24 часа

 Какого это — оказаться слепым? Я всегда боялась этого, но пришло время избавиться от этого страха. Совсем немного подумав, я решила предложить своему молодому человеку такую штуку: один из нас наденет тёмную ткань на глаза, а второй будет сопровождать его, пока мы будем, например, гулять. Так мы освежим наши отношения, придадим «остроты» и адреналина у того, кто лишится зрения. А на сколько? Мы дадим каждому двадцать четыре часа. Парень согласился, ему показалось это оригинальным и необычным. Так как я предложила первая эту затею, я первая и останусь без зрения. Мне уже страшно.

      Было около четырёх часов дня; мы нашли какую-ты плотную чёрную ткань, и он повязал мне её на глаза. Честно, я вообще ничего не видела; ткань закрывала половину лба и почти доходила до кончика носа, а вместо глаз, по его словам, на лице была ровная поверхность, без выпуклостей, что было даже немного мерзко.

      Он взял меня за руку и мы пошли в прихожую. Как хорошо, что я оделась заранее! Я не представляю, как бы находила вещи и натягивала их на себя не видя ничего абсолютно. Ад только начинается.

      Я не ориентируюсь даже в собственном доме — наугад вожу руками по сторонам, сшибаю предметы, сталкиваюсь с моим будущим спутником. Чтоб выйти на прогулку, нужно напялить кеды, и с моей координацией я уже заранее уверена, что ничего толкового не выйдет. Просто встала, как вкопанная, чтобы он догадался мне помочь. Я ничего не вижу, я могу только чувствовать, ощущать, нюхать, слышать. Надеюсь, что этого будет достаточно. Он где-то шуршит, видимо, сам одевается. Я пробую нащупать свои кеды: нюхать я их не буду, спасибо. Ощупывая, чувствую холод от материи, чувствую, что это кожа, а не джинса. Продолжаем поиски. Быстро провожу рукой куда-то в другую сторону — и чувствую какие-то нити, со стальным кончиком на концах. Ура! Это они. На всякий случай провожу пальцами от носка до пят, чтобы убедиться, мой ли это размер. Да-да, точно они. Расшнуровываю. А это интереснее, чем мне казалось в начале. Я быстро разочаровываюсь в себе: на левую ногу надеваю правый кед, так не пойдёт, и это не смешно. Ищу вторую пару, проделываю тоже самое, что и в начале, и, наконец-то! — надеваю. А парень мне в это время что-то говорит про фонтаны, про парк и про то, что мы будем ночевать в отеле. Ха-ха. Шутник нашёлся. Не только хочет увидеть мой позор, но ещё и хочет опозорить меня перед другими. Надеюсь, это моя паранойя.

      У меня получилось завязать эти чертовы кеды! Ликую. Помогли инстинкты и рефлексы. Не зря меня учили в первом классе по несколько часов завязывать бантик. Пригодилось!

      Дима помог надеть легкую ветровку и мы вышли в подъезд. Как-то неожиданно я начала больше чувствовать… Нюхать и вообще ощущать себя в каком-то пространстве. Обычно я зажимала нос, когда выходила сюда, но… Тут пахнет не так уж и худо. В какой-то квартире, видимо, жарят картошку; появился запах пряностей, добавок и овощей. Я осторожно ступала по лестничной площадке, потому что боялась лестницы: так я точно грохнусь. Вот будет анекдот!

      Я отважилась пройти несколько шагов — к запаху пищи добавился и запах порошка. Видимо, на каком-то этаже помыли полы. Почему я раньше не придавала этому значения?
Дима подошёл ко мне — я вздрогнула. Нет, честно, я испугалась. Когда ты первый день без зрения — начинаешь бояться всего, что угодно. Он взял меня за руку: она показалось мне невероятно тёплой, даже горячей, приятной и… я почувствовала себя в безопасности. Да, слепых людей нельзя оставлять в одиночестве и без людей.

