В объятиях смерти. Часть 7

На фото немецкий товарный вагон в 1941-1945 годы.



Воспоминания Можегова Василия Алексеевича.


На работу возили нас на поезде. Одна группа ездила от лагеря к востоку, а вторая группа к западу. Более благоприятные условия для побега были в группе западного направления. Там поезд проходил между небольших гор, а на горе был лес. Поблизости не было видно и населенных пунктов. Как говориться, лучше и желать не надо.

Но как попасть в этот лес? Там поезд не останавливается. Нам остается один выход. Побег совершить на ходу поезда. К этому способствовал и наш вагон, который постоянно прицепляли сзади пассажирского поезда.

Однажды чехи, пригнанные на работу в Германию, принесли нам полотно пилы. С этой пилой мы выпилили одну половицу пола вагона с обоих концов, но срез произвели с таким расчетом, что половицу можно было вынимать, и можно было обратно закладывать на свое место. Устроили своего рода тайный выход на свободу. Об этом тайнике было известно всем нашим товарищам в лагере.

Когда подготовительные работы были закончены, стали готовить группу товарищей к побегу. Особой подготовки уже не требовалось, лишь установили количественный состав и кто персонально (по желанию) должен бежать в первой партии.


Наступил долгожданный день. Это было в августе 1943 года.
Весь день усердно работали. Закончился рабочий день, нас повели на станцию и посадили в наш товарный вагон, закрыли двери, а сами солдаты ушли в пассажирские вагоны. Поезд тронулся. Надо спешить.
 
Быстренько открыли тайный люк и стали ждать назначенного места для приземления. Когда поезд подошел до опушки леса, наши товарищи начали прыгать под вагон. Когда опустился под вагон последний, седьмой по счету, мы, оставшиеся в вагоне, обратно закрыли люк. Замаскировали щели песком, грязью и сами легли на пол, вроде как спать.

На нашей станции два последних вагона отцепили, а поезд ушел дальше.
Когда открыли двери вагонов, мы быстренько выскочили из вагонов и выстроились. Подошли солдаты и стали считать. Сосчитали раз, второй, видят – нет семерых. Как заорут на нас: «Где остальные!?» Мы стоим и молчим.
 
Они стали бить нас прикладами. Дескать, вы должны знать, куда они девались. Мы говорим, что спали и ничего не видели.
Посмотрели они на вагоны и покачали головой. У товарного вагона окошко было открыто. И они подумали, что через это окошко убежали.

На второй день, утром, приходим на станцию, подходим к нашим вагонам, смотрим, а у вагонов окошки обмотаны колючей проволокой. Солдаты стоят у вагонов и ухмыляются, дескать, теперь-то уж не убежите. А мы в душе радуемся, что гитлеровцы не обнаружили нашего тайника.

Лагерная охрана со временем успокоилась. А мы продолжали мирно работать, не давая никакого повода для подозрений, а сами готовились к очередному побегу.


В середине октября 1943 года вторая партия в количестве шести человек, совершила побег. Убежали в том же месте и таким же способом. А оставшиеся в вагоне пол опять закрыли и замаскировали. А решетку из колючей проволоки в окне вагона разорвали железным термосом, в котором привозили нам обед, и сами легли «спать».

Приехали на свою станцию, вышли из вагонов, построились. Солдаты сосчитали нас и опять не досчитались шести человек. Шум, ругань, брань. Посмотрели на окно вагона с колючей проволокой и ахнули. Вся колючая проволока была разорвана. Опять убежали через окно. «А мы спали, ничего не видели, а когда встали и начали выходить из вагона, термос стоял возле окна»,– такой был ответ.

На следующий день утром вагоны стояли на своих местах, но окна вагонов были обрешечены толстыми железными прутьями. И на этот раз не нашли тайный выход. Для нас оставили тайник еще на один побег.

После этого гитлеровское командование лагерями приказало усилить охрану в лагере и на работе. Если до этого на работе нас охраняло 4-5 конвоира, то теперь стали охранять 5-6 конвоиров. И дисциплина стала еще строже. Все время стали держать всех на виду и, по возможности, вместе.


Проходят дни, недели. Бдительность охраны постепенно притупляется. Прошло около месяца. Никаких происшествий нет. Да и беспокоиться им не к чему. Окна вагонов надежно закрыты железной решеткой, и ежедневно проверяется их целостность. А на работе убежать трудно, все на виду.

Мы постоянно вели тщательное наблюдение над конвоирами.
Когда садимся в вагон, высовываем маленький обломок зеркала в окошко вагона и смотрим, следит ли охрана за нами из окон передних пассажирских вагонов. В первое время после побега солдаты постоянно дежурили у окна пассажирского вагона, высовывали головы и смотрели на наш вагон. А потом стали смотреть все реже и реже.

Накануне 20 октября 1943 года нам сообщили работники кухни (работали две немецкие женщины), что «завтра один ваш конвоир уезжает в командировку». Воспользовавшись этим, на этот день и назначили побег. Этот побег должен быть последним из этого вагона. Об этом все наши товарищи знали. Вечером, после работы, когда садились в вагоны, в последний вагон сели только шесть человек, которые должны были убежать, а все остальные сели в предпоследний вагон.

Двери закрыли. Поезд тронулся, и мы сразу за работу.
Открыли тайный выход и стали ждать приближения опушки леса. А сами смотрели и в зеркальце, ведется ли за нами наблюдение. Все нормально.
 
