О пограничных комиссарах. Часть 6
Власти Амурской области с начала 80-х гг. тоже ходатайствовали о создании у себя ведомства с функциями пограничного комиссара, однако в тот момент предстоящая реорганизация местной власти на Дальнем Востоке помешала осуществлению их планов. Лишь 29 января 1895 г. в телеграмме министру внутренних дел приамурский генерал-губернатор обратился с официальным представлением об учреждении должности пограничного комиссара Амурской области.
Такая должность была по представлению Государственного совета учреждена императором 15 апреля 1896 г. Назначаться на нее могли только военные чины. Назначение местопребывания управления комиссара предоставлялось генерал-губернатору.
26 августа 1898 г. приамурский генерал-губернатор подписал инструкцию с изложением полномочий и обязанностей нового должностного лица. Пограничный комиссар подчинялся военному губернатору Амурской области и ведал сношениями с властями пограничных округов Маньчжурии по пограничным и миграционным вопросам. В сношениях он объявлялся равным китайским даотаям (начальникам приграничных округов). Другим российским чинам было категорически запрещено вступать в любые официальные отношения с китайскими властями. Были и нарушения. Так, в 1911 году начальник третьего участка пограничной стражи А.О. Кулаков принял ноту от заведующего дипломатическим отделом округа Синдун (ныне уезд Лобэй пров. Хэйлунцзян), После чего председателя войскового правления Амурского казачьего войска обязали еще раз довести ранее введенный запрет до подчиненных. Одновременно с протестом пограничный комиссар обратился и к синдунскому даотаю.
Первым пограничным комиссаром в Амурской области стал Б.Л. Громбчевский.
Громбчевский Бронислав Людвигович (польск.: Bronislaw Grabczewski, 1855–1926 гг.) – российский разведчик и путешественник польского происхождения, потомственный дворянин, уроженец Ковенской губернии. Внес значительный вклад в изучение Памира и Кашгара. Высочайшим приказом по ведомству МВД от 23 июля 1896 г. № 45 переведен из Туркестанского генерал-губернаторства в Амурскую область с назначением на должность пограничного комиссара Амурской области, которая давала возможность легально собирать сведения о соседних с Россией провинциях Китая. С этой целью он дважды по приказу приамурского генерал-губернатора выезжал на территорию Китая. В июне 1897 г. полковник побывал в городах Маньчжурии (Сан-син, Бодунэ, Гирин и Цицикар) для выяснения причин препятствий со стороны китайских властей плаванию по р. Сунгари русских пароходов и вывоза маньчжурского хлеба, закупленного русскими купцами.
Должность также давала полномочия вести переговоры с китайскими властями о координации мероприятий по улучшению русского судоходства по р. Сунгари. По этим же вопросам в 1898 г. была совершена вторая поездка по Маньчжурии.
По ней он подготовил и доложил аналитическую записку Приамурскому генерал-губернатору Н.И. Гродекову о ходе строительства КВЖД. Приводится с сокращениями
5 сентября 1898 г.
Совершенно секретно
"....Рабочих для постройки, а также громадное количество всевозможных мастеровых Управление получает по мере надобности от подрядчиков и при том по необыкновенно дешевой цене. Так, один из главных подрядчиков, китаец Целиди, поставил 30 т. рабочих по 25 коп. в сутки, на своем содержании, что по сравнению с амурскими ценами, где, например, русский рабочий на приисках получает 2 руб. 65 коп в сутки на полном довольствии от приискового управления, поражает своею баснословною дешевизною. К сожалению, Управление железной дороги рассчитывается не непосредственно с рабочими, а с подрядчиком, который по многочисленным рассказам лиц, близко стоящих к делу, уплачивает рабочим только от 6 до 12 коп., вследствие чего рабочие, не будучи в состоянии прокормить себя, массами отказывались от работы и бежали. Рабочих пришлось ловить при помощи китайских войск и наказывать, что сильно озлобило их и доводило иногда до кровавых столкновений, когда бушующую толпу приходилось усмирять выстрелами, как, например, в Аджэ-хэ.
Вообще нельзя не отметить чуткости китайского рабочего к обидам, несправедливости; они легко входят в стачку, забастовывают и бьют не только своих подрядчиков, но и русских десятников. Такие эпизоды происходят часто, именуются «бунтами» и усмиряются при помощи охраны, причем зачинщики наказываются телесно. Так, в течение кратковременного пребывания моего в районе постройки дороги был «бунт» на пристани Хаобин, в кирпичном заводе и в штабе, причем каждый раз, несмотря на громадную толпу китайцев, беспорядки прекращались при появлении нескольких человек казаков.
Тем не менее скопление такого количества плохо оплачиваемых рабочих, в большинстве людей сомнительной нравственности и готовых на всякое насилие, ставящих железнодорожное Управление в тяжелое положение, и заставляет быть в постоянной готовности ко всяким случайностям, размеры которых в настоящее время ни определить, ни представить невозможно. Опасность, по мнению моему, должна увеличиться с наступлением зимнего времени, когда, с одной стороны, сократятся работы и по необходимости придется уменьшить число рабочих, которым зимою и жить будет нечем, и возвратиться на родину не на что, а с другой стороны, пароходное сообщение прекратится и с ним прекратится фактическая возможность своевременно прислать подкрепление из Приамурского края.
Обстоятельство это прекрасно сознается не только рабочими, часто откладывающими до зимы приведение угроз своих в исполнение, но и всеми русскими, живущими на линии. Относительное спокойствие замечается лишь среди живущих в штабе, чувствующих себя безопаснее в укреплении и под охраной более значительной части солдат. На линии же все живут нервно, в постоянной тревоге теперь и с мрачным предчувствием будущего. Многие, как например, железнодорожный ревизор в Сан-сине г. Огородников, человек интеллигентный и совершенно на своем месте, чувствует свое положение настолько небезопасным, что несмотря на совершенное отсутствие средств, готов бросить хорошо оплачиваемое место и уехать, даже не дождавшись заместителей, если их многократные просьбы об увольнении не будут своевременно уважены.
