Княжич

Пролог
Я не ручаюсь, что рассказанное мною правда, быть может, это просто красивая легенда, рассказанная гусляром. Дело в том, что недалече от деревни, где прошло моё детство, жил удивительный человек: старый седой гусляр в льняной рубахе и кожаных портках, дед Андрей. Весь старец был пропитан запахом трав, а гусли его играли развеселую народную мелодию. В музыке русского народа гусляр разбирался мастерски, хоть и тяжко кряхтел при виртуозном исполнении народных мотивов. А больше всего дед Андрей любил рассказывать занимательные истории. Получалось у него это ловко, со вкусом, казалось, он знает историю Руси с древних времён. Мы, дети, очень любили истории старца, они воспитывали в нас любовь к Родине и лучшие чувства. Один из таких рассказов попал на страницы моей книги…
Родился княжич
Тишина  стояла в деревянном тереме, только восковая свеча и лампадка потрескивали, за окном ещё было не совсем темно, лишь слегка смеркалось в сиреневой дымке за распахнутыми расписными ставнями. Княгиня Апраксия  вышивала, когда её маленький пятилетний сын Владимир слез с нагретой печки и спросил:
— Матушка, а что ты делаешь?
— Вышиваю, сыночек, ребёночку  будущему крестильную рубашечку… — отвечала княгиня умиротворённо.
— А что, у меня скоро братик или сестрёнка родится? — спросил изумлённо маленький Владимир.
— Родится, сыночек родненький, скоро, батюшка твой рад, как на службе Пасхальной будет…
— Но вы же меня меньше любить с батюшкой не станете? — испуганно прошептал мальчик.
Княгиня Апраксия засмеялась звонко, как птичка Божия, а потом изрекла:
— Нет, что ты, кровиночка! Мы тебя любим сильнее, чем самих себя! Видишь первую звёздочку на Божьем небосклоне? А любовь наша к тебе всё равно выше той звёздочки!
Владимир светло-светло улыбнулся и прижался к матери.
— Ну, хватит тебе, бегом на печку и спать! — шутливо приказала княгиня сыну.
— Не хочу, ещё не темно… — стал тоже в шутку ворчать Владимир, но не посмел ослушаться мать и лёг на печи к стенке.
Мальчик ворочался на печке и слышал, как сенная девушка княгини произнесла тихо:
— Госпожа моя, кормилица, благодетельница, муж ваш, князь вернулся…
Апраксия, несмотря на бремя, вскочила и побежала, шурша кожаной обувью, в сени, к супругу, князю Егору.
— Князь мой, радость моя! Как день у тебя прошёл? Нет ли худых вестей из Орды?
Князь Егор, тяжело сопя, стянул с себя кольчугу и корзно и обессилено заметил:
— Свет мой, Апраксия, лучше и не спрашивай про Золотую Орду, все силы, окаянная, из Руси и из меня вытянула! Рассказывай лучше о себе, о самочувствии своём, ты же всё же бремя носишь,  о Владимире, сыне нашем, расскажи, какие успехи он делает…
Апраксия проводила князя Егора за накрытый стол, и стала тихо рассказывать:
— Здоровье моё, сокол мой ясный, слабое, только на Господа и упование, за тебя тяжёло переживаю: поди-ка спаси Русь, угоди Орде! Шутка ли это! А сынок наш, Владимир хорошо учиться, и на лошади ловко сидит, и молитвы знает, грамоте обучается легко...
Апраксия кончила речь и с нежным ожиданием ответа посмотрела на мужа, но князь Егор не поднимал виноватых очей от чугунка с репой.
— Князь ты мой светлый, уж не полюбил ли ты девицу какую-нибудь? А как же я? — забеспокоилась Апраксия.
— Не того боишься, жёнушка! — обиделся князь — Тебя, Апраксия, больше солнца ясного люблю! Только вот ехать мне завтра в Золотую Орду, путь не быстрый и не лёгкий мне предстоит, скоро меня не жди. Вообще, Апраксия, из князей мало кто возвращался живым из «гостей» таких неприятных, так что лучше не жди! — закончил князь  горестным тоном.
Разволновалась Апраксия, за голову схватилась, запричитала:
— Как же так?! Как же так?!
— Ты, радость моя, не огорчайся, Бог милостив. Может, вернусь. Ты только детишек сбереги! — попросил Егор.
Князь с княгиней разошлись по горницам, а маленький Владимир ещё долго ворочался на печке и думал о разговоре родителей…
На следующее утро князь Егор стал собираться в дорогу. Оседлали ему коня белого, взял князь благословение у священника православного, кольчугу одёрнул, сел, сына поцеловал.
