так что ты не думай чего-либо плохого, если слева, где-то под глазом, у неё появится синяк. Начальник политотдела обещал премию выписать лучшему председателю женсовета дивизии…
— Мало вам мужиков эксплуатировать, так вы теперь за женщин взялись! — совсем без эмоций, как бы сам себя в чём-то убеждая, проговорил Дербенёв.
 — Ой, а это зачем? — увидев пистолет, лежащий на столе, поинтересовался Карпихин.
— Не тронь! Это я оружие осматриваю, личное! Так положено! — ответил командир, убирая ПМ в сейф.

        XIX. «АДМИРАЛ ЗОЗУЛЯ»

                1
       Время течёт, всё вокруг меняется, и далеко не всегда в лучшую сторону. Постепенно в стране стала нарастать напряжённость между Верховным Советом РСФСР и президентом Ельциным. В апреле 1993 года Б.Н. Ельцин выступил с инициативой проведения референдума, призванного установить, на чьей стороне народ и каково его отношение к политике президента и Верховного Совета. Впоследствии, опираясь на мнение народа, выступившего в поддержку президента, Ельцин предложил созвать Конституционное Совещание, на которое вынес проект новой Конституции России. Однако Верховный Совет отказался признавать легитимность этого совещания. Таким образом, противостояние «красного» Белого дома и «демократически» настроенного президента Ельцина  затянулось до осени, а точнее до четвёртого октября…
А пока в стране и за её пределами наступил апрель, и хотя до вывода российских войск из стран Балтии оставалось ещё больше года, новая латвийская власть семимильными шагами возвращалась к новым, а точнее старым  и давно забытым, за годы советской власти, порядкам.
      Стремясь всеми правдами и неправдами оказаться в объятиях стран НАТО и Европейского экономического сообщества,  парламент Латвии принял постановление, по которому право собственности на национализированное или иначе отчуждённое после 17 июля 1940 года имущество в установленном законом порядке мог восстановить любой прежний собственник или его законный наследник независимо от его места жительства и гражданства. Домовладения согласно закону, принятому ещё в 1991 году, повсеместно возвращались собственникам или их потомкам.           Квартиросъёмщикам,  проживавшим  в этих домовладениях, разрешалось проживать в доме собственника в течение семи лет с последующим переселением на  равноценную площадь?! Тот же закон ввёл понятие негражданина и позволил в рамках восстановлении прав граждан Латвийской Республики признать гражданами Латвии только  две трети жителей страны, в основном граждан довоенной Латвийской Республики и их потомков. В результате более восьмисот тысяч жителей Латвии, проживавших на её территории с 1939 по 1991 год и их потомков, родившихся в республике в этот период, гражданство получить не могли и в простонародье стали именоваться «неграми».
      Из всех щелей полезли  недобитые советскими войсками ветераны войск «SS», лесного братства и прочей коричневой нечисти. Официальные власти «демократической» и «просвещённой» Латвии повсеместно закрывали глаза на открытые шествия преступников, деяния которых были осуждены мировым сообществом ещё на Нюрнбергском процессе. Новая Латвия открыто и не стесняясь, стала праздновать 16 марта как День Памяти латышских легионеров войск «SS».
Вставшие из могил забвения «упыри», поддерживаемые брюссельской Европой, вполне легально организовывали митинги возле частей армии и флота России, жгли чучела российских военных и флаги РФ. Повсеместно военным плевали в лицо, отказываясь не только говорить с ними на русском языке, но и принимать жалобы на языке титульной нации, встречались случаи похищения офицеров, чаще всего командиров частей.

                2
       Ранним утром третьего апреля силы местной самообороны Лиепаи или попросту «айзсарги»  одновременно по всему городу блокировали  части Лиепайского гарнизона Вооружённых сил России. Все подъездные пути к контрольно-пропускным пунктам умело и оперативно были перекрыты бетонными преградами, а напротив КПП частей РФ оборудованы блок посты с крупнокалиберными пулемётами и тяжёлыми гранатомётами, направленными в сторону воинских частей. Въезд и выезд в части были запрещены, снабжение воинского контингента реально прервано.
Не зная о проведении масштабной антироссийской акции, все военнослужащие, участвующие в организации субботних парко-хозяйственных мероприятий, включая и Дербенёва, установленным порядком направились в свои воинские подразделения. Подъехав к Воздушному мосту, Дербенёв обнаружил хорошо укреплённую бетонными блоками  долговременную огневую точку.
       «Явно не наша баррикада!» — сообразил командир Б-177, обнаружив смотрящий прямо на него тёмным жерлом смертельной опасности гранатомёт SMAW  производства США. 
       Рядом с дотом стоял закамуфлированный под болотную нечисть человек, вооружённый автоматом Калашникова румынского производства.
От традиционного «Калаша» румынская копия отличалась крайне необычной формой цевья, формой и размером приклада. Однако особенную любовь румынские производители всегда испытывали к размещению дополнительных рукояток.  Столь необычное техническое решение и дало основание Дербенёву полагать, что именно румыны снабжают местную самооборону этими непутёвыми копиями.
«С миру по нитке – голому на штаны!» — подумал Дербенёв,  увидев поношенную и местами плохо заштопанную «натовскую» камуфлированную куртку, надетую на бравого латышского ополченца.
      Защитник «свободной» Латвии тоже заметил чересчур внимательного офицера не его армии за рулём западногерманского автомобиля представительского класса.
— Стойтэ! Астанавитэсь! Хальт! — перебрав очевидно всё, что знал, потребовал айзсарг.
Дербенёв остановил машину, но выходить не стал.
— Ваши документ!  — потребовал «народный герой» Лиепаи.
— А кто вы такой, чтобы требовать у меня документы? — поинтересовался Дербенёв.
— Ми кто? Сейчас узнаешь! — нагло ответил айзсарг и махнул рукой в сторону блок поста.
       Из бетонированного укрытия, как из волшебной шкатулки, выскочили сразу четыре таких же, как и первый, «заштопанных чёрта», и через тридцать секунд Дербенёв уже стоял «враскоряк», гордо уткнувшись носом  в капот собственной БМВ, при этом его руки были скованны наручниками за спиной, а документы «вежливо» изъятые из карманов Александра, рассматривал некий «старший» офицер.
— Вам всэм с сегодняшнего дня запрещено перемещаться по городу без нашего ведома и разрешения. Мы сдэсь власт! Ясно krievu okupants ?
— j;! — по-латышски согласился Дербенёв, стискивая зубы от боли в запястьях.
Утренние газеты в Риге и местный «Брехунец» Лиепаи в ту памятную субботу вышли с бравурными заголовками о победе ополченцев Латвии над Российскими оккупационными войсками, достигнутой одним броском в течение нескольких часов.
      Реакция командования базы не заставила себя ждать. В ответ на незаконные действия латвийских властей командир ЛиВМБ со своим штабом принял решение, достойное русского адмирала.
      Во-первых, все части Вооружённых сил России в районе своих КПП в качестве ответных мер организовали блокпосты и шлагбаумы, аналогичные латышским. Личный состав  частей был переведён на казарменное положение с объявлением боевой готовности  номер один к выходу в море и применению оружия.
Во-вторых, ракетный крейсер «Адмирал Зозуля» экстренно снялся со швартовов и перешёл к Воздушному мосту, где располагались основные силы айзсаргов. Бросив якорь на выходе в аванпорт, крейсер перекрыл движение всех судов в Военный канал и, соответственно, из него в море.
     Военный городок просматривался сигнальщиками крейсера полностью и, в случае необходимости, мог простреливаться корабельной артиллерией  на всю глубину  в пределах территориальных границ. Команда крейсера демонстративно расчехлила артиллерийские  орудия и направила их стволы  в сторону города, а также расположившихся вблизи моста частей латышских ополченцев. Ракетные контейнеры  также были демонстративно открыты и направлены в сторону Риги. Даже сторонние наблюдатели, не говоря уже о бравых латышских вояках, могли видеть, что контейнеры не пусты, а с верхней палубы крейсера удивительным образом исчезли люди… 
      В воздухе повисла очень нехорошая тишина, и только солнце, выполняя свою штатную и ежедневную работу, поднималось всё выше и выше к своему зениту. В тишине утра под лучами ещё непрогретого светила  было видно, как русские морские пехотинцы несущие службу по охране штаба Лиепайской военно-морской базы и основных военных объектов гарнизона,  двигались на бронетранспортёрах навстречу друг другу со стороны военного городка и от штаба базы,  чтобы, встретившись, одновременно перекрыть пути отступления «лесных братьев» в военный городок, СРЗ-29 и центр города.
     В рядах ещё недавно очень смелых вояк полувоенных формирований Латвии вдруг поселилась паника. Некоторые особенно «героически настроенные» ополченцы начали спешно «кучковаться», чтобы «в случае чего», бросив оружие на блокпостах, пустыми и безоружными раствориться в толпе зевак, которые массовым порядком окружали сейчас «театр боевых действий».
      Томительные и тревожные минуты растягивались в бесконечность, но ничего не происходило. Только русские морские пехотинцы свели Воздушный мост, чтобы по нему могла пройти  их техника. А между тем на блокпостах айзсаргов, похоже, восстановилась дисциплина и жерла американских гранатомётов медленно повернулись в сторону русских бронетранспортёров. Напряжённость нарастала с каждым мгновением. 
     Видя как стремительно меняются события на берегу, командир крейсера «Адмирал Зозуля» начал предстартовую подготовку ракет транслируя её ход через громкоговорящую связь на верхней палубе… И тут выяснилось, что нервы айзсаргов оказались не готовы к такой психической атаке. Не дожидаясь её окончания, «героические» латышские стрелки позорно бежали «куда глаза глядят»,  бросая свои посты и технику «на милость победителю».
Вечерние новости латвийского радио и телевидения комментировали противостояние скупо,  дескать «проводились учения с целью отработки взаимодействия айзсаргов и земессаргов» .
     А нескольким днями позже Президент РФ издал указ, дополняющий закон «О Государственной границе Российской Федерации», где отдельно оговорил, что все воинские части, дислоцированные на территории зарубежных государств, считаются территорией России и должны охраняться по правилам защиты государства. В случае проникновения на территорию части посторонних лиц разрешается применение оружия без предупреждения.
    С этого момента попыток блокировать российские части не предпринимал никто.

                XX. ДОРОГА ДОМОЙ

                1
     В конце мая 1993 года Лиепая «обзавелась» закавказскими «бригадами». В ту пору паспорт гражданина Латвии можно было купить по цене от тысячи американских долларов, что не представляло особых проблем для желавших обзавестись новой «родиной» представителей народов Закавказья, бежавших от бушевавших на их земле вооружённых междоусобиц.  Даже в военном городке, где жили Дербенёвы, участились случаи «рэкета» со стороны так называемой «азербайджанской мафии» , заполнившей сначала торговую нишу на местном рынке, а после и отстранившую от «дел» местное сообщество бандитов. 
      То там, то здесь появлялись слухи об очередном угоне автомашины, которыми активно обзаводились русские офицеры и мичманы в преддверии предстоящего вывода войск. Как говориться: с паршивой овцы – хоть шерсти клок. Впоследствии «новоиспечённые» граждане, они же бандиты, требовали за возвращённый ими же украденный автомобиль цену не менее половины рыночной стоимости.
       Иногда, если денег у хозяев не было или они отказывались платить, всё заканчивалось ещё печальнее.  Новые «бизнесмены» вывозили людей за город, а имущество из квартир. Иногда хозяев не находили вовсе.  Криминальная полиция при этом бездействовала, разводила руками, расписываясь в собственной беспомощности, а на самом деле зачастую просто радовалась, что пострадал очередной «негр».  Чтобы хоть как-то оградить себя и семью от этой участи, Дербенёвы решили спасти нажитое за годы службы в Лиепае имущество.
«Если семью спасти не удалось, так, может, хоть скарб будет целым?! — рассуждал Александр, приобретая с целью самообороны газовый пистолет «Вальтер ПП».
Это не совсем оружие, но внешне пистолет, изготовленный из силумина,  очень напоминал боевой пистолет Макарова. В тот «переходный» период такого оружия самообороны на официальном и неофициальном рынках появилось всякое множество, но поскольку боевое оружие мог приобрести только гражданин новой Латвии –газовые и газо-картечные «пукалки» приобретали чаще всего неграждане.
Следующим этапом Дербенёвы решили тайно отыскать перевозчика, владеющего грузовым автомобилем с прицепом, чтобы, не привлекая заранее внимания рэкетиров, погрузить и вывезти всё имущество из квартиры. Новым местом хранения скарба было избрано частное подворье родителей Дербенёва  на Украине.
Но до этого Александр предпринял обучение всей семьи, включая восьмилетнего сына, азам начальной военной подготовки, для чего вывез всех домочадцев за город и устроил там «показательные стрельбы» из имеемого «на вооружении» арсенала. А он у Дербенёвых на тот момент был не сложным: боевой пистолет Макарова, газовый пистолет «Вальтер» и древняя, но очень надёжна ракетница. После проведения «учебных» стрельб все стволы остались на руках у семьи, а Дербенёв возвратился к своим командирским обязанностям безоружным.
    Спустя семь дней, как раз накануне дня рождения Александра, удалось найти подходящего перевозчика. Молодой человек оказался родом из тех же мест, что и сам Дербенёв, и собирался днями проведать старенькую мать в родных краях. Интересы мужчин останавливаются на цене шестьсот долларов…
               
                2
     Выезжая из гаража Дербенёв заметил, что при запуске двигателя его БМВ иногда появляется лёгкий малиновый звон под крышкой клапанной коробки справа. Чтобы хоть как-то разобраться с  возможной неисправностью, Александр подъехал на консультацию к знакомому автомастеру в ближайший гаражный кооператив «Маяк». У самого  въезда в гаражное общество Дербенёв обнаружил стоящий без «признаков жизни» автомобиль «Мерседес-126» с запотевшими окнами.
— Василий Иванович! Привет, — поздоровался Дербенёв, заходя в гараж к мастеру.
 — Привет, Александр, коли не шутишь! — Вежливо ответил старый механик, рассматривая на свет какую-то деталь, которую держал перед лампой небольшого роста крепыш в грязной рабочей одежде, очень похожий на подмастерье.
— Ты бы послушал «ласточку» мою. Какой-то  непонятный звон периодически при запуске или наборе оборотов появляется…
— А ты не обнаглел, лох? — грубо поинтересовался крепыш в грязной спецовке.
Такой «доброжелательный»  лексикон Дербенёва не устраивал и, естественно, задел, что называется «за живое».
— Василий Иванович! Что это у тебя за подмастерье невоспитанное такое? — возмутился Дербенёв. — Слышь ты, «мышь белая», пасть закрыл, пока я тебе башку не открутил! И слушай молча, когда старшие разговаривают…
«Мышь белая» несколько опешил от слов Дербенёва, но быстро опомнился и, гордо снизу вверх посмотрев на Александра, произнёс:
— Ты знаешь, бык бесхозный, с кем разговариваешь? Сейчас братве скажу, и в четыре ствола быстро из тебя дуршлаг сделают…
— Пацаны, пацаны тише, попридержите темперамент, он вам ещё может пригодиться в другом месте, а то действительно сейчас Саня свою братву кликнет и в сто стволов от твоих «братишек», Андрис, с четырьмя «дыроколами» ничего не останется…
     Коротышка «из подмастерья» как-то неровно и через силу улыбнулся и, глядя на Александра, представился:
— Я бригадир! Подо  мной десять стволов и три БМВ - семёрки, такие тачки есть только у наших пацанов. А ты кто?
 — А я простой командир ракетной подводной лодки и подо мной, говоря твоим языком, сто стволов стрелкового оружия, четыре ракеты с ядерным снаряжением и ещё «чуть-чуть» тротила в торпедах. Короче, чтобы разнести Латвию с её айзсаргами и вашей братвой,  хватит даже с запасом. А если взять моего «бригадира», то у него целое соединение таких, как я, пацанов…
— А где я тебя, такого борзого, мог раньше видеть? — сразу подобрев, от полученной информации, поинтересовался Андрис.
— Не знаю, ты часом боксом не занимался?
— Занимался, именно боксом! Когда в Калининградском высшем военно-морском учился. Потом, правда, выгнали из училища, за дисциплину, но спорт я не бросил…
 — Значит, где-то на сборах встречались, возможно в Питере, я в тяжёлом весе выступал от Каспийского училища,  — предположил Дербенёв.
— Так с этого и надо было начинать сразу, сегодня много наших в бригадах…
— Так ты и не интересовался сразу! — рассмеялся Дербенёв.
— Ну так что, друзья-товарищи, пойдём послушаем, что там у командира звенит? — спросил Василий Иванович, улыбаясь и подталкивая молодых людей к выходу.
 — Оп-а-а! Так у тебя тоже семёрка?  — удивился Андрис, увидев БМВ  Дербенёва, значит она четвёртая в городе теперь… Я бы рекомендовал тебе, Александр,  ездить в этой машине только «по форме», чтобы пацаны из других бригад не перепутали, а то мало ли что может произойти…
— Спасибо за совет, «друг»! Возможно, я им и воспользуюсь. — ответил Дербенёв. — А пока давай телефонами обменяемся, тоже на всякий случай!
— Кстати, вот тебе телефон моего мастера по БМВ, подъедешь к нему, скажешь, что от  Андриса и всё будет «тип-топ»! — предложил «бригадир».
               
