О пограничных комиссарах. Часть 8

Временные (и по совместительству) пограничные комиссары


Временные пограничные комиссары назначались для решения частных пограничных задач. Так, для реализации заключенных Тяньцзиньского и Пекинского договоров с Китаем необходимо было провести дополнительное согласование между сторонами. Установленная пограничная линия должна была быть подтверждена топографическими картами приграничных районов, а ведение сухопутной торговли в новых местах требовало уточнения регламента условий торговли. Русские топографические карты участка границы от р. Уссури до моря граф Ингнатьев передал князю Гуну во время подписания Пекинского от 2 ноября 1861 года договора. Однако, поскольку китайская сторона считала необходимым сверить их с местностью, было решено поручить комиссарам сторон выехать в приграничный район и после ознакомления с местностью произвести размен согласованных карт и подписать протокол разграничения.

Русскими погранкомиссарами по уточнению восточного участка границы были назначены военный губернатор Приморской области контр-адмирал П.В. Казакевич и обер-квартирмейстер войск Восточной Сибири полковник К.Ф. Будоговский. Китайскими комиссарами -  начальник вещевого снабжения армии Чунь и военный губернатор Гиринской провинции Цзин.
Первая встреча русских и цинских комиссаров состоялась 6 июня 1861 года, но не в устье реки Уссури, а по предложению китайцев – у озера Ханка. Она длилась три часа, и к концу ее стороны пришли к соглашению о необходимости составления описания границы, согласно которому должна быть проведена недостающая черта на карте. Но когда вопрос об описании границы по озеру Ханка был решен, цинские комиссары вдруг заявили, что не имеют права наносить на карту какие-либо новые линии и знаки.

После жарких и длительных семичасовых споров, после заверений российских комиссаров (в ответ на вопросы китайцев), что поведут границу не по реке Хунчунь, как следовало из китайского текста Пекинского договора, а согласно карте – по водоразделу, цинские комиссары  согласились 11 июня  нанести красной краской недостающую черту на карте. 12 июня на обоих экземплярах «подробной» карты (приложенной к Пекинскому договору) была нанесена недостающая красная граничная черта.
«Окно» было закрыто. Правда, как выяснилось, не надолго. К границе, к картам и злополучной «красной черте» пришлось возвратиться, когда обострились отношения с КНР в период известной «Культурной революции». Таким образом первая встреча комиссаров состоялась 6 июня 1861 года, а последняя, если не ошибаюсь, в 2011 году по установлению раграничительного пограничного столба на островах против г. Хабаровска. Этому  будут предшествовать события на острове Даманском и длительные переговоры в Москве и Пекине.

Красной линии не станет, граница пойдет по главному фарватеру, остров Тарабаров и часть острова Большой Уссурийский, которые я защищал, станут китайскими. При этом, Тарабаров сменит название на Иньлундао. На остров Большой Уссурийский (Хэйсяцзы дао) китайцы сразу начнут строить мост.   Не стало застав Тарабаровская, Проточная и Уссурийская, не стало дороги, по которой я сотни раз бороздил через острова, следуя на пункты встречи с китайцами.
Что касается Западного участка границы с Китаем, то соседняя администрация настойчиво добивалась признание границей линии, проходящей не только через постоянные (чанчжу), но и через подвижные (ишэ) и временные (тяньчэ) китайские пикеты (колунь), которые устанавливались во время эпизодических вторжений цинских войск в казахские и киргизские земли. Колунь, колунь,! Не отсюда ли пошло русское название часового на границе «колун»?

У Грум-Гржимайло по указанной выше границе сказано:  "К концу XVIII столетия северной границей казачьих (киргиз-казацких) земель были форпостные линии:      
-Оренбургская - образована была в 1735 году. Начинаясь у Каспийского моря, она шла вверх по р. Уралу до его истоков, сворачивала здесь на восток и, следуя далее долиной р. Уй, заканчивалась Елабужским форпостом на р. Тоболе.
-Ишимская или Горькая (постройка ее относится к 1752 году) проходила через Петропавловск от Тобола до Омска.....
 Русские владения сходились с китайскими, также оберегавшимися военными кордонами. Первый китайский пост находился здесь на южном склоне Калбинского хребта близь р. Каинды, следующий - у восточного конца оз. Булак-куля, системы Кулуджика, третий - в уроч. Котон-карагай и последний перед оз. Зайсан - на р. Буконь, после чего огибал озеро Зайсан, переходил на речку Чорга (Джетты-арал), с нее на вершину р. Уласты и по перевалу Хабар-асу пересекал Тарбагатайский хребет, опустившись к китайскому посту Вэй-тан-цзы.

