моя бабушка Котляр Эстер Мееровна
Бабушка ушла в декабре. 94 года прожила. Четыре года пролежала с переломом шейки бедра, пережила сына и ушла полностью обессилив.
- Что с Фимой?
- Бабушка, твоего Фимы больше нет! Папа умер, там в Израиле...
- Я поняла. Я хочу плакать, а слёз нету!
А через неделю, вдруг, спросила:
- Как там мой Фима?
- Болеет бабуль! Вернуться пока не получается!
Так до последнего дня мы с ней о сыне ее, о папе моем как о живом говорили... И мне так легче было и ей спокойнее.
Она всю жизнь боролась со своим, как она его называла, тревожно-мнительным характером и клаустрофобией, которая появилась после того, как она просидела подвале когда немцы в Ростове забирали и убивали евреев.
- Мы же с Украины. Для нас тогда хуже погромов ничего не было, а тут пришли немцы и всех наших живьем закопали! Кто-то спасся и папе весточку передал, что там никого не осталось... Так что мы сразу поняли, когда они к нам в город вошли, что ничего хорошего ждать не придётся! Тут в Ростове соседи повсюду евреев немцам выдавали, а наши нас в подвале спрятали!
- Страшно было?
- Страшнее не было!
А война закончилась и началась работа! Даже на Целине поработала! На пенсию в СЕМЬДЕСЯТ лет вышла! Детским врачом всю Нахичевань выхаживала! Вскакивала по звонку в два часа ночи и неслась к детям!
- Я всю жизнь за кем-то ухаживала... У Шурика (дед мой Шулим Хаскелевич) после контузии такие припадки случались, что я его даже на работу боялась отпускать! Папа с мамой пластом лежали! А еще работа... а там дети! Как им откажешь...
Стихи любила. Нашел несколько тетрадей исписанных ее нечитаемым докторским почерком... одни стихи! Куча каких-то удостоверений о членстве в каких-то обществах типа «Спасение на водах», «Врачи за дело мира» или «Клуб физкультурников парка им. Островского». Открытки с поздравительными текстами, начинающиеся с «Дорогая Ириночка Михайловновичка...» Значки, которые раньше вместо магнитиков из городов-курортов привозили... Но все это не моя жизнь, а ее... Моя с ней жизнь это всегда обязательный второй завтрак и полдник после сна дневного! Походы каждую субботу в театр! Я весь репертуар театра Горького и ТЮЗа наизусть знал! Ежеминутная готовность излечить от любого заболевания! И вот эта гениальная фраза:
- Марик, из каждой неудачи учись извлекать корень удачи!
С дедом, мужем своим, иногда говорила на идиш!
- Так! Вы о чем это сейчас говорили? - спрашивал я не понимая ни слова из услышанного.
- Это мы тебя хвалили, Марик! Кого же еще!
- А почему не на нашем, не на русском?
- Почему не на нашем? На нашем... на еврейском!
До последнего просила у меня по сто рублей, чтоб врачей из скорой благодарить... Мне уже одна перевязка ее полторы тысячи стоила, а она все равно медсестре в кармашек стольник засовывала и стихи им читала:
- Самый прекрасный на свете наряд... Бела шапочка, белый халат!
В Б-га не верила, но верила в физкултуру и аутотреннинг! Как -то прихожу, а у нее иконки висят над кроватью.
- Тю, ба, мы же евреи... какие иконы?
- А ты не знал? Меня в детстве нянька русская украла, а потом вернула! Так вот я подумала, может она меня чтоб покрестить воровала?
Открыл шкаф... Какие-то кофточки-платочки, простынки-наволочки... брючный костюм... несколько новых «ненадёванных» , как она их называла, курток... А в ящике вязанная шапочка бело-синяя... Однажды, я пришел к ней и она мне с гордостью ее продемонстрировав заявила:
- Вот связала себе! У меня же так голова зудит, чешется иногда, а это уникальная шапочка... мне её тут одна (она всегда когда придумывала, называла своих вымышленных персонажей «тут одна» или «тут один») порекомендовала! Надеваю, и не зудит! Как помру тебе достанется!
Последние дни глаза почти не открывала, только когда медсестра пролежни обрабатывала... В больницы не берут... Про наши хосписы ничего хорошего я не слышал... Наконец-таки, договорился в паллиативном отделении и уложил ее на койку... Вдруг, открыла глаза, меня нашла взглядом и уперлась в мои глаза... молча, но так ясно и так по доброму... попрощалась будто. Той же ночью и ушла. Тихо ушла, во сне. Ни родственников, ни близких, ни друзей... никого не осталось! В одиночестве. Просто утром врач , которая еще вчера принимала ее в отделение, позвонила и сообщила, что бабушка ушла! И все... И я заплакал! Стоял и плакал! Как внук плакал! Как последний кто мог поплакать за нее!
И вот перебираю я весь ее скарб не хитрый и понимаю, что от всей жизни ее только я и остался! А так хочется что-то в память о ней оставить, но такое чтоб не валялось в кладовке и потом уже после моего ухода было выброшено уже моими внуками как «херня какая-то неизвестно чья», а чтоб в доме было... чтоб детям рассказывать, а они своим детям чтоб передали.... Ну вот и взял старое кресло, часы с боем и картину «Незнакомка», что она сама вышивала. Кресло отреставрировал у Армен Саркисян, картину в рамку определил, которую дед когда-то сам для нее мастерил. Осталось только часовщика найти, чтоб часы к жизни вернул и фотографии аккуратно в альбом вклеить....
Свидетельство о публикации №218042401443