Апраксия, как мешком ударенная, стояла и на мужа глядела с любовью: вернётся ли он?  Только молиться Апраксии остаётся.
Князь ещё раз прижал сына и со слезами на глазах уехал, лишь крикнул на последок:
— Ты только, Апраксия, детей береги, в православии воспитай!
Маленький Владимир недоумённо смотрел то на отца, то на мать, не понимая, что же такое ждёт отца в той далёкой Золотой Орде.
Спустя три месяца княгиня Апраксия разрешилась сыном.
— Назову сына Игорем! — решила для себя Апраксия.
Владимир же вертелся со счастливым личиком вокруг матери, приговаривая:
— Хороший у меня братик! Я буду его любить и даже дам ему свою деревянную лошадку!
Только не весело было на душе у Апраксии: все три месяца не было от Егора ни весточки.
Переживала за Егора Апраксия так, что слов об этом рассказать кому-то не находила, только батюшку попросила молиться вместе с ней за Егора.
Прошло ещё два месяца, все окружающие княгини Апраксии стали поговаривать:
— Напрасно княгиня Апраксия князя ждёт, уж пятый месяц вестей нет! Крестить ребёночка пора! Пусть княгиня сама выбирает имя сыночку, раз князя нет!
А княгиня Апраксия всё ждала чуда, не теряла надежды, и часто молилась поздно вечером в тихой горнице с колышущимися белыми занавесками, оставляя для освящения лишь Пасхально-красный огонёк лампады:
— Господи, Иисусе Христе, пусть Егор вернётся или пришлёт весть, а если его уже нет на этом свете, дай мне мужества узнать и принять это, как Твою святую волю!
Маленький Владимир слушал на печке эту одновременно тихую и громкую молитву, и на душе у него царило умиротворение:
«Ничего — думал княжич Владимир — у меня очень сильная матушка, она нас с Игорёчком не бросит, а я ей помощничек буду…».
Так и говорил маленькому братику своему княжич спокойным, матушкиным голосом.
Так было, пока не настало одно пасмурное зимнее  утро. Княгиня вышивала при свече, а княжич Владимир дремал на тёплой печке, когда сенная девушка Апраксии с волнением вошла и спросила тревожным тоном:
— Великая княгиня, благодетельница, там воин русский, раненый, прикажите его взять в палаты, раны перевязать…
— Я сама это сделаю! — ответила княгиня, выскочила в сени.
Там действительно лежал тяжелораненый воин, кольчуга его была местами порвана, на руках и плечах зияли раны, шелома на голове вовсе не было.
Княгиня принесла чистые тряпки и стала перевязывать раны, потом дала воды воину. Витязь присел, стискивая от боли зубы, и произнёс:
— Добрая ты женщина, только я ведь с неутешительными вестями к княгине, как бы мне свидеться с княгиней Апраксией?
Заволновалась Апраксия, и даже не придав значению тому, что богатырь её не узнал, поспешно выкрикнула:
— Я — княгиня Апраксия! Что за весть, витязь, говори скорее!
Седой воин со скорбью изрёк:
— Спасибо, великая княгиня, за помощь, за приём, хотелось бы мне тебя обрадовать, но не могу лгать: погиб муж твой и вся его свита, лишь я из рати его жив остался…
Княгиня Апраксия долго стояла с трепещущим сердцем, которое почернело от боли, но вспомнив слова собственной молитвы: «дай мне мужества узнать и принять это, как Твою святую волю!», смиренно ответила:
— Всё в Божьей воле. Спасибо за ваше мужество. Говорил ли Егор что-нибудь мне?
— Говорил князь Егор, что любит вас и детей своих больше жизни, а ещё просил, чтобы вы ребёнка младшего, если мальчиком окажется, Игорем при святом крещении нарекли… — ответил витязь.
Княгиня велела отвести воину светёлку и сытно накормить, а сама ушла в свою горницу утешить душу молитвой.
— Матушка, — спросил только что вбежавший маленький княжич Владимир — А почему ты в печали?
Княгиня Апраксия долго думала, как рассказать сыну о случившемся, горькая тишина влетела в уютную деревянную горницу, а потом Апраксия всё-таки решилась рассказать:
— Сынок, батюшка сейчас твой уже не с нами, он у Господа, в раю…
Владимир обнял мать и заплакал, а Апраксия, поглаживая сына по головке, молчала: она знала, что это нужно пережить.