      — Давай на лифте? Ну, Дим! Ну, пожалуйста! — взмолилась я, потому что в таком положении никогда не пойду по лестнице.

      — Нет-нет-нет, что ты говорила? Слепого ведут и он идёт туда, куда скажет провожающий, так что фиг тебе!

      — Ну, Ди-и-им…

      Бесполезно. Он двинулся вперёд, и я почувствовала, что наши руки теперь на другом уровне: они стали ниже. Я осторожно пошла дальше. Ничего, только ровная поверхность. А в следующий шаг у меня чуть не отказало сердце. Клянусь! Внутри все перевернулось. Ну что такое? Одна нога как будто провалилась куда-то и исчезла, а вес тела стал распределяться неравномерно. Это, знаете, когда бывает? Когда ты, задумавшись, идёшь по лестнице, не глядя вниз, и случайно пропускаешь две ступени. И вот тогда случается приступ. Микроинсульт! Становится так страшно, что думаешь: сейчас грохнусь лицом вниз, не поминайте лихом!

      Ладно, Дима начал спускаться ниже. Боже мой! Мы живём на четвёртом этаже, это сколько мне ещё мучаться? Он потянул меня за собой, и я, не помня как, побежала за ним. Ну, тут опять сыграли роль рефлексы. Интуитивно я все равно знала куда ступать и зачем.
Это все происходило спонтанно и абсурдно: я чувствовала только запахи, звуки, голоса, ощущала себя в пространстве. Кое-как мы все-таки спустились на первый этаж: я немного привыкла к такому положению и теперь точно поняла: тут помыли пол, а с каждым шагом на лестнице все больше пахло порошком — а мы тут шастаем, гадим, плохие какие. Действительно, в такие замечательные майские дни совсем не хочется сидеть дома, а в голове появляются странные эксперименты.

      На самом деле, нам с Димой важно было узнать — каково это потерять зрение, а ещё больше волновал вопрос: как жить с инвалидом? Это хорошая проверка не только до отношений, но и для себя самих. Я, например, воспринимаю где-то около девяноста процентов информации глазами! И не представляю, что я буду делать с оставшимися десятью. Вот и стало интересно, страхи свои необходимо искоренять.

      Странно было выходить на улицу: я точно знала, что ещё светло, но вокруг меня только темнота. Он держит меня за руку, но не говорит, куда мы идём. Это напомнило мне некоторых парочек: дружок собирается сделать предложение своей подружке и заставляет закрыть глаза или повязать ткань, чтобы ничего заранее не видеть. И вот всё это по-настоящему возвращает романтику в отношения, пусть и бредовым, извращённым способом.

      Дима попросил рассказывать мне о своих ощущениях; я сообщала обо всем, что чувствовала: когда ты слеп, твой слух обостряется в несколько тысяч раз. Когда ты слеп, твоё обоняние усиливается в несколько миллиард раз. Все остальные органы чувств начинают работать в несколько раз усиленнее, пока один отключён вовсе. Я услышала, как разбилась бутылка где-то в нескольких десятках метрах от меня. Дима на это просто не обратил внимания. Я слышала каждого человека, который проходил рядом с нами; их топот, движения, и чувствовала запах. Это совершенно другой мир — ты больше ничего не видишь, и все вокруг заново оживает. Мы прошли сквозь толпу, и я думаю, некоторые люди смотрели на нас; я услышала, что какая-то девушка сказала: «Каково ему быть со слепой?». И я улыбнулась. Знали бы вы, что все это — галимая постановка. Впрочем, я сказала об этом Дмитрию, когда мы отошли немного дальше. Он опять ничего не слышал! Глухой, что ли, совсем? Ну не знаю, я расслышала в толпе каждый голос, каждый смех, каждый стон, каждый звук. Они как будто усилились все разом в один момент: их включили в моей голове. Это удивительно. Но я все равно чувствовала себя неполноценной — я не могла вот так просто сейчас разъединить наши руки и идти, куда хочу. Мне ещё очень страшно.