О местоположении этого поста имеются три различные указания: Переводчик Путимцев ("Дневные записки переводчика Путимцева..")  пишет, что "Вэи-тан-цзы" лежал в 23 верстах к западу от Чугучака, что побудило изыскателя Обручева поместить его на р. Кара-бота, в 8 верстах к юго-западу от русского села Бахты.  В ст. 11 Чугучакского договора читаем: "...следуя по пикетной дороге, вести границу по пикетам... Кара-булак, Бакту, Вэй-тан-цзы (по русски - Кок-тума), Мачиту" и т. д.; что указывает,  что он лежал на нынешней государственной границе и, таким образом, не мог находиться в 23-х верстах к западу от Чугучака.}, он находился далее на южную оконечность озера Ала-кулъ. В этих краях, начиная с озера Зайсан.
И. Ф. Бабков в труде "Воспоминания о моей службе в Западной Сибири", писал: «Эта китайская пограничная линия не представляла чего-либо твердо закрепленного, на что указывает одновременное существование двух пикетных линий: так называемой линии постоянных караулов (чан-чжу-карунь) и внешних (цзянь-цзэ), которые установлены были, если верно передав, со слов китайских комиссаров указание, уже во времена императора Цянь-луня, дозволившего казакам пользоваться территорией между ними, откуда, охватывая кочевья казаков племени дулат (при мне в Маканчинском пограничном отряде имелась застава Дулаты), перебрасывался на р. Чу. Засим, дальнейшее направление китайской границы нам неизвестно".

На разграничение, китайские уполномоченные прибыли в июне 1861 года, о чем сообщили генерал-губернатору Западной Сибири А.И. Дюгамелю. Официальные переговоры комиссаров сторон открылись в Чугучаке 17 июля 1862 года. С русской стороны присутствовали обер-квартирмейстер корпусного штаба в Омске полковник И.Ф. Бабков, астроном (топограф) капитан А.Ф. Голубев и секретарь - чиновник Азиатского департамента К.В. Струве. Позднее по ходатайству Бабкова комиссаром был назначен генеральный консул в Кульдже И.И. Захаров. На первом заседании в Чугучаке присутствовал известный позднее китаевед К.А. Скачков.
С китайской стороны участвовали: губернатор и военный начальник (цзяньцзюнь) Улясутайского округа Мин И, хэбэй Тарбагатайского округа Мин Сюй и их помощник Хабцисян (на официальном заседании также присутствовал бригадный комиссар Болгосу).
После длительных переговоров и согласований 25 сентября 1864 года в Чугучаке представителями сторон были подписаны протокол, названный Чугучакским и карты намеченной границы. Затем был произведен размен этими документами на русском и маньчжурском языках. Постановку пограничных знаков предполагалось начать через 240 дней после размена текстами Протокола.
По личной инициативе Ивана Бабкова в 1867 г. был создан Зайсанский пост, впоследствии сыгравший исключительно важную роль в организации военно-научного изучения глубинных районов Центральной Азии. За составление рельефной карты Семиречья и Заилийского края И. Бабков был награжден бриллиантовым перстнем с вензельным изображением высочайшего имени. За труды по пограничному размежеванию генерал получил пожизненную пенсию 1000 рублей в год.

Примером частных пограничных комиссарских поручений может служить участие, по «высочайшему полномочию», генерала А. Фриде и генерала от инфантерии Ивана Бабкова  (помощника начальника штаба Западно-Сибирского военного округа) в проведении граничной линии с Китаем по Петербургскому договору 1881 года. История договора такова. В мае 1871 г.  военный губернатор Семипалатинской области генерал.А.Колпаковский приказал войскам занять Илийский край, где имели место волнения. Цинские власти сразу потребовали передать (вернуть) его под управление своей администрации. В силу того, что войск у местных властей не было, край "до решительного изменения ситуации" остался под русской оккупацией.
Особым совещанием 4 марта 1878 г. было решено возвратить Или китайцам с условием что будут удовлетворены пограничные и коммерческие интересы России. В конце 1878 г. на переговоры в Петербург прибыл представитель Китая Чун-хоу и был принят царем. Переговоры начались весной 1879 г.

 С русской стороны их вели А.Г.Жомини и посланник в Пекине Е.К.Бюцов. Документы соглашения подписывались в Ливадии. Договор был чрезвычайно выгоден для России в период, когда после Берлинского конгресса 1878 г. против нашей страны сложилась внушительная коалиция держав.
В Китае против договора вспыхнула ожесточенная кампания.  Чун-хоу был лишен всех постов и даже приговорен к смертной казни. Цинское правительство отказалось ратифицировать Ливадийский договор, и уполномочило своего посланника в Лондоне и Париже Цзи-цзэ отправиться в Петербург и возобновить там переговоры об урегулировании Илийского кризиса.
Переговоры закончились подписанием 12 февраля 1881 г. Петербургского договора, который определял описание граничной линии в Илийском крае. Русским комиссаром, которому надлежало, согласно "высочайшему полномочию", провести граничную линию от Нарынгола к востоку, был назначен, как уже упоминалось, генерал А.Фриде, китайским - амбань Чан. Оба комиссара сравнительно быстро и без особых конфликтов выполнили это поручение. 16 октября 1882 г. ими был подписан первый протокол - "Об установлении границы между Россией и Китаем от ущелья Нарин-Халга в горах Тянь-Шаня до перевала Кара-Дабан в хребте Алатау". Демаркация следующего участка границы от Кара-Дабана до перевала Хабар-асу в Тарбагатайском хребте будет завершена в 1883 году. Участок границы от Хабар-асу до Алтая определялся отдельным протоколом от 31 июля 1883 г., который подпишут: с русской стороны И.Ф.Бабков и М.Певцов, а с цинской - Илйский хэбэй-амбань Шэн Тай и амбань Эркенкгэ.