После этого княгиня Апраксия стала готовить всё к крещению сына.
В тот вечер в деревянной церквушке было особенно уютно и тепло, княгиня Апраксия с нежным благоговением стояла в мерцающем свете восковых свечей, пока батюшка проводил над Игорем таинство крещения.
— Матушка, а право, хорошо, что братик мой крещёным будет! — воскликнул княжич Владимир.
— Тише говори, сынок, — ответила княгиня — Хорошо, конечно. Крещёным быть всегда замечательно…
Следующий год пробежал сквозь пальцы, как вода, Владимир стал князем, а править ему помогала Апраксия, по всем самым важным вопросам люди приходили  к ней, и добрая верующая княгиня старалась никого не опечалить.
— Матушка! — восхищался Владимир, — я буду таким же мудрым, как ты, когда выросту!
Апраксия звонко, как соловушка, смеялась:
— Ты будешь ещё мудрее, сыночек!
Владимир учился скакать на лошади и держать меч, а Апраксия качала маленького Игоря, когда ей доложили, что прибыли послы из Золотой Орды. Натянулась, как струна, душа Апраксии, словно предчувствуя большое горе, княгиня ещё крепче прижала Игоря.
Мурза хана Арзамата, крепкий воин с маслянистой косой цвета крыла ворона хитро и неприятно ухмыльнулся, бросил взгляд косых глаз на Игоря и произнёс баскакам, которые были с ним:
— Соратники мои, мы прибыли сюда за данью, но я, кажется, знаю, что обрадует великого хана больше всяких богатств!
Апраксия с распахнутыми от ужаса очами, хотела встать и убежать с ребёнком.  Она догадывалась, что имел ввиду коварный мурза, но ханский воин цепко схватил её за руку со словами:
— Не мешай нам, княгиня, и мы не причиним зла сыну твоему, будет он жить в почёте и роскоши! Только попробуй воспротивиться, и ребёнок твой казнён будет!
Княгиня зарыдала, возопила от такого горя, но мурза взял Игоря, самодовольно хмыкнул и дал приказ своим подчинённым:
— Такой подарок хану лучше любых богатств, так что дани в этот раз мы не берём!
Ханские слуги на вороных конях удалялись из вида, а Апраксия продолжала плакать и молиться:
— Утешь мою душу, Господи! Спаси моё дитя родимое!
Когда же весть о вероломном поступке мурзы дошла до Владимира, тот выхватил меч, с которым учился военному искусству и закричал:
— Я пойду выручать братика! Я не отдам его монголо-татарам!
Апраксия успокоилась, села на лавку с резными ножками и изрекла:
— Мы спасём Игорёчка, только не сейчас: я не переживу потери двух самых дорогих людей…
А мурза мчался к хану Арзамату, путь тот был непрост и небыстр, но лёгкий сильный гнедой конь мурзы домчал своего хозяина к вышитому золотом шатру хана.
Жёны хана подавали восточные сладости грубому властителю, а суровый хан лишь надменно отодвигал золотые чаши, когда к нему вошёл с поклоном тот самый мурза.
— Ну, верный слуга мой покорный, привёз ты дань от урусов ?
Мурза с хитрецой ухмыльнулся и ответил:
— О, мой великий хан, я привёз тебе нечто лучше дани! Я знал твою печаль, что ни одна из твоих жён не может родить тебе наследника. Возьми свёрток и прими сего ребёнка, это — русский княжич, здоровый, крепкий ребёнок солнечной красоты.  Если на то будет твоя воля, мы будем считать его твоим сыном!
Сказать, что хан удивился и обрадовался, значит, не сказать ничего, хан взял Игорёчка на руки, полюбовался, а потом возгласил:
— Итак, повелеваю считать этого ребёнка моим сыном и наследником Золотой Орды! Пусть имя ему будет Музрат! Тебя же я щедро одарю золотом, и ты, мой верный слуга, можешь взять в свой гарем любую из моих жён!
— Моей благодарности нет предела, великий хан! — ответил мурза и сделал свой выбор в пользу самой молодой и красивой жены хана.
Молодая татарка, Айгуль, сидевшая на шёлковом ковре, встала и покорно пошла за новым мужем.
Княжичи взрослеют
Владимир взрослел, начинал править сам, ему исполнялось шестнадцать лет.