      Дима купил мороженое — по резкому холоду я поняла, что это — фруктовый лёд. Себе он купил что-то другое и угостил меня. Я сразу поняла, что он взял шоколадный пломбир, и хорошо, что мне он взял другое — пломбир я вообще терпеть не могу. То ли дело фруктовый лёд… Он медленно тает во рту, оставляя после себя свежесть, неповторимый вкус и само по себе оно без молока. То мороженое, которое он подарил, было просто потрясающее: в самом начале я почувствовала клубнику — такой, знаете, до боли знакомый всем запах и такой же вкус. Он мгновенно таял на языке, создавая ощущение настоящей, живой клубники. Ну, а потом — апельсиновый вкус. Боже мой! Это что-то. Как будто апельсиновый сок. Следом за ним следовал банановый слой — это было странно, потому что я не привыкла ощущать этот вкус в таком виде… Банан же твёрдый обычно, нет? Дима постоянно хихикал. Я спрашивала почему, а он, видимо, только качал головой. И продолжать хохотать. Ну не грызть же мне это мороженое, его можно посасывать! И он ржёт над этим? Придурок. Я ещё на тебе отыграюсь.

      Дальше следовал яблочный, голубичный, смородиновый и виноградный слой. Дима сказал, что это мороженое было в цветах радуги, но я не смогла этого увидеть. По нашим правилам в течение суток мнимый слепой не может вернуть себе зрение просто потому, что этого хочет. Так что мне оставалось только смириться с этим. Мы, тем временем, подошли к фонтанам: я всем телом почувствовала лёгкий холод и некоторую свежесть. Он потянул меня за руку и, кажется, мы пока проходили по периметру всех этих водных штук. Внезапно он дёрнул меня за руку и заставил бежать; ну точно! Больной!

      Мы пробежали сквозь фонтаны — между ними как раз был шаг, а капли бросались на меня откуда-то сверху. Этот придурок рассчитал момент, когда они примут свою высшую точку. Я немного намокла и теперь точно знала — вся обувь была сырой. Домой возвращаться не хотелось, а просушить все это было необходимо. Мы прошлись ещё немного, я постоянно смеялась. Я уже очень давно такого не чувствовала, и мне казалось, что сегодня не обычный день, а какой-то праздник. С Димой все было и правда так: он принимал все мои безумные идеи, планы и меня саму. Я любила его за поддержку, за смех и за неадекватность.

      Как только мы прошли парк, я обняла его. Он действительно намок не меньше меня, но прижавшись к нему ещё ближе, я почувствовала обжигающее тепло и ещё какие-то чувства, из-за которых мне хотелось остаться здесь ещё очень надолго, главное, чтоб он прижимался ко мне все сильнее. Мы разъединили объятия и мне стало по-прежнему холодно, что я даже обхватила себя руками. Вокруг кричали дети, они бегали около фонтанов и спорили, кажется, со своими родителями. Дима взял меня за руку и я вновь нашла свой ориентир. Он опять двинулся куда-то, никак не предупредив. Он рассказывал о том, что видит, и было странно «наслаивать» его рассказ на личные ощущения. Он видел городские огни, фиолетовое небо, закат, дорогие и не очень машины, старинные дома, внешность людей, ну, а я… все могла только слышать, нюхать и трогать. Я точно знаю: люди думают, что я инвалид. Ну, а это — незабываемый эксперимент. Один из самых ярких в моей жизни, хоть я ничего и не вижу. Дима не покидал меня ни на секунду; я как маленькая девочка, которая боится потерять своих родителей. Лишиться зрения по-настоящему страшно, когда бы это смогли понять люди…

      Приключение продолжается. Удивительно, как в таком положении я вообще не забочусь о своём внешнем виде. Нет желания поправить макияж, причёску или одежду… Просто появляются другие приоритеты, а внимание вообще куда-то переключается. Все это на самом деле так неважно…

      Я раньше мало думала о его голосе и вообще о звуках вокруг меня. Знаете… их на самом деле огромное количество. Да-да, я раньше их просто не замечала вокруг себя. Все-таки без слуха или без обоняния можно прожить, хоть и неполноценно, но вот без зрения… Это уже совсем другой разговор.