Собственно железнодорожная охрана в нынешнем ее составе при серьезных осложнениях едва ли может оказать существенную защиту, так как она разбросана по целой линии, от Хончуна до Цурухайтуя и от Михайло-Семенска до Порт-Артура. Охрана несет почтовую службу, пасет табуны, служит курьерами, ходит на железнодорожных баркасах, составляет личный конвой инженеров, техников и других железнодорожных агентов и разбита на бесчисленное множество мелких групп в 4–6 человек, разбросанных притом на громадном протяжении друг от друга. Только в самом Хаобине (Харбине) имеется около 200 человек действительно сплоченных и представляющих боевую силу. Отзывы железнодорожных агентов по поводу состава охраны, которые мне приходилось слышать, в большинстве не одобрительны. Они думают, что на нравственность людей должно растлевающее влиять предоставленное железнодорожному Управлению право назначать охрану на работы....».
26 августа 1899 г. Б.Л. Громбчевский был произведен в генерал-майоры и назначен комиссаром по гражданской части Квантунской области. Одно время он состоял военным комиссаром при губернаторе Мукдена. Было это в 1900 году, его сменил полковник Квецинский. Во время революционной борьбы марокканцев Б.Л. Громбчевский представлял в этой стране российский Красный Крест. Октябрьскую революцию встретит в чине генерал-лейтенанта Генштаба. Жизнь его закончиться в Польше, на службе в польской армии. Смерть встретит прикованным к постели, без единого золотого в кармане.
Нашлись еще сведения, что будучи комиссаром на Квантуне, он неоднократно посещал Японию. Глаз разведчика четко определил стремление японцев развязать войну. Об этом он докладывал Военному министру Куропаткину и даже на личной аудиенции царю Николаю. Последний от предупреждений отмахнулся и посоветовал генералу подлечить нервы в Европе. Именно там Громбчевский получил сообщение о назначении его Астраханским губернатором и атаманом местного казачества. В истории случай исключительный, католик и с булавой.
В Амурской области Б.Л. Громбчевского сменил подполковник Кольшмидт. Кольдшмидт Виктор Брунович, подполковник Генерального штаба, пограничный комиссар Амурской области (1899-1900). В службу вступил юнкером в 1-е военное Павловское училище (1879), подпоручик Санкт-Петербургского Карла-Фридриха-Вильгельма III полка (1881), по окончании Академии Генерального Штаба по 1-му разряду служил в Варшавском военном округе (1886). В 1898 назначен штаб-офицером для поручений при штабе Приамурского военного округа, подполковник, в 1899 назначен и.о. пограничного комиссара Амурской области.
В ноябре 1899 г. губернатор области К.Н. Грибский принял постановление об образовании комиссии под председательством пограничного комиссара Амурской области В.Б. Кольшмидта. В ее состав входили представителя окружного и войскового правления, окружной землемер, чиновник по особым поручениям и представители Айгуньского фудутуна. Комиссия должна была , предварительно ознакомившись с межами и картами, в 1902-1903 гг, выехать в спорные районы и в присутствии понятых двух сторон установить новые знаки. События лета 1900 г. (восстание "боксеров" в Китае) привели ситуацию к совершенно иному результату.
Справка: Первым пограничным спором следует считать дипломатический эпизод, связанный с островом Арбун (китайское название – Цзясиньтань) напротив станицы Албазинской. Казаки с разрешения генерал-губернатора Н.Н. Муравьева занимались на нем хлебопашеством. От китайского берега Арбун был отделен узкой и часто пересыхавшей протокой, поэтому Цинские власти, начиная с 1861 г. неоднократно направляли свои протесты к военному губернатору Амурской области.
Одновременно с этим появилось и юридическое основание для решения подобных споров. Положение Совета министров от 13 октября 1868 г. предписывало «при отводе казакам покосных мер на островах граничной линией принимать середину главного фарватера....» ...
Пограничный комиссар Амурской области Н.А. Спешнев в 1915 г. предлагал срочно, пока еще можно определить фарватер 1858 г., провести демаркацию, подобную той, которая была осуществлена в отношении островов на Аргуни Цицикарским актом 1911 г., но из-за последующих событий ее проведение затянулось до 1991 г. Согласно же указанию Министерства иностранных дел России, прибрежному населению в 1911 г. предложено было до окончания размежевания «пользоваться теми островами, которые они признают принадлежащими им, не обращая внимания на протесты китайцев» .
Время пограничному комиссару Кольдшмидту досталось самое напряженное, в Китае, как и предрекал Б.Л. Громбчевский вспыхнул бунт - восстание ихэтуаней («боксеров»), направленное против иностранцев и их религий. На границе, в частности в районе Благовещенска, начались боестолкновения с артиллерийскими обстрелами через Амур.
13 июля 1900 г. шедший в Благовещенск пароход “Михаил” с пятью баржами, на одной из которых были артиллерийские припасы, был обстрелян выше города Айгуня, в котором размещалась местная маньчжурская администрация и стоял военный гарнизон, из окопов у селения Сыдаогоу. Пароход был остановлен и на борт были допущены три китайских чиновника, которые передали командиру парохода желание амбаня видеть его для переговоров. Сопровождавший груз штабс-капитан Кривцов, высадившись на берег, был препровожден к амбаню, который объявил, что им получен императорский приказ запрещающий плавание русских судов по Амуру. На обратном пути Кривцов и сопровождавший его артиллерист неожиданно были связаны и брошены в фанзу китайским конвоем. Позже они были освобождены по приказанию нойона, доставлены в Сахалян (Хэйхэ) и затем переправлены в Благовещенск.
В то же время к “Михаилу” подошел пароход “Селенга” с пограничным комиссаром, Генерального штаба подполковником В.Б.Кольдшмидтом, возвращавшимся от Сычевского переката. Капитан парохода доложил Кольдшмидту о сложившийся ситуации, китайцы с берега приглашали Кольдшмидта для переговоров. Тот, видя явные приготовления к стрельбе, приказал пароходам отправляться. При отходе судов китайцами вновь был начат ружейный и орудийный обстрел, который не прекращался до подхода к нашему пограничному посту № 1, расположенному напротив маньчжурского селения Удаогоу (ниже совр. с.Гродеково), около 4 часов дня.