В день именин молодой князь приехал на санях в церковь. Тихо и уютно было в деревянной церкви, ласковый аромат лампадного масла, лёгкое свечение икон в золотых рамах настраивали на молитву. Владимир долго молился, исповедался, затем причастился. Апраксия тоже была в этот день в церкви, светло у матери с сыном было на душе, только раной оставалась разлука с Игорем.
Слуги княгини всё утро не присаживались, бегая нога через ногу, так старались все накрыть вкусный и красивый стол к именинам молодого князя.
— Светлый, погожий сегодня день, на небе ни облака, правда, матушка? — заметил Владимир.
— Правда, сынок,  — спокойно отвечала Апраксия — Только жалко, что Игорёчек где-то там далече, не может причаститься и порадоваться с нами…
Владимир сел в сани и с грустью задумался.
— Что ты, сыночек? Сегодня твои именины, поехали домой, там стол накрыт для пира в честь тебя…
Княгиня Апраксия села рядом с сыном, и сани тронулись, но Владимир всё равно был очень неразговорчив, на вопросы матери только ворчал.
— В чём причина печали твоей, сынок? — заботливо спросила Апраксия.
— Знаешь, матушка, — с трогательной ноткой сожаления изрёк Владимир — Иногда мне хочется перестать платить монголо-татарам дань, прекратить угождать им, взять меч и в честном бою встретиться с тем мурзой, что так вероломно украл моего брата! А ещё больше хочется повидаться с Игорьком. Только знать бы, где он…
А снег тихо-тихо слетал с небес на землю, укрывая, как скатертью плодородный чернозём.
Тишину прервала Апраксия, положив сыну руку на плечо со словами:
— Не переживай, я верю, что мы сможем вернуть Игорёчка. А пока пойдём за стол, я велела борщ с репой твой любимый приготовить…
На пиру было очень шумно, все пытались перещеголять друг друга в пышных комплиментах молодому князю. Владимир долго это терпел, а потом соскочил и закричал то, что у него накипело на душе:
— Вы, бояре, золотые пояса, да князья, лучше бы вы были так же едины не в глупой болтовне, а войне с монголо-татарами, игом ненавистным!
После этого Владимир ушёл в свою горницу. Апраксия проследовала за ним.
— Сынок, — обратилась мудрая княгиня к Владимиру — Я понимаю, что ты огорчён, и знаю из-за чего, всем нам не легко, но, может, тебя порадует мой подарок…
Апраксия сняла кружевную ткань с клеточки, и Владимир улыбнулся: там уютно уселся соловушка. То ли серенькая, то ли бурая пичужка запела, и  в нежно-голубых очах Владимира появилась радость.
— Ты отпустишь соловья на Благовещение, а пока пусть он порадует тебя… — изрекла Апраксия и ушла к гостям, а Владимир отдыхал: завтра снова нужно будет трудиться во славу Руси без устали, а сегодня, в день именин, князь мог позволить себе послушать соловья.
И казалось Владимиру, что щебечет соловушка: « Всё уладится, не кручинься, верь!».
Тем временем в Золотой Орде двенадцатилетний Игорь вместе с другими юношами вышли в широкую степь. Всколыхнулась спокойная высокая осока,  согнулась под шагами будущих воинов. Мурза установил деревянную мишень, раздал отрокам оружие и произнёс:
— Вы — будущие великие воины, вам покорится весь мир! Дерзайте! Учитесь воинскому искусству!
Первые два мальчика, которые были чуть старше Игоря (то были сыновья знатных вельмож монголо-татар) , даже не смогли поднять боевых топоров.
— Позор! Позор вам, ребятня! Попробуйте метнуть ножики, что ли… — недовольно и пренебрежительно сказал мурза.
Но мальчишки и ножиками не достигли цели: попасть в середину мишени.
— Промах! — недовольно фыркнул мурза — Музрат, попробуй ты!
Сосредоточенно Игорь взялся за боевой топор, осмотрел его своими нежно-голубыми очами, напряг все силы и метнул в мишень. Удар оказался метким!
— Вот это я понимаю! Сила в человеке! — восхитился мурза — Хан будет доволен тобой, Музрат, из тебя выйдет великий завоеватель! Весь в своего отца, великого хана Арзамата!
Мальчишки бросились обнимать Игоря, которого, как вы поняли, среди монголо-татар называли Музратом.