Памир. Китай и Афганистан



Что касается  дальнейшего разграничения границы с Китаем "от Нарына до северо-западного предела принадлежащей Китаю Кашгарской области". Этим вопросом занимался русский комиссар генерал В.Ю.Мединский, помощник военного губернатора Ферганской области. В основу границы была положена линия согласованная нашим представителем капитаном Куропаткиным (будущим Военным министром) с Кашгарским правителем Якуб-беком и разработанная генералом Абрамовым, который одно время выставлял в Иркештаме отряд для охраны границы. Мединский работал совместно с амбанем Ша. Конечный пограничный знак был поставлен на перевале Бедель. 25 ноября 1882 г. протокол "описания государственной границы между Россией и Китаем на участке от верховьев реки Нарын-гол до перевала Бедель" был подписан, но многие вопросы по границе остались.

С 1992 года мне, в качестве заместителя погранпредставителя на Памиро-Тяньшанском (Киргизском) участке, пришлось отстаивать российские (киргизские) интересы. Особенностью участка являлись: большая протяженность и наличие оспариваемых китайцами участков №№ 13, 14, 15, 16 и 17. Участок комиссарской (представительской) ответственности начинался от пика Повало-Швейского и заканчивался пиком Победы и охранялся четырьмя пограничными отрядами (Пржевальский, Нарынский, Ошский и Мургабский).
Кто такой Повало-Швейский, к стыду своему, я тогда не знал. Такая фамилия попадалась мне в ходе знакомства с юнкерами по роте будущего атамана Петра Краснова в Павловском училище в 1887 году. Позднее, в результате поисков выяснилось: Повало-Швейский, российский комиссар, генерал-лейтенант отстаивал интересы страны на Памирские земли. Вел дебаты, как с англичанами, так и с китайцами. В ходе переговоров российская сторона опиралась на "исторические права" Коканда и Бухары на Памиры к западу от Сарыкольского хребта,  а также на географические особенности территории, на которой проводилось размежевание.
Весьма обрадовался встрече с Повало-Швейским в книге Свена Хедена «В сердце Азии». Дополнительно выяснилось, что в 1895 году он был губернатором Ферганы и располагался в ее главном городе Маргелане. Именно из Маргелана в 1891 году полковник Ионов с командой казаков пошел осваивать Памир до Индукуша, около перевала Барочил имел стычку с афганцами, основал на Мургабе форт Ша-джан, а потом Памирский пост (лето 1893 года). Был с Ионовым и капитан Ванновский, будущий заместитель Военного министра.
 
В 1895 году Повало-Швейский, будучи пограничным комиссаром, возглавлял нашу комиссию на пограничных переговорах с англичанами по Памиру. Переговоры проходили в Мехман-джалы, обсуждали прохождение пограничной линии от «озера Виктория до китайской границы». Наш комиссар, как пишет автор, располагался в киргизской юрте, английский генерал Джерард в индийской палатке. Лагерь находился на левом берегу реки Ак-Су. Кого там только не было: афганцы, ваханцы, караванные проводники и прочие.
Не стану перечислять кто в ходил в английскую делегацию, а в российскую: в качестве главных помощников генерал Панафидин, бывший русский консул в Багдаде п-к Галкан, полковник Залесский (астроном), капитан Скерский (комендант Памирского поста, сменивший Зайцева), доктор Вельман и 4 офицера. На переговорах присутствовала дружественная обстановка, хотя шла серьезная борьба за государственные интересы двух государств: русские двигали границу на юг, а англичане — на север.

Переговоры сопровождались многочисленными приемами, банкетами, вечерами в честь гостей с европейскими винами и ликерами. Проводились различные состязания — зрелища (тамаша) в том числе с целью проверки силы, ловкости, меткости и выездки. Все это проводилось под музыку оркестра. В этих мероприятиях принимал участие и афганский комиссар Гулам-Махмуд-хан. Повало-Швейский рассказывал анекдоты времен турецкой войны, а генерал Джерад случаи охоты на тигров. Как выяснилось, он их убил 216 штук. Комиссии проработали вместе три месяца. Переговоры закончились прощальными обедами. Русский прошел 4 сентября 1895 года, а 13 сентября англичане ушли через перевал Даркот в Кашмир.
В одном из писем Генеральный консул в Кашгаре Петровский отмечал: "Я должен был донести М(инистерст)ву и написать Вревскому, что относительно границ Памира существует пограничный протокол (1882 г.) двух полномочных комиссаров, в котором границы эти ясно указаны, что такое разграничение можно находить невыгодным для интересов России и даже ошибочным, но обсуждать дело следует на почве дипломатической, а не путем насилий и безобразий.