Кольдшмидт продолжал командовать, несмотря на серьезную рану, казаки конвоя отстреливались ружейным огнем. Подойдя к посту, смертельно раненый Кольдшмидт передал командование “Селенгой” начальнику поста хорунжему Р.А.Вертопрахову. Пароходы, взяв команду поста, прибыли в Благовещенск изрешеченные пулями и осколками гранат: обстрел продолжался до деревни Бордо (в 8 верстах от Сыдагоу, так как весь берег от Айгуня до Сахаляна был изрыт окопами, занятыми артиллерией и войсками. Кроме комиссара, были ранены два казака, боцман на “Селенге” и лоцман на “Михаиле”.
Командир поста, хорунжий Роман Андреевич Вертопрахов родился в станице Михайло-Семеновской (ныне с. Ленинское) одноименного станичного округа Амурского казачьего войска в семье потомственного казака.. В 1893 году Роман окончил восемь классов Благовещенской мужской гимназии и в этот же год поступил в Иркутское пехотное юнкерское училище. Закончил его в 1895 году по 1-му разряду и выпускается подхорунжим в 3-ю сотню 1-го Амурского казачьего полка, через год он уже хорунжий.
Во главе 5-й сотни Амурского казачьего полка в летучем отряде генерал-майора П.К. Ренненкамфа Роман Вертопрахов дойдет с боями до города Цицикар. Приамурский генерал-губернатор Гродеков посылает телеграмму наказному атаману Амурского войска К.Н. Грибскому: «6-го февраля Амурского полка сотнику Вертопрахову всемилостивейше пожалован орден Святого Георгия 4-й степени за взятие с боя двух неприятельских орудий. Радостно поздравляю Амурское казачье войско с первым георгиевским кавалером». За участие в Русско-японской войне 1904-1905 годов Роман Андреевич награждается двумя орденами: Св. Станислава и Св. Анны, оба третьей степени с мечами и бантами. После революции ушел с войсками в Сахалян (Хэйхэ), во Владивостоке, в 1921 году, командовал Морским контрольно-пропускным пунктом, жил в Харбине, а умер в Шанхае в 1935 году.
Вернемся к событиям 1900 года на Амуре в районе Благовещенска. Необоснованное нападение на пароходы показало, что война приблизилась непосредственно к нашей границе, причем провинциальные власти Срединной империи и правительственные войска действуют заодно с ихэтуанями. Правда, позднее, по словам вернувшихся на Амур китайцев, возникла версия, что инициатива нападения принадлежала вожаку повстанцев Юань Женю, убитому в середине июля казаками станицы Пашково.
Хорошо, что не был ранен переводчик пограничного комиссара Бадмахаджап. По причине ранения своего начальника полковника Генерального штаба Кольдшмидта, он временно исполнял его дела и встречался с китайцами совместно с капитаном Генерального штаба Будбергом.
Барон Будберг, известен по своим воспоминаниям «Дневник белогвардейца» (о пребывании в столице Колчака Омске). Нахожу такие сведения: «Алексей Павлович фон-Будберг после окончания Николаевской академии Генерального штаба был произведен в капитаны Генерального штаба и по собственному желанию направлен в Приамурский военный округ. В течении года командовал ротой в 4-м Восточно-Сибирском линейном батальоне. В 1897 - 1899 гг. служил в Хабаровске обер-офицером для поручений при штабе Приамурского военного округа, произведен в подполковники и переведен в Никольск-Уссурийский штаб-офицером для поручений при командующем Южно-Уссурийского отдела Приамурского военного округа. В В 1900 г. возвращается в Хабаровск на должность старшего адъютанта Штаба войск Приамурского военного округа, где служит до 1902 г.
В 1900 г. после нападения китайцев на русских строителей Китайско-Восточной железной дороги, он руководит отправкой из Хабаровска на пароходах отряда генерала Сахарова на выручку малочисленного гарнизона осажденного китайцами Харбина. Вместе с отрядом полковника Сервианова организует оборону города Благовещенска от напавших на него китайских правительственных войск. После переправы через Амур и взятия Сахаляньских позиций А. П. Будберг участвовал во взятии Айгуня и наступлении на Цицикар с отрядом генерала Рененкампфа, заведовал перевозкой войск по Амуру и курировал военные пути сообщения. Как активный участник Китайского похода (1900 - 1901 гг.) подполковник Будберг был награжден медалью "За поход в Китай" и орденом Св. Станислава 2-й степени с мечами. Вот так познакомился барон Будберг с китайцами, начиная со встречи на границе.
А кто же такой переводчик Бадмажапов?
Про него тоже нашлись сведения, правда, значительнее позже и уже с помощью Интернета. Бурят Гомбо Бадмажапов человек незаурядный. Он родился в 1872 году и получив среднее образование, стал учителем. Затем, служил в казачьем войске, стал переводчиком, знающим монгольский и русский языки. Китайский и маньчжурский языки изучил в Пекине, а монгольский в 1893 году в Ургинской школе переводчиков. Был зачислен в штат министерства иностранных дел России, а с 1898 года стал переводчиком пограничного комиссара Амурской области. Одно время исполнял его дела. Вот тогда пути подполковника Будберга и переводчика Бадмажапова пересеклись.
Он тоже участвовал в походе против «боксеров», в 1904 г. - в русско-японской войне, в обороне крепости Порт-Артур. Был избран председателем народного суда города-крепости. В 1906 - 1910гг. служил агентом по делам Далай -ламы, был помощником военного агента России в Шанхае. За достигнутые успехи награжден орденами Станислава, Анны, Владимира, Апашским крестом (Франция), орденом Дракона II степени (Китай), имел звание коллежского асессора. В 1913 году в числе нескольких инородцев участвовал в празднование 300-летия дома Романовых. Во время Великой войны ездил в Петербург, где посещал в лазарете раненых солдат-бурят и был избран уполномоченным по делам бурят-рабочих на германских фронтах.