Айгуль медленно и плавно подошла к мужу и спросила шёпотом:
 — А кто настоящий отец Музрата? Я-то знаю, что ты его от урусов привёз, да и после первого же сравнения видно, что он сильнее и ловчее Арзамата, они вообще не похожи: Музрат светлоглазый, светловолосый, красивый, а хан — человек нашей внешности…
Мурза озадачился, но виду не подал и будто бы бросил:
— Какая тебе разница, жена? Ну, предположим, князь урусов Егор, что в Орде казнён был, отец мальчика, главное, что он у нас растёт, и будет жить по нашим законам, и воевать за нас будет. Нам воин такой пригодиться. И какое кому пока дело, что он на хана не похож?
Айгуль с горечью покачала головой и снова прошептала:
— Но Музрат когда-то об этом спросит…
Мурза совсем обиделся на жену и прикрикнул:
— Какое тебе-то дело?! Иди хозяйством занимайся!
Айгуль хотела ответить: «Я же тоже мать, я понимаю, как переживает за сына княгиня Апраксия», но смолчала, испугалась гнева мужа.
Мурза передёрнулся, но совладал с пылким нравом, лишь прикрикнул на смеющихся ребят:
— Так, нет времени на трели, быстро достали сабли! Я научу вас не смеяться, а делом заниматься!
Мурза показал несколько приёмов, и только Игорь смог их повторить.
Так продолжалось до вечера, потом у мальчишек появилось свободное время, и ребята обступили Игоря с вопросами:
— Музрат, а как ты боевой топор поднял? А почему у тебя так ловко получается саблей орудовать?
— Так я ж сын великого хана! — с гордостью ответил Игорь.
Тут мальчишки зло засмеялись:
— Ха, сын великого хана! А что ж ты так на него не похож? И волосы у тебя, как пшеница, и глаза, как озёра! Видать-то мать твоя уруска! Пленницей хана была, наверное! Бесчестье какое — быть сыном пленницы!
Игорь  отсел от ребят в высокую шумящую осоку, буркнул ребятам:
— Что вы понимаете, слабаки! Тоже мне воины великого хана нашлись, топора поднять не могут!
Сам же Игорь задумался: «А ведь они в чём-то правы. Но где же моя мама? Почему я никогда не слышал о ней, не видел её? Как бы мне сейчас хотелось, чтобы мама меня обняла, пусть даже она была бы безродной пленницей хана…».
А где-то вдалеке, в морозном Новгороде молодой князь Владимир, брат Игоря, читал Священное Писание и думал:
«Повезло же Иосифу Прекрасному , он братьев своих увидел, и вся семья воссоединилась, а я вот не знаю, где Игорёк…»
Вьюга за окном закручивалась змейкой, вилась гнездом вокруг заснеженных дорог, в тихой горнице Владимира горели лампадка и свеча, при этом тусклом свете Владимир читал Библию. Обязанности князя Владимир исполнил на тот день, поэтому оставалось время для чтения Святой книги и для молитвы.
Но  для того и воет тоскливо вьюга, чтобы человек спокойно мог подумать о прошедшем, настоящем и будущем.
«Когда-нибудь — мечтал Владимир — я одолею монголо-татар, спасу Русь и своего братика!».
Удивительная встреча
С того дня, когда два брата, Владимир и Игорь, задумались о себе, о своём будущем и о своих родных, прошло пять лет.
Красив был Игорь, семнадцатилетний юноша с тонкими светлыми длинными волосами и нежно-голубыми очами. Весь сиял он в кольчуге, в парчовых татарских одеяниях, а образ заканчивали сапоги с загнутыми носами и кривая сабля.
— Воину этому равных нет! Сыну моему Музрату почёт!  — восклицал не без удовольствия хан Арзамат, и все вторили хану.
Но радовало ли это самого Игоря? Он сам не знал ответа на поставленный мною вопрос: с одной стороны радовало, ибо эта похвала и была целью длительно обучения воинскому искусству, с другой стороны огорчало, ибо не хотел Игорь быть врагом Руси (подозревал юноша, что сам он русского происхождения).
— Итак, сын мой, даю тебе первое поручение: возьми воинов моих и собери с Новгорода дань! Побольше требуй! Будь верен законам предков своих, с урусами пренебрежителен, будь… — произнёс важно и неторопливо постаревший растолстевший хан Арзамат.
Игорь, признаться, даже обрадовался: родилась в его буйной забубённой головушке мысль разыскать мать, но помыслов своих юноша не выдал никому, с видом грозного воина отправился Русскую землю покорять. Легко, быстро несли гнедые кони Игоря и его свиту, но у самых стен Новгорода остановились грозные всадники: вышли с оружием новгородцы под предводительством Владимира.