      А мы все идём и идём; вдруг он помогает мне подняться по лестнице. Почему-то подниматься легче, чем спускаться. Нет, правда, я так ничего не боюсь. И в это самое время я учуяла запах сладостей. Меня привели покушать! А я даже и не думала о еде. Новый мир полностью поглотил меня и не хотел оттуда выпускать. В помещении был просто невероятный запах: больше всего пахло шоколадом, а ещё свежим тестом, ванилью, корицей, молоком, кофе и вином. Кажется, в кафе не очень много человек. Рядом со мной, чуть подальше сбоку и совсем далеко кто-то гремит вилками и ложками; кто разговаривает друг с другом, кто-то, как мне кажется, по телефону.

      Дима аккуратно толкает меня вперёд, снова берет за руку, дав понять, что я должна следовать за ним. Через несколько десятков шагов запах поменялся: тут уже немного пахло рыбой, роллами, пиццей и специями. Это не простое кафе… Может, что-то типа ресторана даже… Не знаю, что учудил на этот раз Димка. Я сажусь на очень приятный и мягкий диванчик; раньше я даже не заметила бы, что они могут быть такими уютными. Нам принесли меню — и, как назло, я конечно же не знаю, какие там цены, потому что, видите ли, я их просто не вижу! Дима начал спрашивать меня о блюдах, ну, а я робко сказала: «Возьми мне тоже, что и себе, ну и апельсиновый сок, если есть, тоже… Главное, чтоб не дорого». Ненавижу такие ситуации. Очень неудобно. Благо, я полностью доверяю этому человеку, иначе реально кирдык.

      Спустя какое-то время нам соизволили принести блюда — ну что ж, посмотрим, как я буду воспринимать еду, не видя ее? А ведь и правда. Нам можем понравится то, что заказали только по внешнему виду… А для меня, в данный момент, его не существует. Я не знаю, где там вилка, поэтому беру что-то наугад; надеюсь, что Дима не заказал суп, иначе я опять опозорюсь. Нет, а почему опозорюсь? Я же все-таки временно слепа? Да потому что я слишком гордая, чтоб признать это. Я ненавижу чувствовать себя ущербно, вот в чём дело. Я с детства боялась того, что надо мной будут потешаться. Ну слава Господне, он не взял суп. Бесполезно резать мясо ножом, я все равно ничего не вижу, и опыта для первого дня у меня слишком мало. Дима помог мне в этом, спасибо большое. Так что… Мясо имеет странный вкус… Кислый, с одной стороны, а с другой сладкий какой-то, что ли… Но в сочетании с какими-то овощами и специями это придаёт ему пикантности, остроты. Нет ничего кроме вкуса; это необыкновенно. Вторым блюдом, кажется, были креветки; они похожи вкусом на маринованную курицу, то ли на какую-ту рыбу… А ещё подложили оливки. И на этот раз они мне понравились. Дима тоже восторгался блюдами и описывал мне окружающую остановку: узоры на стенах, людей и барную стойку! Он сказал, что она вся светилась — видимо, между дощечками были проведены светодиодные лампочки. Это, наверное, очень красивое зрелище.