В 1917 году Бадмажапов избирался председателем Селенгинского аймачного революционного комитета, а после захвата Забайкалья семеновцами, переселился в Монголию. Одно время жил в Японии, в г. Токио, а с 1924 года работал в Монголии советником Министерства юстиции, членом законодательной комиссии монгольского правительства, переводчиком.
Если барон Будберг после Гражданской войны оказался в США, в Сан-Фрациско, что защищало его от рук ОГПУ, то Монголия Бадмажапову этого не гарантировала, и в 1932 году он был арестован и осужден. Отсидел пять лет в лагерях в Башкирии. В 1938г. вновь арестован и расстрелян. В памяти своих земляков и Селенгинской земли он остался как «Гомбо нойон».
Для решения проблемы надзора за китайскими подданными комиссар имел право в пределах своей компетенции руководить действиями амурской казачьей округи. Ему же были подчинены казачьи посты в Зазейском районе компактного проживания Цинских подданных. В круг обязанностей входило участие в разрешении имущественных и личных споров между подданными двух стран.
Остро обстояло дело с учетом китайцев в Зазейском районе Так, старшина в н. п. Гильчин проверяющим заявил, что "без разрешения Айгуньского амбаня и в отсутствии китайского чиновника требования русских властей исполнить не может". И хотя пристав разговаривал очень вежливо, старшина "горячился и доказывал, что у них есть свой губернатор, приказаниям которого они безусловно подчиняются, а потому исполнение требований русских чиновников для них не обязательно". Когда же была сделана попытка арестовать старшину, собралась толпа, которая требовала его освобождения. Это требование было выполнено, но, как писал переводчик пограничного комиссара по Амурской области Гомбо Бадмажапов, "толпа выгнала русских, бросая камни, палки, с криком и руганью гналась" за ними.
Та же картина наблюдалась и в других селах: "почти повсюду дети и женщины провожали нас бранью и комками грязи". Когда в следующем году для переписи были командированы окружной пристав Вереткович с переводчиком Бадмажаповым и Воробьевым, то в помощь им Айгуньским амбанем были посланы семь китайских чиновников. Однако, несмотря на присутствие маньчжурских представителей, по свидетельству очевидцев, китайцы прятались и убегали на правый берег, а чиновники вместо помощи "скрыто мешали". С учетом этого пограничный комиссар в Южно-Уссурийском крае, статский советник Матюнин предложил переселить Зазейских (хоэрмоцзиньских) маньчжур на правый берег Амура. Решить эту проблему мог бы российский посланник в Пекине, поставив ее так, чтобы китайская сторона почувствовала в переселении выгоды.
В это же время изменилась политика и поведение Айгуньской администрации. В 1898 году Айгуньским амбанем был назначен командующий пограничными войсками Шоу Шань, который до назначения на эту должность руководил осуществлением проекта китайского правительства об организации пограничных кордонов и усилении постов по Амуру. Вскоре после вступления на новую должность он рассказал о своих будущих планах: во-первых, новый амбань хотел обратиться через Цзунлиямынь (Министерство иностранных дел)в российскому посланнику в Пекине с просьбой о разрешении приобрести в Шанхае два речных парохода для плаванья по Амуру, так как без них невозможно улучшить "существующие порядки пограничных сношений"; во-вторых, он хотел "ходатайствовать перед центральным Пекинским правительством о заселении свободных мест на границе пришлым элементом.
С 1 августа 1912 г. вступили в силу изданные Приамурским генерал-губернатором «Правила о переходе имперской границы в Амурской области». Они закрепили существовавший с 1902 г. порядок, согласно которому китайские национальные паспорта визировались российскими консулами в Китае (с 1911 г. эту процедуру мог осуществлять и вице-консул в Айгуне). Кроме того, китайские подданные могли возвращаться на родину лишь при наличии на документах отметки полиции об отсутствии препятствий к выезду. В правилах имелся отдельный раздел, касавшийся перехода границы порубежными жителями.
Для последних предусматривались трехдневные пропуска с правом однократного перехода границы. С них при этом взимался гербовый сбор в размере 75 копеек. Последний пункт вызвал крайнее раздражение Айгуньского даотая Яо Фушэна, который запретил все торговые отношения с Россией. В ответ исполняющий делами пограничного комиссара Амурской области В.А. Троицкий прибыл в Хэйхэ и на встрече с Яо Фушэном потребовал снять запрет, в противном случае угрожая военным вмешательством. Торговля была вновь разрешена, а Яо Фушэн вскоре был отправлен в отставку из-за недовольства Пекином его действиями.
Вопрос о необходимости установления на границе строгого контроля над мигрантами из Китая, беспокоил как российские, так и китайские власти. На совместном совещании между министерствами иностранных дел и внутренних дел России в 1907 г. был частично разрешен вопрос об ограничении пропуска через российско-китайскую границу китайских подданных, не предъявивших документов установленного образца. Китайские рабочие, отправлявшиеся в Россию, должны были приобрести национальные паспорта, которые выдавались после проведения российским генеральным консульством предварительной проверки о степени состоятельности подрядчика. Только в случае положительного подтверждения ставилась печать в китайском документе о разрешении въезда в Россию. В провинции Цицикар визированием паспортов китайцев первоначально занимался чиновник МИДа в г.Хайларе. С 1916 г. эти функции были возложены на российское вице консульство, расположенное в том же городе.
Пропуск китайцев в Приамурский край по восточной линии Китайской восточной железной дороги имел свои особенности. Настойчивые просьбы со стороны китайских органов власти способствовали организации переговоров генерального консула с инспектором Приамурского таможенного округа. Китайская сторона ходатайствовала о том, чтобы российская таможня осуществляла визирование паспортов на ст.Пограничной у китайцев, отправлявшихся в пределы России по железной дороге, и на таможенной заставе в г.Лахасусу — у китайцев, направлявшихся по р.Сунгари.