Подъезжаем к месту приземления. На этом месте поезд всегда замедлял ход, а на этот раз поезд шел очень быстро. Прыгать или не прыгать под вагон, думать было некогда. Задержишься на несколько секунд, и поезд выйдет на открытое поле. Решено убегать, прыгай, не задерживай других.

Первым опуститься под вагон пришлось мне. Опускаться под вагон на ходу поезда – удовольствие не из приятных. Сначала соприкоснулись к шпалам носки ног, потом коленки, туловище, лицо, и потом только руки, так как во время опускания руки пришлось держать наверху. В глазах искры полетели, все вокруг потемнело. Но раздумывать и рассматривать, что со мной случилось, было некогда.
 
Встал и побежал вслед за уходящим поездом, как и договаривались. Потом опустился второй, третий, четвертый, пятый. Все встали и бегут за поездом. Опустился и шестой, но он не встал. У него вся голова была разбита. Разбился насмерть.

Поднялись на гору в лес, зашли в глухой кустарник и стали дожидаться ночи.
Мы представляли, как чувствовала себя лагерная охрана, когда в пустом вагоне обнаружили пропиленный пол вагона. Как сложилась дальнейшая судьба оставшихся в лагере товарищей, нам было неизвестно.

Когда стемнело, мы вышли из леса и взяли курс на Чехословакию.
Первые дни (вернее ночи) идти было очень трудно. Все мы ранены, искалечились, когда прыгали под вагон. Но ждать было нечего. Шли и постепенно поправлялись.
Десять ночей шли по Германии. Шли ночами, а днем отсиживались в лесах, кустарниках. За десять дней два раза варили картофель и ели, а остальные восемь дней ничего не ели.

Когда дошли до Чехословацкой границы и перешли ее, нашей радости не было конца. Мы были голодные, пока шли по Германии. Неоткуда было брать пищу. Вся надежда была только на чехов. И наступило это время.

Дождались вечера, и как только стемнело, пошли в село. Подошли к одному дому, постучались в двери. Кто-то вышел из квартиры и спрашивает по-немецки: «Кто там?» Голос женский, особо страшного ничего нет. И один из нас ответил по-немецки: «Откройте!»

Женщина, видимо, перепутала голос с кем-то и открыла дверь. От неожиданности она сильно перепугалась, но мы ее успокоили. Зашли в дом.
Оказывается, из этого села всех чехов выгнали (переселили вглубь Чехословакии), а в их дома поселили немцев. Нам ничего не оставалось сделать, как попросить у нее хлеба. Она принесла по ломтику хлеба, мы поели и пошли дальше. Спросили ее, далеко ли до Чехословакии и как нам туда попасть. Она ответила, что «до Чехословакии час езды», и показала направление.

Разумеется, мы пошли не по дороге, а стороной от дороги.
Через 20-30 минут услышали звуки машин. Сзади нас шел мотоцикл, а навстречу легковая машина. Мы сразу за кусты и притаили дыхание.

Встречные машины остановились напротив нас, в каких-нибудь 20-30 метрах от нас. Слышно было, как один спрашивал другого, «не  видел ли русских?» Другой что-то ответил, трудно было разобрать. Мы поняли, эта женщина сразу же сообщила полиции, и полиция уже расспрашивает о нас. Нам пришлось дальше держаться от дороги и идти без всяких дорого прямо на юг.

Шли до утра. Утром остановились на поле в кустарниках и сидели до вечера. Вечером зашли в село. Село оказалось уже чешским.


Ровно месяц шли по Чехословакии. Там чувствовали себя как дома. К кому ни зайдешь, принимают как своих родных. Не только хорошо кормили, но и переодели в гражданскую одежду, чтобы безопаснее было ходить. Иногда ночью чехи сопровождали нас по несколько километров, чтобы не попасть к фашистам в руки. Чехи в нашей памяти остались как самые лучшие друзья русских.

Долго мы шли все пять человек вместе. Потом убедились, что такой большой группой двигаться очень заметно и решили разделиться на две группы. Мы пошли вместе с Михаилом Бойко.

Из Чехословакии перешли в Польшу.
По территории Польши шли два дня, и на третий день один поляк, лесник, проживающий в лесу на горе, недалеко от села Липовое, нас предал. Направил нас по дороге в село Липовое, [сказав], что там спокойно, нет полиции.
Под утро дошли до села Липовое, а там нас уже ожидала засада. Около десяти полицейских нас окружили и арестовали. Было много полицейских немецких и польских.


Недолго пришлось быть на свободе. 43 дня. Опять плен, опять каторга. Заковали руки цепями и повели до железнодорожной станции. А потом на поезде увезли в город Бильск в тюрьму.

В тюрьме условия были самые отвратительные. Ночью не давали покоя клопы, их было видимо-невидимо. Не баловали и питанием. На день давали 50 граммов хлеба и утром и вечером по стакану горячей воды.
Каждый день гоняли на работу. Несколько дней работали в здании школы, выносили парты из классов на улицу. Здание школы освобождали для военного госпиталя.

Вечером 9 декабря 1943 года вывели нас на тюремный двор, на руки надели наручники (кандалы), посадили на закрытую автомашину и повезли. А куда? Никто не знал. Только по охране можно было догадываться, что везут не на Новогодний бал, а куда-то пострашнее.

Заключенные были на одной машине, а охрана ехала на четырех автомашинах. Впереди нас ехала легковая машина с офицерами и грузовая машина с эсэсовцами. Сзади нас тоже две машины, грузовая и легковая. Какая честь, что удостоены такого внимания.