 В протоколе этом (3 п.) наш пограничный комиссар, генерал Мединский, додумался до такой мысли, что проводя границу между двумя государствами, недостаточно указать одну пограничную линию, а нужно две; а потому и поместил в протоколе буквально нижеследующее: от пункта Иркештам граница идет на перевал Уз-Бель, Кызил-Джиек тож (у озера Большого Каракуля, т. е. почти при начале Памиров), где границы России и Китая оканчиваются, ибо граница Китая идет на юг, а России на юго-запад. Этим выражением он сразу отделил, в неизвестно чьи руки, огромный треугольник, включающий в себя почти все Памиры.
Китайцы 8 лет спустя этот треугольник заняли, поставили там своих беков и, посредством них, управляли населением до приезда Ионова. После ухода нашего отряда они вновь стали им управлять; пограничные столбы Ионова сняли, переименованных в русские волостные управители беков сменили и арестовали, и действия нашего отряда".

В августе 1903 г. Петровский, завершив службу в качестве Генерального консула  в Кашгаре, обосновался с семьей в Ташкенте. На его место предполагалось назначить Б. Л. Громбчевского, но тот отказался и консулом был назначен С. А. Колоколов.  Генерал-майор Громбчевский Бронислав Людвигович (1855—1926), ранее исследователь Памира, Северно-Западного Тибета и Кашгарии, пограничный комиссар в Амурской области, представитель в Квантунской области и в Мукдене, в это время принял должность астраханского губернатора  (1903—1905 гг). Громбчевский побывал впервые в Кашгарии в августе-ноябре 1885 г. Он занимался съемкой местности и сбором сведений военного характера.
Консул Петровский отзывался о Громбчевском не очень лестно. Он писал: " Разница между Громбчевским и Виткевичем большая. Кстати о первом. Я всегда и теперь считаю и считал его просто проходимцем. Интересов выше своей карьеры для него не существует. Все его путешествия были только для карьеры служебной и для отличий. Все, что он делал, все приносилось в жертву личным целям. Так поступил он и в деле памирском: вместо того, чтобы обработать свой дневник и описать Канджут, хан которого давал ему полное на то позволение (теперь такое описание сделают англичане), он выпросил у Семенова новую экспедицию, гонялся без нужды за Певцовым, а по возвращении в Петербург опять забыл об отчете, и, после чтения о "претерпенных" страданиях, начал политиканствовать (чтение в Военной академии), подделываясь к тону Военного министерства и стараясь сочинить для себя (это он прямо-таки и писал нам) уже военную экспедицию. Заручившись согласием в Петербурге, он интриговал в Ташкенте, — и экспедиция на Памир  состоялась.

Территориальное споры  на Памире возникли  в новом веке уже между СССР и Китаем. Причина сложностей состояла в том, что спорные территории находились на востоке Таджикистана в Горном Бадахшане высоко в горах и занимали около 20 % всей территории этой республики. На первом этапе переговоров уже Китая и Таджикистана стороны достигли соглашения по отдельным, сравнительно небольшим спорным участкам границы. В результате было подготовлено и в Пекине в августе 1999 г. Цзян Цзэминь и Рахмонов подписали соглашение о китайско-таджикистанской границе. Была достигнута договоренность о прохождении границы на перевале Каразак и по реке Маркансу. Однако соглашение оставляло не урегулированным наиболее сложный и протяженный памирский участок границы к югу от перевала Уз-Бель. КНР и Таджикистан договорились до достижения окончательного решения по этому участку соблюдать то положение и те условия, которые были определены обменом нотами по вопросу о пограничном размежевании на Памире между Россией и Китаем в 1894 г.

Еще сложнее обстояло дело по границе с китайцами на Саянском хребте. По утверждению Грум-Гржимайло ("Западная Монголия и Урянхай"), "еще в 1726 году учреждена была в Сибири постоянная комиссия для развода спорных меж. Ее работы до нас не дошли, но едва-ли можно сомневаться в том, что они послужили материалом для составленной в 1727 году под непосредственным наблюдением графа Рагузинского карты пограничной с Китаем полосы Сибири. В одной из пометок коллегии иностранных дел на докладной записке графа Рагузинского говорится "понеже уже давно указы в Сибирь отправлены для учинения ландкарты, того ради может быть, что оная к приезду его, действительного статского советника к границам, уже и готова будет". Хотя предположения коллегии и не оправдались в полной мере, так как Рагузинскому пришлось послать две новые партии геодезистов для восполнения пробелов, все-же он застал картографические работы настолько подвинувшимися вперед, что ко дню открытия занятий конференции карта оказалась законченной, включая и местности, которые должны были служить об'ектом соглашения, и в их числе столь важную в обсуждаемом ныне вопросе долину Уды.
 
   Несомненно, что уже на (пограничной) конференции решено было вести границу по водоразделам, и эта  обязанность возлагалась на комиссара Колычева. Колычев был не ножичек в деле разграничения, так как ранее он вел разграничение с Польшей и Турцией. Оставалось лишь соблюсти, чтобы пограничные знаки были действительно там поставлены. Он это и выполнил, причем в сторону России отошли земли, которые составляли до того времени угодья монгольских данников, и только в этом смысле следует толковать замечание дипломата Бантыш-Каменского, что комиссару Колычеву удалось достичь результатов, каких не мог достигнуть граф Рагузинский на 48 конференциях, приобретая для России 250 новых ясачных соболиных данников и такие земли, "о которых ни в Буринском договоре, ниже в данной ему инструкции предписано не было...».
  « Переходя засим к вопросу о том. как справился Колычев с возложенной на него задачей по установке пограничных знаков от Кяхты до Шабин-дабага, можно лишь с уверенностью сказать, что лично он не объехал границы на всем указанном протяжении. Вероятно, на нем лежала лишь обязанность сделать сводку трудов своих помощников, которые к моменту подписания обеими сторонами Буринского договора находились уже на порученных им участках границы.