Китайская администрация неоднократно повторяла свои просьбы, указывая на неудобства и слишком большие расходы, которые были связаны с приобретением визы для паспорта в г.Харбине. Тем не менее, с наступлением весны «волна китайцев подкатывала к российско#китайской границе». Поэтому все просьбы китайских властей ничем не подкреплялись, так как от установленного порядка пропуска китайских подданных, желавших приехать на российский Дальний Восток, не убавлялось. Большинство китайских мигрантов добиралось из г.Харбина в Приамурский край на пароходах по рекам Сунгари и Амуру.
Китайцы, которые нанимались рабочими на Зейские прииски в Амурскую область, путь держали через г.Благовещенск до Зеи - Пристани. За счет их прибытия численность населения в г.Зее- Пристани постоянно увеличивалась. Китайские старатели, следовавшие на Хингано- Сутарские прииски, добирались через ст. Пашково по р.Хинган и её притокам — Большие Сололи и Малые Сололи, на Рубиновский прииск — через ст.Радде и на Казанский прииск — по р.Дичун, на прииск, расположенный в районе р.Ниман, — по р.Бурее или через Буреинский хребет.
Материально обеспеченные китайцы пересекали российско-китайскую границу легально. Они приобретали национальные паспорта с консульской визой и русские билеты, которые выдавались при переезде границы. Значительная часть неимущих китайцев при отсутствии строгого пограничного надзора переходила границу без паспортов. По сведениям российского таможенного поста «Сосновая падь», «…китайцев бежало столько, что задерживать удавалось только 1/10 часть беспаспортных». Морским путем из г.Шанхая прибывали преимущественно китайские мастеровые, цирюльники, портные, приобретавшие национальные паспорта в г.Нагасаки у китайского консула и визировавшие их в том же месте у российского консула. По прибытии в порт Владивосток они останавливались в гостиницах, где администраторам предъявляли документы для регистрации.
У некоторых китайских рабочих были поддельные национальные паспорта, выданные китайскими властями с визой российского консула в г.Чифу. Их продавали владельцы гостиниц в г.Чифу, которые заблаговременно приобретали документы у китайских властей на вымышленные имена. Держатели пароходов покупали необходимые для поездки за границу документы для своих пассажиров, которые им обходились в 4,5 дол. При этом паспорт пассажирам на руки не выдавался, а оставался у капитана судна до прихода в порт назначения. По прибытии в г. Владивосток документы отдавали специальному подрядчику пароходной компании. Если пассажир хотел получить паспорт на руки, он должен был заплатить подрядчику 30 центов и предоставить за себя поручительство какого-нибудь постоялого двора. Только после этого ему могли вернуть паспорт, в котором была вписана вымышленная фамилия. У таких китайских мигрантов не было документов с собственной фамилией.
При обнаружении российскими властями владельца подобного паспорта виновный привлекался к ответственности по российскому законодательству. В г.Хунчуне находился подрядчик, занимавшийся незаконной продажей национальных паспортов. В г.Владивостоке был зарегистрирован случай задержания китайца, который имел при себе 50 поддельных паспортов для продажи. Так проявлялись недоработки методов проверки и выдачи национальных паспортов китайским гражданам со стороны российских органов власти.
Китайские подданные могли возвращаться на родину лишь при наличии на документах отметки полиции об отсутствии препятствий к выезду. В правилах имелся раздел о переходе границы приграничными жителями сопредельных стран. Для китайцев предусматривались трехдневные пропуска с правом однократного перехода границы, за приобретение которых с них взимался только гербовый сбор в размере 75 коп.
14 января 1913 г. круг обязанностей пограничного комиссара Амурской области был расширен за счет обеспечения контроля за другими (кроме китайцев) иностранцами в области, охраны русского труда (совместно с областным рабочим бюро) и организации китайских кварталов в городах.
Как участника переговоров с китайцами меня привлек факт обучения на китайско-японском отделении Восточного Института капитана 9-ой Восточно-Сибирской стрелковой артиллерийской бригады Николая Алексеевича Спешнева. Окончил он его в 1910 году, а с 1913 года исполнял должность пограничного комиссара Амурской области в г. Благовещенске и вел переговоры с китайцами. На этом посту он сменил подполковника А. М. Кузьмина. Должность была гражданская, но Спешнев продолжал носить военную форму.
Что касается А.М. Кузьмина. 6 июня 1911 г. Совет министров принял решение об учреждении должности вице-консула в Айгуне, а 1 июня 1912 г. царем был подписан соответствующий закон.
Первый вице-консул В.К. Никитин прибыл на место службы в октябре 1911 г. и сразу же обосновался в Хэйхэ, куда еще за год до этого переехала айгуньская таможня и где были сосредоточены основные экономические связи с российским Приамурьем. Следует отметить, что с самого начала у вице-консула сложились крайне напряженные отношения с Н.Д. Кузьминым, который за долгий срок службы привык самостоятельно решать все международные вопросы. Кроме того, сразу же возникла путаница в разграничении полномочий двух чиновников. По мнению властей Приамурья, главной функцией вице-консула было визирование китайских паспортов .
В.К. Никитин, после своего назначения не находивший более причин для существования еще одной дипломатического органа, полагал, что пограничный комиссар вмешивается в дела его компетенции, требуя отчетов и обращаясь с официальными запросами и поручениями судебно-полицейского характера. Кроме того, вице-консул обвинял Н.Д. Кузьмина в том, что тот дезинформировал китайские пограничные власти в вопросе о статусе дипломата, «называя… учреждением ниже его по классу в должности стоящим», и утечке конфиденциальной информации в местную прессу.
По настоятельным требованиям В.К. Никитина, подполковник Кузьмин в августе 1912 г. был переведен в Приморскую область, а в начале 1913 г. генерал-губернатор изменил полномочия пограничного комиссара, передав часть его функций вице-консулу.
По служебной иерархии Н.А.Спешнев относился к пятой (из четырнадцати) категории по табелю о рангах и это освобождало его от генеральной мобилизации в 1-ю мировую войну. В канун революции губернатор Благовещенска назначил Спешнева еще и начальником полиции, сохраняя за ним должность погранкомиссара. Так, он наблюдал и руководил выборами руководящих органов общественных организаци китайцев в Благовещенске. По положению, они должны были оказывать добровольное содействие полиции в розыске и задержании преступников-китайцев.