Праведной яростью кипел Владимир и его народ поддерживал князя. Двадцатидвухлетний богатырь с щетиною на лице и распахнутыми очами-озёрами, не страшась ничего, обнажил меч, крикнул:
— За Родину постоим, за веру православную!
Игорь тоже обнажил саблю…
И вдруг оба замерли то ли от ужаса, то ли от удивления с одинаковой мыслью: «А чего это вдруг он на меня так похож?».
Завязалась битва, а Игорь и Владимир смотрели друг на друга. Но сражение долгим не получилось: слишком малочилеными и плохо вооружёнными оказались русские войска, остался на поле брани только раненный Владимир.
Игорь спешился, подошёл к Владимиру, взял за руку и понял, что русский князь жив.
— Э, дружище, я тебя в плен моему отцу, хану Арзамату приведу, только вот боюсь, что ты, голубчик, не дойдёшь… — изрёк с нотой шутки Игорь, помог встать Владимиру, обработал вином рану молодого князя и усадил пленника на своего коня.
Тяжело дыша, Владимир гневно ответил:
— Спасибо, тебе, ханский сын за то, что не по закону своему ты поступил, а человеколюбие проявил, да только не легче мне от твоей жалости! В поблажках я не нуждаюсь! Лучше б ты прикончил меня…
Игорь, недовольно кряхтя, признался:
— Знаешь, молодой князь Новгородский, успеешь к Богу своему прийти, ты мне нужен, сейчас объясню зачем: отец мой — хан Арзамат, а на монголо-татар я не похож ни капли! Я скорее даже на тебя внешностью похож даже, только младше я, по-моему. Значит, мать моя русской была, а я её не видел никогда. Ты-то и должен помочь мне её найти!
От удивления лицо Владимира вытянулось, молодой князь даже про боль в плече забыл, когда произнёс:
— Слушай, ханский сын, прям не знаю, чем помочь тебе, но представляю, как тоскливо, наверное, мать свою не видеть в детские годы. А что ты о ней знаешь?
— Почти ничего я не знаю, только ни женой, ни наложницей хана она не была, раз я не слышал о ней даже. Из этого же я делаю вывод, что и боярской дочерью или княжеского роду она не была. Скорее всего, она была безродной русской женщиной… — с печалью медленно отвечал Игорь.
— Мдаа, совсем тяжёлый случай — изрёк Владимир — столько девушек распрекрасных украли и обесчестили баскаки отца твоего, что я вряд ли найду твою родительницу, но я приложу все усилия. Может, и ты поможешь мне в моём горе? Брат у меня есть младший, Игорем при святом крещении назван, да только украли его в годовалом возрасте баскаки во главе с мурзой, мне тогда только пять годочков было, мама моя, княгиня Апраксия, да и я, переживаем за жизнь его, может, ты слышал чего о нём?
Задумался Игорь, а потом спросил:
— А сколько ему сейчас должно быть лет? Как он выглядеть должен? Где отец ваш?
— Отца нашего, князя Егора, казни в Золотой Орде. Лет Игорю должно быть семнадцать, а как выглядеть он должен я и не представляю: младенцем только его видел — размышлял вслух Владимир, а потом высказал мысль — На тебя он должен быть похож: ты — просто тютелька-В-тютельку отец наш Егор!
Опешил от таких слов Игорь, оборвался разговор молчанием и раздумьем братьев, которые никак не могли понять, что они — родственники.
Тот разговор слышал тот самый мурза, что привёз когда-то Игоря в Орду. Скорее помчался ханский слуга к господину своему со словами:
— Великий хан, сын-то твой отвернётся от тебя! Он брата своего встретил, князя Владимира, и, если дальше разговоры их ладно польются, то узнают они нашу тайну!
Хан Арзамат пришёл в дикую ярость, дорогая посуда полетела из рук надменного владыки в сторону мурзы, стал хан топтать ковры дорогие, жёны хана разбежались в испуге.
— Погодите гневаться, великий хан, — осмелился выступить мурза — Я знаю, как всё на круги своя вернуть! Скажите Музрату по его прибытию к вам, что знаете о его измене и вынесите  приговор предателю Музрату, но пообещайте помилование, если тот сразиться с князем Владимиром в честном бою! А мать их, княгиня Апраксия, пусть будет свидетелем боя.  Но вы не должны казнить Музрата: либо он погибнет в бою с Владимиром, либо Владимир уйдёт на тот свет, и они не узнают о том, что они — братья, а их мать — княгиня Апраксия!