Таких партий (помощников) было несколько (шесть), и приказы отдавались по мере поступления от них донесений об окончании работ по установке знаков, что это дало Колычеву возможность уже 27 октября 1727 года обменяться записями с китайскими уполномоченными. Что наша государственная граница проводилась Колычевым по гребню магистрального Саяна (хребта Ергик-Таргак-тайга), это подтверждает и предание верхне-окинских сойотов, предки которых принимали участие в работах по сооружению пограничных знаков, почему и получили название абошинов, от слова"обо", что значит "горка камней.
Русско-китайская разграничительная комиссия, проработав от Кяхты до Косогола, вернулась обратно в Кяхту и здесь обменялась записями, предоставив незаконченную на две трети работу довершить своим преемникам". С этого момента начались расхождения в определении границы: русские повели расстановку знаков по Саяну, а китайцы - по Танну-ола. Как утверждает Грум-Гржимайло, "оснований обвинять Колычева в этих расхождениях у нас нет". Почему она произошла, дискуссии не заканчиваются до сих пор.

27 октября 1727 года была закончена установка пограничных знаков от Кяхты до Шабин-дабаг. С тех пор "Пограничная власть и стража, охранявшая границу, существовала почти без всякого изменения до времен Селенгинского коменданта и бригадира Варфоломея Валентиновича Якоби, определенного на границу в 1741 году. Якобию была вручена пограничная власть, бывшая до его времени у Иркутского вице-губернатора".
«Но уже 9 марта 1759 г. сибирский губернатор Соймонов доносил Правительствующему Сенату следующее: "Не меньше жъ того опасности подверженными состоят некоторые места, имеющиеся от Сибирских линий: от восточного края Кузнецкой до западного Иркутской линии на расстоянии 360 верст, где никаких караулов не имеются; чему всему для наиглавнейшего усмотрения всепокорнейше подношу при сем карту. А хотя по справке в Губернской канцелярии и оказалось, что в прошлых годах, по определению бывшего губернатора генерал.-майора Сухарева, определен туда пограничным досмотрщиком дворянин Мельников для содержания и охранения тех мест, однако же с недовольным числом людей, а именно: велено ему иметь в своей команде только кузнецких пять, да красноярских пять казаков, итого десять, да из находящихся там иноверческих ясачных родов брать по 30 человек. Какие же при разграничении послом графом Рагузинским в том пустом месте учреждения были, такого известия еще не отыскано"...

   И, по-видимому, Соймоновым отыскано не было. Миновала опасность китайского вторжения, оставлена была и забота о "пустом месте" на государственной границе вверенной  управлению его области».
     Как далее развивались события при освоении русскими Саянского края? Известно, что колонисты стали проникать за хребет, стали возникать конфликты с соседствующими монголами и урянхами. «Во исполнение постановления особого совещания иркутским генерал-губернатором Анучиным образована была комиссия для определения предельной пограничной черты. Основываясь на сведениях, представленных Ясенским о пограничной местности, означенная комиссия таковою предельной чертою признала линию, соединяющую вершины сопок, наиболее выдающихся к югу между каждыми двумя пограничными знаками, причем вершины речек Ортат-кема, Кули-кема и друг., но которым были сделаны заявки, оказались находящимися в пределах России. Вместе с тем, однако, она не нашла возможным предуказать для каждого отдельного случая, как далеко от вершин речек вниз по их течению могли-бы допускаться отводы, оставя разрешение таких вопросов усмотрению местных агентов правительства, с той, впрочем, оговоркой, что в ограждение интересов казны от возможных претензий золотопромышленников в случаях, если-бы прииски оказались впоследствии на китайской территории и явилась бы необходимость прекратить их разработку, с них надлежало бы перед отводом площадей брать подписку о непредъявлении исков к казне об убытках и соответственных случаях.
 
   Это заключение комиссии создало полную неопределенность в вопросе об отводе площадей, в виду чего генерал Анучин командировал на Саянское нагорье чиновника особых поручений Осташкина для освещения этого вопроса и выяснения данных относительно действительного направления граничной линии, которая одна только и должна была служить основой для отвода площадей.
   Осташкин исполнил это поручение и посетил все пограничные знаки от 18 до 24. Согласно Буринскому договору эти знаки были поставлены:
    Он нашел, что они находятся на тех именно местах, где указывались ландкартой 1728 года, что при знаках оказались каменные плиты с надписью на каждой - "граница отсюда" и что об их существовании знали золотопромышленники, когда подавали свою записку министру иностранных дел о неопределенности границ и просили министра государственных имуществ разъяснить им вопрос о пограничной полосе, сознательно тем вводя правительство в заблуждение.

