Признание в любви

"Счастлив тот, кто счастлив у себя дома" /Л.Толстой/

Да, именно дому, родительскому дому, где я выросла, откуда меня выдали замуж и куда я вернулась, чтобы доживать свой век, я хочу признаться в любви. Как там, в песне поётся: « Родительский дом начало начал...»?

- Дом, мы же с тобой ровесники, одно целое, ты и я?! Отец начал строить тебя, когда родился в семье третий ребёнок, то есть, я. Строил сам, без какой либо помощи. Начиная с фундамента и заканчивая последним вбитым гвоздём, всё своими руками, потому, как руки у отца были « золотыми». Стройка длилась почти пять лет. Поздней осенью 1964 года большая семья перебралась из маленькой тесной квартиры, к тебе, в просторный, двухэтажный дом.

Первый этаж – котельная, баня, место для угля и хранения овощей и закруток. Второй этаж – жилое помещение. Большой зал, с расписанным отцом потолком. Выдумщик твой хозяин был ещё тот. Резные шкафы, встроенные в стены, рисунком и вензелями точь в-точь походили на старинные часы, что висели посередине шкафов. Всю эту красоту отец вытачивал сам, на столярном станке. Огромную гостиную пришлось перегородить, чтобы сделать тёмную спальню. В ней помещались две кровати, где спала я с сестрой и ещё кровать деда-инвалида войны. На столике, в изголовье, стояло большой радиоприёмник с проигрывателем. Каждое воскресенье начиналось с передачи « С добрым утром!»» и ежедневной - « Пионерской зорькой».

- А помнишь, дом, что в спальне, в стене, были две ниши, как гардероб и там я пряталась от маменькиного гнева, когда допекала её окончательно? Спрячусь там, сейчас – то я понимаю, что она знала, где я, но виду не показывала, остывала, наверное, от гнева, а я сидела, как мышка и в доме, в это время, было тихо и спокойно без моих шалостей.

Ещё в доме была «маленькая» комната. Это была святая святых вотчина старшего брата. Кровать и письменный стол, а вдоль стен стеллажи с книгами. Ооо! Это была самая заветная из твоих комнат. Мне туда можно было входить только с величайшего разрешения брата. Как же хотелось покопаться на книжных полках, но идеальный, даже сказать аскетический порядок, моего присутствия не предполагал.

Время летело неумолимо быстро. Брат отучился, женился, и комната стала переходить, как по наследству, от одного подрастающего поколения к другому.

- Помнишь, дом, как я привела в эту комнату жениха, будущего мужа? Тебе, наверное, было смешно слушать мои чириканья и любовные шептания? Ты же привык к другому, ты же знал меня бесшабашной растрёпой. Но я выросла, повзрослела и теперь эта комната стала девичьей светёлкой. Библиотеку брат забрал, а на её месте создавалась новая, которую собирала сестра, а потом,и я. Места, в твоей «маленькой» комнате, было для неё уже мало, и отцу пришлось сделать, для книг, стеллажи в зале. От пола, до потолка.

А какой же дом без кухни? Кухня с окном в сад, где сменялись времена года один за другим. То он стоял в буйстве вишнёвого и яблоневого цвета, то горел огнём ягод рябины и калины и пах яблоками, то утопал в снегу, да так, что были видны только верхушки насаждений. Снежными были зимы моего детства. Или просто « деревья были большими»?

Но вернёмся на кухню – обители семейных посиделок, где чаёвничали, вкушали мамины пироги, и где она читала нам вслух самые последние книжные новинки.
Большую часть кухни занимала русская печь. За всё время существования тебя, отец перекладывал её три раза. Последний раз – в июне 1987 года. В этот год и месяц родилась моя вторая дочка. Из роддома я пришла к тебе, чтобы укрыться за полуметровыми стенами от квартирной жары, где я проживала с семьёй. Я всегда стремилась к тебе, когда мне нужна была поддержка и помощь. Ты придавал мне силы, дом.
Печь стоит, и по сей день. Она обложена кафелем, чистенькая, беленькая. Сломать её, не поднимается рука, да и ты её ещё держишь, и пол под ней не обваливается.

