Оживой

Один человек никогда не родился.
У него не было матери, которую он временами бы ненавидел, но любил сильнее всех. Той самой, о которой он так и не сказал:
- Будет тонуть человечество, дети, жена, любовница, все кто угодно и с другой стороны будет тонуть моя мать - я поплыву к матери, спасать. Мне не будет дела до человечества.
У него не было отца, которого он неоднократно попытался бы убить. За что - веские причины были бы всегда. Отец растоптал бы его морально, уничтожил, превратил в нервного, злого, затаившего обиду волка.
Его никогда не задевала за живое бабка, по-вологодски напевно отметив:
- Ну все, все внуки в мою породу, а ты в деда, и лицом и характером.
Деда узнать было невозможно ни при каких обстоятельствах: к твоему нерождению его прах уже истлел бы на одном из северных кладбищ, над ним то росла сочная трава, то крошился белым пухом снег, и плыли арктические, равнодушные облака.
У одного человека никогда не было потерь, ни ключа от дома, ни дома, ни собаки, прожившей с ним без малого двадцать лет, ни брата и сестры, не успевших пожить.
Он не пропадал без работы, по принципу «горе от ума», когда сотни чьих-то «деток» получали место, а ему отказывали... Он не думал, что виноват во всем сам, что его образование бесполезно, тысячи прочитанных книг - мертвый груз ненужного опыта, а нужное: связи, блат, деньги, способность лечь под что-то или даже кого-то, хамовитость, - ничем этим он не обладал.
Ему никогда не сказал товарищ:
- Твоя беда - не умеешь себя преподнести, продать! Сейчас время такое - себя надо продавать.
Он не бежал на первое свидание с девушкой, сдерживая в горле собственное сердце и потея в предвкушении встречи.
У него не было близости в первый раз. Он не взял на руки своего новорожденного сына. Он никогда не женился и не развелся.
Его не охмуряли женщины, в надежде, что этот писатель станет известным и богатым и украсит их жизнь лентой внушительных гонораров. Он так и не узнал, что любви нет, но есть ее нескончаемый поиск, подобно смыслу жизни или дыханию: после первых губ остановила бы только смерть.
Он так и не познал изменения бренного тела, как сначала оно предательски наливается силой, а потом, не смотря на спортзалы, диеты, любую активность, оно все-равно идет к финалу, кожа бледнеет и дрябнет, волосы выпадают все сильнее, болят суставы, ломаются зубы, падает зрение, задница становится похожа на шляпу под прессом...
Одному человеку так и не придется бить морду проститутке, решившей, что она царица, попадать в аварию и лежать в реанимации между да и нет, каждую секунду замирая на вдохе.
В его жизни не было непосильных кредитов, которые он исправно бы выплачивал, перебиваясь с советских макарон на кипяток с безничего.
Он даже на свидание с шампунью и дезодорантом для любимой, купленных в кредит, перевязанных красной ленточкой, никогда не ездил. Он никогда не покупал на кредитку батон и пачку молока.
Еще он никогда не видел уютной Финляндии, где ему не довелось поработать. Не купался в озерах Карелии. Не дышал живительным небом Соловков.
Он не падал, ломая рук. Он не вставал, с ощущением боли, с постели в полдень, под крики летних птиц. Не ездил в проссаном лифте, хмурясь от брезгливости, но еще более брезгуя лестницами, где рвота, окурки и плевки давно превратились в покрытие для стен и пола.
Он никогда не тонул, не чувствовал, как кровожадные клешни сильных течений сплетаются, сжимая его в себе и утаскивая под воду, где нечем дышать, кроме воды. Он никогда не дышал водой, когда не успеваешь испугаться от разрывающей легкие боли. Он не чувствовал, как рука спасителя, случайного прохожего, вытаскивает за волосы к солнцу из сине-коричневой холодной бездны.
Он не изведал дрожи, когда ею, мелкой как песок, словно токами бьет все тело.
Он не узнал безграничное богатство русской ругани, с матами, пятиэтажные, десятиэтажные, высотные.
Он не послал на три буквы того, кого бы желал видеть рядом, ближе чем близко.
Он никогда не скопил денег, чтобы купить на краю Севера кусочек земли и построить дом с деревянным крыльцом, где пахнет сосной даже кирпичная печка.
Он не топил русской бани по субботам, не выходил из парной с ощущением дня собственного рождения в любое время года.
Он не вытащил пчелу из паутины в углу тесного, сколоченного из чего пришлось, туалета, не придумал отыскать самую тонкую соломинку, чтоб снять с ее крыл оковы паутины, и она смогла бы улететь, пожжжжжить, пожжжжжжить...
Он не бродил по лесу, не терялся в непроходимых древних чащах, не кричал:
- Ауууу...Есть кто живой?!
И эхо не отвечало ему:
- Оживой-й-й-й...
Он никогда не видел рассвета над Двиной в белые ночи, когда и луна, и солнце одновременно владеют всем светом, а по воде бегут легкие блики этаких кружев лета.
Он не ждал. Не звал. Не ел и не пил. Никого не уничтожил. И не мечтал. И никогда не умер.
Один человек просто никогда не родился.
И он об этом не пожалел.