                3
        Спустя несколько дней после решения организационных вопросов  Дербенёв обратился к комбригу за разрешением на краткосрочный отпуск по «семейным обстоятельствам».
       Малышкевич в общем и целом понимал положение дел в семьях своих подчинённых, поэтому препятствий старался не чинить, когда речь заходила о краткосрочных отпусках, но в конкретной ситуации отлучка Дербенёва совпадала с задуманным комбригом зачётом по знанию «Правил ракетной стрельбы».
— Товарищ комбриг! О какой стрельбе, простите, вы говорите, когда наш «славный вождь» и верховный главнокомандующий уже принял решение о выводе русских войск из Прибалтики до первого июля будущего года. В этом «гениальном» плане, как вам известно, лодки 651-го проекта не значатся…
— В моём присутствии попрошу Бориса Николаевича не поминать всуе! — довольно резко оборвал рассуждения Дербенёва комбриг. — Ваше дело телячье: сказали соска – соси, сказали волки – беги…
Комбриг удобнее расположился в кресле и, приоткрыв верхний ящик стола,  где лежал развёрнутый на нужной странице «ПРС-В-5Л»  начал задавать вопросы командирам и старшим помощникам присутствовавшим на зачёте.
«Ой как нехорошо, товарищ комбриг! Ракетчику «по рождению» и подсматривать в руководящие документы!» — подумал командир Б-177, ожидая вопрос.
 — Итак, первый вопрос в зал: «Что должен оценить командир лодки, чтобы принять решение на применение крылатых ракет?»
Капитан второго ранга Воронок, один из самых молодых командиров, сам из ракетчиков, бодро поднял руку, показывая всем своим видом готовность к ответу. Комбриг одобрительно кивнул головой.
— Для принятия обоснованного решения на стрельбу крылатыми ракетами П-6 необходимо оценить позицию лодки относительно цели по дальности стрельбы и допустимого времени устаревания данных с задачей обеспечить обнаружение цели головкой самонаведения ракет с заданной вероятностью при выбранном методе стрельбы. Доклад закончил!
— Что ж, почти исчерпывающий ответ! — согласился Малышкевич. — Если бы ещё и методы стрельбы назвал, было бы совсем здорово. А какую вероятность обнаружения цели при этом необходимо обеспечить?
Васька Сальный – «самый плавающий» командир – так рвался к ответу, что даже обе руки поднял.
 — В соответствии с Правилами ракетной стрельбы, — взахлёб, проглатывая слова и не дождавшись одобрительного кивка комбрига, начал он, — необходимо обеспечить вероятность обнаружения цели ракетой, равной или превышающей значение  0,95. И ещё:  методы стрельбы могут быть в настоящее место цели, упреждённое место цели и вероятное место цели…
— И здесь правильно! Только не вероятное, а расчётное место цели. А вот кто мне скажет, на какой секунде полёта ракеты после старта срабатывают пиропатроны, отстреливающие стартовый двигатель? – Комбриг осмотрел всех, кто сейчас находился в зале и продолжил: – Наверное, Дербенёв готов?
Дербенёв нехотя встал и, глядя как комбриг судорожно листает шпаргалку в своём столе, ответил:
 — Время работы двух твёрдотопливных двигателей ракеты П-6МБ составляет две секунды, а на какой секунде срабатывают пиропатроны, даже вы не знаете… Из этого становится ясно одно: командиру не важно, на какой секунде улетит в воду отработавший своё металлолом, ему главное, что ракета вышла и полетела к цели!
  — Что вы себе позволяете, товарищ капитан второго ранга? — возмутился Малышкевич. — Вы не думаете, что я этого так не оставлю?!
— Думаю, товарищ комбриг, учитывая вашу особую ко мне любовь, при первом удобном случае вы обязательно отквитаетесь за «правду матку», но не сейчас, поскольку здесь в зале присутствуют младшие офицеры, а среди них и мой старпом…
— Заметьте, я никого за язык не тянул! — Комбриг встал из-за стола и, окинув взглядом аудиторию, нашёл среди собравшихся именно старпома Б-177: — Тогда вопрос к вам, товарищ Кутумов. Доложите нам, несведущим, можно ли стрелять залпом  ракетами П-6 с лодок проекта 651?
Старший помощник командира Б-177 встал и с не менее гордым, чем у командира, видом доложил:
 — Судя по тому, что мой командир, будучи штурманом, участвовал в такой стрельбе  на Б-181 –  можно! Но согласно руководящим документам это не совсем так. Во-первых, стрельба серией из двух ракет П-6 возможна из контейнеров № 1 и № 4 в последовательности 1–4, а из контейнеров № 2 и № 3 – в последовательности 2–3. Связано это с  необходимостью сведения до минимума влияния работающих на предстартовом режиме маршевых двигателей одних ракет на работу маршевых двигателей ракет, стартующих из смежных контейнеров. Во-вторых, при залповой стрельбе  четырёхракетным залпом рекомендован старт ракет из контейнеров в последовательности 1–4–2–3 со значительно увеличенным интервалом между ракетами, стартующими из четвёртого  и второго контейнеров. Если интервал старта между ракетами 1–4 и 2–3 составляет всего шесть секунд, то между стартом ракет 4–2 целых двадцать шесть. Спрашивается, какой же это залп?
— Считай, Сергей Александрович, и за себя, и за командира ответил!  — объявил комбриг, задвигая ящик своего стола.

                4
        Отправляясь сопровождать особенный  груз в Черкассы, Дербенёв надеялся, что предусмотренные им меры предосторожности не позволят бандитам вычислить место и время его отъезда, но вышло несколько иначе.
        То ли водитель где-то «прокололся», то ли «доброжелатели» коих среди местных жителей развелось немало, проинформировали заинтересованных «пацанов», и к моменту окончания погрузки  во дворе на Гвардейском проспекте,  14б, дежурили уже две БМВ, правда, не семёрки, а тройки, но с «братвой».
Отъезд пришлось несколько отложить.  Дербенёв позвал всех матросов, участвовавших в погрузочных работах в квартиру, где Татьяна приготовила и накрыла обед, а сам позвонил старпому и сообщив обстановку, попросил прислать несколько машин за матросами.
       В ожидании машин Александр вышел из подъезда, прихватив на всякий случай табельный ПМ.  Тотчас к нему подошёл неизвестный гражданин азербайджанской национальности и предложил оплатить беспроблемный выезд со двора.
— Это тибе ничего не будет стоит! Всего две тисячи…
— Две тысячи чего? — удивился Дербенёв.
— Долларов, ара, долларов!
— А потом? — снова уточнил Дербенёв.
— Потом, ара будем дагавариваться.  Ешо две тисячи до виезд из города и ешо две тисячи от город до граница…
— А не стошнит? — переспросил опешивший Дербенёв, видя, как во двор въезжают «его» машины, две из которых БМВ седьмой серии?!!!
  — Нэт, ара, это только имушества, а ешо ест твоя жина и дэти! Они тоже дэнег стоят…
       Но договорить переговорщику не удалось, потому что Дербенёв отключил его сознание ударом пистолетной рукоятки,  которую всё время «переговоров» сжимал в кармане. Удар пришёлся прямо в висок, и последствия этого удара Александр знать не мог.
       Из машин, где сидели и наблюдали за происходящим бандиты, выскочили сразу несколько человек, вооружённых пистолетами, но в это время возле каждого из этих «непрошеных» транспортных средств остановилось по два других, только что заехавших во двор. Через открывающиеся окна и двери остановившихся автомобилей быстро и очень «вежливо» высунулись стволы автоматов Калашникова. Переговоры о цене жизни и имущества на этом закончились.
До самой границы с Литвой «КамАЗ» гружёный Дербенёвским скарбом ехал в сопровождении одной из БМВ от «бригадира» Андриса.  Сам же Андрис, как выяснилось позже, оказался одноклассником старпома Б-177, не однажды в школьные годы вместе с Кутумовым проверявшим зрелость плодов в соседних садах и огородах. И когда Дербенёв красочно рисовал обстановку с рэкетирами в его дворе, Сергей Александрович уже звонил «бригадиру» – однокласснику.
Нужно сказать, что и в Черкассы машина с личными вещами и мебелью Дербенёвых приехала без проблем, хотя некоторые подозрения на возможный рэкет на трассе и были.   

                XXI. РОДИНА

        Начало июня Дербенёв встречал в Черкассах. С одной стороны, хорошо, что с родителями, а с другой плохо, что без семьи, точнее, только с дочкой, приехавшей вместе с ним на каникулы и, похоже, теперь остающейся здесь до тех пор, пока не решится вопрос с выводом войск из Прибалтики.
По рекомендации тёщи, с которой Дербенёв не разговаривал почти год, считая её главной виновницей всех своих семейных бед, он  направился в Исполком местной власти, чтобы узнать о возможности возвращения в родной город. Как говорила тёща: «В случае увольнения в запас и лишения возможности на получение жилья в России!».
       Прибыв в назначенное время,  в назначенный кабинет Александр обнаружил за столом, сошедшим с конвейера мебельной фабрики, наверное, ещё в тридцатые годы, такого же древнего майора.
— Шо вы добродию хотилы? — поинтересовался майор, не поднимая глаз на Дербенёва.
— Капитан второго ранга Дербенёв! — начал бодро Александр. — Прибыл для уточнения обстановки в городе из которого призывался…
— Та я бачу шо вы нэ той, нэ прапорщык! — по-прежнему не поднимая головы, ответил служитель бюрократии. — Тилькы не розумию шо вы од мэнэ хочэтэ?
 — Хочу знать, что нужно для того чтобы встать в очередь на получение квартиры у вас в Черкассах? — ответил Дербенёв.
— Дывысь сюды! — Майор достал некую бухгалтерскую книгу, от начала и до конца исписанную фамилиями, и открыл её на последней странице. По-прежнему не поднимая головы, майор ткнул пальцем в последний по списку номер и произнёс:
— Тысяча пьятьсот першый номэр. Цэ ваш, якщо вы сёгодни вспиетэ з докумэнтамы…Тилькы цэ щэ нэ всэ! По-пэршэ, вы повынни прыйняты нашу вильну прысягу! По-другэ, вы повынни вывчыты нашу ридну мову и вильно нэю розмовляты. По-трэте, вам потрэбуе пропысатыся на якийсь жытловий площи, кращэ якшо вона нэ будэ батькивською… Чэтвертэ, вси докумэнты на пильгы та выплаты маетэ показаты сёгодни! Бо завтра буде пизно! И останне, якщо хоча один з батькив народився в Московии щытайтэ що вас нэ приймуть до лав нашых збройных сыл!
 — Да не хочу я в ваши «славные» вооружённые силы! Тем более не хочу предавать забвению однажды данную своему народу и Родине присягу.  Я просто хочу узнать, что нужно по закону, чтобы получить жильё и пенсию с воинскими льготами? — растрогался от выдвигаемых обязательств в его адрес Дербенёв.
 — Выбачайтэ, спочатку трэба статы громадяныном Украйины, а потим всэ иншэ!
— Может, вы меня заставите ещё и в родного отца, уроженца России стрелять? — уточнил Дербенёв., — Или в моих братьев?
— Добродию,  якщо потрэбуе бэзпека дэржавы то будэтэ  стриляты  всих, бо украйинськый войин захыщае нэ батька, або братив, а ридну нэньку Украйину!
 — Ну, тогда пусть вас защищают те полторы тысячи «натуральных украинцев» из списка, уже поклявшиеся в любви к своей новой матери, а мне ваша Украина, похоже, даже не мачеха, а чужая тётка. Прощайте! Поеду я  на свою Родину, где родились предки, наградившие меня  фамилией  и местом в жизни. Пусть о ней  поют, что она – уродина, а она нам нравится, хоть и не красавица, да и к сволочи доверчива…
      Сейчас Дербенёв, конечно, лукавил перед перекрасившимся в «добродия» старым майором, потому что ни он, ни остальные сотни тысяч военнослужащих и членов их семей, внезапно оказавшихся «за границей», не знали, когда и в каком месте теперь будет их Родина. Спасибо, что Россия – многострадальная, нищая, но мудрая, как настоящая мать, не спрашивая согласия и не выставляя никаких условий, назвала их всех своими гражданами, приоткрыв тем самым дверь в завтрашний день!

       
                ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

      Каждый должен уметь правильно расставлять жизненные приоритеты. Я всю жизнь считал, что главное-это интересы Родины, затем честь и, наконец, - жизнь.

                Командующий Балтийским Флотом
                адмирал Николай Оттович фон Эссен.

                XXII. ДАЧА

       Любители игры в карты, особенно  преферанс, очень распространённый во времена Советского Союза в курортных городах,  и прежде всего в  городе, где «тёмные ночи» частенько говорили:  «Знал бы прикуп – жил бы в Сочи». Правда, и нам –  остальным гражданам, не настолько увлечённым азартом игры на деньги, как сочинские «кидалы»  иногда хочется знать: а что будет там, завтра, например? Но жизнь так устроена, что иногда  лучше не знать, чем ведать. Приблизительно так случилось однажды и с Александром Дербенёвым.
     Обычно все лодки выполняют план и возвращаются в базу к вечеру, а зачастую и ночью, но в тот июньский день девятнадцатого числа план обеспечения надводных кораблей в полигонах боевой подготовки  был выполнен уже к полудню, и, не получив новых «обременений» в назначенных полигонах, Б-177 направилась в базу. У приёмного буя, где бывало часами можно ловить треску в ожидании разрешения на вход, тоже не случилось заминки и «усталая подлодка» с чистой совестью ошвартовалась у пятидесятого причала с севера ровно в двенадцать ноль-ноль.
Так рано Дербенёв никогда ещё не уходил со службы и не  приезжал домой…
«Как здорово, что сегодня суббота, а завтра ещё целый день воскресенья. Ни на вахту, ни на службу, если конечно не вызовут ходить не надо», — рассуждал Александр, а ноги сами несли его к подъезду, ставшей родной за годы жизни «хрущёвки». 
      Подойдя к дому, как всегда прямо напротив своего подъезда Дербенёв обнаружил припаркованные на газоне у столба, до оскомины знакомые «Жигули», внутри которых скулил и мучился от жары запертый пёс породы бассет-хаунд, известный Александру уже несколько лет…
     В квартире, на удивление, никого не было. Только стороживший имущество хозяев кобель немецкой овчарки по кличке Ардал тихо похрапывал под столом в гостиной.  Приход Дербенёва пёс воспринял по-своему и с присущей ему прямотой, подав хозяину ошейник, завилял хвостом.
— И тебя заперли? — поинтересовался Дербенёв. — А выгулять забыли?
Какое то неведомое чувство подсказывало Дербенёву, что именно сейчас в его семье или, может быть, с ним самим происходит что-то неладное. Но Александр решил сначала выгулять собаку, а уж потом разбираться со своими предчувствиями.
Послушный пёс, как настоящий друг, забыв о своих проблемах,  повёл хозяина на дачу, находившуюся в нескольких сотнях метров от дома в лесной зоне.  У дачной калитки Дербенёв заметил, что замка, запирающего щеколду на штатном месте нет, но дверь в садовый домик, где принято было отдыхать и прятаться в непогоду, когда семья бывала здесь, плотно прикрыта.
 Подойдя к двери, Дербенёв услышал внутри домика какое-то движение и шёпот. Предательски поскрипывали старые пружины давно отслужившего своё дивана, а голоса, еле слышные из-за назойливого скрипа, были удивительно похожи на голоса Берзиньша и Татьяны Дербенёвой.
     «Если не любовь, то как минимум прелюдия», — решил для себя Дербенёв.
Откровенное любопытство овладело Александром в эту минуту, ему захотелось просто и по-человечески заглянуть в окошко, чтобы убедиться в своих вдруг появившихся подозрениях, но он этого делать не стал, да и зачем, если Ард и так всё показал?!
     Добрый и преданный своей кормилице, пёс, не ведая о своём «предательстве», упёрся носом в дверную щель и радостно вилял хвостом.
 — Что ж, оставайся охранять свою хозяйку! — громко сказал Дербенёв, покидая «поле чудес»…
«Если бы я мог предсказывать будущее, то  жил бы в Лас-Вегасе!». — Так сегодня говорят некоторые азартные американцы.   

                XXIII. ПОСЛЕДНЯЯ ДУЭЛЬ

                1
        Конец июня 1993 года выдался жарким как никогда, но не в природном смысле, а в смысле всякого рода стрельб и испытаний, выпавших на долю тех, кто готовился состязаться на приз главнокомандующего ВМФ.  Обычно, по итогам первого полугодия, на всех флотах отбирают лучших из лучших экипажей, чтобы те, демонстрируя своё мастерство, поборолись не словом, но делом и выяснили, кто из них действительно первый.
       Решением командира дивизии и его «военного» совета из всех лодок  соединения на участие в дуэльной стрельбе выбрали два корабля: от 22-й бригады – подводную лодку Б-821 проекта 641 и подводную лодку Б-177 проекта 651 от 58 брпл.
 — Безобразие! Форменный непрофессионализм! —  не стесняясь в выражениях, возмущался Дербенёв, заходя в каюту к замполиту. — Старая «железяка» против только что модернизированной «резинки». Да, сегодня стрелять ракетами на Балтике нельзя, но на Северном флоте по-прежнему «пожалуйста», было бы желание! Вопрос, почему наш КБР не отправить на Север? Мы бы  и с борта Б-68 пустили ракеты в цель? А что получается в итоге? Ты, Александр Николаевич, большой по водоизмещению,  значит, и мишень  такая же будет для Кости Сырочева, чтобы не промахнулся «бедолага», стреляя на приз ГК ВМФ. А что у него реальная шумность больше ста децибел, а у меня и до шестидесяти не дотягивает – никому не интересно! Вояки! Вот я вам повоюю!!! Поглядим кто кого?!
— Кто это, интересно, так за живое задел нашего командира, что его децибелы сейчас выше лодочных? — улыбаясь детской непосредственности Дербенёва, уточнил Карпихин.
— Читай, Владимир Иванович, вот тебе распоряжение на поход, а точнее, как подставить борт…— Дербенёв достал из папки проект распоряжения, ещё даже не подписанный Корнеевым, и вручил его замполиту.
Влюблённый в море с самого раннего детства, а после прочтения замечательного произведения Александра Крона о советском подводнике номер один,  однозначно решивший быть похожим на Александра Маринеско, Дербенёв не мог понять, почему из двух молодых командиров удача легла в руки Константина, а его, Александра, руку даже не тронула? Удел быть только мишенью его не устраивал даже в учебном бою. 
     Собрав свой корабельный боевой расчёт на борту подводной лодки Дербенёв начал инструктаж:
— Насколько мне ведомо, старший помощник уже довёл до вас все тонкости и «особенности» предстоящей противолодочной стрельбы, повторяться не стану. Скажу только одно: не знаю, как у нас получится в море, но в учебных кабинетах на тренажёре «Атака» мы должны быть лучшими! У кого есть вопросы?
 — Быть лучшими – это не вопрос! Это приказ! — за всех ответил старпом.
Три недели подряд по два, а то и по три  раза в неделю расчёты противоборствующих лодок встречались на тренажёре.  Номера торпедных аппаратов, команды на руль и запредельные «омеги», вперемешку с типами гидрологий и прочими показателями стрельбы   снились Дербенёву по ночам, но его КБР всё приходил и приходил «учиться» и всегда выходил победителем в дуэльной ситуации. Сырочев нервничал, злился  и проигрывал! Как же так? Он на год больше Дербенёва в должности, а победить не получается…
 — Костя, не переживай! В море удача твоя на все сто! Мне приказано станцией МГС шуметь каждые пять минут и при каждом манёвре себя обозначать! Не промахнёшься…
        Но, очевидно, не полагаясь на «сознательность» командира «лодки-мишени», перед самым выходом в море «на личный инструктаж» к командиру дивизии пригласили командира и замполита Б-177.
— Не понимаю я вас, Владимир Иванович, — дежурно улыбаясь, не на шутку, возмутился Корнеев, — где ваша воспитательная работа с командиром? А вы, Александр Николаевич, разве не понимаете всю ответственность, возложенную на ваши плечи?
  — Я, товарищ комдив, не просто понимаю ситуацию, а очень хорошо её понимаю. А поскольку бить врага, не подставляя борт, это то, чему и вы меня учили, то будьте уверены: враг будет уничтожен!
 — Не-е-ет, вижу, не понимаете вы до конца «политику партии», а коль так, старшим на выход пойдёт заместитель командира дивизии капитан первого ранга Иванов. Думаю, он вас научит, как надо любить «советскую власть»!