   Совсем к другому заключению пришел горный инженер Боголюбский. Осмотрев знаки 24, 23 и 22 и не отвергая подлинности первых двух, он нашел 22 знак на вершине р. Оджи, а не там, где нашел его Осташкин - на хребте Хонин-дабага. По мнению Боголюбского самая карта 1727 года и поставленные, согласно ей, знаки 20, 21 и 22 неверны, потому что составлялась эта карта не при самом проводе границы комиссаром Колычевым, а спустя 3 4 года геодезистами которые не были на месте истинных знаков или по невозможности их достигнуть или по неимению проводников. Поэтому Боголюбский полагал, что границу России с Китаем следует считать не по тем урочищам, которые поименованы в трактате 1727 года и названия кторых сохранились до нашего времени, а по вероятному пути следования разграничительной комиссии - мимо оз. Косогола и правым берегом Енисея через Доро-кем, Ий-сук, Хамсару, Си-стыг-кем, Ут, Оджу, Туран, Уюк и далее до Кемчика.

   Из того же доклада Боголюбского усматривается, что подлинность найденных Осташкиным знаков 20, 21 и 22 им заподазривается на том основании, что в семидесятых годах XVIII столетия пограничный комиссар  Пестерев тщетно искал их в течение десяти лет и засим наугад заменил их крестами на кучах камней, каковые знаки и могли быть впоследствии ошибочно приняты за пограничные; казаки же, обязанные наблюдать за исправным состоянием границы, поддерживали эти знаки, выдавая их за пограничные с своекорыстною целью не пускать за их линию зверопромышленников. Странной также кажется Боголюбскому неравномерность расстояний между пограничными знаками, принятыми за таковые Осташкиным, ибо тогда как между 20 и 21 расстояние 19 верст, между 21 и 22 - 18 верст, расстояние между 19 и 20 составляет 380 верст, почему Боголюбский и полагает, что знаки 20 и 21 следует искать не в верховьях Уса, а по той тропе, по которой, как он думает, следовали пограничные комиссары, а именно, к востоку от р. Систыг-кема где-нибудь близь р. Тенгиса, Доро-кема или Ий-сука, причем он допускает, что проводники комиссаров намеренно  смешали Ий-сук с Усом рекой.
 
   Как ни шатки данные, приведенные Боголюбским в защиту своей гипотезы, все же они колебали выводы Осташкина. Тем не менее, ген. Анучин принял последние, что видно из его телеграммы министру государственных имуществ от 21 ноября 1883 года: "Результаты командировки в верховья Енисея самые неудовлетворительные для заявителей, так как все граничные знаки найдены и были известны заявителям, по видимому, желавшим ввести власти в заблуждение".  Как выше было замечено, Боголюбский свой вывод о направлении государственной границы построил, главным образом, на том соображении, что положение пограничного столба на реке Ус не соответствует договорному описанию.
   Министерство иностранных дел вновь поставило вопрос о точном определении границы открытым впредь до разрешения следующих двух моментов: 1) где были поставлены разграничительной комиссией пограничные знаки и 2) какую линию - водораздельную прямую или иную следует принимать за пограничную между каждыми двумя знаками. Для освещения этих вопросов в 1892 году была послана в Усинский край под начальством Перетолчина новая экспедиция; в ожидании же результатов последней иркутскому генерал-губернатору графу Игнатьеву, сменившему генерала Анучина, было разъяснено, что все сделанные по верховьям правых притоков Енисея отводы и заявки могут быть утверждены при условии, если они удовлетворяют требованиям закона и не выходят за предельную черту, фактически уже занятую золотопромышленниками.

   Экспедиция Перетолчина начала свои работы от знака 28 и кончила у 20. При этом произведена была глазомерная с'емка всего пути. Пограничный знак 23 был найден на левом берегу Енисея в том виде, как он описан у производившего в 1888 году осмотр знаков Осташкина; подлинность его несомненна. Знаки же 22. 21 и 20, указанные Осташкиным, состоят из невысоких куч земли, вблизи которых, несмотря на самые тщательные поиски, экспедиция не нашла никаких признаков китайских знаков, хотя из разменного письма 1727 года видно, что на каждом отмеченном пункте границы ставились два знака: русский и китайский. Очевидно, знаки, найденные Осташкиным, позднейшего происхождения, как и указывает на это Боголюбский, предполагавший, что знаки эти поставлены были Пестеревым после тщетных его поисков настоящих знаков. 22-й знак экспедиция нашла в верховьях р. Оджи на том месте, которое было указано Боголюбским. Он представлял кучу камней высотой около 2 1/2 аршин. В некотором расстоянии от него высился другой такой же знак, китайский, с сохранившимися на нем тремя деревянными дощечками с надписями на монгольском языке о времени осмотра его местными властями. Засим, вследствие позднего времени экспедиция вынуждена была прекратить дальнейшее исследование пограничной черты, и вопрос о точном определении границы, таким образом, вновь не получил разрешения.