Хан сперва ухмыльнулся, потом зло рассмеялся:
— Молодец, мой верный слуга, ловчее и не придумаешь!
Какое же огорчение ждало Игоря, когда они с Владимиром прибыли в шатёр хана Арзамата!
И солнце всходило в тот день…
— Сын мой, Музрат! Ты разочаровал и расстроил меня! Ты сохранил жизнь урусскому князю! Ты же настоящий предатель! По законам нашим казнь тебе полагается с вечным позором!.. — начал сухую заготовленную речь хан.
Игорь стоял, как грязью политый, и горький комок затаился в его горле, слёзы душили Игоря, как подлый удав душит лань: никогда хан не проявлял и прежде отеческой любви к приёмному сыну, но до этого момента никогда не поступал и так жестоко с сыном.
—… Но я даю тебе шанс исправиться только потому что ты — мой сын! На следующее утро ты должен выйти на честный бой с молодым князем, которого ты спас! А княгиня Апраксия пусть посмотрит на бой, мы пригласим её! — закончил хан Арзамат.
Травы, кажется, встрепенулись в этот момент от ужаса, разыгрался ветер, разнося горький аромат полыни, а Игорь молчал, и дума его была тяжела, как камень.
Владимир увидел смятение нового друга и, держась за рану рукой от боли, шепнул:
— Как звать-то тебя, ханский сын?
— Музрат… — нехотя пробурчал  Игорь.
— Знаешь,  Музрат, не бойся, я раненый, да и поддамся тебе, если нужно будет. Вижу я, что ты человек не своего племени: не злой, юный совсем...
— Зачем?! Зачем ты говоришь такое?! — возмутился Игорь.
— Ничего, со мной Господь, Он мне опора и поддержка, а у тебя, я гляжу, никакой поддержки нет, даже отец отвернулся. Не волнуйся, за то, что ты тогда милость ко мне проявил, Господь поможет тебе мать найти. А если тяжело будет, обращайся к моей матери, княгине Апраксии, вообще, помогай ей, будь за сына, если меня не станет в бою…
Хан смотрел на Игоря и удивлялся: видно было, что юноша очень переживает.
«Уж не догадался ли Музрат, о том, что Владимир — брат его?» — подумал хан и сурово приказал:
— Хватит шептаться! Отвести Владимира в темницу!
Настала ночь, улёгся и ветер, слегка шумели травы, казалось, природа дремала. Спал и хан, пока его слуги везли княгиню Апраксию, и вся свита хана спала. Только Игорь и Владимир не спали, а думали о своей доле каждый на своём месте: Игорь в расписном шёлковом шатре, а Владимир — в темнице.
« У русских Господь добрый, милостивый. Может, я тоже когда-нибудь христианство приму. Добрый человек Владимир, жаль, что так получилось. Хотелось бы мне чем-то помочь ему. Как бы не сложился завтра бой, если жив останусь, поищу его брата Игоря, может, это хоть как-то искупит мою вину…» — размышлял бессонной ночью Игорь.
А Владимир тем временем в темнице пребывал в таком раздумье:
«Эх, матушка, потеряла ты обоих сыновей в Золотой Орде. Если бы она ещё не видела боя завтра, не так это ужасно б было. Господи, помоги Апраксии пережить это! А ведь Музрат, кажется, не худой человек, с отцом ему, мягко говоря, не повезло…».
Владимир вскоре уснул на холодном полу темницы, а Игорь ещё долго ворочался на шёлковом ковре.
И, вот, снова встрепенулись травы, и солнце сходило в тот день, и одновременно шёл дождь. Слякотная погода была на улице и на душе у Игоря, и на душе у Апраксии. Спокоен был только Владимир, он настраивал себя молитвой к встрече с Господом нашим Христом.
Выехали на конях Игорь и Владимир в осоку жёлтую высушенную. Неважно держится в седле Владимир из-за раны, неважно и Игорь из-за бессонной ночи. Со слезами смотрит на это действие княгиня Апраксия, возмущаясь в сердце своём:
«Какая напасть на мою семью, прости, Господи, помоги сыну моему! И, обидно то, что ведь не монгол, а русский юноша меч на моего сына поднимает! Предатель какой-то!».
Горько Апраксии, а дождь только вторит её плачущей душе.
