Довлатов, рецензия на фильм

DOVLATOFF
Режиссер Алексей Бондарчук (младший) снял фильм о Сергее Довлатове, который так и называется: «Довлатов». Ленинград, канун майских праздников 1971 г., «оттепель» закончилась, с Иосифом Бродским ведут «серьезные разговоры» в КГБ, а сам главный герой решает дилемму: как остаться самим собой в мире, который тебя в упор не видит? Ведь «если тебя не печатают, значит тебя нет». Про «Довлатова» говорят, что это самая доступная зрителю картина из тех, что снял режиссер, автор ленты «Под электрическими облаками», тем не менее, фильм пронизан символизмом, и его реальность напоминает сон. В ней герой рассуждает о вводе войск в Латинскую Америку с Брежневым и Кастро, встречается со своей прежней любовью посреди толпы немецких автоматчиков и испанских инквизиторов, а заснеженный Ленинград здорово похож на «Замок» Франца Кафки. Город в фильме - пространство, полное недоброго абсурда, в котором судьбы литературы определяет проктолог, а людские судьбы вершит таинственный «майор Фролов»; через него все время идут шеренги военных с хмурыми лицами, а в метро из стен вываливаются детские скелеты.
Художественные планы очень красивы, за что стоит поблагодарить оператора Лукаша Зала. Вообще при съемках фильма задействовано много кадров из Восточной Европы. Самого Довлатова играет сербский актер Милан Марич, очень удачно попадающий в типаж. Вообще актерский состав в фильме хорош, интересны диалоги в характерной для Алексея Бондарчука (мл.) размеренно монотонной манере, добротные декорации, подбор костюмов. Собственно, фильм, как художественное полотно, несомненно, удался. Композиция картины незамысловата, но вполне логична: герой через ряд трудных или нелепых жизненных ситуаций, среди которых арест и трагическая гибель близкого друга и «бунт против системы» проходит путь от отрицания себя до примирения с собственным предназначением. Бунт, правда, выражается в отказе писать поздравительные стихи нефтяникам и посылании на три буквы проктолога-литератора, ну да у каждого свои Фермопилы. В общем, еще раз: фильм получился.
Вот только почему лично у меня от его просмотра осталось такое ощущение, словно я поцеловал дохлую собаку?
Наверное, дело в том, что в художественном произведении важна не только его эстетическая, но и этическая составляющая и еще такая вещь, как правда, не только художественная, что заставляет зрителя верить снятому (написанному, нарисованному и т.д.), воспринимать произведение искусства, как непротиворечивое целое, но и обычная человеческая правда. И вот с этим, с этикой и правдой, на мой взгляд, в «Довлатове» ощущается сильный дефицит.
Мир, в котором живет главный герой, населяют три сорта человеческих существ: «люди», «монстры» и «хамы». Люди это представители богемы: литераторы, художники, артисты и прочий творческий народ. Главным образом евреи, но встречаются и представители других национальностей, например армяне. Они все, априори, очень талантливы, но, а скорее благодаря этому, непризнанны. Их не печатают, не выставляют, они играют в кино роли «без речей» и пр. Среди них гениальный поэт Бродский. «Люди» собираются на коммунальных кухнях и в каких-то полуподпольных кафе, пьют водку и пиво, спорят об искусствах и печалятся, что «никогда не будут в Париже». Другая важнейшая тема обсуждения: «Уезжать или не уезжать?» Бродский и Довлатов уезжать, вроде бы, не хотят. Друг главного героя Давид, фарцовщик, а по совместительству, конечно же, талантливый художник (которого играет Данила Козловский) решает уехать, но тут за ним приходят гестаповцы из ОБХСС и несчастный совершает самоубийство, бросившись под грузовик с солдатами (сцена, которая бы смотрелась в Варшаве начала 40х или Берлине, конца 30х, но в Ленинграде брежневской поры выглядит настолько нелепо и ненатурально, что остается лишь плечами пожать).
«Монстры» это агенты всесильной «системы»: безликие каратели из «органов», стукач и провокатор с книжного рынка, который собирает данные на всех, интересующихся творчеством Набокова, уже упоминавшийся проктолог-литератор, который склоняет Г.Г. написать роман почему-то про Спарту (видимо, у сценариста и режиссера Бондарчука особые счеты с этим местом), гости из партийных и советских функционеров у него на даче, ну и, конечно, редактора. Это особый сорт существ: стерильные бездарности с промороженными до дна глазами, «сатрапы», которые следят за тем, чтобы никакая свободно выраженная мысль, ничто сколько-нибудь достойное не просочилось в контролируемые ими органы культуры или массовой информации. Талантливые юноши вскрывают себе вены в их кабинетах. «Монстры» существуют, чтобы создавать атмосферу, в которой «людям» невозможно дышать.
Наконец «хамы» - это толпа мелких людишек, что кишат на улицах и в учреждениях. Они заняты ничтожными делишками, суетой: строят какие то нелепые корабли, добывают нефть, метро копают зачем то… В трамваях «хамы» говорят об «агрессивном сионизме» и не знают, кто такой Кандинский. Ясно, что все это их мельтешение: «суета сует и томление духа».
