Чувство земли родной

Как-то ночью на железнодорожном вокзале я услышала от сидящего рядом дедульки:
- Подвинься, доченька, я лягти хОчу.
Как ножом полоснуло по сердцу. Никогда не услышу больше от отца своего это ласковое слово «доченька». Его уже нет. Осталась только память.
Добрая, светлая, как и он сам.
Идут годы... Без него. Но всё чаще вспоминаю его слова и поступки. И думаю: так ли уж плохи были наши отцы, жившие в обруганное нами время?
 Он никогда ничего и ни от кого не требовал. Не просил. Принимал жизнь такой, какая она есть. Радовался малому. Огорчался тихо и незаметно. Беззлобно. Это раздражало и угнетало порой. Ну почему он не такой, как все, почему? Считала его слабым и несовременным. Он, конечно, замечал это, но никогда не обижался, не сердился, не навязывал своего, оставаясь самим собой. Он просто верил, что повзрослею и всё пойму сама. И говорил мне это без назиданий и упрёков. И всё потому что по-своему был сильным и мудрым и любил нас, своих детей. Любил людей. Его тоже уважали и любили. И это отношение к нему ангельским крылом охраняло  меня, помогало жить. Помню, как совсем незнакомые люди, когда я училась в другом селе далеко от дома, подходили на улице и приветливо спрашивали: «Ты, случайно, не Дмитрия Ивановича дочь? Уж сильно похожа на него». И с этой минуты ненавязчиво опекали и помогали чужой девчонке из чувства благодарности и уважения к моему отцу. А я до сих пор благодарна этим людям. И отцу – тоже.
Он очень любил природу. Родился и рос на благодатной алтайской земле. Хлеборобами были его отец, дед и прадед. И фамилия у них  крестьянская – Запрягаевы. Не случайно, наверное, и к лошади он относился как к священному животному.
Берёг и холил. Сам не обижал и не позволял другому. Никогда не давал коня недоброму человеку. Никогда не сидел в санях или в телеге, если видел, что лошади тяжело. В гору всегда ходил пешком и за возом – тоже.
Мне казалось, что он понимал язык любого животного и потому любил разговаривать с кошкой и собакой, лошадью и поросёнком, с курицей и телёнком. И они как будто понимали его. Не понимали иногда люди. Посмеивались, подшучивали, но и уважали за это тоже.
 Всю свою сознательную жизнь провёл он в Причулымье, куда большую семью его отца насильно привезли в 1930-м и бросили среди топей и болот, непроходимой тайги. То ли на выживание, то ли на погибель. Выжили. Кстати, через три месяца его отца реабилитировали за отсутствием состава преступления, но домой, на Алтай,  семья уже не смогла вернуться.
С годами он полюбил и эти края. Они стали для него второй  родиной. Однако всегда тосковал по Алтаю, рвался туда душой. Рассказывал нам о бескрайних просторах, о серебристом ковыльном море степей, о перекати-поле. И сейчас перед моим мысленным взором любовно нарисованные им картины его родины.
Как он мечтал побывать там, походить босиком по шелковистой траве, подышать тем воздухом, подставить лицо вольному алтайскому ветру. Мы тоже полюбили неизвестную нам родину своего отца. И когда старшей из нас после окончания училища представился выбор места жительства и работы,  она, конечно же, выбрала Алтай.
Вот и упало зёрнышко в родную землю. Сбылась заветная мечта. Протянулся мосточек от Причулымья до Алтая. Представилась возможность вернуться в сказочную страну детства.
Как он радовался, собираясь в дорогу! Как ждал этой встречи! И, Боже мой, как обманулся в своих мечтах и надеждах!
Встреча с детством и прошлым не состоялась… Не то село. Не те люди. Не те степи. Нет ни ковылей, ни перекати-поля. От горизонта до горизонта распаханная и исковерканная земля. И даже ветры стали не те. Не тёплые и ласковые, приносящие с собой запахи трав и цветов, а колючие, с песком, резкие, словно хлещущие по телу кнутом, сдирающие кожу с лица. Как больно было видеть его горькие слёзы!
Больше на Алтае он не был.   Не рвался туда. Видно похоронил что-то в душе своей навсегда. И успокоился.  Всю свою любовь отдал второй родине. И учил этому нас. Вместе с ним мы ходили в лес, где у нас была заветная полянка, подружки-берёзки, знакома каждая стёжка-дорожка. Он никогда не позволял нам сломить веточку. А когда пришлось уезжать в другое село (сколько малых деревень вымерло тогда и вымирает до сих пор!), он напоминал вырванное с корнями дерево. Так болезненно он пережил расставание со второй родиной.
И незадолго до смерти не изменил он себе. Угасающие силы подпитывал общением с землёй, с природой.  Видимо, чувствовал приближающийся свой конец. Уйдет куда-нибудь и напевает что-то тихое, ласковое. «Митя, что ты там делаешь?» – спросит мама с крыльца. – «Пою, Поленька, земле, травинкам радуюсь».
А в последние минуты жизни вспоминал Алтай, ковыльные степи и перекати-поле…
А ещё он очень любил книги. Не употреблял спиртное. Не сквернословил, не злословил, не сплетничал. Был терпимым и умел прощать обиды. Каждая дощечка, молоток или гвоздик  - всё имело у него своё место. Любил трудиться и делать людям добро.
Нет, он не святой. Обыкновенный, простой человек. Жил с Богом в душе до самой старости. Я запомню его и сохраню в своей памяти именно таким. И те, кто хорошо знал и помнит  его, согласятся со мной и подтвердят это.
Фото из семейного архива. Запрягаев Дмитрий Иванович