Музыка на костях. рентгеновская музыка, пластинки

               

               
 
   Никогда не выбрасывайте
               
   старые пластинки…

      Черная тарелка репродуктора «Рекорд», висевшая высоко на стене сильно дребезжа, распевала «Ой, цветёт калина…»- первое музыкальное произведение, осознанно услышанное мною в детстве. Кстати та чёрная тарелка впоследствии  переехала с нами в новую квартиру и некоторое время я слушал разные передачи и постановки по той самой тарелке.
    …Маленькая комнатка на втором этаже «бондарного дома» была пропитана утренним солнцем. Было первое мая и к моему отцу перед первомайской демонстрацией зашли товарищи по работе. Пока моя бабушка хлопотала над закуской,компания разворачивала газетные свёртки и выставляла на большой портновский стол гранёные  семиглотковые «сталинские»  стаканы.  Мне было тогда года три, и я крутился тут же под ногами. Один молодой человек  подозвал меня и отвернул  борт своего тёмно-синего пиджака: на блестящей подкладке засияли самодельные латунные значки с контурами самолётов, кораблей, подводных лодок… Он позволил  мне выбрать один  и я сразу указал на маленький самолётик величиной с муху...С улицы послышалась бравурная музыка и компания, на ходу  закусывая,забирая транспаранты и флаги, заторопилась на улицу, где сразу влилась в колонну демонстрантов с духовым оркестром впереди.
     В те, уже далёкие пятидесятые, устраивать праздничные складчины было массовым явлением.  Мои родители тоже участвовали в таких  складчинах, собираясь у нас в новой квартире, а чаще у бабушки на «Варе».  Обязанности распределялись заранее: на собранные деньги одни закупали продукты, другие- вина, третьи отвечали за музыку и т.д. Я всегда молча сидел где-нибудь сбоку, подложив ногу на сиденье гнутого венского стула и болтая другой, слушал разговоры старших. Тихо говорили о внезапной кончине вождя, о закрытом письме, громче - об атомной войне и совсем громко - о новых пластинках.  Пили портвейн и  водку,  закусывая всё это из тарелок, банок и ваз с разнообразной снедью, пели песни. Иногда дружно отодвигали стол, отчего тот,  мелко дрожа и позванивая посудой, уплывал к окну. Освободившийся пятачок предназначался для танцев. Танцевали под  пластинки  высоко отодвигая локоть и поминутно натыкаясь на мебель.  К престижному аппарату тех лет - радиоприёмнику «Балтика» подключался самодельный  мотор  с черной лапкой тяжёлого адаптера. Блестящий коготок стальной иглы, шипя по чёрному диску, напоминал нам танго «Утомлённое солнце», которое было в моде до войны, в войну и в первые послевоенные годы.  Стальные иглы портили пластинку  и часто мой дядя отламывал от частого костяного гребешка зубчик, затачивал его особо и налаживал вместо иглы, спасая диск.  В те же пятидесятые я впервые увидел гибкие пластинки из тонкой плёнки от рентгена с изображением грудных клеток, суставов, черепов и бёдер. Такие пластинки носили меткое название «Музыка на костях», а прозорливые студенты – медики  окрестили их как «рок на палочках Коха». Эти «шедевры», записанные на самодельных аппаратах и приставках разных конструкций можно было приобрести из-под полы на  Молитовском  рынке, на ул. Советской у магазина «Грампластинки»  и на ул.Свердлова у старого магазина «Мелодия» (напротив нынешнего киноцентра «Октябрь») по цене 50 рублей. Они, конечно, подрывали монополию Грампластреста и поэтому тут же немедленно сворачивались в трубочку и прятались в рукаве покупателя, чтобы потом, в кругу близких друзей прозвучать голосом Петра Лещенко, переписанного с трофейных грампластинок,  или  визгом дикого рок-н-ролла.Впоследствии я видел много таких пластинок, привозимых с курортов Черноморского побережья. Это были уже не просто пластинки «на рёбрах», а уже диски меньших размеров, долгоиграющие, с красивой  фото-этикеткой  «Привет с Кавказа», наклеенной на основу плёнки. Для этого размягчали рентгеновскую плёнку в тёплом фиксаже, ждали пока она обесцветится,  эмульсионной стороной наляпывали на подготовленную фотографию и прикатывали фотоваликом. Получалось крепкое соединение, на котором потом нарезали запись.
     Свой простенький станок  для записи я построил ещё учась в ПТУ в 1965 году.  Это была самодельная приставка с двигателем от приёмника «Урал-57», резьбовым  валом и рекордером из перемотанного электромагнитного адаптера.   Резцы я изготавливал из патефонных игл,  тщательно  полируя грани, носитель звука(целлулоид)   добывал в рентгенкабинетах поликлиник и фотолабораторях, а полезный сигнал снимал с радиоприёмника «Ригонда» у соседского мальчишки счетвертого этажа.  Хороших записей у нас не было, но в те годы перед настройкой телепрограмм по телевизору крутили приличную музыку  демократов.