Внук Н.А. Спешнева тоже Н.А.Спешнев, известный российский ученый-китаевед, профессор Восточного факультета Санкт-Петербургского университета после 1972 года участвовал в пограничных переговорах с китайцами в Пекине. Он написал интересную книгу «Пекин-страна моего детства». А тогда, в Благовещенске его деду приходилось решать сложные миграционные задачи.
Так, военный губернатор Амурской области А.М.Валуев в мае 1913 г. отмечал, что среди китайцев был сильно развит «обмен и перепродажа своих документов о личности» и предлагал сосредоточить «…всё дело по выдаче документов китайцам в г.Благовещенске в Управлении пограничного комиссара». Он считал необходимым ввести для китайских подданных «…фотографирование, как единственно надежную меру, гарантирующую правильную регистрацию и невозможность свободного обмена и перепродажи документов». На заседании Общего съезда Амурских и Бурейских золотопромышленников в марте 1913 г. пограничный комиссар заявил, что проверка русских билетов с национальными китайскими паспортами «крайне обременительна для Канцелярии комиссара», имевшего небольшой штат чиновников, поэтому он предлагал регистрацию «проходных видов» передать в то учреждение, которое занималось выдачей китайцам русских билетов.
Процедура проверки национальных паспортов включала определенный порядок. После пересечения российской границы китаец должен получить русский билет за 5 руб. 15 коп. В полицейском участке он предъявлял национальный паспорт и вносил больничный сбор в размере 2 руб. При этом национальный паспорт у него изымался, а взамен выдавалась квитанция о взносе больничного сбора и оплате за русский билет. Национальный паспорт с русским билетом регистрировался в адресном столе. На следующий день китайский подданный мог забрать свои документы. При их получении владельцу документов также выдавалась личная наемная книжка стоимостью 1 руб. 25 коп., а за фотографирование он платил 1 руб. 50 коп.
На совещании по вопросу об условиях выдачи китайским подданным русских билетов 27 марта 1913 г. военный губернатор Амурской области генерал-майор А.М.Валуев утвердил новый порядок прохождения процедуры выдачи китайским мигрантам русских билетов, их регистрации и фотографирования. При этом все действия по оформлению документов последовательно осуществлялись в одном учреждении. Фотографию приклеивали сразу при предъявлении китайцем национального паспорта. Эта процедура лишала его возможности передать свои документы другому. С начала мая 1913 г. в области стал действовать новый порядок выборки документов для китайцев.
Теперь они стали получать русские билеты в день приезда, а не через месяц, как было раньше. Введенные изменения вызвали недовольство с китайской стороны. Попытки ужесточить Правила коснулись и самых отдаленных участков дальневосточного края — приисков, где проверка регистрации китайских старателей и наемных рабочих вызвала их массовое бегство в тайгу.
Одновременно ужесточился и визовый режим: в 1913 г. из области было выслано 3802, а в 1914 г.— 4130 безбилетных китайцев. Однако принятые меры не дали желаемого результата. Численность китайской диаспоры продолжала увеличиваться.
На вице-консула в Айгуне В.К. Никитина в посольство приходили частые жалобы. В начале 1913 г. он не встретился с прибывшим в Благовещенск генерал-губернатором, за что получил выговор из министерства . В 1915 г. он же не отреагировал на отношение пограничного комиссара Н.А. Спешнева, обратившегося с просьбой воспрепятствовать фальсификации в Хэйхэ наемных книжек.
Одно время делами пограничного комиссара Амурской области заведовал В.А. Троицкий. На встрече с представителем китайской стороны Яо Фушэном он обсуждал вопрос наложения китайцами запрета на торговлю. Ограничения соседи ввели в ответ на российские меры борьбы с подделкой наемных книжек. Он угрожал военным вмешательством и запрет на торговлю был снят. А Яо Фушэн вскоре был отправлен в отставку из-за недовольства Пекином его действиями .
К началу 1918 г. в губерниях европейской части России проживало уже 70 тыс.китайских подданных, а на Дальнем Востоке — до 400 тыс.чел. В 1916 г. российскими властями было установлено, что китайцы, которые нелегально проникали на российскую территорию, приобретали паспорта у своих соотечественников. Стоимость такого документа им обходилась в 12 руб. Этим занимались тайные фирмы, которые находились как на русской территории, так и в пограничном районе Маньчжурии. Они скупали использованные паспорта по более низкой цене и на их основе изготавливали поддельные документы. Так, в декабре 1916 г. на ст.Пограничной была обнаружена тайная организация по изготовлению китайских паспортов для нелегального перехода через российско-китайскую государственную границу. Создание подпольной фирмы было связано с существовавшим усложненным порядком оформления паспортов для китайцев, ежегодно направлявшихся в Приамурье из восточных районов Гиринской провинции.
При содействии четвертого отделения полицейского надзора на ст. Пограничной удалось задержать в китайском поселке членов фирмы, которые занимались изготовлением поддельных паспортов. При обыске у китайца И Шуньчан и Ли Фумин было найдено 90 китайских паспортов, два нумератора, 16 разны штемпелей и две печати.
По информации пограничного комиссара Амурской области, в 1909-1916 гг. 30-40% численности всей китайской диаспоры приходилось на район Зейской, 20-30% – Буреинской, около 10% – Верхнеамурской системы
В Благовещенске, в соответствии с постановлением губернатора от 3 мая 1913 г. «О специальной администрации китайского квартала», в него вошли пограничный комиссар области, полицмейстер, член городского самоуправления, юрисконсульт, санитарный врач, архитектор, переводчик и выборный представитель китайцев и корейцев (с совещательным голосом), а в г. Зея-пристань – горный исправник, член городского самоуправления, юрисконсульт, санитарный врач, архитектор и китайский делегат . Общий надзор за кварталом возлагался на полицию. В Благовещенске совет китайского квартала просуществовал до марта 1914 г.
