Поезд едет по Уралу

Поезд едет по Уралу, поскрипывают вагоны, в окне природа и дух уже не захватывает от ее количества - примелькалась. Станции, полустанки, мужики, зоны, лес, семечки, собаки, тоска. Поезд едет по Уралу с утра до вечера. Мы выпиваем, едим, спим, курим, снова выпиваем и снова спим. Мы в капсуле времени, зажатые обстоятельствами, и никуда нам из этой капсулы не деться до самого Соликамска. В Соликамске пока ждем катер на Рябининский сплавной рейд  - купаемся в Каме. Воздух свеж и чист, как поцелуй ребенка…  Где я это прочитал? Огромная река, положенная на карту, как полено. Сверху ее течения не видно, но пачки плотов медленно ползут мимо. Иные плоты тащат буксиры, иные дрейфуют самостоятельно. На «самостоятельных» хибарки с сигнальным флажком, а в них плотогоны – кашеварят, покуривают, ловят рыбу. Едет русский лес в местные ДОКи и бумкомбинаты, едет, сохраняя суровое старообрядческое достоинство и дух вечного противостояния людской алчности. Кама! Вода теплая, над ней солнце, мошкара столбом в его оловянном свете. Белые ночи... На песке горят костерки. Кто на последний катер не успел – кукует до зорьки. Кукуем и мы. Сало, водка, гитара, разговоры. Бодрые грузимся на утренний катер и спим, спим под ровный утробный рокот дизеля. В Рябинино поднимаемся по деревянной лесенке в гору. Пока идем берегом видим туши каких-то старинных полусгнивших деревянных не то барж, не то огромных лодок. Кто-то говорит, что в 30-е годы на них по всему Пермлагу  развозили зеков – страшные свидетели человеческого горя! Вот и контора сплавного рейда. Чисто, просторно, много старой конторской мебели, стулья с инвентарными номерами, длинный стол с графином и стаканом – президиум. Рассаживаемся, слушаем инструктаж по технике безопасности, сдаем паспорта, расписываемся. Пока одни закупают продукты, другие получают спецодежду и инвентарь – стальные крюки, багры. Потом грузимся на машины и едем в городок Чердынь. Чердынь потрясает месторасположением – смотровой высотой над рекой Колвой, таинственностью времен, пузатыми купеческими домами и обилием церквей. Здесь отбывал ссылку поэт Мандельштам… Смотрю на Чердынь глазами Мандельштама, пытаюсь увидеть город его поэтическим зрением, однако слишком мало времени – сплавмастер уже подогнал грузовик и нам велено занимать места. Звучат названия населенных пунктов: Вильгорт, Камгорт, Искор, Ныроб... От явно нерусских обозначений захватывает дух. Курим, смотрим, на тайгу по сторонам, на болота с молодой зеленью. С нами едет местный житель с Камгорта, лицо бледное, спитое – везет за пазухой щенка лайки. Щенок пригрелся, спит, а у его хозяина не то от умиления, не то от ветра текут слезы. Вот и Камгорт  - темные дома с глубокими оконцами,  магазин, клуб, каменная облупленная церковь. Здесь нас уже ждет катер. Пересаживаемся, занимаем места и вперед до деревни Бигичи. Вода в Колве темная, спокойная, без бурунов, хоть и идем против течения. Берега то высокие, то пологие – песчаные отмели с остатками вдавленного в них пиленого леса. Ох, и намучаемся мы их выковыривать! Теперь, собственно, про нас. Мы – мужики из подмосковного города Озеры, приехали в свой законный отпуск на Урал подработать на молевой сплав. Представьте, - пиленые и обструганные бревна-баланы (в просторечии «лес»), сброшенные трелевщиками в реку, не уплыли по течению своим ходом, а застряли в песке, либо заплелись в «ежи», либо «грузанулись в штабель» и т.д. Так вот, в нашу задачу входило – весь этот чудо-лес «распутать» и снова выкатить на большую воду. Для этого формировались бригады по пять-семь человек, вооруженные стальными крюками, напоминавшими банную кочергу. Один конец крюка затачивался, как жало, – им-то цеплялось и катилось бревно. Техника обкатки берегов была самая разнообразная, у каждого «мастера» имелась свой секрет, своя «коронка», но в целом все бригады работали на результат. В селе Бигичи стоим лагерем - две армейские и одна продуктовая палатки. Село с деревянной обрушившейся церковью  выше, мы чуть ниже – на поляне. За нами лес, под нами крутой спуск к реке Колве. Воскресение. Кашевары колдуют у двух больших котлов на огне, остальные устраивают быт. Воздух наполнен холодной влагой, комары пикируют отовсюду. На разговоры и стук топоров невесть откуда прибежал молодой красивый пёс, да так и остался в лагере до самого нашего отъезда. Потом было много всего интересного, в один рассказ не поместится. Можно вспоминать до бесконечности. Может, когда-нибудь еще вспомню.