      Вот подали и десерт; и вновь я почувствовала тот же запах, что и при входе — такой нежный, ненавязчивый и мягкий. Я опять наугад провела рукой по столу и нащупала чайную ложку. Так же наугад провела ею по угощению и смогла поместить в рот. Это тирамису… Тающий во рту десерт, который невозможно с чем-то перепутать. Начинка как-будто с безе… холодная, но очень вкусная. Рядом был и апельсиновый сок: он оказался для меня спасительным островком от всей сладкой еды. Такое тёплое, приятное ощущение на языке. Оно освежило меня после всех закусок и десерта. Мы ещё немного посидели, Дима заказал ещё что-то домой, купил какую-то выпечку для себя, а я отказалась. Честное слово, мне было не до еды. Я сейчас была поглощена новыми звуками, запахами, хотя их раньше просто не замечала… Он встал и взял меня за руку. Я странно ощущала себя после приёма пищи; как будто мешок внутри меня наполнили не только едой, но и ещё чем-то… Непонятным и странным.

      Дима ринулся ещё куда-то вперёд, спрашивая у кого-то что-то. Походу, мы не в кафе и не в ресторане, потому что он спрашивает про номера… Ого. Мы в отеле? И это сейчас покушали в ресторане при нём? Как плохо, что я ничего не вижу и не понимаю. Он ни говорит ни слова. Берет меня за руку, и — Слава Богу! — на этот раз поднимаемся на лифте. Он взметнул вверх, и мне показалось, что у меня сейчас лопнет кожа. Правда. Это было очень сильно. Характерный звук — и мы приехали на этаж. А куда идём? Дима только хихикал, но ничего не сказал. Что-то щёлкнуло; он пропустил меня и закрыл за собой дверь. Как я поняла — на замок. Что происходит?

Да, я знаю чего ожидать от любимого человека. Я уже слышу, как он ухмыляется. Но это добрая улыбка, такая, которую я точно знаю… Он чуть подвинул меня и пихнул на кровать. Я сразу поняла, в чем дело и, разумеется, засмеялась. Он забрался на меня и я уже чувствовала его дыхание. Левая рука сжимала холодную простынь, правая — касалась мягкой и тёплой ткани футболки. Из-за потери зрения я ощущала все мощнее в тысячи раз. Он принялся целовать меня; сначала в шею, оставляя отметины, а после — стал спускаться ниже. Внутри меня как будто вспыхивают и зажигаются тысячи звёзд, а в какой-то момент началась паника. Я ничего не вижу, это точно Дима? Нет, все в порядке, я чувствую по запаху, что это он. У него не какой-нибудь одеколон или туалетная вода, а свой, нормальный, естественный запах. Он просто родной, это нельзя описать. Да и голос? Один на тысячи. Я схожу с ума… Он лёг полностью на меня, и от предвкушения я уже инстинктивно раздвинула ноги. Я могла в этот момент просто глупо улыбаться и обнимать его.

      Почувствовать бугор в его штанах было легко — сложнее было сдерживать желание. У меня уже кружилась голова, я возбудилась намного быстрее, чем это бывает обычно. Всё уже намокло, надо действовать. Я приподнялась и обхватила его руками, придвинулась ближе и поцеловала. Правда, не в губы, а в глаз. Ну ладно. Зато знаю, куда теперь целиться. Это было по-настоящему прекрасно: он касался языком моего уголка рта, что ещё больше сводило с ума. Я уже не могла сдерживать контроль, и начала снимать с него футболку. Он помог мне с этим и разделся наполовину. Я поняла это, почувствовав голую кожу сверху, но не чувствуя её все ещё снизу. Он вновь кинулся на меня, отодвинул край майки и осторожно поцеловал кожу. Он двигался все ближе и ближе к моим губам и остановился только на груди. Мне пришлось приподняться, чтобы стянуть одежду и нижнее белье. Так я и оказалась перед ним наполовину нагая. Он легонько толкнул меня назад и начал покусывать сосок, а другую грудь сжимал в руке. Я уже не могла терпеть. Я действительно не хотела издавать какие-то звуки, ну, просто потому что это… нелепо? Но я не в силах сейчас себя сдерживать.