Наибольшими полномочиями в переговорах с китайцами обладал упомянутый пограничный комиссар А. М. Кузьмин (1900-1912 гг). Это имело место в годы оккупации Россией в 1900-1901 гг Северной Маньчжурии, когда комиссар являлся практически безраздельным хозяином правобережья Амура. Проблемы все же имелись и велась разведка. Главная задача по разведке приграничной территории возлагалась на казачьи поселения, расположенные вблизи российско-китайской границы. Ответственными за сбор ежемесячных разведывательных данных назначались станичные и хуторские атаманы, а также старосты сел.
Атаман Амурского казачьего войска генерал-майор А.В. Сычевский ежемесячно докладывал Пограничному комиссару Амурской области подполковнику А. М. Кузьмину о результатах произведенных разведок. Получение данных осуществлялось путем сбора оперативных сведений по границе начальниками постов два раза в месяц (1-го и 15-го числа) методом предоставления секретных донесений пограничному комиссару, который направлял их в разведывательное отделение штаба Приамурского военного округа.
Здесь будет кстати вспомнить один случай, а точнее историю одного знаменитого китайца. 8 декабря 1919 г. пограничный комиссар полковник Кузьмин уже на Южно-Уссурийском участке сообщил об уничтожении китайцами пограничного столба «литер Е», обозначавшего место впадения Уссури в Амур. Выяснилось, что к установлению этого столба имел прямое отношение китаец - русский Тифонтай (Цзи Фэнтай), который оказывал финансовую помощь российским войскам во время войны с японцами.
Китайцы считали Тифонтая изменником и предателем. Генерал-губернатор провинции Цзилинь Цао Тинцзе о нем мягко выразился так: "Внешность китайская, сердце русское". Несомненно, основополагающей причиной такого отношения китайцев к Тифонтаю служат прежде всего обстоятельства, при которых в 1886 г. был подписан Хабаровский протокол, зафиксировавший установление каменного пограничного столба с литерой "Е". На этот счет известно немало китайских публикаций, что деревянный столб исчез, а взамен его русскими был изготовлен новый, который они обманным путем подкинули на новое место "в нескольких десятках ли (ли — 500 метров) от устья Уссури".
В ходе подписания Хабаровского протокола Тифонтай исполнял обязанности переводчика. Китайскую делегацию, состоявшую из чиновников Линь Цина, Цин Шаня и Тун Цзяосаня, ведавших в провинции военно-политическими вопросами, возглавлял командир полкового отряда знаменного гарнизона г. Фукэцзинь (ныне Фуцзинь) Шунь Линь. Китайские историки подчеркивают, что Шунь Линь "вовсе не уяснил обстановку и первоначальное расположение столба с литерой "Е"". Названные же чиновники вообще по сравнению с Шунем знали о данной проблеме "намного меньше".
При таких обстоятельствах, по мнению китайских авторов, именно Тифонтай стал "ключевой фигурой, представлявшей Цинское правительство в ходе замены данного пограничного столба". При этом утверждается, что "русская сторона подкупила изменника родины хабаровского купца Цзи Фэн-тая". Благодаря этому "в 12-й год правления Гуансюя (1886) во время замены китайско-русского пограничного столба с литерой "Е" Цзи Фэн-тай в качестве "переводчика" помог русской стороне "доказать" следующее:
"Сегодня на левом берегу Уссури выше станицы Казакевичевой, я и другие нашли деревянный столб, на верху которого вырезана литера "Е", поверхность его была гладкой". Китайские публицисты по поводу хорошего качества столба восклицали: "Как было возможно, что "поверхность его была гладкой", если еще в 1876 г. нингутский и саньсинский фудутуны Шуан Фу и Чан Линь докладывали, что при обследовании пяти пограничных столбов, включая столб с литерой "Е", они нашли их "поврежденными водой и огнем". Примерно об этом доносил и заместитель главноуправляющего приморской частью северных провинций У Да-чэн.
Возникал и другой вопрос, как Тифонтай мог быть "ключевой фигурой, представляющей Цинское правительство", если он уже столько лет постоянно жил в России и даже подал прошение о желании вступить в ее подданство? Похоже, что столь резкое обвинения Тифонтая во всех грехах похоже на ту ситуацию, когда ищут "козла отпущения".
История пребывания Тифонтая в России достаточно колоритная. Вот один эпизод. В один из дней марта 1891 г. наследник престола цесаревич Николай, будучи во Владивостоке во время прогулки случайно зашел в мастерскую Цзи Фэнтая и в разговоре с ним обнаружил, что китаец очень хорошо говорит по-русски. Цесаревич попросил Цзи помочь ему купить пушнину. Китаец тут же сказал цесаревичу, что у него есть друг, который занимается продажей пушнины, и, если он хочет, они могут сейчас же отправиться за покупкой. Престолонаследник согласился, и когда они пришли к другу Цзи Фэнтая, он увидел, что действительно товар был высокого качества, а цена - справедливой. Но цесаревич вышел на прогулку, не захватив с собой денег. Тогда Цзи Фэнтай сказал: "Ничего, вы забирайте товар, я дам вам деньги в долг". Цесаревич однако распорядился, чтобы товар принесли ему на следующий день. На другой день Тифонтай, взяв пушнину, отправился по назначенному адресу и только тогда узнал, что имел дело с наследником российского престола. Цесаревич сказал Цзи Фэнтаю: "Сегодня ты стал моим другом, а как насчет того, если я дам тебе должность"? Однако китаец дипломатично отказался. Тогда цесаревич присвоил Цзи Фэнтаю высший купеческий титул.
Долгие годы Тифонтай решал вопрос принятия российского подданства.
В ходатайствах он писал:"В настоящее время я желаю принять Господствующую Православно-Католическую религию и Русское подданство. Я выехал из пределов Китая еще молодым человеком и, не имея там никого из близких и родных, совершенно отвык от жизни и обычаев своей прежней родины, и у меня решительно нет никаких связывающих обстоятельств с нею. Напротив, мое имущественное положение и мои занятия связывают меня всецело с Российской империей, ставшей мне второй родиной и оставлять которую по доброй воле я никогда не желал бы. При таких обстоятельствах оставаться подданным Китайской империи, ставшей мне совершенно чужой, нет ни цели, ни желания. Напротив, я буду считать для себя за большое счастье и честь быть гражданином Русского государства" По неполным данным, к 7 сентября 1898 г. в канцелярию приамурского генерал-губернатора поступило от китайцев 58 прошений, в которых они изъявляли желание принять русское подданство. При этом дела лишь 23 просителей были решены положительно, в их числе был и Тифонтай.