Спешились под дождём ратники, ходят по грязи, присматриваются к друг другу. А дождь только сильнее хлещет…
В плаче души не заметила Апраксия, как к ней Айгуль сквозь плотные ряды монголо-татар пробивалась, обратила внимание княгиня на жену мурзы лишь когда рядом они оказались. Кинулась тут Айгуль Апраксии в ноги со словами:
— Княгиня, сделай же что-нибудь, останови бой! Нельзя им сражаться, братья они! Сама я видела, как привёз муж мой Музрата годовалым ребёнком, а затем проговорился, что отец мальчика — муж твой, князь Егор!
Апраксия выпрямилась, как струна от напряжения, закрыла на мгновение глаза и подумала:
«Как же я раньше не догадалась?! Игорёк-то весь в отца пошёл! Что же делать?!».
А витязи уже оружие достали, Игорь — саблю кривую, Владимир — меч…
— Прекратите! —  закричала Апраксия, выскочила на поле боя и повторила — Игорь, Владимир, прекратите, вы же братья!
Игорь и Владимир переглянулись, бросили на землю оружие и побежали стрелою к Апраксии.
— Как брат?! Мать родная, не хочешь ли сказать, что Музрат и есть наш драгоценный Игорёк, которого мы искали столько лет?! — вопрошал изумлённо Владимир.
— Как брат?! Добрая княгиня, не хочешь ли сказать, что я — не сын хана, и к тем людям, среди которых рос, отношения никакого не имею?! — с ещё большим удивлением спрашивал Игорь
Тяжко втянув свежий воздух с запахом дождя, отвечала княгиня:
— Для вас это удивление, но поверьте, прошу в это! Я могу привести много доказательств! И первое, и самое главное, вы похожи друг на друга и отца вашего: ныне почившего князя Егора. Не верите мне? Спросите у хана Арзамата!
Игорь и Владимир стояли под последними каплями дождя, вглядываясь в друг друга. Слышно было, как падают капли на гладь реки. Тишину прервал Владимир: с блаженной счастливой улыбкой Владимир обратился к Игорю:
— Игорь, братик, Игорёчек, а я уж и не верил, что мы найдём тебя!
Игорь в ответ прослезился, и братья обнялись с матерью, и слёзы счастья полились у всех рекой.
— Музрат… — попытался что-то сказать хан, но Игорь его остановил:
— Я — не Музрат, а Игорь! И хватит мне голову морочить, я возвращаюсь в свою семью, и даже целый полк твоих монголо-татар не может помешать мне в этом!
Хан Арзамат, прежде не знавший ни отказа, ни запрета, считавший свою власть безграничной, вдруг потупил взор в смятении от стыда: он понял, как жестоко обошёлся с Игорем.
— Великий хан, прикажете казнить… — начал речь мурза и запнулся, не зная, назвать Игоря русским или монголо-татарским именем.
— Нет, — приказал хан — Пусть урусский княжич Игорь возвращается в свою семью…
Игорь с братом и матерью мирно ехали в Новгород по трепещущей степи, втягивая свежий воздух и любуясь ласковыми лучами солнца. Вдруг из самой дальней точки горизонта вылились небольшими ручьями все цвета радуги.
— Игорёк, смотри, радуга! Прям, как после всемирного потопа в Библии! — с улыбкой изрёк Владимир.
Игорь зарделся и признался:
— А я не читал Библию, и вообще не знаю русской письменности, знаю только, что для христиан Библия — священная книга. Мне бы хотелось её прочесть…
Владимир и Апраксия ласково засмеялись:
— Ничего, было бы желание, всему научим, родимый! Ты у нас молитвам, и церковным таинствам, и чтению обучишься! Ты ж умный! Весь в отца родного, князя Егора!
Когда же прибыли они в Новгород, то велели служить благодарственные молебны во всех церквях и бить в колокола. Странно было людям смотреть, как младой княжич в монгольских доспехах и восточных сапогах со смирением и благоговением входит в святой православный  храм, старательно повторяя молитвы за старшим братом.
 Но, когда после молитвы отправилась княжеская семья в свои покои, расплели Игорю мелкие монголо-татарские косы и переодели в русскую рубаху с портками, то все сплеснули руками: стал наш Игорь во-первых, красивым, как солнышко, во-вторых на брата с отцом похож.  Княгиня Апраксия даже всплакнула от счастья со словами:
— О, супруг мой, Егор, ты из райских обителей видишь счастье моё и красоту своих сыновей!
Эпилог
— Владимир спустя много лет в монастырь ушёл, а княжить в Новгороде Игорь стал, правил по-христиански Игорь, а Апраксия внуков любила и все силы им отдала… — заканчивал обыкновенно свой рассказ гусляр, а правду ли сказывал старичок, аль приукрасил где, не знаю.