      Слабый, приглушённый стон. Ну все. Пошло-поехало. Он продолжает изводить меня, доводя до исступления. Я не вижу ничего, кроме наслаждения. Это темнота, одурманивающая разум. Он не может терпеть, я это слышу, и осторожно запускает руку под юбку. Что он надеется почувствовать? Он каждый раз ведёт себя как девственник, и я тоже… Особенно сейчас. Сейчас особенно. Я опять слышу, как он улыбается — почувствовал, что я так намокла, что не придётся смазывать что-то специально. Он ловко стягивает юбку-шорты, приближаясь к другой, более тонкой кружевной ткани. Сперва поглаживает её, из-за чего я извиваюсь; это невозможно терпеть! В конце-концов стягивает и эту ненужную ткань, и теперь я оказываюсь перед ним полностью обнажённая. И тут же кидается ко мне, обнимая и целуя в шею и в губы. Это невероятно сильно, такое ощущение, что у меня никогда этого не было, словно в первый раз… Он спускается ниже и ниже, к бёдрам; проводит языком по клитору и чувствует то самое заветное углубление, которое только и ждёт его. С его уст срывается: «Тут не надо смачивать, как ты так возбудилась?». Ласкает меня ещё несколько секунд, пока не срывается с места. Я слышу только бряканье пряжки на джинсах… На полу. А затем хлопанье резинки. Он снова залез на кровать, в то время как я приподнялась и обняла его. Теперь мы были оба в чём мать родила.

      «Ты тоже готов… Как ты так возбудился?» — я ответила вопросом на его вопрос, почувствовав, что его член не просто твёрдый, а каменный. Теперь он уже с силой толкнул меня назад и сам раздвинул мои ноги. Я отчего-то опять засмеялась; ну, сколько можно? Он улыбнулся и прошептал мне на ухо несколько важных вещей, из-за чего я окончательно доверилась и расслабилась. Он вошёл: так беспрецедентно и по-нахальски, потому что это была только его территория. Быть слепой и заниматься любовью — совсем другое дело, по сравнению с тем же самым, но зрячей. Тут обостряется все просто в миллионы раз. Он сначала осторожно двигался во мне, потом набрал темп, и мы оба начать получать совсем другое удовольствие. Оно было вязкое, желанное и нестерпимо приятное. Я возбудилась настолько, что и без смазки член в презервативе скользил совершенно легко; это было просто неописуемое удовольствие. Я кусала его во время этого действа, он кусал в ответ, я его царапала, а он рычал. В голове возникали просто сумасшедшие картинки: наши извивающиеся тела на простынях, запахи, вкусы, звуки, полученные за день объединились в одно и взорвались в моей голове — я не могла ни о чем думать, просто белый шум, пустота. Удовольствие. Он во мне. Приятное чувство начинает зарождаться где-то изнутри, а я развиваю эту тему и ни на что не отвлекаюсь.

      Говорят, что девушки стонут, когда получают оргазм. Бред. Девушки ни на что не могут отвлечься, когда его получают. Не верьте слухам, вас обманывают, причём глупо и смешно. Вы его не спутаете никогда и ни с чем; внутри девушки будет все невероятно сжиматься, а сама она будет казаться застывшим трупом. Да-да, она просто сосредоточена. А потом — узел развяжется и напряжение спадёт. Как удивительно! Дима почувствовал, что все кипит и бурлит во мне, не стал терять времени и разрядился одновременно со мной. Что нужно для единого оргазма? Просто чувствовать всем нутром, каждым нервом свою партнёршу, и успех у тебя в кармане!

      Мы обнялись — он хотел подольше задержаться во мне. Через некоторое время нам захотелось повторить, а до этого он помог мне помыться в душе, но так, чтобы не намочить голову: по известным причинам. И, когда мы повторили, он уже не гладил меня, а шлепал и грубо целовал; и мы вообще поменяли позу. Все органы чувств обострились просто за секунду; я чувствую все сильнее, просто потому что ничего не вижу. Какие-то движения напоминают пытку, а какие-то приносят удовольствие. В перерыве между всем этим мы выпили по бокалу какого-то спиртного; вообще мне показалось, что это белое вино. Но Дима так и не раскрыл этот секрет.