                2
       Перед окончанием учения по приготовлению лодки к выходу в море, пока на борт не прибыли контролёры-посредники  и ЗКД  Дербенёв собрал свой КБР в центральном посту на последний инструктаж.
— Что нужно помнить? — уточнил командир. — Штурману надо помнить, что район выполнения стрельб имеет границы, за которые мы ни в коем случае не должны выйти в ходе атаки. Глубины там тоже не ахти. В районе южнее Готландской впадины будет максимум сто сорок метров, и то в северо-восточной части района, в остальной части глубины ниже или около ста метров.  Акустики должны помнить, что гидроакустическое вооружение у Сырочева почти такое же,  как у нас! Поэтому преимущества здесь ждать не откуда, пожалуй, только от того, что они шумят сильнее, мы можем получить бонус, и то,  если угадаем эшелон. А для этого командир гидроакустической группы должен  гидрологию держать за хвост постоянно. Минёр должен…
— В минном деле, как нигде, вся загвоздка в ЩЕКОЛДЕ! — радостно отрапортовал Григоров, прикомандированный на этот выход в качестве минёра.
— Ты ещё Иванову ляпни, что «Большому кораблю – большая торпеда!». У Сырочева скорость его противолодочных «толстух» СЭТ-65 – сорок узлов, у наших «дюймовочек» СЭТ-40У только двадцать девять, дальность хода у него шестнадцать, а у нас только семь с половиной километров…
— Но эффективная дальность стрельбы и у нас, и у Б-821 практически равные – до шести километров.  — дополнил Дербенёва Григоров.
— Печалит немного другое…И у Кости, и у нас ССН типа «Керамика» с лепестками от 600 до 1500 метров. Торпеды могут запросто навестись друг на друга…
— А это уже как получится, и от нас мало что зависит! — решил старпом.
— Как знать, как знать!.. — рассуждал вслух Дербенёв.
В центральном посту «заговорил» «Каштан», оповещая о прибытии группы офицеров штаба дивизии во главе с заместителем командира. Инструктаж, проводимый Дербенёвым, пришлось закончить.

                3
         В назначенное планом боевой подготовки время лодки заняли исходные позиции в районе стрельб, командиры сообщили на управляющий командный пункт донесениями и погрузились.  Началось то, ради чего и существуют боевые корабли.
Боевая работа предусматривала обследование района, занятие точки начала движения и маневрирование в районе с целью поиска «противника». Генеральное направление движения лодок определялось с запада на восток с некоторым сближением, о котором командиры, естественно, не знали, во всяком случае, Дербенёв.
      Как только Б-177 погрузилась на глубину сто метров, начальник РТС доложил:
— Центральный! Тип гидрологии номер шесть приповерхностный слой скачка скорости звука на глубине тридцать метров. От поверхности до глубины залегания ГСС возможно существование подводного звукового канала. Рекомендую глубины маневрирования лодки в пределах пятидесяти – восьмидесяти метров. 
— Боцман, держать глубину шестьдесят метров. Лево руля! Ложиться на курс девяносто пять  градусов! — приказал командир лодки. 
И потекли томительные минуты, очень похожие на песчинки из песочных «хронометров», они выстраивались в шеренги десятков минут, чтобы потом превратиться в часы. Шло время, но поиск цели ничего не давал. Через час Дербенёв не выдержал и подошёл к рубке акустиков. Немного помешкав, заглянул в неё и спросил:
— Ну что там у вас, Григорий Александрович? Не слышно никого?
— Пока тихо, товарищ командир, и на Арктике, и на десятке, хотя… Товарищ командир, по пеленгу триста двадцать  градусов обнаружен шум винтов тихоходной цели. Пеленг меняется на нос.
 — Классифицировать контакт! — громко потребовал Дербенёв и добавил: — командир ГАГ пора шуметь!
— Молодец, Александр Николаевич, — похвалил командира заместитель командира дивизии, — надо помогать боевому товарищу зарабатывать приз главкома.
   — Он мне в кабаке товарищ, а сейчас – «потенциальный враг»! — жёстко высказался Дербенёв на реплику старшего начальника.
— Центральный, акустик, цель классифицирована. Цель –подводная лодка проекта 641, скорость по оборотам винтов три узла, глубина хода полста метров.
 — Есть, акустики! Цель на автоматическое сопровождение.  Учебная тревога торпедная атака, атака подводной цели торпедами СЭТ-40У, стрельба кормовыми торпедными аппаратами. Магнитофоны включить, торпедные аппараты номер девять и номер десять к выстрелу приготовить! Штурман, БИП, акустики, определить параметры движения цели, режим замеров по цели одна минута, секундомеры «то-о-овсь, ноль!», — голос командира Б-177 звучал громко и чётко. Каждый подводник в центральном посту, а теперь и во всех отсеках лодки, слушая командира,  понимал, что от умелых действий всего экипажа и его личного умения зависит если не всё, то многое.
Дербенёв снова заглянул к акустикам.
— Ну что предпринимает товарищ Сырочев?
—  Б-821 гуляет по глубине! Предполагаю, они нас не слышат! — спокойно ответил мичман Ковбасюк.
— А мы им шумнём сейчас, может, прорежется звук у Константина? — радостно ответил Дербенёв.
— Товарищ командир, штурман, до выхода из района тридцать кабельтов, рекомендую ложиться на курс пятнадцать градусов.
— Когда ж мы успели всю дистанцию пробежать?! Да и по времени до конца упражнения осталось меньше часа, а ещё всплывать и радио давать…— говоря громко, чтобы слышал Иванов, рассуждал Дербенёв.
 — А ты ворочай, ворочай, Александр Николаевич, и шуми, а думать потом будем, — настаивал заместитель командира дивизии.
 — Если я сейчас ворочать стану, цель может оказаться за пределами возможностей моего торпедного оружия. Омегу я же не до бесконечности могу накручивать, а если в назначенное полигонное время не выстрелит Сырочев или Дербенёв, то выполнение упражнения сорвёт Иванов!
 — Товарищ командир! БИП, штурман, акустики, определены параметры движения цели. Цель подводная – лодка проекта 641. Скорость хода – три узла, курс цели –  сто десять градусов. Дистанция до цели тридцать пять кабельтов.
— То, что доктор прописал, то что доктор… — радуясь как пациент после укола, причитал Дербенёв вертя в руках незатейливый пластиковый планшет для выработки угла ; при стрельбе из кормовых торпедных аппаратов. — Значение угла ;  сорок градусов вправо в десятый торпедный аппарат и полста  градусов вправо в девятый торпедный аппарат  ввести! Торпедные аппараты номер девять и номер десять «То-овсь»!
— Товсь выполнено! — доложил из восьмого отсека мичман Шершенков.
— Торпедные аппараты номер девять и номер десять «Пли-и»! — приказал Дербенёв.
 Лодку слегка качнуло, и торпедисты тут же  доложили  о том, что торпеды вышли.
— Акустики! Утверждаю нумерацию целей:  лодка противника – цель номер один, наша торпеда по пеленгу триста двадцать пять градусов – цель номер два, торпеда по пеленгу триста двадцать семь градусов – цель номер три.
— Центральный, акустик, наблюдаю двухторпедный залп лодки цели. Пеленг на торпеду номер один – цель номер четыре триста двадцать  градусов, быстро меняется на корму. Торпеда номер два – цель номер пять триста двадцать три градуса, пеленг не меняется. Торпеда идёт на нас. Наблюдаю, слияние шумов  целей номер два и номер пять.
 — Молодцы, акустики, вести цели далее, по целям два и пять не докладывать, они взаимоуничтожены. — неформально похвалил подчинённых командир, готовый сейчас прыгать от счастья.
— Центральный, акустики, цель номер четыре ушла в мёртвую зону на кормовые курсовые углы.
 — Это молоко, Костя! — громко, чтобы слышали все, прокомментировал доклад акустиков командир. — По цели номер четыре не докладывать!
— Есть, акустик, наблюдаю слияние шумов цели номер один и цели номер три!
 — А вот это попадание!!! — дружно закричали участники корабельного боевого расчёта!
       Командир Б-177, умышленно не реагируя на сразу помрачневшее лицо старшего начальника, обратился к экипажу:
— Слушать в отсеках! Говорит командир! — Дербенёв склонился над «Каштаном», собираясь с мыслями и подбирая нужные слова: — Задача поставленная подводной лодке, выполнена, цель поражена! Мы остались неуязвимы! Спасибо всем за работу. Особая благодарность торпедистам восьмого отсека,  акустикам и корабельному боевому расчёту. Сейчас всплываем, ищем торпеды и  ждём указаний КП Флота.
По возвращению в базу Корнеев собрал всех участников «победоносной» дуэли и  устроил «разбор полётов» по всем статьям.  По особому – фирменному – «прянику» досталось  Сырочеву и Иванову, а Дербенёва командир дивизии вообще назвал своим главным «позором» за всю службу. Не досталось никому только приза главкома.
— И кто вас учил, Дербенёв, командуя ракетным подводным крейсером, топить маленькие торпедные лодки?
— Вы, Алексей Иванович, — хитро улыбаясь, доложил командир Б-177, — будучи начальником штаба шестнадцатой дивизии и учили.
 — Вот и научил на свою голову…
Справедливости ради следует отметить, что по итогам той стрельбы Б-177 всё же была объявлена лучшей на Балтийском флоте по торпедной подготовке, а её командир   капитан второго ранга Дербенёв в канун Дня ВМФ получил благодарность лично от командующего флотом. 


          XXIV. В ПАРАДНОМ СТРОЮ, НО НЕ ВСЕ…

                1
— Тебя объявили лучшим, тебе и флаг в руки! От пятьдесят восьмой бригады Б-177 назначена для участия в параде, посвящённом Дню Военно-Морского Флота в Балтийске. Вот так, Александр Николаевич! — без каких либо эмоций объявил как о наказании командир бригады.
        Дербенёву только и оставалось что ответить:
 — Есть, готовиться к параду! Но мы только с моря пришли… Когда краску получать, когда краситься и прочее?
 — Не жмись, командир. У тебя краски ещё на пол дивизии с Севера запасено… Начинай краситься прямо сейчас. Больше в море не пошлю. Успеешь за неделю?
— Успею, товарищ комбриг! — без интузазма ответил Дербенёв. — А рапорт на прикомандирование личного состава я сегодня же и подам!
— Подавай! — согласился Малышкевич. — Старшим с тобой пойдёт Ларичевский.
 В ходе подготовки к «парадным манёврам» Б-177 была тщательным образом проверена и перепроверена всеми возможными и невозможными вышестоящими штабами.  А отдел устройства и организации службы штаба флота вообще переехал на «постоянное место жительства» в Лиепаю, пока не вывернул «наизнанку» все документы корабля, касающиеся своего направления контроля.
— Я понимаю, служили бы мы в Балтийске, там «воля», там  Россия,  матросы даже в самоход бегают в «солнечный Пиллау». Вот там бы нас и проверяли, а что проверять здесь? Где даже за ворота выходить нельзя! — очень доходчиво объяснял молодым матросам, только что прибывшим на корабль, позицию «вышестоящего командования» старослужащий воин по фамилии Хадиев. — Вот я, простой башкирский парень, отслужил почти три года, а какой он, «город под липами», даже не видел, может хоть Балтийск посмотрю…
  — А какая наша будет главная задача? — живо интересовались молодые матросы, сразу почувствовавшие «знатока» морской службы в лице оратора от «командования».
 — Ваша задача очень проста! — вполне определённо пояснял старослужащий «знаток». — Как можно быстрее сдать на допуск к обслуживанию своего заведования, боевого поста, значит. Кто успеет до выхода в море, тот и попадёт на парад. А там… Увольнение личного состава в город, культпоходы разные, не служба, а сплошное удовольствие… 
— А разве так бывает? — не веря своим ушам, любопытствовала молодёжь.
— На флоте по-разному бывает! — со знанием дела очень важно отвечал Хадиев. – Всё зависит от случая и руководителя…
 
                2
      Всю неделю корабли, прибывшие в Балтийск и назначенные для участия в торжественных мероприятиях, ежедневно проходили свой маршрут по фарватеру, отрабатывая показные элементы, также ежедневно руководство парадом собирало командиров  всех участвующих кораблей на разбор. И вот наступило двадцать третье июля, Б-177 успешно прошла заданный маршрут и, отработав все элементы показа, ошвартовалась на штатном месте.
      Генеральную репетицию принимал сам командующий Балтийским флотом. После прохождения всех кораблей и судов, а также пролёта авиации командиры-участники, как обычно, были собраны в гарнизонном Доме офицеров.  Командующий, оставшийся доволен увиденным, не затягивая время совещания, провёл разбор учений. Особо выделив прохождение ракетной подводной лодки,   синхронность её действий по времени и месту, напомнил, что завтра, то есть двадцать четвёртого июля – на флоте объявлен день отдыха перед парадом. В этот день запрещались все увольнения личного состава на берег, поскольку Балтийск будет готовиться ко Дню ВМФ, надевая на себя торжественное убранство, тоже будет происходить и на кораблях соединений.
— Единственное, что разрешаю в этот день,  — пояснил командующий, — так это проведение культпоходов в город и организацию  спортивных мероприятий в частях, исключая купание как вид спорта и культурного досуга.
Офицеры, собранные в Доме офицеров, понимающе закивали головами и не получив более никаких «вводных», удалились к своим обязанностям.
               
                3
       На беду Дербенёва, да и не только его одного, на этот выход в море оказались прикомандированными несколько офицеров, деловых и организаторских качеств которых командир Б-177 не мог знать в полном объёме.
Одним из таких офицеров был старший лейтенант Майоров, командир минно-торпедной боевой части Б-124. Ранее Дербенёв уже выходил с ним в море и даже как-то хвалил этого офицера за профессионализм.
       Теперь же от молодого минёра не требовалось глубоких профессиональных навыков в минном деле, ему просто надлежало сводить только прибывших служить Родине матросов  в культпоход. Этот культпоход был единственным серьёзным мероприятием предпраздничного дня, и поэтому замполит согласовал, а командир отдал приказом его как «Ознакомительная экскурсия в крепость Пиллау».
И вот тут возникла первая закавыка.  Желающих посетить последний оплот фашизма  в Восточной Пруссии оказалось слишком много – почти двадцать человек, в связи с чем срочно требовался помощник руководителя культпохода. На эту должность сыскался только один претендент из старослужащих матросов. И этим претендентом оказался матрос Хадиев.
— Ты же даже не старшина, — говорили ему сослуживцы.
— И что? — удивлялся Хадиев. — Я тоже хочу в крепость сходить, где я у себя в деревне такое увижу?
В конечном итоге, «не мудрствуя лукаво», Дербенёв дал «добро» на это культурное мероприятие. Заместитель командира по воспитательной работе тоже повёл в город матросов, но старослужащих, главной целью его культурного мероприятия были прогулка по Балтийску и посещение переговорного пункта. Командиры групп тоже повели военнослужащих своих боевых частей  «гулять» по городу и на местный рынок.
     Перед тем как отпустить подчинённых в чужой гарнизон, Дербенёв лично проводил инструктаж  каждой группы. В очередной раз выходя перед строем, он рассказывал подчинённым  «под роспись», что там можно, что нельзя, веря при этом, что напутственное слово лишним не будет.
К обеду культпоходы стали собираться на корабль. В тринадцать часов прибыли все, кроме молодёжи, наслаждавшейся по замыслу Дербенёва воздухом истории наших побед в крепости Пиллау. Для «особо любознательных» оставили расход на камбузе.
Прошёл час, и в кают-компанию, где обедали офицеры, вошёл Майоров. На вытянутых руках старший лейтенант нёс аккуратно сложенную форму одежды неизвестного матроса. Судя по бледному и какому-то даже землянистому цвету лица, можно было предположить, что произошло что-то страшное и непоправимое…
 — Вот… — еле слышно, пересохшими от волнения губами, произнёс Майоров, пытаясь вручить матросскую одежду командиру.
— Что вот? — не понял Дербенёв.
— Матроса нет… Одежда есть, а его нет… — Майоров сел на край дивана и разрыдался как ребёнок.
— Как матроса нет? Какого матроса?  Почему матрос без одежды? — отказываясь верить услышанному, спрашивал командир, повторяя одну и ту же фразу по несколько раз. — Я вам восемнадцать молодых пацанов доверил в музей сводить, а вы их куда повели, сукин вы сын? — предполагая, что минёр самовольно изменил маршрут культпохода, но по-прежнему не веря в гибель матроса, спросил Дербенёв.
— Все молодые матросы живы и здоровы, старослужащего нет, моего помощника Хадиева…— Майоров немного пришёл в себя и попытался доложить обстановку заново: — Мы пошли к переговорному пункту, там молодёжь купила огромный арбуз, и, пока я говорил с Ленинградом по телефону и ждал телеграмму, они решили пойти в парк имени адмирала Головко, чтобы съесть приобретённую ягоду…
— Постойте, постойте. Я не понял? — довольно эмоционально уточнил Дербенёв. — Чтобы попасть в крепость, вам следовало пойти налево, а какой чёрт вас, товарищ старший лейтенант, дёрнул шарахаться вправо на переговорный пункт?
— Вот…— Майоров вручил командиру телеграмму, полученную на телеграфе.
«Настоящей подтверждаю факт гибели гражданки Майоровой Е.П. и смерти гражданки Майоровой А.В. Для опознания тел, названных граждан, в рамках возбуждённого уголовного дела, предлагаю направить старшего лейтенанта Майорова А.П. в бюро судебно-медицинских экспертиз города Санкт-Петербурга. Военный комиссар. Фамилия. Подпись»
— А это что за галиматья? — не понял Дербенёв.
— Это не галиматья, товарищ командир, а мои сестра и мама. Сестру убили выстрелом в голову, похоже, позавчера, вчера мама пошла на опознание, ей стало плохо и, там же в морге, у неё остановилось сердце… Кроме меня никто не опознает, отца нет, родственников тоже.
— И что предлагаешь делать, мне впору в отношении тебя самого дело возбуждать, а тут? Так что же произошло сегодня в культпоходе, ты можешь внятно пояснить?
— Товарищ командир, я во всём виноват, не надо было мне на телеграф ходить. Но когда я вышел с этой телеграммой, вы должны понять, у меня мозги набекрень были, и когда Хадиев предложил съесть арбуз в парке, я безоговорочно согласился. Потом всем стало жарко, и народ попросился подойти к воде, чтобы съесть этот злосчастный арбуз у моря, я опять согласился. Но когда матросы стали раздеваться, я был против, правда, было уже поздно, матросы разрезали арбуз и пошли к воде мыть руки...
— А вас не смутило, что погода сегодня свежая и совсем не пляжная, что вы лично, под моим руководством, минимум два раза расписывались в ознакомлении о запрете купания?
— Но мы не купались…— оправдывался Майоров.
— Допустим, тогда Хадиев где? Чему вас  в вашей бурсе только  учили, кроме устройства труб торпедных аппаратов? Минёр вы, может быть, и неплохой, а вот офицер пока никакой!
Дербенёв повернулся к замполиту и старпому:
— Готовьте донесение по форме о гибели матроса Хадиева.
— Товарищ командир, Александр Николаевич, рано ещё! — довольно болезненно отреагировал Карпихин, тело-то не найдено, нельзя утверждать что погиб!
— Значит, подготовьте предварительное донесение, я подпишу, и не надо меня уговаривать… Вы ещё скажите, что Хадиев сбежал, отслужив без четырёх месяцев положенных три года…