   В виду сего в 1897 году была отправлена в Саяны еще одна экспедиция под начальством корпуса топографов полковника Баранова, которая произвела очень подробное обследование пограничного района и нашла несомненно подлинный 20 знак, но за поздним временем поиски 21-го знака должна была прекратить.
   Для пополнения этого пробела в 1899 году был командирован усинский пограничный начальник Александрович; но поездки его как в означенном, так и в следующем году, оказались безрезультатными.
  Командировкой Александровича заканчиваются попытки правительства восстановить правильное начертание государственной границы; но хотя направление граничной линии за отсутствием точных сведений о местонахождении 21 знака до сих пор строго и не определено, тем не менее, общее ее направление все-же вполне выяснено. Причем, оказалось, что граница проходит по тем урочищам и хребтам, которые поименованы Буринским и Кяхтинским договорами.
   Как говорилось выше, наряду с устремлением золотопромышленников к захвату южных склонов Саянских гор, туда же с конца семидесятых годов стали направляться и русские люди, искавшие на Улу-кеме прочной оседлости. Но если в вопросе о русской золотопромышленности в Засаянском крае правительство вынуждено было прибегать к компромиссным решениям, то еще труднее давалось ему решение вопросов, вызывавшихся "самовольным" заселением русскими крестьянами урянхайских земель. И действительно, в этом отношении мы не видим у него определенной политики, ибо оно то возвращало обратно в Россию целые партии переселенцев, то как-бы закрывало глаза на неудержимое движение их за Саяны.

Стремясь придти к какому-нибудь определенному решению по этому вопросу, иркутский генерал-губернатор в декабре 1899 года представил его на разрешение министра внутренних дел, причем высказал, что если правительством поселения русских в Засаянском крае признаны будут желательными, то для сего надлежало-бы войти с китайским правительством в соглашение, так как, согласно трактатам, в пределах Китайской империи русские могут селиться и строиться лишь в тех городах, где имеются консульства; не урегулированное же дипломатическим путем самовольное водворение русских в пределы Урянхая может вызвать повторение явлений, имевших место в семидесятых годах, когда многие русские торговые заведения были разграблены и сожжены, и было убито несколько человек русскоподданных.

   Министр внутренних дел, не решая возбужденного вопроса в окончательной форме, высказал, однако, в письме от 30 января 1900 года на имя генерал-губернатора Горемыкина, что "в отношениях с азиатскими государствами не вполне применимы общие начала международного права", в виду чего он и полагал-бы не возвращать из Урянхайского края русских поселенцев, в будущем же обязывать Усинского пограничного начальника выдавать установленные билеты на право пребывания в Урянхайской земле {Ibid.}.
   На таких условиях до 1912 года жили в Засаянском крае все русские скотопромышленники, торговцы и крестьяне, успевшие к этому году образовать там многие поселения и даже деревни: Туран и Уюк с населением свыше 400 душ обоего пола в каждой, Джакуль -- 200 душ.
 В начале 20-го века, когда активно пересматривалась граница с Урянхаем, генерал В.Л. Попов в пользу этого приводил следующие доводы:
Граница по Саянскому хребту русским комиссаром Колычевым фактически не проводилась, иначе одним из сотрудников Рагузинского топографом Скобельциным в 1730 году не была-бы составлена карта, в которой Урянхайская земля входила в Россию. . 
 
 
Путилов


Еще одним «временным» пограничным комиссаром, уже на Забайкальском участке, был генерал Путилов. Граница в Забайкалье долгое время не вызывала никаких споров у России и Китая  вплоть до начала XX века,  когда  монгольские караулы  на   границе   были   заменены   китайской   пограничной   стражей. Вот тогда правительство  Китая возбудило  перед  Россией  вопрос  о  редемаркации  граничной линии, на протяжении от горы Тарбагандаху до  Аргуни.  Русский  посланник  в Пекине И.Я. Коростовец в своем  донесении  министру  иностранных  дел  от  7 февраля 1909 г. предложил  послать  комиссию  для   детального   обследования спорного участка границы. Одновременно с  этим  в  апреле  1909  г.  Цинское Вайубу  (Министерство  иностранных  дел)  обратилось  к  русским  властям  с просьбой  совместную пограничную комиссию.

В начале  мая  для  исследования  вопроса Иркутским  генерал-губернатором был командирован подполковник генерального штаба  Н.А.  Жданов. В качестве помощника к нему был  прикомандирован находившийся в Хайларе чиновник Министерства иностранных дел Усатый.  К концу 1909 года комиссия подполковника Жданова закончила  предварительное изучение местности в районе границы.  Сличение  русских  и  китайских  карт  и  исследования  на  месте показали, что существовавшая граница не согласовалась ни с  делимитацией  ее по Буринскому трактату, ни с местоположением пограничных  знаков-маяков.
  На русских картах вся эта местность, то есть долина Мутной Протоки  (или  так называемая Куладжа), хотя и была показана принадлежащей Китаю,  однако,  как показывали  предварительные  исследования,  она  должна  была   принадлежать России. За обладание этой местностью и  шли  споры  между  казаками  поселка Абагайту и китайцами. Русская сторона на том же  основании  утверждала,  что станция Маньчжурия и поселок того же  названия  находятся  не  на  китайской территории, как было принято считать и как  значилось  на  всех  официальных картах, а на русской.