      По его словам, мы легли спать только ближе к рассвету — в четыре часа утра. Было непривычно спать с тканью на глазах, просто потому что я не привыкла ощущать что-то на своём лице. Дима прижался ко мне; так мы и уснули, пускай я и не сразу.

      На следующий день мы встали только в полдень. Я чуть было не стянула повязку, а он заметил это и тут же её поправил. Гадёныш. Ну я ещё отомщу! В номер принесли завтрак — мы съели вишнёвый йогурт с яйцом «вкрутую» и ломоть хлеба. Чувствовать слепой уже не казалось необычным или страшным — за полдня я достаточно привыкла, но в особых ситуациях все равно наступала паника. Пора было возвращаться домой, чтобы поменяться местами. Дорога обратно была такой же волнительной и долгожданной — я понятия не имела, где была прошлой ночью и где ужинала. Это останется для меня тайной, которую я не смогу увидеть, потому что Диму я поведу в противоположном направлении.

      Теперь мне уже не страшно оказаться в таком положении, я знаю одно: со мной рядом человек, который поддержит в любых обстоятельствах, опора, которая нужна была мне, как никогда. Это самое важное и главное. Вернулись мы домой почти ровно в четыре часа — и там уже я сняла повязку. Честное слово, открывать глаза не хотелось вообще. Свет тут же выбил мне глаза, отчего приходилось жмуриться ещё минут десять, точно. Краски были слишком яркими, звуки и запахи — притухшими и какими-то вообще неважными. Цветов вокруг слишком много, как мы вообще могли жить в таком хаосе? Чтобы не терять время, мы переоделись, перекусили, и я надела повязку уже на Диму. Теперь сложное испытание предстоит пройти ему, а я узнаю, каково это жить с инвалидом.

      Было очень необычно смотреть за таким человеком со стороны: первое время он падал, качался из стороны в сторону и махал в воздухе руками. Постоянно смеялся, потому что ему было стыдно. Когда он искал обувь, я отодвигала её, чтобы он дольше искал, но потом возвращала на место, и он удивлялся: как только что кед здесь не было, а сейчас они появились? Я засмеялась, а он, конечно, все понял. Выйдя в подъезд, он стал каким-то подозрительным и скрытным. Он молчал и почти ничего не говорил, видимо, переваривал все в себе. Как я и обещала, мы пошли совсем в другую сторону. Он очень крепко держал меня за руку на протяжении всего нашего пути. Его ладони были ледяными, а с лица стекал пот: он ни на шутку перепугался и запаниковал. Я спросила, не стоит ли нам прекратить эксперимент? На что он ответил, что никогда не сдастся и это всего лишь начало. Я очень горжусь им.

      Тем временем, мы прошли мимо одной шаурмичной, и я купила нам по чебуреку. Он, довольный, улыбался и расхваливал, какие они распрекрасные, хотя до этого презирал их, а сейчас не знал вообще, что я ему такое купила. Ну, как я и обещала, я отомстила: мы зашли в один скверик, где я попросила его посидеть на скамье, вытянув вперёд ноги. Надела ролики и попросила встать; он качнулся из стороны в сторону и чуть не упал. Со всякими криками, охами и ахами он покатился вперёд, не без моей помощи. Он и так был выше меня, а с роликами становился вообще недосягаемым. Со стороны, наверное, выглядело смешно. Но прямо сейчас мы были в каком-то своём мире, где нет предательства, лжи и обмана. Было только спокойствие, доверие и помощь. Ему понравилось так кататься — я держала его за руку, а он катался. Он сказал, что ещё никогда такого не чувствовал. Мы катались долго, очень долго; иногда он отдыхал, и мы менялись. Рядом продавали сахарную вату — мы купили и её. Дима весь испачкался, а ещё испачкалась и тёмная ткань. Теперь от неё, да и от Димы тоже, пахло чем-то сладким. Время шло очень быстро; а Диме всё это даже начало нравится. Я не придумала ничего умнее и забавнее, чем пойти в кино на самый поздний сеанс; мы зашли в торговый центр уже без пяти десять, походили, походили, пока не настало нужное время, купили воздушную кукурузу и направились в кинозал. Дима сказал, что теперь понимает меня — он слышит гораздо больше, чем мог слышать и чувствует гораздо больше. Я попросила рассказывать мне всё о его чувствах — но он начинал, начинал, а потом затихал; я думаю, что ему нужно побыть наедине со своими мыслями. Он вот такой человек… Запах кукурузы теперь казался ему слишком сильным, непривычным, а кресла в зале — неудобными, как новые диваны. Его раздражало такое положение, наверное, он никогда к такому не привыкнет. Или скроет это. Посмотрим.