                4
             Весть о чрезвычайном происшествии на Б-177 взбудоражила весь флот. К поисковым работам подключились военная прокуратура и комендатура. Поисково-спасательные силы периодически обследовали дно и побережье. Дербенёвцы выставили постоянные патрули на пляже парка Головко.
       Пять суток непрерывно искали матроса, но в течение этих пяти дней и ночей тело так и не было найдено. Не было найдено и дополнительных сведений о возможном самовольном оставлении части Хадиевым, как предполагали некоторые специалисты, и только на шестые сутки водолазы обнаружили тело утонувшего матроса.
       Дербенёва, командира БЧ-5 и несколько матросов призвавшихся с Хадиевым на службу,  вызвали в военную прокуратуру на опознание.
— Ваше счастье, командир, что не выявлено следов насильственной смерти, — сквозь зубы процедил подполковник юстиции,  умышленно забывший предложить Дербенёву стул. —Вскрытие показало, что матрос захлебнулся и погиб внезапно, в лёгких вовсе нет ила, есть только песок и вода. У берега, значит, утонул.  Поскольку на корабле не выявлено нарушений в части инструктажа о мерах безопасности и предупреждения о запрете купания, в отношении вас уголовное дело мы закрываем, «ввиду отсутствия состава преступления». А в отношении Майорова уголовное дело  в силе… Где, кстати он, уголовничек ваш?
— Он такой же мой, как и ваш! — огрызнулся Дербенёв. Более того, данный субъект права не является подсудимым или осуждённым,  его право на свободное перемещение никем и ничем не ограничено. Поэтому старший лейтенант Майоров сейчас находится в славном городе Петербурге, колыбели флота российского…
— Какой ещё колыбели? Кто отпустил? Кто посмел? — заорал не своим голосом подполковник, вскакивая из-за стола.
— Я посмел, я же и отпустил! — спокойно ответил Дербенёв, положив на стол  следователю копию телеграммы военкома из Питера и рапорт самого офицера.
Прочитав содержимое, следователь немного успокоился, но пока ещё не остыл.
— Вы превысили свои полномочия и за это ответите! — снова  сквозь зубы процедил подполковник юстиции.
— С вашим цинизмом и на вашей должности хорошо, наверное, было в 1938-м?! — предположил Дербенёв вслух.
— Вы много себе позволяете, подполковник! — заметил следователь, очередной раз выходя из себя.
 — Опять цинизм! Вы прекрасно знаете, что я не подполковник, а капитан второго ранга. К тому же помимо приказов, уставов и прочих норм существуют ещё нормы морали и нравственности! Честь имею! — Дербенёв развернулся и, заметно хлопнув дверью, вышел из кабинета.
      Утром следующего дня он был уже на ковре у Малышкевича. Прибыв в Балтийск, комбриг первым делом «полюбил» своего заместителя,  отчего Ларичевский стал даже моложе и свежее выглядеть, а на «второе блюдо и десерт заодно» Малышкевич  припас Дербенёва.
     Общение с «мамой родной» у Александра выдалось недолгим. Пожелав на прощание командиру Б-177, чтобы его закопали вместе с матросом горячие татарские родственники Хадиева, комбриг отправил Дербенёва, старшего механика и ещё пятерых военнослужащих, прозывавшихся из Башкирии, сопровождать и хоронить тело погибшего подводника на малую родину.   

                5
— Товарищ командир, вот «Груз-200» и вот «Груз-200», один сопровождают сразу семь человек во главе с командиром части, а другой никто?! Несправедливо.  А приказ министра обороны один для всех…— возмущался старший механик.
Чем ближе к Уфе подлетал военный борт Ан-12, тем меньше желания участвовать в похоронах было у «команды», сопровождавшей тело погибшего товарища. «Лучше бы ты жил!» — думали сейчас они, но жизнь повернулась к Хадиеву совсем иначе.
— Ты о чём, Александр Анатольевич? Этот застрелился при невыясненных обстоятельствах, значит, сам так решил. А в смерти Хадиева мы виноваты и прежде всего я! Знал бы, что у минёра проблем полон  дом, никогда бы не отправил его в тот культпоход! — скорее себе, чем Лебедеву ответил командир.
А тем временем самолёт коснулся посадочной полосы, и утробу стальной птицы наполнил сильный запах полыни.
После приземления Дербенёв доложил по линии оперативной службы на Балтийский флот о прибытии команды к месту назначения и отправился на поиски местного военкома, который должен был встречать их с машиной.
— Капитан Сойкин! — представился молодой, ещё даже безусый офицер. — Помощник республиканского военного комиссара.
— А что пониже комиссариата не было? — уточнил Дербенёв.
— Видите ли, у нас в республике воинских формирований нет, а значит, и комиссариатов много не надо…
— Зовут как? Меня - Александр Николаевич Дербенёв.
—  Сергей Васильевич! — смутившись, добавил Сойкин. У меня Газ-66, но вас уже ждут…
Сойкин почти незаметно кивнул головой в сторону ворот ограждавшего аэродром забора. За воротами Дербенёв увидел около сорока человек, молодых и крепких парней, не брившихся по меньшей мере дней десять. Внешний вид и выражение лиц встречавших не несли отпечатка человеческой теплоты, скорее наоборот. Во всяком случае так в первый момент показалось Дербенёву.
— В гробу точно матрос, не кукла? — внезапно уточнил помощник военного комиссара.
— Да, а что? — удивился командир лодки.
— Если так то ладно. А если нет то лучше оставьте «Груз» и улетайте немедленно обратно. По местным обычаям нельзя хоронить ни в дереве, ни в железе, и перед тем как предать тело земле его заворачивают в ковёр. Но  если там – в гробу – окажется «пустышка» или ещё кто, эти парни могут закопать и вас!
 — Хорошая перспектива! — «обрадовался» Дербенёв. — Но посуди сам:  тело сначала пять дней было в воде, потом три дня «гастролировало» через весь Союз, можно ли его теперь узнать?
— Не знаю, решать вам…— неуверенно предложил Сойкин.
         — Я остаюсь! — ответил командир и повернулся к подчинённым: — А вас заставить не могу, решайте сами, вы всё слышали!
— И мы с вами! — ответила команда.

                6
      Селение, где проживали родственники Хадиева, было большим татарским селом, разместившимся в живописном предгорье древнего Южного Урала. Окружали его почти альпийские луга, с присущими для этих мест красотами, необычайно чистым воздухом и  многочисленными табунами лошадей, пасущихся на сочных башкирских травах.
      Из всех ближайших родственников погибшего матроса по-русски говорили только братья и сёстры, отец – ведущий кумысовод Башкирии – очень немного мог сказать на русском языке, но понимал всё, а мать и вовсе говорила только на татарском.
       После похорон Дербенёв решился обратиться к матери Хадиева, чувство вины не оставляло командира, да и вопрос с Майоровым нужно было закрывать.
В качестве переводчика вызвался выступить старший брат погибшего матроса Рамиль.
— Я хотел бы повиниться перед вами за то, что не уберёг Камиля… — начал осторожно Дербенёв, обращаясь к скорбящей матери своего матроса.
— Не стоит этого делать, ты ни в чём не виноват! Камиль – с арабского  «совершенный», но это в зрелом возрасте, до которого он не дожил, а в детстве он был капризным и непослушным. Мой мальчик родился восьмимесячным и врачи сразу говорили, что он не выживет, а мулла сказал иначе:
— Твой сын будет жить, но недолго! Аллах приготовил тебе испытание, ибо твой Камиль умрёт от воды, не дожив до двадцати одного года ровно двадцать дней…
Дербенёв не поверил своим ушам, но в это время в комнату вошёл тот самый мулла, наставлявший несчастную мать на путь истинный в те дни, когда Всевышний решил испытать её смертью сына.
— Да, это правда! Какого числа утонул Камиль? — поинтересовался мулла.
— Двадцать четвёртого июля! — ответил Дербенёв.
— А двадцать один год ему должно было исполниться тринадцатого августа…— подтвердила мать Хадиева.
Дербенёв немного замешкался, потом достал из дипломата свёрток и положил его перед женщиной.
— Это деньги, мы собрали их всем экипажем. Здесь немного, но чтобы покрыть расходы на похороны хватит.
— Забери их, нам они не нужны, к тому же по нашим обычаям мы обязаны дать денег всем людям, кто вместе с нами переживает смерть нашего ближнего.
Дербенёв не стал забирать деньги обратно, но попросил родственников подписать обращение в органы следствия, чтобы в отношении старшего лейтенанта Майорова прекратили уголовное дело.
На это родственники согласились, и подписанное обращение  было передано следователю военной прокуратуры по возвращению в Балтийск.
Закрыв все вопросы следствия, Дербенёв вернулся в Лиепаю, куда уже была переведена его подводная лодка. Не успев пообщаться с комбригом, Александр узнал от «сороки» что Малышкевич направил командиру дивизии представление о снятии с должности командира    Б-177 и понижении его в звании. Эта новость не была неожиданной, поскольку отношения с комбригом у Дербенёва никогда не ладились.

                7 
       С первого дня их совместной службы, а может ещё с первой встречи на Севере, когда Дербенёв отказался на лицевом счёту войсковой части перевозить некоторое имущество весьма необходимое комбригу, Малышкевич невзлюбил слишком самостоятельного и зачастую независимого от мнения старших начальников командира.  В дальнейшем, видя, что принимаемые в отношении Дербенёва меры «воспитания» не имеют успеха, комбриг подключил к травле «волчонка» своих «легавых», всегда готовых щёлкнуть каблуками перед начальством лишь бы милости толика свалилась им на голову.
На всякую инициативу снизу, исходившую от Дербенёва Малышкевич всегда накладывал своё «весомое» вето. Вот и сейчас комбриг «великодушно» считал, что он полностью рассчитался по долгам Дербенёва.
Чтобы как-то иначе разрешить создавшуюся ситуацию Александр записался на приём к Корнееву, к тому, в кого верил, кто хотя бы знал его не первый год.               
       Однако приём у комдива оказался на удивление жёстким и даже неприязненным, чего совсем не ожидал Дербенёв.
— Так что, всё? Можно пистолет готовить? — уточнил Александр, выслушав «приговор» комдива.
— Не блефуй, не стоит! На меня это не действует, а служить Родине можно и не будучи командиром. Деваться-то всё равно некуда. Такова правда жизни…— Корнеев спокойно посмотрел в глаза Дербенёву.
— Правда, насколько я понимаю, всем одинаково «греет». И тем, для кого она приятна, и тем, кто её не желает слышать! А у вас она какая-то двуликая. — возразил комдиву командир лодки.
— Что значит двуликая? — сделал вид, что не понял смысла слов, Корнеев.
— А то и значит, товарищ комдив, что  восемь трупов за год на дивизии не являются основанием для снятия с должности контр-адмирала Корнеева, а погибший в культпоходе матрос Б-177 сразу стал приговором для Дербенёва. Присяга, данная народу, у вас и у меня одинакового содержания, так почему вы решили, что для вас существуют особые условия, а для меня сразу снятие с должности, в этом ваша правда?
— Вон! Вышел вон! — сдерживая гнев прошипел Корнеев.
— Я-то выйду, а  вы, с вашей правдой, как будете людям в глаза смотреть?  Или,  глядя через «забор» таких как Малышкевич, остальные кажутся букашками?
— Я же сказал вон! — теряя самообладание, приказал командир дивизии.
Повинуясь требованиям устава и старшего начальника, Дербенёв вышел из кабинета.
«Наверное, я был слишком откровенен сегодня?!» — подумал Дербенёв, направляясь к выходу из приёмной.
        Выйдя  из штаба дивизии, Александр посмотрел на ограждение рубки легендарной лодки времён Великой Отечественной войны Л-3, вспомнил  судьбу её командира Грищенко и, приободрив себя мыслью: «Ничего! Ещё не вечер!», зашагал на родной корабль. 

                8
        Утро понедельника всегда утро, но немного отличное от других дней. Вот и сегодня, перечитывая поступившую почту командующий флотом обратил внимание на странное представление, подписанное в адрес  министра обороны. Документ поступил из двадцатой дивизии подводных лодок ещё в пятницу, а на доклад лёг только сейчас. Согласно этому «обращению» капитан второго ранга Дербенёв, являясь командиром плрк Б-177, совершил должностное преступление и подлежал снятию с должности с понижением в звании на одну ступень.
  — Принесите мне личное дело командира Б-177 капитана второго ранга Дербенёва, подводника из Лиепаи. — потребовал командующий, обратившись к своему порученцу.
Через несколько минут в кабинет адмирала Егорова зашёл начальник штаба Балтийского флота В.И. Куроедов и положил на стол личное дело Дербенёва.
— Читал? — уточнил Егоров.
— Всё читал и подробно! — ответил начальник штаба.
— И как?
— Хоть я и недавно в должности, но моё мнение ;  галиматья! Судите сами! Ещё месяц назад  Дербенёв согласно итоговой аттестации  почти «Герой Советского Союза»! Аккуратен, пунктуален, профессионал, лучший, достоин после обучения в ВМА занимать должности от начальника штаба дивизии и выше! И читаем сегодня: небрежен, необязателен, непунктуален, не профессионал, не достоин…
— А подписи под документами всё те же! — согласился Егоров, разрывая представление в клочья.
— Товарищ командующий, документ секретный! — вежливо напомнил начальник штаба, видя с каким удовольствием командующий флотом начинает новую неделю.
 — Секретный, говоришь?! Значит, пусть секретчик заберёт эти клочки человеческой глупости и уничтожит их установленным порядком.

           XXV. НАЧАЛО КОНЦА

                1
— Завтра жди комиссию на борт! — комбриг с каким-то особенным злорадством посмотрел на Дербенёва. — Думаешь не прошло представление о снятии с должности? Успокоились все?
— Нет, товарищ комбриг, что касается вас лично, то я никогда не сомневался в последовательности ваших поступков! И даже если представление где-то застряло, а я достоверно знаю, что до главнокомандующего ВМФ оно ещё не дошло, вы обязательно отыщите ещё пятнадцать причин, чтобы снять меня с должности…
— Дело надо своё знать и корабль любить, а не спорить с командованием. Обстановкой на корабле ты не владеешь, что я тебе и докажу завтра ровно в одиннадцать ноль-ноль…
Когда командир Б-177 вышел из кабинета, комбриг обратился к своему любимому заместителю по воспитательной работе:
— Он ещё умолять меня будет, чтоб его только с должности сняли, но не посадили…
— Это точно! — согласился Пащенко.
     Дербенёв прекрасно понимал, куда клонит Малышкевич. Вчера на приготовлении корабля к бою и походу им, Дербенёвым, был вскрыт факт хищения микросхем из секретного блока системы целеуказания ракетному оружию «Успех». Мало того что сам блок секретный и кроме личного состава ракетной боевой части на ракетную палубу ни у кого допуска нет, так в этих «злосчастных» микросхемах содержатся ещё и драгоценные металлы. Конечно, платины и золота там мало, но при сдаче на металлолом эти микросхемы очень ценятся, причём в валюте США…
       «Завтра в одиннадцать ноль-ноль!»,; сказал комбриг. Стоп! Так  это же время начала работы с вертолётами Ка-27Ц! Выходит, что комбриг всё знает, но от кого???» — Дербенёв быстро перемещался из штаба на лодку и размышлял над словами Малышкевича.
     Ещё вчера, сразу после обнаружения факта хищения Дербенёв объявил на корабле боевую тревогу, назначил боевую готовность номер один и запретил сход всего личного состава корабля на берег. Даже вахтенным у трапа с оружием в руках он назначил персонально командира группы управления  ракетной боевой части.
      Уже через сорок минут после объявления тревоги старший помощник доложил первые и существенные результаты дознания. Оказывается, в ночное время, сразу после полуночи, на корабль приходил техник старта мичман Мирнов. На ракетной палубе этот мичман находился приблизительно  три часа. Со слов вооружённой вахты, вид у мичмана был какой-то озадаченный, беспокойный, а  вахта ракетчиков поведала ещё больше: в ходе «визита» на корабль мичман несколько раз просил у матросов, дежуривших в ракетном отсеке,  то кусачки, то паяльник, то нож…
Собрав у себя в каюте «заинтересованных» лиц, командир спросил у присутствовавших:
— Скажите, товарищи мои боевые, что полагается командиру лодки, у которого на борту совершено такое преступление?
— Если командир не знает об этом преступлении и не организовывал его сам, то, скорее всего, обойдётся малой кровью. — предположил «знаток права» Карпихин.
— А если командир знает о преступлении, но ничего не предпринимает, в том числе не докладывает своему командованию об этом? — усложнил задачу Дербенёв.
— Вы ещё забыли добавить, что на борту лодки хранятся ракеты с ядерной начинкой, а корабль боевой  и перволинейный! — добавил Кутумов. — И если всё это вложить в уши нашего комбрига, то вам светит только одно ; «вышка»!
— Обрадовал, Сергей Александрович, почти что наградил! — согласился командир Б-177. — Ещё мнения есть?
— Но на самом деле всё не так?! — не согласился командир ракетной боевой части. — Все мероприятия от дознания и административного расследования до возбуждения уголовного дела  командиром части, то есть вами, проведены ещё вчера!
— Расскажешь это, Василий Александрович, завтра особисту, когда он будет застёгивать «браслеты» на твоих руках, — резко оборвал рассуждения ракетчика командир. — Не забудь ещё пояснить ему, почему командир лодки допустил такую низкую организацию службы, при которой преступление не предупреждается, а расследуется «по горячим следам», и почему твой командир не доложил обо всём случившемся по команде, тем не менее, командование всё знает. Вопрос: у кого лучше налажена служба у Малышкевича или у Дербенёва?
— У комбрига сексотов  много, вот он и в курсе! — поделился мнением замполит.
— А мне кажется, что главный информатор Малышкевича не флагманский ракетчик или флагманский специалист РТС, а тот же Сурен Хачикян, имеющий свою скупку  цветных и драгоценных металлов в военном городке…— предположил командир ракетной боевой части.
— Если кажется, креститься надо! — оборвал рассуждения подчинённого командир. — Мирнов элементную базу вернул?
— Всё до последней платы принёс, сейчас занимается восстановлением пайки посхемно.
— У него, Василий Александрович, времени всего ничего осталось, до двадцати часов! Успеет? Нам же ещё сопряжение проверить надо с пультом у радиометристов.
— Сомневаюсь, товарищ командир, но до нуля часов обещает всё наладить и проверить…
 — Добро, но с корабля этого преступника не спускать даже по нужде. Я на месте, когда  работу закончите, доложите в любое время!
 — Есть! Товарищ командир! Только Мирнов интересуется, сдержите вы своё слово или нет?
— Не надо было преступление совершать, и сомнений бы не было! Всё будет зависеть только от него и результатов завтрашней проверки!
 — Но вы же знаете, Александр Николаевич, что для наладки этой аппаратуры к нам из НИИ целыми бригадами специалисты приезжают всегда, а тут один мичман…
 — А вот это вопрос не ко мне!  А скорее к вам. Почему у вас в журнале посещений нет отметки о прибытии мичмана на ракетную палубу в ту ночь? Почему ваши дежурные, видя, что происходит что-то неладное, не только не предотвратили, но никому и не доложили о странном и никем не санкционированном ночном визите этого вора, а по совместительству вашего подчинённого? Скажу одно, я слов на ветер не бросаю! Но и рука моя не дрогнет подписать возбуждённое уголовное дело тем числом, которым я посчитаю нужным…
Среди ночи Дербенёва разбудил стук в дверь корабельной каюты.
— Всё готово, товарищ командир, — шёпотом доложил Гариленко.
— А сколько времени, Василий Александрович? — поинтересовался Дербенёв.
— Половина третьего! — тихо сообщил ракетчик.
— Ты же обещал к полуночи?! — возмутился командир лодки.
— К полуночи Мирнов закончил пайку, а потом мы два часа гоняли комплекс целеуказания в тестовом режиме и проверяли сопряжение со всеми блоками ракетного комплекса и приборами радиометристов. Всё работает!
— Хорошо, пойдём смотреть сразу в центральный пост.
Командир вышел из каюты и увидел, что старпом с замполитом тоже  «полуночничают».
— Ладно, старпом, а ты, Владимир Иванович, чего не спишь? — уточнил «жизненную позицию» своего заместителя командир.
— Так куда ж я с подводной лодки денусь, к тому же у меня односменка, а наш командир объявил боевую готовность номер один!
Вся «компания» негромко рассмеялась и отправилась на пост приёма целеуказания.
Утром наступившего дня, сразу после подъёма флага,  на корабль прибыли офицеры штаба бригады. Поддерживаемые офицерами штаба дивизии и особого отдела, они спустились в прочный корпус и приступили к «работе». Ровно в одиннадцать часов,  как и предусматривалось планом учения, на связь вышел вертолёт целеуказания. Б-177 доложила о своей готовности к приёму информации от вертолёта в электронном виде.
По ходу начавшегося учения представители штабов то и дело переглядывались между собой, а когда полученная информация по каналам целеуказания легла на карту и совпала с местом заранее известной реперной точки, Малышкевич подошёл вплотную к флагманскому специалисту по фамилии Раевский и недвузначно предупредил его о неполном служебном соответствии.
— За что, товарищ комбриг, помилуйте, Алексей Матвеевич, всё же работает как часы???
— Прохоров, объясни этому «бизнесьмену», в чём он не прав! — Приказал комбриг, подымаясь по трапу наверх. — Командир, продолжайте учения, вам завтра в море идти и не провожайте меня!  Пащенко проводит…