 Второй оспариваемый участок границы проходил вдоль течения р.  Аргуни  до Усть-Стрелки.  Поскольку   долина   Аргуни   представляет   собой   песчаную низменность,  ежегодно  затопляемую   разливами,   постепенно   подмывающими берега, то при этом гораздо большему разрушению  подвергался  более  пологий русский  берег.  Отклоняясь  вследствие  этого  от  старого  русла  в  левую сторону, Аргунь постоянно образовывала многочисленные  мели,  превращавшиеся с течением времени в острова. Так  образовались  острова  Кручина,  Степной, Капцегайтуевский (Менкесели) и другие,  лежащие  на  Аргуни  до  слияния  ее  с Шилкой.
  На станции Маньчжурия состоялось первое  заседание  русско-китайской разграничительной комиссии. Стороны согласились руководствоваться  в  работе монгольским текстом договора  1727  года,  монгольский  же  язык  был  признан основным в работе комиссии.

 Китайские  министры  сделали  русскому посланнику в  Пекине  И.Я.  Коростовцу  предложение  после  окончания  работ смешанной комиссии назначить с обеих сторон двух комиссаров в  высшем  чине, снабдив их более широкими полномочиями.  Съехавшись  в  каком-нибудь  пункте Маньчжурии, комиссары должны были бы проверить и согласовать  достигнутые  к тому времени результаты и, если бы удалось, устранить разногласия,  а  затем провести само разграничение на месте и подписать  окончательный  протокол  и карты.
Российское Министерство иностранных дел ответило  согласием  на это предложение; главой русской делегации  на  предстоящих  переговорах  был назначен генерал-майор Н.П. Путилов.  Главой  китайской  делегации  на  переговорах  был  назначен   губернатор Хэйлунцзянской провинции сановник Чжоу Шимо.   Заседания комиссии по разграничению начались  в  Цицикаре. Переговоры   зашли   в   тупик   из-за   разногласий   в   толковании географических  терминов.   
На  13-м заседании смешанной русско-китайской разграничительной комиссии   был  одобрен  проект  соглашения  о  разделении  87 спорных островов по Аргуни от  ее  устья  до  станции  Аргунская,  при  этом  России отходило 56 островов, а Китаю - 31.  При этом, цинские  делегаты  категорически  заявили,  что  станцию Маньчжурия с полосой отчуждения они не могут уступить в пользу России, а  об остальной  части  сухопутной  границы  они   изъявили   желание   продолжать переговоры, чтобы путем  взаимных  уступок  наметить  приемлемую  для  обеих сторон линию границы и заключить на этом окончательное соглашение.

 Цицикарский договорный акт был подписан 7  декабря  1911  г.  Через  день Путилов  телеграфировал  И.Я.  Коростовцу:  «Протоколы  соглашения  о   всей границе от Тарбагань-Даху до Абагайту и далее по реке Аргуни  до  ее  устьев подписали  и  печатями  скрепили.  Долины  Куладжи  и  Шарасуна  остались  в пределах России,  поселок  и  станция  Маньчжурия  с  полосой  отчуждения  с прилегающей к ней местностью остались в пределах Китая. Кроме массы  мелких, все крупнейшие острова Аргуни отошли к России».
 Договорный  акт  от  30  декабря  1911  года  подтвердил  граничную  линию, определенную разменным письмом от 12  октября  1727  года  и  начинавшуюся  от пограничной точки № 58 на горе Тарбаган-даху до пограничного знака №  63  на сопке Абагайту.  Далее  пограничная  линия  шла  по  Аргуни,  как  это  было зафиксировано еще Нерчинским договором, до слияния ее с Шилкой".
Для себя еще раз обозначил,  что Аргунский   участок   российско-китайской    границы, на котором мне пришлось послужить в конце 1960-х годов, обозначаемый на некоторых изданных в  КНР  картографических  материалах  как «неопределенный», сложился в результате уступки Русским  государством  части своей территории  в  пользу  Цинской  маньчжурской  империи  еще по  Нерчинскому договору 1689 года.  Цицикарский  протокол  1911 года  зафиксировал  лишь  демаркацию  границы   на 1200  километровом участке, который можно назвать исторически сложившимся.
Тем не менее, результаты Цицикарского договора тоже пришлось пересматривать. В конце века снова возникли стычки из-за островов.  Остров Большой на реке Аргунь, площадью 58 кв. км. удалось «отвоевать.

Последний знак, обозначающий на местности границу на Восточном участке границы с Китаем был установлен 6 ноября 1997 г.. Это был буй (фубяо) под № 24, на озере Ханка. Полевые работы проводились с 1992 по 1997 гг. С 1998 года велась подготовка демаркационных документов. Завершающий момент, подписание Протоколов-описаний и карт на Восточную и Западную части российско-китайской границы. Это произошло 9 декабря 1999 г. во время визита  президента России в Китай, подписали документы министры иностранных дел, от России И.С. Иванов, от Китая Тан Цзясюань. 19 января 2000 г. состоялся обмен нотами и подписанные документы вступали в силу. Красная линия стала иметь новую конфигурацию.