Воспоминания о Ялте. часть 5

  Воспоминания о Ялте
Часть 5

Обращение Ялты из местечка в уездный город, предрешённое императором Николаем Первым ещё осенью 1837 года, в бытность его на Южном берегу Крыма, нашло себе осуществление только в начале следующего года.
23-го марта 1838 года дан был Сенату указ, в силу которого в южной части Таврической губернии учреждался новый уезд, под названием Ялтинского. В состав его, «сверх собственно, так именуемого Южного берега Крыма», включались также три волости и греческие селения по ту сторону гор.
Указ повелевал учредить в Ялте городское и уездное управление. Об учреждении магистрата, думы и сиротского суда местное начальство должно было войти с особым представлением, когда по местным обстоятельствам, признано будет возможным и нужным. Ведение городскими доходами и расходами возложено было на городскую полицию и двух депутатов, назначенных от местных жителей.
Новому городу дарованы были все права и преимущества, представленные Городовым Положением, а в целях скорейшего заселения его промышленным населением ялтинские купцы и мещане освобождены были на 5 лет: первые от платежа за право торговли, а вторые от взноса в Казну мещанского оклада. На тот же пятилетний срок Ялта освобождалась и от воинского постоя.
Однако все эти льготы мало содействовали дальнейшему росту города, Ялта долгое время оставалась почти всё в тех же размерах – маленьким, незначительным городком, и только с начала шестидесятых годов, когда по совету лейб-медика проф. Сергея Петровича Боткина, Ливадия была избрана местом жительства для императрицы Марии Александровны, супруги императора Александра II, и на Южном берегу подолгу стала гостить царская семья, город начал быстро увеличиваться в своих размерах, облегающие его пустыри в короткое время покрылись роскошными виллами и дачами, и сеть его улиц далеко продвинулась и по склонам холма Дарсана и по берегу моря в сторону Ливадии.

 - «С приездом царской семьи в Ливадию, - рассказывает К.К. Эшлиман, - городок Ялта стал расти и застраиваться со сказочной быстротой.
Около домика Madame Жокмар, в пределах теперешнего Городского суда, выстроил для себя небольшой домик барон Лодэ, ротмистр пограничной стражи. На деньги, занятые в Бессарабском банке, рядом с этим домиком он выстроил потом другой большой, из которого впоследствии перестроен был теперешний курзал Городского сада.
По соседству с бароном Лодэ приобрёл себе участок земли граф Адлерберг, министр императорского двора.

Барон Лодэ старался заниматься устройством сада возле своих домов. Это им посажены и выращены большие деревья в теперешнем Городском саду: веллингтонии и другие.

Граф Адлерберг, владения которого обнимали часть Городского сада, со стороны Набережной, следовал примеру соседа и тоже старательно засаживал свой участок деревьями и кустами.
Как всегда, злые языки не преминули возвести на графа обвинения, что он устраивается за счёт царского имения, и потому за его владением утвердилось ходячее название – «Маленькой Ливадии».
Впоследствии барон Лодэ продал городу сперва одну половину своего владения, сколько помнится, за 40000 рублей, а затем другую за 30000 рублей.

Между тем было время, когда моему отцу весь участок от Полицейского моста до Ливадийского, иначе говоря, всё пространство, занятое теперь Набережной и Виноградной улицами, предлагали купить за 500 рублей. У отца не было тогда этих денег, и сделка не состоялась.
                ***
Барон Лодэ был женат на Елизавете Александровне Ашер. Это была очень милая семья. Старик Александр Васильевич Ашер прибыл на Южный берег вместе с другими переселенцами достопамятной «кореизской» колонии. Он был крещёный еврей.
У баронессы Крюденер служила камеристкой очень хорошая, образованная и дельная девушка, фрейлин Гертруда, фамилии её я, к сожалению, не помню.
Ашер влюбилась в Трудхен, как обычно называла её баронесса, и настойчиво стал добиваться взаимности. Девять лет ухаживал он за ней. Он нравился ей, но девушку смущало его еврейское происхождение. В конце концов, он добился своего: она согласилась выйти за него замуж, и брак этот оказался счастливым.