                2 
       Поскольку Верховный Совет отказался признавать легитимность Конституционного Совещания, Б.Н. Ельцин 21 сентября 1993 года объявил о начале «поэтапной конституционной реформы». На первом этапе этой реформы предусматривался роспуск Верховного Совета и назначение выборов в новый орган власти — Федеральное Собрание. Второй этап предусматривал роспуск Советов на местах, но фактически роспуск Верховного Совета произошёл в результате штурма здания Верховного Совета четвёртого октября. После чего местные Советы распустились  «сами собой» и  сравнительно безболезненно.
      В это же время центральная пресса, копируя друг у друга информацию, опубликовала статью, в которой Б.Н. Ельцин высказывал очередную новаторскую мысль о необходимости реформирования обороны страны. В рамках предлагаемой военной «реформы» верховный главнокомандующий предлагал распустить все Вооружённые силы СССР, доставшиеся ему «по наследству» и, призвав по сути тех же военнослужащих, заново создать новые Вооружённые силы, но теперь уже  российские… Кроме подсознательной паники и недоумения у военнослужащих этих самых Вооружённых сил статья ничего не вызвала, но судя по всему «реформа» началась с обещанного сокращения и  1-го октября 1993 года пятьдесят восьмую бригаду подводных лодок, в состав которой входила  и Б-177, как и всю дивизию сократили. Четыре оставшиеся «в живых» ракетные лодки 651 проекта передали в состав 22-й брпл и перебазировали в Военный канал. Началось повальное уничтожение флота, неизбежно влекущее за собой неразбериху и уголовщину.
А в Москве к этому времени созрел новый путч, правда, президент РФ, в отличие от президента СССР, оказался более подготовленным к этому случаю морально и физически. В результате, двухдневное противостояние,  как нарыв начавшееся ещё  21-го сентября,  закончилось в девять тридцать  4-го октября 1993 года двенадцатью выстрелами из шести танков Т-80, расположившихся на Калининском мосту.
      Всего  двенадцать снарядов, два бронебойно-подкалиберных и десять осколочно-фугасных, потребовалось Б.Н. Ельцину, чтобы сломить сопротивление защитников непокорного Верховного Совета. «Красный» Белый дом пал, а вместе с ним пала и действовавшая  в России с 1917 года советская модель власти. Никто, правда, до сих пор так и не выяснил почему президент Ельцин, начавший своё президентство с информационной и дипломатической поддержки посольства США и других западных стран,  не нашёл возможности мирно разрешить ситуацию противостояния со своими соратниками в Верховном Совете, поддержавшими его во времена ГКЧП.
      Свободная Латвия  в это же время, отказалась от латвийского рубля ; «репшика» и вернула забытую многими жителями национальную валюту «лат»…

        XXVI. МЕДНАЯ ЛИХОРАДКА

                1
       Мёртвые корабли, выведенные из состава ВМФ, оставленные у причалов родных гаваней Лиепаи, чем-то напоминают трупы брошенных на поле боя солдат, но иногда они – гружёные стрелянными латунными гильзами и списанными  бронзовыми винтами судов ВМФ исчезают из портов за одну ночь.  А потом «телепортировавшись» появляются, неожиданно, где-нибудь в портах Германии или Нидерландов. Но это потом, а сначала и сегодня бандиты – они же бизнесмены, занятые в сфере реализации цветных металлов, открывают двери кабинетов командиров очень многих соединений ногами и, не стесняясь, заносят  «благодетелям» странные, но такие знакомые нам с некоторых пор коробки из-под Xerox. После чего в неизвестном направлении отплывают не только винты и гильзы, но и вполне ещё боеспособные корабли.
     Лодки 629, 641, 613 проектов списанные «по старости» или «ненужности» находили свой  последний причал в Военном канале, как раз напротив судоремонтного завода СРЗ-29, где в перспективе их планировали разделывать на металлолом, но далеко не всем из них суждено было «дожить» до этого счастливого дня в «добром здравии». Половина советского «наследия» как минимум утонет «там, где их оставят оккупанты», некоторые уйдут на дно даже с человеческими жертвами. А всё потому, что новую Латвию охватила медная лихорадка.  И эта маленькая, но очень «гордая» страна,  не добывающая ни одного грамма медной руды, очень скоро станет лидером Европейского сообщества по реализации цветных металлов. «Медоносы» везде. Всё продаётся и покупается, даже секс стал теперь в Латвии легальным, и не только он.
      Ни с того ни с сего  во всех гостиницах, ресторанах, кафе и магазинах обслуживающий персонал, состоявший теперь только из представителей титульной нации, вспомнил русский язык.
— Всё просто!  — рассуждает старший мичман Ковбасюк. — У кого сегодня деньги? У нас – военных! Да ещё у наших российских бандитов, резко зачастивших в Латвию налаживать «бизнес-контакты».
 — Это не бандиты, Григорий Александрович! — поправляет его другой «аксакал» Б-177 – старший мичман Шершенков. — Эти ребята теперь именуются «новыми русскими». Посуди сам, разве могут простые бандиты пить чай с комбригом почти каждый божий день и заходить к нему в гости «без звонка»?
— А в малиновых пиджаках кто? — уточняет Ковбасюк.
— А это, брат, «бритоголовые». Вот они ещё бандиты, но, думаю, это не надолго.
— Думаешь, перебьют всех?! — удивляется Ковбасюк.
— Нет! Скорее всего, они тоже скоро станут «бизнесменами», если, конечно выживут…

                2
       Дербенёв готовился  заступить на дежурство по соединению и, рассматривая офицерский кортик, рассуждал: «Дежурным по «умирающей» дивизии теперь быть непросто, не проходит ни одного дня, чтобы со списанных лодок не «выковыривали» «медоносов».
До недавнего времени, пока число незаконно проникающих на территорию части людей не превышало десяти человек и ущерб, наносимый демонтажем цветных металлов, не достигал катастрофических размеров, с этим явлением можно было как-то бороться. Но с некоторых пор «медоносы» стали вооружаться боевым оружием, приобретение которого для отдельных категорий граждан Латвии стало свободным, а лодки, с которых безбожно спиливали и снимали всё подряд стали тонуть. Получив в собственный карман сто-двести лат за ночь, медоносы наносили ущерб  размером в несколько сот тысяч американских  долларов.
      Среди «простых» ворюг и грабителей, собиравшихся в воровские шайки каждую ночь, всё чаще стали появляться рецидивисты. Беглые и выпущенные из тюрем в республиках бывшего СССР, «ввиду прекращения действия советского уголовного законодательства»,  они теперь массово возвращались в родную Латвию.  И как всему этому противостоять, вооружившись кортиком? Хорошо ещё караулы не разоружили, в особых случаях приходится поднимать их «по тревоге».
Чтобы хоть как-то усилить эффект присутствия Дербенёв решил взять на дежурство своего собачьего друга Ардала. Кобель немецкой овчарки вырос, прошёл специальное обучение в клубе служебных собак и всегда был готов с хозяином «хоть на край света». В экипаже пса любили все. Матросы просто баловали, подкармливая, чем повкуснее, а офицеры и мичманы хоть и относились к Ардалу чаще всего настороженно, всё равно считали его своим! 
Плановый обход после окончания вечерней поверки личного состава  Дербенёв решил начать с проверки караула. В ночной тишине хорошо освещаемой «Громштрассе»,  также хорошо были слышны шаги  Дербенёва, Ардал шёл на поводке слева у ноги Александра.
        Странный звук, похожий на звук сломанной ветки, заставил Дербенёва остановиться, Ардал насторожился и замер, устремив взгляд в сторону причального фронта. Ещё треск сломанной ветки, но теперь после щелчка послышался непонятный звон и осколки кирпича от ближайшей стены больно ударили по лицу. Дербенёв ухватился за левую щеку и понял, что по нему стреляют  и скорее всего из пистолета. Ардал рвался вперёд, желая доказать свою готовность защитить хозяина.
— Фас! — приказал Дербенёв, спуская пса с поводка. — Стой, стрелять буду!  — закричал Александр, но не нападавшим, а чтобы услышал часовой, стоявший на ближайшей вышке.
       В кустах раздался треск веток, послышались шаги убегающих людей. Ещё немного, и рык, известный только Дербенёву, заставил Александра остановиться. Дербенёв достал кортик из ножен и побежал на звуки борьбы, впереди послышались ещё два выстрела, и потом всё стихло. Александру стало страшно.
— Караул в ружьё! — закричал он, пробираясь сквозь кусты.
За кустами Александр обнаружил своего любимца восседавшего на спине у неизвестного мужчины одетого в ватник. Ардал так сдавил своими челюстями шею стрелявшему бандиту, что тот только еле слышно сипел. В правой руке уголовник сжимал пистолет. По откинутому назад затвору можно было предположить, что патроны в нём закончились.
       Дербенёв немного успокоился, но ноги в коленях предательски дрожали. Изъяв пистолет из рук незваного «гостя», Дербенёв дождался прибытия караула и сдал «медоноса» разводящему.
Опрос задержанного показал, что на одной из списанных подводных лодок ошвартованной у плавмастерской ПМ-68, сейчас находится несколько десятков человек, демонтирующих цветные металлы.
       Даже прибытие к борту лодки караульного отделения с автоматами и полицейского «воронка» вызванного в часть Дербенёвым,  изначально не способствовали добровольному выходу наверх медных лихоимцев. Только когда на лёгкий корпус лодки спустились электро-газосварщики со своей аппаратурой, готовые заварить все входные люки подводной лодки, заживо похоронив незваных гостей, наверх потянулись любители острых ощущений.
В ту ночь с лодки было выведено и задержано, с последующей передачей полиции Лиепаи ни много ни мало семьдесят шесть человек. «Воронок», не жалея бензина, ездил туда и обратно до самого утра.
       Но печальным оказался не сам факт проникновения на военный объект посторонних лиц, а то, что за это проникновение дежурный по плавмастерской брал с каждого латыша по шесть долларов за вход, привлекая для сбора «билетов» матроса срочной службы, охранявшего корабль!    
   
                3
      Пока Дербенёв ловил чужих медоносов по всему соединению, у него на корабле появились свои, доморощенные так сказать, умельцы. В результате чего Б-177 оказалась опять в центре событий.  А как иначе можно расценивать тот факт, что с боевой лодки имеющей соответствующее оружие на борту, некто похищает одну из антенн ракетного комплекса. Дело пахнет уголовной ответственностью.
— Товарищ командир, у нас антенну управления ракетами по горизонту украли! — доклад старшего помощника не предвещал ничего хорошего. — Правда, не всю, а только её часть, добавил Кутумов.
— Есть ясность, кто к этому причастен? — не выказывая эмоций, поинтересовался Дербенёв.
— Вчера увольняли из Вооружённых сил очередную партию матросов. Наших там было четверо: химик, трюмный и два ракетчика…
— Кто сопровождал на поезд ракетчиков? — уточнил командир.
— Увольняемых было мало, поэтому, товарищ командир, я назначил одного сопровождающего, мичмана Юрченко.
— Он же сам ещё молод как зелень  на долларовой купюре, — удивился Дербенёв.
— Виноват, товарищ командир, был не прав, — пояснил свои действия старпом. — Химика вернули, сейчас в казарме…
 — Как вернули, он что, не уехал? — удивился полезной информации Дербенёв, а Юрченко куда смотрел, хотя…
— Всё очень просто, вместо поезда, идущего к дому, наш химик  отправился к любимой девушке на ночлег. Там мы его и взяли «тёпленьким» с утра. Боец клянётся, что Сурену Хачикяну сбагрили антенну за двести сорок долларов.
 — Кто об этом знает? — уточнил командир.
— Надеюсь, кроме нас никто, если сам Сурен комбригу не доложил, как обычно…
К одиннадцати часам «контора» армянского предпринимателя была в осаде как настоящая крепость. Три выхода из помещений заблокировали три пятёрки матросов,  возглавляемые офицерами, имеющими при себе зачехлённые в брезент автоматы. Вокруг забора патрулировали ещё несколько человек с «линемётами», издали напоминающими ПЗРК или гранатомёт.
 Ровно в одиннадцать в помещение приёмного пункта цветных металлов вошли командир Б-177, старший помощник командира и командир ракетной боевой части.
За небольшим ограждением, уткнувшись в чудо техники под названием персональный компьютер, сидела вульгарного вида девушка, по всей видимости, секретарь. Вяло прореагировав на появление непонятных дядь, с пустыми руками посетивших кладезь полудрагоценных и очень даже ценных металлов, девушка поинтересовалась причиной визита.
— Нам бы хозяина! — сообщил Дербенёв.
— А вот и он, — ответила секретарь, увидев, как в помещение вошёл Хачикян с тремя телохранителями.
—Чего вам? — недоброжелательно спросил  хозяин скупки металлов.
— Нам бы заполучить обратно то, что вот этот молодой человек сдал вам вчера вечером с тремя своими подельниками по цене двести сорок долларов, — ответил Дербенёв, показывая в окно на матроса-химика выставленного «напоказ» специально для обозрения.
 — Мне кажется, что молодые люди перепутали двери? — решил Хачикян, обращаясь к своим телохранителям, после чего те недвусмысленно потянулись под пиджаки, где оттопыривались точно не привязанные к кобурам огурцы.
— Не торопитесь, господа, — очень вежливо отреагировал Дербенёв. — Прежде чем неправильно действовать, отбросив наше предложение, советую внимательно посмотреть в окна вашей «конторы». Можно также выйти и обозреть, что делается вокруг забора, а уж потом принимать решение…
— Вам это дорого обойдётся! — эмоционально объявил Сурен и взял трубку телефона, собираясь кому-то звонить.
Старпом тут же вырвал шнур из аппарата, а Дербенёв продолжил беседу.
— Если через пять минут мы не выйдем из вашей «забегаловки», мои матросы войдут сюда без приглашения. Не думаю, что последствия этого визита для тебя, Сурен, будут благоприятными. Стоит ли рисковать?!
 Когда офицеры забирали свою антенну, Хачикян причитал только о том, кто вернёт ему деньги?
— Не расстраивайся, Сурен, потерять сегодня несчастные двести сорок долларов лучше, чем завтра обрести пять лет за решёткой в свободной Латвии. О семье подумай, вы же теперь все как один – граждане Латвийской республики. Так какие могут быть сожаления?
 К концу октября дежурным по соединению разрешили заступать на дежурство с табельным оружием, вместо кортика, а матросы и старшины дежурного подразделения назначаемого от воинской части получили возможность вооружаться автоматами в случае необходимости.