      Кино началось пол первого ночи; Диме оставалось только воспринимать на слух. Он не мог даже почувствовать запах происходящего на экране. Это ведь вам не семь дэ. Да, я поставила малыша в очень неудобное положение — я всего лишь хотела отыграться. Но я исправилась! Я рассказывала ему о некоторых моментах, которые он не мог понять; например, куда именно пошли герои, во что они одеты, как себя ведут... Он сидел и слушал меня, но это все равно было не то. Это была совершенно глупая затея! В конце концов он начал ерзать на месте; я его поцеловала, обняла, но он никак не успокаивался. Резко взяла его за руку и вывела из кинотеатра.

      — Ты не хочешь смотреть, я же знаю.

      В эту минуту мы уже вышли на улицу.

      — Почему ты просто не можешь сказать мне об этом? Сказать, что тебе не нравится?

      Он молчал.

      — Нет, все нормально, правда…

Внезапно он весь задрожал и затрясся… Это уже настоящая паника.

      — Постой! Ты не должен это терпеть! К черту эти хреновы правила! — и я развязала узел на его ткани. Он протер глаза и… заплакал, сев на корточки.

      — Я никогда не смирюсь с этим положением. Если я ослепну — то просто покончу с собой. Это сильнее меня. Я сейчас что-нибудь с собой сделаю…  Это настолько ужасно, что я бы не выдержал. В парке было совсем по-другому. Там я чувствовал твое присутствие, но и там у меня уже заканчивалось терпение. Это сильнее меня. Я соврал, что чувствовал себя свободнее. Наоборот, это совершенно не так! Я не хотел показаться слабаком перед тобой. Но ещё минута и я бы свернул себе к чертям шею. Ослепнуть — явно не для меня. Я не привык бы к этому. Я бы умер.

      Я села рядом с ним и гладила спину, молча выслушивая. Он опустил голову на колени и ещё долго всхлипывал, пока я не привстала и обняла его.

      — Ты ведь сознался, а это уже сильно? Пошли уже. Люди разные бывают, и все это мне даже понравилось, хотя это и тяжело. Я бы тоже не привыкла, хотя… кто знает… Пошли домой. Тебе надо успокоиться.

      И такое поведение — не признак слабости. Такое поведение совершенно естественно и является своеобразной защитой. Я понимаю его — его нервы были на пределе, и он перестал контролировать себя. Лишение какого-то органа чувств выбило его из привычки, из порядка, из равновесия. И с этим ничего не поделаешь. Этот страх завладел им полностью и он начал растворяться в нем. Он ещё долго ненавидел себя за это, ну, а я ненавижу себя за трипофобию. Есть вещи, которые терпимы одними людьми, но ужасающе действуют на других. Есть вещи, которые одним нравятся, а другие их презирают. Важно просто понимать друг друга и слушать. В нашем же случае было важно остановиться. Неизвестно, чем бы все это закончилось…