Когда двадцатилетней девчонкой я ушла от тебя и стала жить своей семьёй, то очень тосковала.
- Помнишь, что я приезжала почти каждый день? Мне было очень тяжело без тебя, без твоих родных стен. Но время лечит. Вылечилась и я от тоски по тебе. Когда же, через двадцать лет я вернулась под твою крышу, то у меня было ощущение, что я и не уходила. Всё в тебе было мне родным и до боли знакомым. Все эти годы, что я жила вдали, я не забывала тебя. Приезжала, а потом приходила, и дети мои были полноправными хозяевами здесь. Да и вообще, дом, ты никогда не пустовал. А когда я переехала к тебе на постоянное жительство, то мне стало очень спокойно, легко, как будто я вернулась в свою гавань.

- Я признаюсь в любви и обращаюсь к тебе, мой милый дом! Ты же такой мудрый и помнишь всё. Всё, что на протяжении полувека происходило за твоими стенами. Ты был самым радушным хозяином. Атмосфера тепла, уюта, свободы привлекала многих. В доме не умолкали голоса. Вначале – это друзья родителей, потом наши, потом наших детей, а сейчас и внуков.

- Дом мой, ты помнишь радость и горе большой семьи. В твоих комнатах звучал смех, и лились слёзы. Играли свадьбы, рождались дети. Ты всему свидетель. Было ли тебе тяжело, когда ты провожал в последний путь хозяина, а потом и хозяйку? Думаю, что было. Твои половицы, в такт нашим рыданиям скрипели и издавали печальную, душещипательную музыку. Вот и брат, наверное, предчувствуя смерть, приехал к тебе и, переночевав на своей кровати в « маленькой» комнате и наутро, когда случился инфаркт, никак не хотел уезжать из дома на неотложке. Всё говорил, чтобы оставили его в покое, что умереть хочет здесь в доме. Мы не послушались, повезли и через сорок минут брата не стало. И провожали его, «в ту страну, где тишь и благодать»из твоих стен, дом..... Но таков закон жизни. Печальный. Да. Но отменить или переиначить этот закон человек не в силах. Лишь только вещи и фотографии напоминают о тех, кого больше нет под твоей крышей.

- А ты стоишь. Ты всё так же рад обитателям. А всё потому, что в тебе есть душа. Да, да, душа. Потому, как у каждого дома, который построен с любовью – есть душа. В каждом гвозде, в каждой мелочи – твоя душа. И душу вложил в тебя хозяин, тот, кто построил и кто создал неповторимую атмосферу любви, веры, надежды, передав тебе свою энергетику, которая вот уже на протяжении полувека согревает теплом обитателей.

- Ты прости,меня, но я иногда сержусь на тебя, да и на себя тоже, потому что ты, так же как и я стареешь и ветшаешь. То тут, то там требуешь « нового платья». Но это как «Жизнь и воротник» у Тэффи...За одной неполадкой в тебе следует другая и так бесконечно. Что в моих силах, я чиню, ремонтирую, украшаю. Хочу, чтобы ты ещё долго послужил мне, а когда меня не будет, то моим детям и внукам.

- Я рада, что не поддалась на уговоры продать тебя. Мне кажется, что это было бы предательством. Как бы ты смог без нас? Нет и нет. Пусть ты будешь служить причалом для всех нас. Куда бы ни занесло отпрысков твоего хозяина, они будут знать, что есть дом, который их любит и ждёт.

P.S. Когда я прочла признание внучке, то она меня спросила: « Бабуль, ты думаешь, что это будет кому-то интересно, кроме нас»? На что я ей ответила: « Даже если и не будет интересно, но каждый, кто прочтёт, вспомнит о родительском доме и уже другими глазами посмотрит на него.»


Рецензии
Ольга Петровна, здравствуйте. Мне по душе пришлось Ваше произведение. Поэтому я и поставлю "понравилось".
Удачи Вам!
С уважением,

Тамара Цыганок   13.11.2020 08:16     Заявить о нарушении