                XXVII. ЕЩЁ НЕ ВЕЧЕР

        Тридцать первое декабря 1993 года был назначен днём прощания с двадцатой дивизией подводных лодок Балтийского флота. Всего три года назад унаследовавшая опыт и традиции четырнадцатой эскадры, теперь и она превращалась в историю. Банкет по этому поводу был похож на пир во время чумы. Только три месяца прошло как «отпивали» пятьдесят восьмую бригаду подводных лодок – наследницу шестнадцатой дивизии и вот новый повод «повеселиться».
        Всю последнюю неделю года командир Б-177 вёл плановые беседы с офицерами и мичманами корабля по поводу предстоящего сокращения части и вывода войск из Прибалтики. Основная масса членов экипажа относилась к предстоящим организационно-штатным мероприятиям как к чему-то неизбежному, но в некоторых случаях требовались дополнительные разъяснения, и прежде всего членам семей. Иногда с людьми случались истерики, некоторые обещали жаловаться  вплоть до «жалоб к  всевышнему».
        Как ни старался Дербенёв отвертеться от приёма граждан в день прощания с дивизией, ничего у него не вышло.
 — Долг остаётся долгом, даже в такой день! — наставлял мудрый замполит, предвкушая  всеобщее мероприятие. — Я тебе нужен? — уточнил Карпихин, поправляя галстук.
— Да уж постараюсь сам справиться, всего одна особа записана на сегодня…
Готовясь к приёму граждан, Дербенёв, как обычно, готовил и свой рабочий стол. На всякий случай сварил кофе, убедившись, что на приём записан действительно только один человек, разложил нужные документы, открыл блокнот для записей и уселся за стол в береговой каюте «петровских» казарм.
В назначенное распорядком дня время дежурный по команде доложил командиру о прибытии жены одного из молодых мичманов лодки на личный приём. Дербенёв приказал сопроводить особу к нему…
Когда открылась дверь, в помещение сначала проник букет приятных французских духов, немедленно заполнивший всё пространство комнаты,  а следом продефилировала длинноногая и очень стройная красавица лет двадцати двух. Дорогая шуба и броский макияж свидетельствовали о том, что она также как и Дербенёв после беседы планирует посетить банкет, организованный в офицерском зале столовой.
         Только когда девушка присела на стул, одиноко стоявший напротив стола командира части, Дербенёв обратил внимание, что она очень похожа на дочку местной знаменитости, а именно актрисы и певицы местного театра, живущей в соседнем с ним доме.
          Эта девочка росла на глазах Александра лет с девяти, постепенно превращаясь из невзрачного, почти «гадкого утёнка» в белую и прекрасную лебедь.
Всегда возвращаясь с морей, Александр припасал воблу, или шоколадку, а иногда то и другое для местной ребятни. И всегда когда видел  неуклюжую девчонку, заметно превосходившую окружающую братию своим ростом, скромно скучавшую в сторонке от толпы, угощал её сладким лакомством.
      «А кто, если не я? Отца-то нет…» — думал Дербенёв в таких случаях.
Но сейчас перед ним предстала не пацанка-переросток, а вполне зрелая «светская львица», знающая, чего она хочет и в каком объёме!
— Я супруга вашего мичмана…— начала молодая особа.
— Я в курсе, чья вы жена, мне доложили! — перебил девушку Дербенёв, посмотрев на часы. — Какой вопрос вас интересует?
— Меня интересует только один вопрос, чтобы мой супруг как можно дольше служил в Латвии и зарабатывал для семьи валюту. Вы же не справедливо предлагаете ему перевестись на другую подводную лодку, где  валюту в скорости платить не будут, поскольку эти лодки уйдут в Кронштадт…
— Дело в том, Анжела, я не ошибся с именем? — уточнил Дербенёв и продолжил: — Нам всем скоро перестанут платить валюту, а некоторым и вовсе только пенсия останется. Поверьте на слово, предложить что-либо другое вашему супругу в сложившейся ситуации я  бессилен…
      Женщина, до сих пор сидевшая перед Дербенёвым сложив нога на ногу и без стеснения демонстрировавшая обнажённую красоту  своего тела от туфель до ягодиц, после  получения «неудовлетворительного» ответа  медленно, как кошка в брачный период, сменила позу. Поставив ноги сначала рядом, слегка пошевелила ими, потом раздвинула ;  на лучшее обозрение мужчине и спросила:
— А если мы решим этот вопрос иначе?
Дербенёв, невольно обративший внимание  на перемещение «лона любви», замер. Медленно превращаясь из официального лица в обыкновенного самца, он почувствовал как его  прошиб холодный пот…
«Она же совсем без одежды?!!!» — вдруг осенило Александра и обожгло мыслью о последствиях! Приходя в себя после «эротической» атаки, он нажал кнопку переговорного устройства, связывающего командира части с дежурным по команде:  — Александр Сергеевич! Вызовите с лодки супруга сидящей у меня на приёме особы и  передайте её «из рук в руки» любимому. Да, и передайте по дежурству, чтобы её никогда больше не записывали ко мне на приём…
    Дама в шубе встала и направилась к выходу. Встал со своего места и Дербенёв.
«Если бы знать, что из той милой девочки, которую я подкармливал шоколадом с десяти лет, вырастет такая гетера, я бы скармливал лакомства собакам…», — последнее, о чём подумал командир части, заканчивая приём по личным вопросам.               

          XXVIII. ВНЕЗАПНОЕ  ПРЕДЛОЖЕНИЕ

                1
        Нашумевшие в средствах массовой информации события, связанные с похищением в Клайпеде командира дивизии береговой обороны, привели в шок не столько Европу, сколько саму Россию, но действия командования и личного состава этого соединения немного остудили горячие головы новой литовской власти. Между тем официальная российская сторона  по поводу похищения «возмущалась» недолго и в дальнейшем повела себя довольно странно. Во всяком случае, не так, «как учили», и даже не так, как в подобных случаях поступают те же «янки».
Воинские части, дислоцированные в Прибалтике, начали активно разоружать и сокращать, при этом мало кого из чиновников в московских коридорах власти интересовала судьба сотен тысяч семей офицеров и мичманов, оказавшихся не удел. Военнослужащим по контракту, как и прежде, запрещалось выходить за пределы части в военной форме одежды. Рядовому составу полностью запретили выход в город. А с кораблей, не прекращая движение, продолжалось бегство матросов, призванных из республик бывшего СССР,  иногда этот процесс приобретал непредвиденный и массовый характер.
Дербенёв, привыкший за годы жизни в Лиепае, что Латвия ; это почти родной дом для него и его семьи, относился к запретам не настолько серьёзно, как того требовали приказы.
       «Как же? Этим бывшим латышским стрелкам можно ходить на людях в форме СС, а ему – русскому офицеру ; запрещено? Сейчас! — рассуждал командир Б-177, как и многие другие подводники соединения, принципиально ходивший по городу только в военной форме. — А массовое бегство предателей мы исключим специальными мерами!» — решил Дербенёв, ещё не зная, какими именно будут эти меры!
        Чтобы исключить даже намёк на какой-либо сговор или побег  нерадивых матросов, старпом с замполитом придумали и с одобрения командира осуществили «систему тотального контроля» в части. Для этой цели в каждом оконечном устройстве корабельной системы громкой связи «Каштан» и в каждом кубрике казармы, включая комнату отдыха и досуга, были установлены так называемые «жучки», работавшие на различных частотах передачи. В результате с помощью обыкновенной импортной магнитолы, зная указанные частоты, можно было прослушивать не только разговоры, но и то, что происходит в помещениях. Таким образом, Дербенёв и его «команда» добились того, о чём говорил когда-то Малышкевич, сильно удивлённый тем фактом, что с Б-177 не наблюдалось активного бегства матросов по национальным квартирам.
      Конечно сейчас, спустя  два десятилетия, уже можно сказать, что технические меры имели значение, но не главное. Главное, что командование лодки, совместно с офицерами и мичманами  Б-177, ещё с Севера предприняли успешную попытку создания настоящего крепкого и сплочённого экипажа. К сожалению, далеко не всё, о чём мечтал Дербенёв, удалось претворить в жизнь, но многое из задуманного всё же свершилось! 
       В те времена понятие мобильная связь начиналось и заканчивалось пейджером . На кораблях ВМФ и в авиации были, правда, портативные радиостанции для аварийных случаев, но это исключение из правил не меняло существа положения дел со связью.  И только очень «крутые» парни, прибывающие в Россию чаще всего «из-за бугра», демонстрировали в своих руках агрегаты размером с двухлитровый охотничий термос, обеспечивавшие им корпоративную связь в рамках «бизнеса».
      Поскольку офицеры Б-177 были «простыми грешными», то есть как все, связь между собой Дербенёв, Карпихин и Кутумов поддерживали по стационарному телефону, а когда перемещались по городу брали для этой цели портативные аварийные радиостанции «Шторм».
Поздним вечером одного из январских дней только наступившего девяносто четвёртого года, Дербенёв, как обычно, закончил служебные дела и собрался домой.
     «За окном темень, в душе почему-то неспокойно, но уж лучше переночевать в своей, а не в казённой постели!» — решил Дербенёв, надевая шинель.
Выйдя на улицу Александр с удовольствием заметил, что морозец, где-то гулявший целую неделю сегодня заметно прихватывал лужицы вдоль бордюров и в низинах тротуаров.
     «Надо быть поаккуратней на переходах…» — подумал Дербенёв, садясь в подъехавший автобус. «Да и пешком мог бы прогуляться!»  — добавил внутренний   голос, но автобус уже тронулся, и Александр, достав из бумажника талон на проезд, прокомпостировал его в ближайшем компостере.
     На следующей остановке в автобус погрузилась довольно странная компания, состоявшая из двух девиц непонятной профессии и двух полицейских, очень злобно и подозрительно поглядывающих на русского офицера в «оккупационной» форме сидевшего на заднем сиденье автобуса.
 — Ваш талон! — потребовала одна из девиц, подошедшая к Дербенёву сбоку. Остальные члены «бригады» окружили офицера с других сторон.
Александр, не задумываясь, достал из кармана использованный талон на проезд и вручил «контролёру».
 — Этот талон не действителен! — заявила девица вульгарным тоном. Он приобретён в Риге и у нас в Лиепае не действует.
 — В какой Риге? — удивился Дербенёв. ; Я там полгода не был, а талоны эти покупал в кассе у Воздушного моста три дня назад. Вот и остальные… — Дербенёв залез во внутренний карман шинели и предоставил «проверяющим» целую пачку талонов.
     Один из полицейских изъял «вещественное  доказательство», а другой по рации кому-то о чём-то сообщил. Говорили полицейские на латышском языке, поэтому Дербенёв не всё понимал, но когда автобус, без остановок ехавший с этого момента,  стал поворачивать на «кольцо» у Воздушного моста, Александр увидел полицейский «воронок» с мигалкой и всё понял. Последнее, что он успел сделать, прежде чем наручники защёлкнулись на его запястьях, это сообщить в эфир по своей рации информацию для замполита и старпома. Она была короткой, но достаточной, чтобы понять, что командир российской части арестован  неизвестными лицами и, скорее всего, будет направлен в полицейский участок, располагавшийся возле ресторана «Юра».
      Действуя не как официальная власть, а как некие провокаторы-ищейки, «блюстители закона» доставили Дербенёва в полицейский участок.  Без объявления внятных причин задержания и не реагируя на требования Александра о необходимости присутствия российского консула на его допросах, местные полицейские начали странные приготовления. 
 Сначала в помещение, куда привели Дербенёва, вошёл некий  вежливый офицер, предложивший Александру подписать добровольное согласие о «сотрудничестве». Потом, когда Дербенёв отказался что-либо подписывать без консула и переводчика, вежливого офицера сменил  полицейский «громила» ростом под два метра, на погонах которого не было знаков отличия. О таких обычно говорят: «мордоворот ; руки-крюки». Лицо этого экземпляра Александру показалось знакомым. Следом за «годзиллой» вошёл начальник департамента полиции, во всяком случае именно так он представился.
— Хорошо! На постоянной основе вы не хотите с нами сотрудничать, но получить некоторую выгоду в качестве бонуса за понимание вы, наверное, не против?
— Не понимаю вас!  — резко оборвал «добрые» намерения полицейского чина Дербенёв.
— Всё вы понимаете, но упорствуете напрасно! Это не в ваших интересах! Там, за дверью стоят, как минимум, пара вышибал, не считая присутствующего рядом с вами. Все они готовы в любую секунду выполнить то, что им прикажут. А где и кто найдёт ваше тело завтра, их, поверьте, не интересует!
— Я ; русский офицер! Вы понимаете, что это значит? — поинтересовался Дербенёв.
  — Для меня это значит только одно, что информация, полученная от вас, обойдётся казне нашего департамента несколько дороже, чем та, что  получена от матроса, сбежавшего из вашей части…
— В очередной раз требую российского консула! — гневно возразил Александр.
— А я, в очередной раз вам заявляю, что вы его не дождётесь. Потому что никто вас не задерживал и где вы сейчас находитесь, никто не знает, даже я, а вот то, что на борту подводной лодки, под командованием капитана второго ранга Дербенёва, находятся две ракеты с ядерной накачкой, вы знаете не хуже меня! Так что, будем договариваться?
— Мне не о чем с вами договариваться! — в очередной раз отказался от предложения Дербенёв.
— И опять вы не правы! — предположил начальник полицейского департамента. — Мы с вами живём в такое время, когда договорённости могут быть полезнее ракет! Вот Горбачёв Михаил Сергеевич – лауреат  Нобелевской премии мира, когда был президентом СССР, объявил Балтийское море безъядерной зоной, а ваш Ельцин разве не согласен с этим?
 — Борис  Николаевич Ельцин мой верховный главнокомандующий и с кем он не согласен или согласен, меня не интересует, но если у вас есть к нему вопросы, ему же их и адресуйте. — дипломатично выкрутился Дербенёв.
— Меня и моих партнёров сейчас интересует только одно: сколько ядерных ракет находятся на кораблях бригады, где вы проходите службу? — довольно жёстко процедил сквозь зубы полицейский.
— Дайте закурить! — попросил Дербенёв.
Полицейский решив, что русский офицер «дозревает» и сейчас будет готов раскрыть все известные ему военные тайны,  достал пачку сигарет «Camel». Дербенёв дождался, когда полицейский станет открывать её, и, вскочив со стула, ухватил табуретку, стоявшую рядом под столом. Ещё секунда, и табуретка опустилась на голову полицая. Правда, в следующий за этим миг и Дербенёв был оглушён ударом по голове исправно выполнявшего свои обязанности «годзиллы».
Сколько времени над командиром Б-177 трудились  «слуги закона» Дербенёв не знал, но в себя Александр пришёл на кафельном полу какого-то подвала, где не было света, отопления и мебели.
Вдоль стены с одной стороны камеры к полу была привинчена железная скамейка, на внешней стене зияло зарешёченное окошко без стёкол, через которое на пол свободно падал снег. Стену вдоль коридора имитировала мощная тюремная решётка. Из одежды на Дербенёве были только трусы, майка и носки. Почему-то сильно жгло под мышкой. Александр поднял левую руку и обнаружил  вместо «растительности», что обычно довольно быстро вырастает после бритья, большой волдырь.
      «От зажигалки что ли?» — подумал Дербенёв, но тут же отвлёкся, забыв о боли и холоде.
       Какие-то странные звуки, доносившиеся с улицы, привлекли его внимание. Издали эти звуки очень походили на автоматные очереди, но из какого-то странного мощного «автомата». Судя по нарастающему, шуму звуки приближались. Как только выстрелы стихли,  Дербенёв отчётливо услышал речь своего старпома. Усиленный мегафоном голос Кутумова звучал как ультиматум:
— Командованию гарнизона доподлинно известно, что командир российской части 59182 сейчас находится в полицейском участке и незаконно удерживается там без всяких на то оснований. Здесь  и сейчас на площади находятся представители различных, в том числе зарубежных, информационных агентств, готовые поделиться этой «новостью» со всем миром. Если через десять минут капитан второго ранга Дербенёв не будет освобождён, бойцы спецподразделений России начнут штурм и освободят его силой, но в этом случае обязательно будут убитые и раненные, а виновные в неправомерных действиях понесут наказание не за одно, а уже за несколько преступлений. Время пошло!
      Часть экипажа лодки, руководимая старшим помощником командира, совместно с бойцами спецназа и морской пехоты, выделенными от военной комендатуры и поднятыми «по боевой тревоге», вооружившись боевым оружием, сидели на броне трёх БТР-80 . Остальные воины, возглавляемые замполитом Карпихиным, растянувшись цепью, окружили площадь. Блокировав полицейский участок, все  ждали решения на выдвинутый ультиматум. Единственное, чего не успели Карпихин и Кутумов  это оповестить должным образом то самое командование гарнизона, от имени которого они выдвинули ультиматум, а ещё подводники не знали достоверно, что их командир находится сейчас именно в этом участке… 
Две очереди, выпущенные в воздух из пулемётов бронетранспортёров, и решительность русских воинов, граничащая с безрассудством, возымели своё действие, и Дербенёва через пять минут вывели на крыльцо участка.
Наутро ни одна газета ничего не поведала своим читателям о ночном инциденте. Местные власти категорически отрицали случившееся, однако рядовые полицейские, участвовавшие в задержании Дербенёва, всё же были  уволены со службы, а тело главного «гестаповца» через неделю бомжи обнаружили повешенным за ноги на дереве в районе «шестой группы».
        Вот об этом «суицидном»  поступке  местный «брехунец» рассказал всем. И только тогда Дербенёв вспомнил, что когда-то он встречался с «годзиллой» на ринге, кажется в Ленинграде…
 
                2
— Сегодня всех командиров лодок собирают вечером в штабе бригады, — поведал новость замполит. — Говорят, бывший наш командир дивизии Корнеев приехал вместе с губернатором Ленинградской области…
—  А по какому поводу? — удивился новости Дербенёв.
— Не знаю, товарищ командир, сходите-узнаете! — пожимая плечами, ответил Карпихин.
       Вечером того же дня действительно всех командиров частей собрали в кабинете комбрига. Там же присутствовали представители администрации Санкт-Петербурга, правительства Ленинградской области и штаба Ленинградской военно-морской базы.
— Товарищи офицеры! — начал встречу контр-адмирал Корнеев. — Как вам всем известно, окончательной датой вывода войск верховный главнокомандующий обозначил первое июля текущего года. Не буду вас пугать, но многие части из Прибалтики, да и не только, выводятся, скажем прямо, в чистое поле. Нам же повезло, и ваша бригада переводится в Кронштадт. Не все, правда! Судьба оставшихся «в строю» лодок 651–го проекта ещё не решена окончательно. Но наша сегодняшняя забота, прежде всего, о командирах частей, не имеющих жилья там, в России! О тех, кому завтра на боевое дежурство...
— Как красиво говорит, а стелет-то, стелет как мягко! Заботятся они?! Это он так в Питере на новой должности научился? — тихо возмущался командир подводной лодки Б-130, расформированной ещё тридцать первого декабря прошлого года, судьба которого так и не была решена до настоящего времени.
— Нет, ораторствовать их учат в академии генерального штаба, он же её с золотой медалью закончил. — так же тихо ответил коллеге Дербенёв и поднял руку.
— Слушаю вас, Александр Николаевич! — отреагировал на поднятую руку Корнеев.
— Товарищ адмирал, мой заместитель по воспитательной работе капитан второго ранга Карпихин ; заслуженный офицер! Никуда не переводится! Так же как и я, в своё время, был направлен на Север, где его успешно забыли не только орденом наградить, как это было сделано в отношении всех офицеров политуправления Балтийского флота, но даже вернуть из командировки на Балтику. Сегодня, некогда забытый в Заполярье  Карпихин,  представлен к увольнению в запас. Будет ли ему в этом случае предоставлено жильё?
— Боюсь, Александр Николаевич, что на этот вопрос я вам ответить не смогу! — развёл руками оратор.
— Вот и я боюсь, что этот офицер-подводник, отец двух детей, поедет жить к себе в Тульскую губернию, откуда призывался на службу, где ни кола у него,  ни двора…
 — Есть и приятные новости для вас, Александр Николаевич! — особо подчеркнул Корнеев, обращаясь вновь к Дербенёву. — Вас приглашают в Управление боевой подготовки Балтийского флота поучаствовать в конкурсе на замещение должности старшего офицера.
— Объявил так, будто тебя уже назначили…— снова возмутился командир Б-130. — Как-то подозрительно вежливо он с тобой общается, Саня? С чего бы это?
— Не знаю, Геннадий, думаю, это после нашего с ним «перекрёстного» спора на тему любви к Родине и верности присяге, состоявшегося в прошлом году после Дня флота…
— Сейчас, товарищи офицеры, некоторым из вас на руки будут выданы документы на получение жилья в Санкт-Петербурге и Ленинградской области. Будьте предельно внимательны, документы со всеми печатями и подписями! Вам необходимо только внести сведения о себе и своих семьях, согласно удостоверениям личности и паспортам.
Придя после совещания в береговую каюту, Дербенёв долго и внимательно рассматривал полученную на руки «путёвку в будущее». Согласно документам, лежавшим на столе командира Б-177, лицу, указанному в этих документах, предоставлялось право получения ордера на двухкомнатную квартиру в городе Гатчина Ленинградской области по указанному адресу.
«Лена, новая семья, новая жизнь, дети и всё по-новому!!! — растаял в мечтах Дербенёв. Но кто позаботится о его кровных, уже существующих детях? Кто предоставит жильё Карпихину, которому везде  отказано?»
  Дербенёв нажал кнопку вызова дневального по команде.
— Антошкин, замполит ещё здесь? — уточнил командир у матроса.
— Так точно, у себя, товарищ командир!
— Пригласите его ко мне!
Через несколько минут в кабинет вошёл замполит.
— По вашему приказанию…— представился Карпихин.
— Не суетись, Владимир Иванович, а садись рядом, я тебе должен кое-что пояснить!
Утром следующего дня все документы полагалось сдать представителям  администраций. Сдал «свои» документы и Дербенёв, а через полчаса уже стоял на ковре у комбрига.
— Я нисколько не сомневался, Александр Николаевич, что вы честный человек, но не до такой же степени…
— А разве, товарищ комбриг, у честности существуют степени?  Для меня это открытие. — весело реагируя на упрёк, ответил командир Б-177.
Присутствовавшие в зале чиновники от Ленинградской области и Санкт-Петербурга рассмеялись, и только Корнеев с Лисафовым  были темнее тучи дождевой.
— Зря веселитесь, Дербенёв, лишней-то квартиры у нас не-ет! — особо вежливо, подражая «старшему начальнику», подчеркнул Лисафов.
— Представляется, товарищ комбриг, что моему замполиту она точно лишней не будет! — так же вежливо ответил командир Б-177.
               
