Спички
До учёбы в ВУЗе каждое лето я работала в ресторане на пассажирском круизном судне. Я была достаточно взрослой, физически и психологически сильной для этого, но так считали только мои родители. На самом деле эта работа сделала меня совершенно другим человеком. Она начала понемногу превращать моё сердце в хлебную корку, потому что столько боли и обиды за других и за себя я не испытывала никогда. За мной было закреплено пять столиков по восемь человек. Каждому нужно было оказать особое внимание. Люди сменялись раз в четыре дня. У персонала не было выходных. Я была ещё совсем несформировашейся личностью. Несмотря на то, что на теплоходе была мама, я всё равно жила с другими работниками (хотя могла бы и с ней, но она этого не хотела). Мы жили вчетвером. Они все были старше меня на пять-десять лет. И эта работа была для них не подработкой на лето, а профессией, с помощью которой они кормили семью. Они все были проще, чем я. Обсуждали туристов, глядя на них, как на мешок денег: «кто же даст больше чаевых». А я пыталась узнать и полюбить каждого, а зря. Однажды семейная пара прикатила мне в ресторан огромный спелый арбуз вместо типичных «чаевых». Я поблагодарила их и мы разговорились. Да, не скрою, супруги эти показались мне довольно странными: она беременная, а таскает тяжести вместо мужчины, а он лысый, совсем лысый: ни волос, ни ресниц, не бровей. Я ещё долго стояла в ступоре, после их беседы. Тогда я первый раз услышала слово «рак». Она была беременна двойней, а он находился на тяжелой стадии смертельного заболевания. Это был последний их круиз. Через две минуты должен был начаться обед, но на работу я не вышла. Я заперлась в подсобке и плакала. Я получила серьёзный нагоняй от начальства, но мне было наплевать. Для меня были важны эти люди. Эти люди, которых я видела первый и последний раз. Потом я всё чаще и чаще уходила в подсобку: мать, которая кормит своего тридцатилетнего сына с синдромом дауна с ложки, благотворительные чаепития для детей-инвалидов из бедных семей, которые так аккутарно едят сладости, будто видят их в первый раз и ещё много и много людей с разными жизнями и судьбами, со своими историями и страданиями. В итоге, я больше не смогла запираться в подсобке. Я работала с натянутой улыбкой. Нас заставляли улыбаться постоянно. Но как можно улыбаться и быть просто официантом, позабыв своё человеческое. После этого я понимала, что прежней мне не стать. Я резко повзрослела. Но этим всё не закончилась.
Целый год перед одиннадцатым классом, я работала в семье одной женщины, у которой было два ребёнка: один здоровый, а другой с алалией. Это заболевание, при котором ребёнок вроде и смышлёный, но вот говорить не может. И я переживала с ним его первые слова. Ему было пять. И каждый новый звук из уст был подарком судьбы. Мы много времени проводили вместе. Когда я уходила с работы, он уже знал много слов и строил свои несложные предложения. В те времена я стала больше понимать свою маму. В летний сезон она работает на теплоходе, но в зимний трудиться по профессии. Она- логопед. Я никогда не понимала почему она приходит с работы уставшая и у неё совсем нет времени на нас-её детей, а вот с чужими она проводит целые дни. Однажды я зашла к ней в садик и поняла почему. Она работает с особыми детьми. Все они подвержены задержке психического развитие, из-за этого и страдает их речь. Я видела как мама заботливо подходит к каждому, как она бывает счастлива за их успехи, как она беседует с родителям и даёт им рекомендации. Но дома мама грустная, необщительная и усталая.Работа забирает у неё все силы.В моей семье все учителя, даже молодой человек. И я вижу как это тяжело. Как тяжело заботиться о большом количестве детей, уделять всем внимание, всех любить и жалеть. Поэтому педагоги занимают 42% от общего количества профессии, подверженных эмоциональному выгоранию.
Следующим переломным моментом стало, когда я поехала прошлой весной в областной геронтологический центр, чтобы написать статью в газету «Здоровье» о людях с ограниченными возможностями. Тогда я понимала как тяжело санитаркам, врачам и сиделкам. Настолько тяжело, что они иногда забывали элементарно принести лекарство, потому что уставали от своей работы. Они изматывались, истощались от этих бесконечных пробирок, уток, таблеток. И пусть, я писала тогда о совсем другом: о жизни в этом заведении, о том, как там заботятся о людях, я всё равно это видела. Видела на протяжении нескольких часов, а они работают там не один год. 26 % «сгоревших» это - врачи и медицинские работники.
Такую же часть занимают работники внутренних органов и военные. Моя подруга учиться на оперативно-розыскного сотрудника. Каждый день на учёбу им приносят огромные стопки бумаг. Это чистосердечные признания сотрудников. Однажды она дала почитать мне одну их них. Я не смогу процитировать то, что там написано, но это было ужасно: детально рассказаны от лица убийцы мельчайшие подробности насильственной смерти. Это страшно читать, а видеть, я думаю, ещё страшнее. Когда человек сталкивается лицом к лицу со смертью, он не может быть прежним. Он сразу «потухает» и меняется до неузнаваемости.
Остальные профессии занимают всего лишь несколько процентов. Но я не могу сказать о моём жизненном выборе. Я решила стать журналистом. И я понимаю, что прежде всего нужно уметь сострадать, но при это быть эмоционально-устойчивой, иначе профессия просто сожрёт тебя и заставит в ней жить. Однажды на учёбе нам показывали фильм «К 25-летию «Вестей», но я болела и мне пришлось смотреть его дома. Я плакала весь фильм, потому что там показано всё, с чем может столкнуться журналист: военные события, смерти, катастрофы, теракты и многое другое. Как человек может спокойно писать об этом или рассказывать? Да как он вообще может спокойно после этого жить? Когда каждый день кому-то вокруг плохо. Тут даже и говорить не стоит о том, что у человека обязательно случиться нервный срыв. Вроде приходишь домой после работы, а тебя снова дёргают: «там произошло что-то». И ты бросаешь все свои дела и семью, чтобы жить на своей работе, чтобы писать об этом и постепенно делать из себя эмоционального калеку.
Я поняла, что практически любая профессия, связанная с людьми тяжелая и приводит в конечном итоге к синдрому эмоционального выгорания. «Сгорают» и уборщицы, кондукторы, дворники, к которым многие люди испытывают презрение и считают их низшим социальным слоем. «Сгорают» работники торговых залов, которые каждый раз слышат грубые слова и просьбы отвязаться. «Сгорают» учителя, врачи, официанты, психологи, журналисты и многие другие.
Также синдром эмоционального выгорания может случиться из-за давления начальства, низкой зарплаты, большой переутомлемости, неправильного выбора места работы и прочих факторов. Но главной причиной всё же остаются люди, вернее потоки людей.
С этим можно бороться. Как бы это глупо не звучало, нужно уметь расслабляться. Например, отправиться в путешествие или хотя бы в небольшую поездку. Можно найти себе приятное хобби, несвязанное с людьми. Обязательно нужно восстанавливать свои силы: соблюдать режим дня, правильно питаться, регулярно заниматься спортом, полноценно отдыхать в выходные, желательно чаще видеться с родными. При тяжелых состояниях можно обратиться к психологу или пропить курс лекарственных препаратов. В любом случае надо преодолевать это, стремиться уравновесить жизнь и работу, и если никак не получается, сменить свою сферу деятельности.
Мы ведь не спички и нас всё ещё можно зажечь. Если спичка сгорит, то её уже нельзя «чиркнуть» ни об один коробок, а человека можно зажечь другой работой, человека можно спасти.
Свидетельство о публикации №218042401347