Главный Герой «монстров» тихо ненавидит, но побаивается, а людишек презирает за ограниченность, невозвышенный образ мысли и низкий уровень культурной эрудиции. Собственно, большинство конфликтов с «системой» у него возникает вследствие того, что не хорошие редактора пытаются заставить его написать что-то о них или для них: стихотворное поздравление нефтяникам к 1 мая или статью о корабле, который готовится к спуску и людях, что его строили, то есть пытаются насиловать музу творца. По крайней мере, сам герой воспринимает это именно так: «просили написать стихи нефтяникам - глупость какая-то». В отместку герой мистифицирует окружающих именами деятелей современного искусства, о которых те, конечно же, не слыхали, а все литературные заказы выполняет с «двойным дном» содержащим издёвку. Правда дно это столь не глубокое, что даже туповатые советские радактора его мгновенно вскрывают, а автору дают по шапке, после чего он грустит, пьет водку, слушает Окуджаву и размышляет об эмиграции, собственно, как и все его окружение. Сам же герой пишет некий роман, только не понятно о чем, и самое главное для кого.
Алексей Бондарчук, как любой художник имеет право на свое видение: угодно ему изображать советский Ленинград в виде кафкианской преисподней - пускай. Если бы фильм повествовал о жизни некоего условного писателя -диссидента 70х и назывался, к примеру, "Десять дней из жизни Мойши Цукермана" , то все было бы нормально. Однако, к сожалению, он снят о вполне конкретном ленинградском писателе, Сергее Довлатове, творчество которого лично я очень люблю. Кинолента претендует даже на некоторую документальность, при том, что все ее персонажи, за исключением Бродского и самого Довлатова вымышлены, как и абсолютно все события, происходящие в кадре. От самого Довлатова там куда меньше, чем в недавно вышедшем неоготическом ужастике «Гоголь» от реального Гоголя.
Но и это не беда, если бы автор фильма не занимался тем, что один мой товарищ, весьма известный рокер советской поры, назвал «попыткой затянуть талантливого человека под одно грязное одеяло с русофобами - антисоветчиками». Довлатову, впрочем как и Бродскому, приписываются не только поступки, которых они не совершали и слова, которых не произносили, но, исподволь, и вполне определенная, довольно мерзкая идеология, которую ни тот, ни другой никогда не исповедовали. А это, как говорил булгаковский персонаж: «случай так называемого вранья» и попытка грязной манипуляции массовым сознанием. Прием не нов: так пытались поступать, например, с памятью Высоцкого.
Подобная махинация неприятна сама по себе, не говоря уж о том, что «Довлатов» в режиссерской трактовке, именно благодаря попыткам запихать его в прокрустово ложе либерал- оппозиционера, получился гораздо мельче своего прототипа. Реальный Сергей Довлатов писал о людях и для людей, за что его любят миллионы читателей по всему миру. Что мог бы написать изображенный в фильме диссидентствующий сноб, для меня загадка. Возможно, он был бы не плохим корреспондентом на радио «Свобода» или в русской службе Би Би Си, но великолепной довлатовской прозы мы бы от него точно не дождались.
Фильм «Довлатов», не смотря на то, что его действие происходит при давно не существующем государственном строе, очень современен в плане идей. Основной конфликт в нем вращается вокруг того, что Константин Райкин назвал «священным правом творца». Герой желает жить искусством, получая за литературный труд деньги, причем из государственной кассы, желательно большие. Но делать за эти деньги он согласен только то, что считает нужным, а любые заказы, поручения или даже пожелания фактических работодателей воспринимает как оскорбление своему таланту и если выполняет, то заведомо недобросовестно. (Настоящий Довлатов был, кстати, вполне приличным журналистом, а его киновариант в этом плане профнепригоден.) Он требует признания, но не может писать без иронии о тех, кто добывает какую-то низменную нефть и не слыхал о Малевиче и Фолкнере. Кому же адресовано его творчество? Вероятно тем, кого он сам считает людьми: некоему эрудированному кругу, в который входят его друзья из богемной тусовки. Платить за творческие экзерсисы, при этом, все равно должно государство и народ. По сути, позиция героя: «Я художник, я так вижу, а вы дайте денег и убирайтесь».
В интервью «КиноПоиску» Алексей Бондарчук (младший) много говорит о Кирилле Сребренникове, (бывший директор театра «Гоголь-Центр» и режиссер «элитной» направленности, арестованной за хищения гос. средств и мошенничество в особо крупном размере). Приведу характерную цитату: «Если посадить еще побольше людей вроде Серебренникова, то и все оставшиеся уедут, разбегутся от ужаса». Так что становится вполне понятным, откуда «растут ноги» у авторской позиции и что за «Довлатов» на самом деле у него получился.
Стоит ли смотреть фильм младшего Бондарчука? Если вам интересн артхаус о жизни советских диссидентов, то стоит. А вот если вас привлекло название, то имеет смысл, по крайне мере, помнить, что «Довлатов» в одноименной ленте настолько «авторский», что при внешнем сходстве сам на себя не похож.