                XXIX. СЕМЕЙНЫЙ БИЗНЕС

       В феврале 1994 года Государственная Дума объявила амнистию участникам августовского путча 1991 и октябрьских событий 1993 годов. Но это было в Москве и мало кого интересовало из подводников, судьбой-злодейкой  брошенных на обочину жизни. В это же время плрк Б-177 вывели из состава сил постоянной готовности в резерв.
       Вывели, как выбросили за ненадобностью что-то лишнее. И никого из московских «флотоводцев» не интересовало то, что оставшиеся «в живых» три подводные лодки 651 проекта отремонтированы и модернизированы совсем недавно. Что на это потрачены сотни миллионов народных рублей, что  ракеты этих лодок дальностью стрельбы перекрывают всё Балтийское море, а уложенные в нужных местах  на дно морское субмарины, как платформы, незамеченными могут лежать там хоть месяц. Потом по приказу всплыть в нужное время,  и через шесть минут минимум шесть ракет с ЯБП,  вылетят в любое окошко НАТО-вского дяди, чтобы спросить: «Молился ли ты на ночь, вояка?». А лодки после  этого тихонечко погрузятся, чтобы снова лечь на грунт, и будут «отдыхать» дальше, ожидая следующего приказа  свыше. При этом никакие системы ПЛО  не способны будут их засечь.
       «Но это фантастика!» ; скажут одни чиновники, носящие морские нашивки на рукавах тужурок, только потому, что видели море на картинах Ивана Айвазовского. Других «думающих» голов от обороны, не видевших моря даже на картинах известных художников-маринистов, вопрос применения крылатых ракет в современной войне на море, скорее всего, вовсе не заинтересует.
       Именно под руководством этих чудо-выводителей доблестные русские войска уходили из Германии, Польши и Прибалтики. Уходили  чаще в никуда, чем по предназначению. Зачастую воинские части доезжали до первой остановки или первого гарнизона на территории России и, сбросив на землю вывезенное и сохранённое имущество страны своей, тут же - «на месте», и расформировывались.
В новых условиях «шоковой терапии», также шоково рождались   и новые идеи, чаще всего бытовые, конечно. Успешно продав свой «бумер» седьмой серии, Дербенёвы  пришли к выводу, что автобизнес на подержанных машинах может поддерживать их жизненный уровень и способствовать более мягкой адаптации к новым экономическим условиям, когда валютные выплаты прекратятся.
       Татьяна Дербенёва, обладавшая так же как и Александр, заграничным паспортом, решилась рискнуть на оформление разовой визу в Германию для покупки автомобиля. С этого решения начались её регулярные поезди «по делам семьи», благо к тому времени ещё не родился запрет на выезд членов семей военнослужащих за границу.
        В ходе поездок «за бугор» случались не только приятные приобретения, но и разного рода инциденты. Так, при подъезде к одной из придорожных стоянок в Польше, когда Татьяна во время перегона очередной машины отстала от основной группы и остановилась, чтобы разобраться в указателях и дорожных знаках, её машину, почти новую БМВ пятой серии, заблокировали рэкетиры.
      Увидев гранату и пистолет, в руках одного из них, Татьяна выжала педаль газа «до упора» и ушла от преследования. Пришла в себя Дербенёва только когда на спидометре замерла стрелка, показывающая скорость двести сорок километров в час, да и деревья за окнами стали мелькать непривычно быстро...
В другой раз, за превышение скорости её арестовали польские блюстители порядка и, ввиду того что наличными польских злотых у неё не оказалось, Дербенёву посадили за решётку до оплаты штрафа. Спас Татьяну от «тюрьмы» такой же бедолага-перегонщик, доставленный в участок для оплаты своего нарушения.   Но не всё и не всегда заканчивалось так красиво как с Дербенёвой.
        Всё чаще стали появляться сведения о фактических потерях среди людей, действительно пытавшихся выжить в новых реалиях, предложенных «молодыми реформаторами» страны победившей демократии. Большинство этих людей воровать не умели да и учиться не желали, а честный труд доходов приносил всё меньше. На Россию надвигался страшный период «реформ».
После того как в Подмосковье по весне, когда сошёл снег, нашли труп жены одного из командиров подводных лодок, тоже занимавшейся перегоном машин и пропавшей ещё осенью, Дербенёвы впервые задумались о прекращении своего  слишком рискового бизнеса.
— Ты знаешь, Саша, мне страшно. — дрогнувшим голосом рассказывала Татьяна о своих страхах Дербенёву.   — Я никогда ранее не задумывалась о своей жизни, тем более не искала её смысл, но теперь наша жизнь мне кажется ничтожной, во всяком случае мгновенной и мало чего стоящей.
Дербенёв, также как и большинство вчерашних советских граждан,  переживших период от «застоя» до «развала», прекрасно понимал супругу, но пока молчал. В отличие от Татьяны, Александр не раз встречался с костлявой спутницей в никуда и, зная истинную цену жизни, не  был столь категоричен в своих выводах.
  — Боюсь, что ты не права, на счёт ничтожности. Всё зависит от того чем наполнен смысл жизни, но с перегонами нам точно пора «завязывать». Ты у детей одна, и никто не в состоянии им заменить мать!
      Радовало Александра в этой короткой беседе только одно. В новых жизненных условиях семейные отношения стали более тесными и открытыми, так, во всяком случае, думал Дербенёв. Недавние любовные страсти отошли на задний план, геополитический разлом уже произошёл, а остальное Дербенёвым предстояло построить заново, но удастся ли им это,  сейчас не знал никто. 
 
        XXX. ПРИКАЗАНО УНИЧТОЖИТЬ ВСЁ.
               
                1
        Апрель 1994 года выдался тёплым и для Прибалтики необычным. Повсюду кипела работа по демонтажу вывозимого и эвакуируемого имущества Министерства обороны РФ. На лодке Дербенёва тоже  полным ходом шёл демонтаж секретных блоков, аппаратуры и сдача секретных документов. Машины, то и дело снующие по причалам и собиравшие с кораблей то, что ни при каких обстоятельствах не должно достаться врагу, вдруг прекратили ездить по заявкам в самом  разгаре этих работ.
Из беседы с командиром бригады выяснилось, что склады, на которые сдавалось ранее демонтированное секретное оборудование, уже эвакуированы либо сокращены.
— И что теперь делать? — скорее разочаровано, чем раздражённо спросил Дербенёв.
— Что делать, что делать? — передразнил Александра комбриг, также недовольный решением «руками водителей». — Уничтожать всё на месте! Лом и кувалда плюс огонь теперь наши союзники. Всё, как на войне, и за борт!
— А приказ или распоряжение? — вслух засомневался Дербенёв.
— Будет вам приказ, а пока прочтите вот это и запишите номер директивы Главного штаба, на неё надо будет ссылаться в актах об уничтожении имущества!
Дербенёв прочитал директиву и пришёл в недоумение.
— Так это же не вывод, а бегство какое-то? Почти по Булгакову – агония!
— Спешу обрадовать, Александр Николаевич,  не вы один так считаете только от этого там ;  наверху, эффективнее не работают…
      С этого момента блок-схемы, агрегаты и прочее имущество подлежащее сдаче на эвакуацию подводники стали крушить кувалдами непосредственно у борта и, подписав акт у командира, сваливать всё за борт…
В самый разгар работ, когда, как казалось Дербенёву, ещё спина парит от желания трудиться, его направили старшим на буксировку плавающей казармы «Миасс». Предстоял  непростой переход под буксиром  из Лиепаи в Калининград, с последующей постановкой несамоходной посудины в док ПСЗ  «Янтарь». Помощником к Дербенёву назначили его же старшего механика ; капитана второго ранга Лебедева и ещё нескольких членов экипажа.
— А кто же будет моим имуществом заниматься? — возмутился Дербенёв, получив распоряжение на командировку.
— Печать и право подписи оставьте старшему помощнику, думаю, он справится! — приказал комбриг, и Дербенёву ничего не оставалось, как выполнять приказ.
Направив механика с матросами на «Миасс», Дербенёв вышел на связь с капитаном морского буксира МБ-4, выделенного на буксировку несамоходного «корыта».
— Какие ТТХ имеет Миасс, мне нужно передать их на таможенную и пограничную службы? — уточнил капитан.
— Записывайте,  диктую:  проект Р801А, водоизмещение полное ; 3578 т, размерения ; 111 х 13,8 х 2,8 метров, автономность ; 30 суток. Силовая установка: три ДГ по 350 кВт, экипаж фактически: 12 человек согласно судовой роли. Провизии - 6 тонн на семь суток, воды пресной ; 190 тонн, топлива;120 тонн, то и другое на полную автономность.
Придя на судно, Дербенёв выслушал доклад механика и «обрадовался»: из трёх дизель-генераторов, в строю был только один, правда, в качестве резервного источника для ходовых и стояночных огней загружены дополнительные аккумуляторы, их же можно было также использовать для частичного освещения судна.
 — Противопожарные и водоотливные средства? — уточнил Дербенёв.
— Всё проверено фактическим пуском, работает. Использовали один огнетушитель.
 — Добро. Завтра проходим таможню, а послезавтра закрываем границу и ; в путь! Личному составу есть где разместиться?
— Мне кажется тридцать одноместных, тридцать семь двухместных и семьдесят четыре четырёхместных каюты нам хватит! — уточнил Лебедев.
— Не заплутать бы! — согласился Дербенёв.
— Зачем только мы идём в Калининград? — поинтересовался механик, размышляя о перипетиях службы отдельных судов вспомогательного флота.
— Затем, что «неходящее» но водоизмещающее имущество приказано уничтожить всё! Может, «Миасс» кому то ещё добрую службу сослужит в России? — ответил командир и поскучнел.
      Когда команда, возглавляемая командиром Б-177, выполнив поставленную задачу, вернулась в Лиепаю, наступил май. Всё живое вокруг приободрилось, проснулось, расцвело зелёными счастливыми красками, да так,  что казалось жизнь начинается заново.
      «А может так оно и есть?!»  — подумал Дербенёв, выходя из кабинета комбрига.
               
                2
— Владимир Иванович! Не сочти за приказание, пригласи ко мне старпома. — Дербенёв загадочно улыбался и сиял как медный пятак, только что вышедший из-под чеканного станка.
Через пару минут командир, замполит и старпом уже обсуждали очередную «семейную» затею командира.
— Друзья мои, — многозначительно начал командир, — если вы не забыли, что на нашем экипаже существуют определённые традиции, предлагаю сегодня в очередной раз, может даже и в последний, собрать «военно-семейный совет» корабля на моей даче.
— Правильно! — согласился Кутумов, — и отпраздновать день рождения командира…
— Не совсем так, Сергей Александрович, — поправил старпома Дербенёв, — эту встречу мы посвятим нам всем, нашим жёнам, детям и друг другу.
— Предлагаю, традицию не нарушая, пригласить и некоторых флагманских специалистов. — дополнил замполит.
— Я не против! — согласился командир и, отдавая ключи от дачи старпому, напомнил, — Начало мероприятия в девятнадцать ноль-ноль.  Моя доля в валюте вот. Где колодец и зачем он нужен, объяснять, надеюсь, не надо? Если надумаете подкоптить рыбку, щепа в домике под топчаном. Владимир Иванович собирает всех жён офицеров, мичманов и направляет их на место сбора, оповещает флагманов. Ответственные за доставку людей к месту проведения мероприятия старший мичман Шершенков, мичман Мануйленко и мичман Юрченко. Старшие в команде сегодня замполит с механиком. Дежурят: по лодке ;  ракетчик, по команде – боцман. Вопросы?
      Поскольку вопросов к командиру не последовало, механизм, отлаженный за последние два года, заработал с нужной активностью.
— Единственное, что я вас попрошу. — уже  вдогонку напомнил командир, — не утопите, как в прошлый раз, всё пиво в колодце. Целый месяц, поливая огород и всякий раз доставая ведро из колодца, я  вылавливал бутылку свежайшего  «Сенчу алус». И ещё, после окончания мероприятия остатки шашлыка и рыбы старпому передать на дежурство и вахту. Пусть «привязанные» к железу подводники тоже желудок порадуют…
Спустя несколько часов, когда Дербенёв, в сопровождении друзей - командиров Б-203 и Б-24 ; подъезжал к своей даче, из-за вековых сосен, окружавших дачные участки, приятно тянуло дымком от шашлыка и млеющей в коптильне  почти готовой рыбы горячего копчения. Где-то совсем рядом играла музыка.
— А вот и мы! — входя на участок, сообщил о своём прибытии Дербенёв и немного оторопел.
    Такого количества гостей его дача ещё не принимала. По внутреннему периметру вдоль забора  были расставлены накрытые богатыми яствами и напитками столы, возле мангала и коптильни колдовали мужчины, а за столами руководили дамы. Две машины припаркованные между соседними участками, работали в качестве музыкальных центров. Здесь, на танцполе руководили дети старшего поколения, а младшая ребятня всецело растворилась в «дрессуре» и подкормке хозяйского пса Арда, перекормленного до такой степени, что он мог теперь только лежать и ворочать морду от детских рук с угощениями.
— Хозяин на месте, пора начинать! — предложил кто-то из «зала».
— Предлагаю, первый тост за именинника! — поддержал «оратора»  командир Б-203 капитан второго ранга Лякин.
— А я предлагаю первый тост за наш экипаж!  — вставая с места, отверг предложение Дербенёв, вспомнив как когда-то, в аналогичной ситуации, поступил его предшественник Степан Бискетов. — Посмотрите, какой он у нас огромный, дружный, боевой! Не знаю, удастся ли нам когда-либо встретиться после первого июля, но точно знаю, что в таком составе, как сегодня, мы не увидимся уже никогда! Спасибо вам всем за ваш труд, за то, что вы есть, за то, что вы здесь, и простите меня если вдруг я кого-то когда-то каким-то образом обидел или не услышал! Немало трудностей нам пришлось пережить за довольно короткий период, были  разногласия и даже уголовщина проявлялась иногда, всякое бывало, но были и победы, наши с вами победы! Очень надеюсь, что спустя годы, а может быть десятилетия, случайно повстречавшись где-нибудь на просторах России-матушки или за её пределами, мы не отвернёмся друг от друга, а хотя бы поздороваемся и вспомним, что когда-то были одной семьёй, одним экипажем…

                XXXI. КИНОЗВЕЗДА

      В июне 1994 г. по инициативе Б.Н. Ельцина в России был наконец подписан договор об общественном согласии.
      Подписание этого договора и решение Государственной думы об амнистии  участникам сразу двух путчей, состоявшееся ранее, способствовали стабилизации обстановки и прекращению на некоторое время гражданского противостояния. Правда,  для лиепайских граждан и неграждан эти новости были так же далеки, как новости об освоении космического пространства астронавтами NASA.
Начало лета Лиепая встретила ожиданием. Менее чем за месяц до официальной даты вывода русских войск из бывших республик  Советской Прибалтики лодка Дербенёва была уже не только разукомплектована и в апреле выведена из состава ВМФ, но  и списана в ОРВИ . Теперь официально, то есть «де-юре», её не было, но на самом деле она    по-прежнему была  жива. Поскольку на ней ещё был экипаж.
Единственное, чего она не смогла бы сделать с ходу, это погрузиться под воду. Ещё, скажут специалисты, не смогла бы пустить ракеты  и выстрелить торпедами в цель, поскольку все секретные блоки и механизмы соответствующих комплексов были демонтированы и уничтожены, но тот элемент, который любой корабль делает одушевлённым, у неё был. И этот экипаж по-прежнему готовился, как предполагалось Министерством обороны, перевести лодку к берегам США в надводном положении и своим ходом.
— А с нами потом чего будет? — спрашивали почти ежедневно подводники своего командира.
— А с вами будет как со всеми: контрактникам ; предписание в руки и к новому месту службы,  срочникам ; тоже не домой ехать, пока не отслужат положенное, и только пенсионерам «лафа» выпала.  Им какие-то сертификаты придумали и деньги выделяют на покупку жилья в том месте России, какое они выберут для проживания, — «отстреливался»  Дербенёв. — У нас с жильём как будто проблем нет, вот с переводами сложнее вопросы  решаются!
— Вы забыли сказать ещё, что командир без угла и места под солнцем! — добавил старпом.
— Я-то, допустим, не пропаду.  Меня в Пушкин на кафедру берут, правда, только при условии, что жильё предоставлю им, — отшутился командир.
— Ну да, ну да! Не они вам, а вы им…— подчеркнул Карпихин.
— Да я, собственно, не очень и заморачиваюсь по этому поводу, — как-то неуверенно поведал новости своим ближайшим заместителям Дербенёв. — Не сегодня-завтра должен решиться вопрос с назначением меня старшим офицером Управления боевой подготовки Балтийского флота в Калининграде, конкурс я вроде выиграл. Если всё будет так, то, возможно, и с квартирой вопрос однажды решится!
— Под лежачего минёра «шило» не течёт… — блеснул мудростью замполит. — С приходом на новую должность надо сразу рапорт на жильё писать!
  — Не-ет, Владимир Иванович, первым делом пишется рапорт о принятии должности, а уж потом всё остальное…
Пока офицеры спорили о будущем в каюте командира, в «высоких» московских кабинетах решалась судьба военного имущества, иначе сказать ; железа,  ещё вчера бывшего боевым кораблём. Для любого экипажа это всегда если не родной дом, то, по меньшей мере, место его жизни, место приложения профессиональных знаний и навыков, а ещё это место, где из простого деревенского или городского мальчишки рождается настоящий мужчина.
Наверное, о чём-то не договорились партнёры от России и США, и поэтому  самостоятельный переход лодки к берегам Америки был отменён. Экипаж превратился в сдаточную команду со сроком «жизни» до первого июля 1994 года, а то, что осталось от подводной лодки по договорённости между РФ в лице командира 22-й брпл и представителем финской компании «Sub-Expo.Ltd» превратилось в плавающий  ресторан порта Хельсинки на целых три года.
«Хорошо хоть не борделем сделали», — говаривали некоторые русские туристы, вкушая русскую водку и закусывая её чёрной икрой в  ресторане, бывшем когда-то банальной аккумуляторной ямой.
     В 1997 году некогда боевую лодку, а теперь ресторан финны передадут в аренду канадской компании «Russian Submarine», но та удивительным образом обанкротится и в 2000 году бывшая плрк будет арендована американской компанией «Inter Media Film Equitis. Ltd».
     В течение года американцы дотошно будут маскировать дизель-электрическую лодку 651 проекта под атомоход проекта 658 и успешно снимут на ней  нашумевший фильм-катастрофу «К-19» с Харрисоном Фордом в главной роли.
После съёмок фильма судьбой лодки заинтересуется администрация музея авианосца «Саратога», и в период 2002 по 2007 годы порт Провиденс в самом маленьком штате США Род-Айленде станет последним портом приписки этого замечательного корабля. «Почему последним?» — спросите вы.
Да потому, что 17 апреля 2007 года во время сильного шторма «бравые» американские моряки не смогут уберечь «музей советской подводной лодки» ; одной из первых лодок охотников за авианосцами, и она затонет прямо у причала. Спустя год, 26 июля 2008 года лодку поднимут на поверхность, но денег на восстановление не найдут даже в Конгрессе США, куда, по информации из достоверных источников, обратятся американские ветераны-подводники. И в 2010 году многострадалица  «Джульетта» отправится на металлолом.
— Прощай, любимая, прощай, родная. Прости, что не проведал, не проводил в последний путь! — печально скажет  Дербенёв, узнав об этой трагедии, но всё это будет через  много лет, а пока на улице «гулял» 1994 год.
               