       Второй станок был построен после службы в армии уже более осознанно в содружестве с моим другом   по книге Васильева,работавшим в то время токарем. Он точилл всю механику. Станок  уже имел скорость 33,1/3 оборота, индикатор контроля записи, электроподогрев резца и лампочку стробоскопа. Резцы же мы делали из хороших тонких свёрл.  Тогда у меня уже был магнитофон, переделанный на скорость 19см/сек для повышения качества записей…Нарезав несколько пластинок с магнитофона   можно было,  подойдя вечером  к сормовскому молодёжному общежитию, моментально загнать по рублю 10-15 хитов и пройти  в парк,  на встречу с друзьями.
    Куда подевался тот станок впоследствии, я не помню, скорее всего  был мною и разобран,потому,как некоторые части и ржавые детали от девайса до сих пор попадаются мне на глаза в сарае.               
   Официально  кабинеты звукозаписи работали  на  Верхне-Волжской набережной  у гостиницы «Россия» и на ул. Ильинской (Краснофлотской),  д.№102 (сегодня там магазин «Цветы»), где нарезали  музыку по прейскуранту на специально подготовленных для записи открытках.…Однажды, для пополнения  коллекции записей Михаила Ножкина,  меня привели к известному коллекционеру и собирателю пластинок и записей Льву Васильевичу  Голубеву, далеко немолодому пенсионеру, почти отошедшему  от дел, который  потом не раз помогал мне с недостающими бардовскими концертами-«квартирниками».
  …Только после предварительного звонка по телефону я подъезжал к нему, всякий раз проходя через густой «пивной» дух тёмного подъезда на  последний этаж к его канавинской  квартире. Дверь Лев Васильевич открывал всегда сам и сразу вёл в свою, плотно заставленную шкафами, этажерками, старой и новой аппаратурой   комнату,  на ходу жалуясь на больные ноги и расспрашивая, что мне нужно на этот раз. Я не знаю, вел ли хозяин какой-либо архив, но мне казалось, что даже если захотеть, то  в этих лабиринтах невозможно было бы сразу отыскать что-нибудь нужное.  Вытаскивая и перебирая коробки и бобины, он попутно показывал мне редкие книги по  грамзаписи, дорогие грампластинки, вспоминал с кем знаком из меломанов, из каких городов ему привозили пластинки для реализации. Намекал, что о нём знали любители музыкального андеграунда из Комитета и милиции, иногда обращались за новинками и якобы никогда не трогали. А в основном Лев Васильевич промышлял  у магазина  «Грампластинки»  на ул. Советской  и на Молитовском рынке (молитовские бугры), где продавал и покупал пластинки и перезаписи с пластинок и бобин. За глаза его звали «Лёва-нос», а сам он представлялся как «Лёва-джаз».
      В первые послевоенные годы грампластинки с приличной музыкой  найти было очень трудно, высоко ценились записи Сокольского, Козина,  молодой Великановой и особенно Петра Лещенко. Такие пластинки   можно  было купить только на базаре, куда продавцы приходили каждый со своим патефоном и фанерным ящичком с пластинками.  Разноцветные
патефоны выстраивались  на земле в ряды, а покупатели, выбирая диски, просили продавцов проиграть пластинку во избежание скрытых изъянов и погрешностей записи.  Для опробывания  иголки обычно не  применялись, а использовались заточенные зубчики от банного гребешка, чтобы сберечь  пластинку.  Наверное, чтобы как-то привлечь внимание покупателей, фанерный чемоданчик  с продажными пластинками у Голубева был обит красным плюшем… 
    …Однажды, уже в шестидесятые,  из Грузии знакомый сбытчик привёз ему партию новых пластинок для реализации и тот долго возился с ними, пытаясь поскорее пристроить. Жена, видя это, заметила ему: ты бы лучше  попросил  женские сеточки для волос (чрезвычайно модные и дефицитные  в то время). Эти сеточки-паутинки  везли из Грузии и стоили они там, в магазине  20 копеек, а у нас на рынке  – 3 рубля!  Тот грузин прислал ему этих сеток целую посылку и Лев Васильевич  по достоинству оценил  практичность супруги…   
     В последние годы жизнь бобин, кассет и винила стала постепенно угасать, вытесняться СД-дисками,  в интернете можно отыскать любую музыку и только закоренелые фанаты-меломаны  считают современную звукозапись  неправильной холодной цифрой, потерявшей мягкость и душевность звучания…
      Особых капиталов, однако, Лев Васильевич не скопил, но известность в кругу коллекционеров и любителей музыки имел широкую. 
  …Умер Лёва Голубев, по сути, в одиночестве на восемьдесят шестом  году жизни  и как-то незаметно. Хоронили, по слухам,не знакомые люди, два-три старых меломана, да несколько соседей…
     Один мой знакомый  интересовался судьбой коллекции, но спросить было уже не у кого, да и сохранилась  ли она или была распродана ...