Ему было выдано свидетельство за № 20444, согласно которому он объявлялся подданным Российской империи. Если прошение от 7 октября 1891 г. Тифонтай подписал как временный хабаровский 2-й гильдии купец, то после принятия русского подданства слово "временный" в этом сочетании больше уже не употреблялось.
Впоследствии торговые дела Тифонтая продолжали успешно развиваться. В первых числах февраля 1895 г. на заседании Приморского областного правления в Хабаровке было принято решение о переводе Тифонтая в купцы 1-й гильдии. Это свидетельствовало как о росте экономических показателей руководимых им предприятий и дел, так и о возросшем авторитете китайского купца, перешедшего в русское подданство. Тифонтай вместе с русскими купцами был весьма полезным пионером в деле установления торговых связей Приамурья с Маньчжурией. Очень успешно этот китаец вел торговлю в бассейне Сунгари. Первый русский пароход, отправившийся в 1895 г. по этой реке после долгого перерыва, последовавшего за несколькими неудачными попытками плавания по ней, был снаряжен хабаровскими купцами Богдановым и Тифонтаем.
Тифонтай был щедрым жертвователем на общественные и благотворительные дела. К концу XIX в. у него было три медали, в том числе одна за заслуги по ведомству православного вероисповедания. Однако с православием купца имелись сомнения. Так, в обращении Приамурского генерал-губернатора от 7 сентября 1898 г. за № 5882 на имя министра внутренних дел. Н.И. Гродеков писал: "Некоторые китайцы, не желая менять религии и национальной одежды, воспитывают в духе христианской веры своих детей. Принятый в русское подданство китаец хабаровский купец Тифонтай остался буддистом и носит китайское платье, но сын и дочь его крещены по православному обряду и воспитываются в Европейской России".
К 1900 г. до берегов Амура докатилось восстание "большого кулака" или "боксерское". В 1900-1901 гг. иностранными войсками, участвовавшими в подавлении беспорядков, из императорских дворцов Пекина было изъято немало ценностей. Часть из них Тифонтай выкупил на свои деньги. Все вещи он передал на хранение своей супруге Ян, которая проживала у своих родителей в г. Яньтай (Чифу) провинции Шаньдун. Что собирался Тифонтай делать с ценностями, точно неизвестно, но есть предположение, что он планировал вернуть их Китайскому государству.
Хотя Тифонтай постоянно проживал в Хабаровске, но в связи с тем, что его предприятия были разбросаны по всему Дальнему Востоку и Маньчжурии, он часто был в разъездах, подолгу, например, жил во Владивостоке, где владел домом на улице Шефнера. В Приморской области у него было также две каменоломни: "Корфовская", расположенная недалеко от станции Корфской Уссурийской железной дороги, и "Краснореченская" - в 12 верстах (12,8 км) от Хабаровска, недалеко от Красной Речки. Были у него также мельницы, приносившие немалый доход. На одной из его мельниц в Хабаровске с 1913 г. работал Сунь Цзиу (1876-1924 гг.), который впоследствии вступил в РКП(б) и прославил свое имя в боях за советскую власть, в ходе которых был четырежды ранен.
В русско-японскую войну 1904-1905 гг. Тифонтай занимался снабжением русских войск. Не было таких изделий или продукции, необходимых русским войскам, которые не мог бы раздобыть Тифонтай. За свой счет он снарядил целый отряд, для которого были куплены лошади и все необходимое в бою. Японский генерал Оку однажды сказал: "Захватить Тифонтая - все равно, что выиграть сражение". Японским командованием было назначено вознаграждение за поимку Тифонтая, которому пришлось удалиться посевернее, где он продолжал работу. Тогда японцы объявили крупную сумму за его голову. Несколько раз японские наемники чуть было не осуществили свои планы. По свидетельству современников, в то время Тифонтай ни разу не спал две ночи подряд в одном и том же месте.Вместе с тем в ходе войны его фирма совместно с родственными предприятиями понесла огромные материальные и имущественные потери. Как выразился один автор, с русскими Тифонтай создал себе громадное состояние, с ними же и разорился, да так, что умер едва не совершенно нищим. Он скончался в мае 1910 года. Свое тело он завещал увезти в Китай "на родину.
В. Немирович-Данченко в своей статье по поводу смерти Тифонтая писал: "Почему именно этот китаец останавливает на себе мои воспоминания? Я думаю, не одни мои, но и всех, кто еще не позабыл (у нас, ведь, так коротка память!) только что пережитую нами страшную эпопею маньчжурского разгрома. Передо мною выпукло рисуется характерная фигура странного чужака, так слепо и безоглядно любившего Россию. Даже наши поражения, его собственные разочарования в нас, удары, со слепа и в оторопи, нанесенные ему нами, не поколебали этой любви. Такой мы не вправе были бы требовать и от людей, куда более обязанных нам" Думается, вполне справедливые слова.
Известно, что одна из праправнучек Тифонтая сегодня живет в Москве. Первый сын Тифонтая воспитывался в Петербурге. Его имя неизвестно. Обсуждая его дела, Тифонтай однажды сказал: "Пускай он останется в России. ... Чем больше наших будет у вас, а ваших у нас, тем для обоих великих народов выгоднее и лучше... Будущее Азии принадлежит союзу Китая с Россией: вдвоем им ничего не будет страшно".
Тифонтай делал все, чтобы Россия его приняла. Но на краю жизни он все же решил покинуть "вторую родину" ради первой. Он уехал в Харбин, там и упокоился. В русской исторической художественной литературе Тифонтай, как и многие его соплеменники, неизменно фигурирует как китайский (маньчжурский) или японский шпион.
Свидетельство о публикации №218042200944