                XXXII.МИГРАНТЫ

                1
      И вот наступил «долгожданный», трижды помянутый во всех видах ненормативной лексики день в конце июня 1994 года. Оставив всё имущество, нажитое за годы службы, «неграждане» паковали чемоданы, в то время как «титульная нация» новой Латвии мечтала поскорее обзавестись тем, что само идёт в руки. Среди первых были и Дербенёвы. Собрав скромные пожитки, Татьяна осматривала квартиру хозяйским взглядом.
— Кажется совсем недавно отправляли скарб на Украину, а смотри снова обжились… Сейчас Валя приедет за мебелью. Ей ещё жить и жить в Лиепае, да и неизвестно куда потом?
 Между чемоданов показалась  кошка Машка, собравшаяся, наверное, на выгул, но хозяева пока на выход не спешили, значит, и ей следует обождать. Квартира оставалась местным властям. Дача была возвращена прежним хозяевам бесплатно, хотя в своё время покупалась за приличные деньги. Двухуровневый кирпичный трёхкомнатный гараж в гаражном обществе «продан» латышам за двести условных единиц, и то после того, как Дербенёв пригрозил взорвать его вместе с имуществом.
       Оставленные почти «за так» объекты недвижимости осиротели, но не погибли, а что ожидает их хозяев, в статусе «персона нон грата» навсегда покидающих пределы Латвии, не знал никто. Злорадствующим от счастья свободным и теперь уже не оккупированным латышам оставалось всё, кроме чести и совести…
От обиды и несправедливости, безысходности и беспомощности на душе каждого выезжавшего из Лиепаи «оккупанта» не кошки скребли, а шагающие экскаваторы орудовали по самому сердцу. Глядя с каким счастьем  на лицах, латышские неофашисты из миграционной службы, выписывают «негражданам» миграционные карты,  Дербенёву хотелось остаться в лесах и ещё повоевать.
 Как ехать, на чём?  Нет представления ни у кого. Сначала надо «отметиться» в штабе флота, потом съездить на Украину в отпуск, чтобы вернувшись, начинать всю жизнь сначала. Но как это возможно?
     «Постой, у меня же появился новый «друг» ; хозяин автостоянки по сбыту машин  Хуберт Шольц» — вспомнил Дербенёв, а почему бы не приобрести у него машинку «для себя любимого»?
— Добрый день, хер Хуберт! — поздоровался Александр когда они с Татьяной приехали на автостоянку, разместившуюся вблизи  кинотеатра «Sarkan; b;ka».
— Добрый день, хер Алекс! — вежливо ответил мужчина среднего роста лет пятидесяти по фамилии Шольц. — Что вам будет угодно?
— Я бы хотел приобрести машинку для моей фрау…— расплывчато пояснил Дербенёв.
— Для вас, хер Алекс, я готов уступить цену вот на этот экземпляр. — Хозяин мини-салона, покачивая небольшим пивным животом из стороны в сторону, подвёл Дербенёвых к жёлтому трёхдверному «Opel Kadett».
— Цик макса? — уточнил цену по-латышски Дербенёв, потом спохватился.  — Ой, извините: Вас костет дас ауто?
— Для всех, хер Алекс, полторы тысячи долларов, а для вас ; ровно тысяча!
— А за девятьсот? — переспросил Дербенёв.
— Я согласен – девятьсот пятьдесят! — быстро «сдался» Шольц.
— И я согласен! — ответил Дербенёв, садясь в автомобиль.
— Пусть фрау попробует! — потребовал Шольц. — Это же  её автомобиль!
Дербенёв согласился, а сам пошёл осматривать другие варианты. Хозяин автостоянки на это среагировал по-своему, и цена упала ещё на пятьдесят долларов. В конечном итоге домой Дербенёвы приехали на жёлтой «букашке».

                2
        Дорожные сумки и оставшиеся домашние вещи Дербенёвы погрузили быстро, но отъезд решено было перенести на завтра, поскольку потерялась кошка.  Ушедшая «по личным делам», маленькая хранительница домашнего уюта «забыла» вернуться обратно, и вот теперь Дербенёвы вынуждены ждать её появления.
«Очевидно, не хочет уезжать с нажитого и доброго для неё места», — решила Татьяна и  семейство отправилось на ночлег к знакомым, точнее, к знакомой Татьяны, с которой та работала на сахарном заводе последнее время.
Ночь растаяла в женских слезах. Дербенёвы ещё не уехали, а на струнах души каждого из них уже трепетала боль потери, нет, не кошки, а целой жизни, вернуть которую уже не получится никогда.
Через открытое окно на кухне доносилась мелодия  песни Анжелики Варум «Городок», ставшей гимном ближайшего кафе «Диалог» и всех русских жителей покидавших Лиепаю в эти тревожные дни.
Ах, как хочется вернуться,
Ах, как хочется ворваться в городок,
На нашу улицу в три дома,
Где всё просто и знакомо, на денёк,
Где без спроса входят в гости,
Где нет зависти и злости - милый дом,
Где рождение справляют
И навеки провожают всем двором.
      Утром, когда проснулись Александр и сын Вовка, семья дружно позавтракала и отправилась на поиски пропавшего «члена экипажа».
Кошки  Машки не было ни в окрестностях, ни на даче. В поисках любимицы Дербенёвы поднялись на площадку бывшей своей квартиры, где прожили двенадцать лет, но лучше бы они этого не делали...
      То, что они увидели, вряд ли можно описывать без эмоций. Входная дубовая дверь, изготовленная когда-то по заказу Александра на СРЗ-29, отсутствовала вместе с петлями. Осиротевшая и даже «постаревшая» за сутки квартира, как живой  человек, взывала о помощи.
Ограбленная и «изнасилованная» нелюдями, она молча смотрела на мир пустыми глазницами окон. Грабители, орудовавшие здесь похоже всю ночь, сняли даже отопительные батареи и вынесли ванну.
      На золотистых обоях в детской комнате фекалиями было выведено на латышском языке: Latvija latvie;iem, n;ve padomju okupantiem,  а ниже «горела» приписка красной краской – «под кровь» на русском, с ошибками: «не гра, вон из Латвии». Дербенёв сжал кулаки, ему  захотелось взять в руки автомат… Татьяна сначала  плакала навзрыд, никого не стесняясь, а потом  тихо сползла по стене на пол.  Александр, для которого увиденное было таким же невыносимым, как и для супруги,  быстро увёл сына из квартиры, незаметно вытирая слёзы.
— Пора отчаливать! — сказали Дербенёвы сами себе, садясь в машину и отправляясь в Калининград. Туда, где их ждала новая старая Родина!
На границе с Литвой пограничники-педанты от Латвии пытались вывернуть весь автомобиль наизнанку. Дербенёвы молча терпели издевательства.
«Ничего, — поддерживал себя Александр, — ещё не вечер!» 
Немного порадовал разговор с литовскими пограничниками, эти ребята отнеслись к русским  переселенцам доброжелательно. За чашкой кофе, любезно предложенной на литовском контрольно-пропускном пункте, старший пограничник, не стесняясь в выражениях, сказал о латышах просто:
— Холоп может быть только хорошей проституткой, а хозяином ;  никогда!
На удивление, понятные и очень «доходчивые» слова не вызвали отторжения своей ограниченностью. Дербенёв даже улыбнулся, услышав их. Каким-то  нахлынувшим вдруг презрением ко всему латышскому, а значит, несправедливому эти слова схватили Александра за само существо, перечеркнули всё прошлое, но, высветив только сегодняшние проблемы,  всё-таки посеяли надежду на лучшее будущее.
«Поживём – увидим!». — Так кажется, говорил некогда Чуйков.
               
        XXXIII. РЕКВИЕМ О ПОТЕРЯННОМ ПОКОЛЕНИИ.

      Оставаясь наследницей Российской империи и Советского Союза, современная Россия по-прежнему выступает локомотивом внешнеполитической, экономической, социальной  и иных сфер жизни стран бывшего СССР, исключая, пожалуй, только Прибалтийские страны, выбравшие путь интеграции с Западом. США и их союзники по НАТО прилагают неимоверные усилия по выведению из сферы «влияния» РФ таких её бывших «братьев», как Украина, Грузия и Молдова, что заставляет нас сегодня о многом задуматься. Например, о том всё ли хорошо обстоит с нашими нынешними «реформами», не окажемся ли мы однажды в том положении, из которого не выбрались ни Российская империя, ни СССР?
       К моменту развала Великой страны, от её могучего океанского Флота остались только «рожки да ножки», и те чаще всего где-то вне линии, или не в строю. Например, на Балтийском флоте к началу конца, то есть к  первому июля 1994 года насчитывалось всего пять подводных лодок, одна из которых была учебной и одна не в строю. А ведь ещё в начале восьмидесятых годов прошлого столетия этот флот имел целую эскадру боевых подводных лодок, включавшую в себя, в том числе, лодки стратегического назначения и лодки, вооружённые крылатыми ракетами средней дальности, постоянно выполнявшие боевые задачи в океанской зоне. И всё это не считая того, что на этом же театре всегда было несколько отдельных бригад и дивизионов, боевых, учебных и опытовых подводных лодок, способных в угрожаемый период стать боевыми.
Что говорить, если ВМС такой «мощной» морской державы, как Польша, после развала Организации Варшавского договора имели в своём составе три действующие подводные лодки. И Россия ; после развала СССР, вывода войск из тех же стран Варшавского договора ; вышла с таким же количеством лодок в составе Балтийского флота…
       К сожалению, картина существенно не изменилась даже тогда, когда от управления модернизацией  ВС РФ и созданием нового облика защитника Родины отстранили главного «реформатора», а по совместительству – зятя бывшего премьер-министра нашей страны Сердюкова.
Сегодня в составе ВМС  Польши, теперь уже члена блока НАТО –шесть подводных лодок, а на Балтийском флоте по прежнему ; три, местами даже две??!
Как бы мы не хотели в это верить, но если посчитать все лодки наших «партнёров» по НАТО, то станет понятно, кто настоящий хозяин на морских коммуникациях Балтийского театра возможных боевых действий.
Зачем я об этом говорю, или как некоторые могут сказать, «стращаю», понапрасну сотрясая воздух? А затем, что не так всё просто и спокойно в нашем мире сегодня. А вокруг калининградских границ, в частности, давно сложилась особо интересная ситуация.
       Калининградская область, где сосредоточены основные и главные силы Балтийского флота, уже двадцать пять лет является полуанклавом, не имеющим общих границ с РФ. Зато со странами НАТО и Евросоюза область граничит по всей продолжительности сухопутной границы. Что это означает?
       В условиях мирного времени Литва и Польша могут просто ограничивать перемещение людей и грузов через их территорию в Калининградскую область, как это случилось сегодня, в условиях санкций. А между тем в предвоенный или военный периоды возможность этого перемещения будет исключена полностью! Причём единственным способом снабжения мирного населения этого российского региона и войск, расположенных на его территории, как ни странно для кого-то  может показаться, останутся только морские коммуникации. На которых и будут охотиться за нашими судами те «волчьи стаи», которые уже сейчас готовы к выходу в море во всех европейских странах Балтийского бассейна.
       Сегодня руководство нашей страны и Министерства обороны прикладывают немало усилий для восстановления если не былой мощи, то хотя бы необходимого и достаточного стратегического паритета, но процесс идёт крайне медленно, а где-то и совсем «буксует». Вот один из примеров. За двадцать пять лет существования новой России только ленивый кандидат в губернаторы Калининградской области не обещал построить нефтеперерабатывающий завод в этом регионе.
Действительно, добыча нефти в области ведётся на суше ещё с середины семидесятых годов прошлого столетия, а с недавних пор и на шельфе Балтийского моря тоже, но своей нефтепереработки в области как не было, так и нет. На переработку русскую нефть из Калининграда почему-то возят, как и было принято в Советском Союзе, в соседнюю Литву – активного участника Евросоюза и НАТО?!
Но вернёмся к подводным лодкам флота России, которые должны будут в случае необходимости противостоять врагу на коммуникациях. Столь медленное воссоздание  подводной составляющей Военно-морского флота на Балтике, да и не только, происходит, как представляется,  не потому что верховный главнокомандующий или министр обороны РФ не хотят восстановить паритет на этом направлении или не знают, как это сделать. А потому, что никому не дано изменить объективные сроки подготовки командира подводной лодки, без которого нет и никогда не родится та самая семья по имени экипаж, а железо по имени подводная лодка никогда не станет живым.
       В доказательство своих слов приведу несколько цифр. Для подготовки одного командира неатомной подводной лодки уходит минимум десять лет, а чтобы стать командиром атомохода может уйти и  пятнадцать. Чтобы было понятно, откуда берутся такие значения, поясню:  пять лет требуется на обучение в военно-морском институте или училище, ещё около пяти-шести лет уходит на карьерный рост в корабельном составе и подготовку на командирских классах, а у атомоходчиков плюс к этому - служба на сменных экипажах и учёба в специализированных центрах.
       И это ещё не всё! Увлёкшись математическими изысканиями, мы совершенно забыли ещё одну категорию подводников. Это завтрашний командир, а пока его старший помощник  – должностное лицо, готовое в случае гибели командира в бою немедленно заменить его.  Ещё мы не учли что далеко не каждый человек по своим физическим, физиологическим или психологическим качествам и способностям готов стать командиром подводной лодки. Как правило, это только каждый третий или каждый пятый из обучаемых в ВВМУЗ  курсантов. К слову, «дотягиваются» до командирских телеграфов подводной лодки, по статистике, ещё меньше претендентов.  Только каждый десятый  выпускник училища, где готовят будущие командирские кадры, ; без учёта военных медиков, химиков, инженеров-механиков, воспитателей и психологов с юристами ; становится командиром лодки.
       Вот и выходит, что даже если сегодня взять и построить сразу двадцать или тридцать лодок для того же Балтийского флота, что в сложившихся экономических условиях почти невозможно, то на подготовку для них только командиров потребуется ещё целых десять лет.  А ведь в ходе огульного сокращения Флота предпринятого в начале девяностых годов прошлого столетия, только на  Балтике было порезано более пятидесяти подводных лодок. Таким образом, более ста командиров и старших помощников, на подготовку которых страна потратила миллионы рублей, просто ушли в запас или направились «толкать» науку. Целое поколение, если посчитать за весь Военно-морской флот, отправилось в никуда и навсегда было потеряно для России.
     Опомниться и начать строить Флот как это делается сегодня, мало! Представляется важным, никогда не забывать чему учил нас великий кораблестроитель, учёный и флотоводец вице-адмирал Степан Осипович Макаров: «Помнить войну!».   

                МЫСЛИ НА БУМАГЕ. ВМЕСТО ЭПИЛОГА.

      Двадцать два года назад я сошёл с командирского мостика своего подводного ракетоносца. Что изменилось за это время? Да почти всё! Страна наконец встала с колен и ушла от западной зависимости в политике, частично в продовольствии. Радует русский крестьянин, собравшийся с силами в условиях очередных западных санкций, появилась надежда, что и государство заметит этот процесс – не оставит кормильца нашего один на один с проблемами. В России снова стали строить школы, детские сады, жильё для людей.  Сегодня опять востребованы выпускники учебных заведений, имеющие техническую специальность или рабочую профессию, а это значит, что оживает экономика! Снова в почёте человек в погонах, труд его ратный хорошо оплачивается, правда, и спрос настоящий – в деле,  следовательно, народ может спать спокойно!
     Поменялся и уклад жизни, стал иным, спокойнее что ли, увереннее! Ушли в историческое забвение социальные, финансовые и экономические провалы былых «реформаторов». Неизменными остаются только Отечество, честь и воинский долг, да ещё сны. Почти каждую ночь они возвращают меня в моё подводное прошлое, к  побратимам: матросам и старшинам, мичманам и офицерам – моим учителям, без которых я бы не состоялся как офицер и командир.
Печально осознавать, что многих из них уже нет в живых, а живущие ветераны-подводники могут занять место в строю только «по случаю» или у праздничного стола.  Но зачем память так цепко удерживает меня в железе прочного корпуса, ведь  всё, что было там ;  в молодости, на подводном флоте, ;давно ушло?  Иногда мне кажется, это происходит потому, что я ещё не до конца отдал долг своим боевым товарищам. Наверное, руководствуясь этим соображением, я и взялся когда-то за написание сначала рассказов, потом повестей и наконец романов о подводниках. Какую цель я ставил перед собой тогда? Прежде всего, писать правду, пусть она будет жёсткой, иногда и жестокой, но лучше правда, чем потом краснеть перед побратимами и теми людьми, кто по-прежнему честно может посмотреть тебе в глаза.
        Сегодня закончен очередной четырёхлетний труд! Доволен ли я своей работой? Ответ будет скорее положительным, чем наоборот и не только потому, что за два года после опубликования предыдущего романа в Интернете его прочитали более одиннадцати тысяч читателей, а прежде всего потому, что на страницах нового романа вновь ожили они – настоящие герои НАШЕГО времени.
Подводники, по-прежнему живущие в моей памяти, снова в одном строю и в одном прочном корпусе. Даже отрицательные персонажи, живущие в романе, ; не вымысел, не полёт фантазии, а пусть и грубая, иногда собирательная, но копия, снятая с реальных,  живших когда-то или живущих до сих пор людей.
        Всё, что описано в романе, имеет под собой историческую действительность и не является плодом фантазии автора. Однако совпадение фамилий, похожесть номеров подводных лодок и частей ВМФ не следует воспринимать как истину  в первой инстанции, это всего лишь  литературный приём, предпринятый мною для более тесной связи героев романа с героями, фактически существовавшими в историческом прошлом.
 
Калининград                9 августа 2016 года