А.В. Ашер первое время занимался строительными подрядами. Нужно отдать ему справедливость, подрядчик он был очень неважный и всякое неудачное сооружение долгое время, потом, называли «ашеровской постройкой».
Потом он служил в Ялтинском уезде приставом. Скопив небольшие деньги, он купил участок земли за Гурзуфом подле Аю-Дага. Это имение – «Кизильташ», что в переводе на русский язык значит «Красный Камень».

Детям своим Александр Васильевич Ашер дал основательное образование. Все они вышли хорошими людьми и сын его, Сергей Александрович Ашер, впоследствии оставил по себе добрую память, как хозяйливый и земский деятель.
Дочь старика Ашера, Елизавета Александровна, позднее вышедшая замуж за ротмистра барона Лодэ, окончила курс в Одесском институте. Она устроила в Кизильташе нечто вроде учебного пансиона, в котором за плату 300 рублей в год, содержала и обучала детей разным предметам: наукам, музыке и рукоделию.
В то время в Ялте, кроме уездного училища, других учебных заведений не было, и даже в губернском городе Симферополе имелась всего только одна прогимназия. 4
При таких условиях пансион M-lle Ашер явился истинным благодеянием для жителей Южного берега.

Семья Ашер отличалась редким гостеприимством, фрау Ашер к тому же была замечательная хозяйка. Эту способность наследовала от неё одна из дочерей – Татьяна Александровна.
В гостеприимном доме Ашеров собиралось многолюдное общество – вся тогдашняя интеллигенция Южного берега.
Одна из дочерей старика Ашера, Анна Александровна, вышла замуж за Визинга – первого председателя ялтинской управы. Впоследствии его сменил в этой должности его шурин, Сергей Александрович Ашер.

Была ещё одна семья, где я часто бывала в молодых годах – это была семья академика Кеппена.
Одна из его дочерей, Александра Петровна, вышедшая замуж за директора Никитского сада, гр. Келлера. Обладала прекрасным голосом и чудесно пела; другие, Наталья Петровна, отличалась большими познаниями в лингвистике. Она основательно знала несколько языков и, между прочим, санскритский.
Старик Пётр Иванович Кеппен жил с семьёю в своём имении Карабахе, за Аю-Дагом. Он всецело поглощён был научными занятиями.
Фрау Кеппен не раз жаловалась на мужа, за причиняемые беспокойства. У супругов была одна кровать. До самой смерти, ежедневно, какова бы не была погода, старик в 2 часа ночи вставал с постели и отправлялся наружу смотреть показания термометра.
Прямо с воздуха. Холодный, а подчас, и мокрый, он опять укладывался в постель, и при этом, иногда приносил такой холод, что фрау Кеппен принуждена была порядком дрогнуть. Как не билась она, упрямый старик не захотел ради её удобства отказаться от своих метеорологических наблюдений.

Отец мой интересовался П.И. Кеппеном, главным образом, как замечательным знатоком Таврических древностей. В течение длинного ряда лет неутомимо трудился старик академик над разысканием и описанием остатков греческой старины и его книга «Крымский Сборник», по свидетельству археологов, до сего времени не имеет сочинения равного себе по научным достоинствам.

Был ещё один замечательный человек, с которым пришлось столкнуться моему отцу в Крыму. Это был художник Иван Константинович Айвазовский.
В Феодосии, где проживает много караимов, строилась новая кенасса (синагога). Таврический губернатор А.И. Казначеев приехал осмотреть постройку. Проезжая по улицам города, он обратил внимание на превосходно исполненный эскиз лошади, нарисованной на одних воротах.
Губернатор заинтересовался рисунком.
 - «Кто это нарисовал?» - спросил он сопутствующих ему чиновников.
 - «Извините, ваше превосходительство, - ответил один из них, поняв вопрос губернатора, как выражение неудовольствия на беспорядок в городе – всё это балуется один здешний армяшка. Нет никакого сладу с мальчишкой, постоянно пачкает своею мазнёю ворота и заборы».
Губернатор, иначе оценивший эту «мазню», подробно расспросил о мальчике и сказал моему отцу:
 - «Займитесь мальчиком, Эшлиман, я думаю, из него выйдет нечто примечательное».
Отец исполнил просьбу губернатора и, пока жил в Феодосии охотно занимался с ним.
«Пачкуна» определили в 1833 году пансионером в Академию Художеств. Под руководством Филиппа Теннера он стал рисовать морские виды и уже в 1835 году за один из своих этюдов получил первую серебряную медаль…



  …продолжение следует.