Глава 13. Эстер Мария Майер

Такси все не приезжало. Отлично. Просто замечательно. Все прошлые разы проблем не было – ни задержек, ни ошибок. Какого черта сейчас? Он уже искусал губы в кровь, не находя себе места, и каждую минуту подходил к окну, чтобы вновь увидеть пустую, узкую улицу. Ни машин, ни прохожих. Вид за окном словно дразнил абсолютным отсутствием признаков жизни.
- Успокойся, – проворчала Бремер. – Не мельтеши перед глазами…
Бастиан сдержался с трудом. Боль нарастала в затылке, растекалась по голове, густо и медленно, тянулась к вискам. Дурной знак. Самый важный день с каждой секундой становился все паршивее и паршивее.
- Ты бы лучше другое такси заказа, – процедил он. – Мы ждем уже…
- Мы ждем двенадцать минут, – вставила Марта. – И где я, по-твоему, возьму другое такси? Я тебе справочник что ли?
- М-м-м, – протянул Себастьян, безуспешно пытаясь подавить раздражение и злость. – Действительно. Интернет ведь еще не изобрели, да?
- Слушай, – вскинулась она. – Если тебе так не сидится, возьми да сам вызови. В чем проблема?
Зазвонил телефон. Марта язвительно улыбнулась.
- Ну вот. Картеж подан. Пойдем…
Бастиан потянулся к аккуратно запечатанной папке с документами.
- Пойдем, – продолжала она. – Заберем твое… Совершенство.
Рука Майера застыла в воздухе. Неприязнь мощным разрядом пробила тело. Бремер сказала это слово, произнесла его так… Так неправильно. Противно. С издевкой и каким-то темным намеком, что был неведом Себастьяну. Ему потребовалось несколько долгих секунд, чтобы взять себя в руки. Он крепко сжал ценные бумаги, прочистил горло и кивнул сам себе. Скоро это закончится. Совсем скоро. Яркий свет прекрасного будущего уже не сияет где-то далеко на горизонте. Он уже близок.
Раздался оглушительный стук, за которым пришла очередная волна раздражения. Старик ломился в дверь.
- Черт, – прошептал Майер. – Зачем он это делает? Его стучаться не учили?
Марта проигнорировала слова и молча направилась к двери. Себастьян смотрел, как женщина и старик радушно приветствуют друг друга, смотрел, как они улыбаются, и видел, как хмурятся их лица, когда взгляд «старых друзей» падает на самого Бастиана. Да и черт с ними. Пусть делают и думают, что хотят. Ему все равно. Так было всегда, и так будет.
- Не без исключений, конечно, – пробормотал он.
Исключение было. И вскоре оно встанет рядом…
Улыбаясь этой мысли, Майер закрыл дверь номера. Предвкушая долгожданную, но предопределенную встречу, он спустился на первый этаж и вышел на улицу. Радуясь теплой погоде и отступившей головной боли, Себастьян сел на заднее сиденье такси. Марта расположилась рядом, и по салону автомобиля растекся приторный, отталкивающий запах. Духи. Надоевший аромат. Когда-то казавшийся таким привычным и родным. Теперь же – чужой, омерзительный.
Старик Кьорди тяжело опустился на переднее сиденье.
- Доброго вам дня, – провозгласил он по-английски.
- А? – водитель лишь удивленно воззрился на Кристофа, то и дело поглядывая на сидящих сзади людей.
- Позволь я, – вежливо сказала Марта и начала диалог на русском.
Машина легко тронулась и вальяжно покатилась по пустой улице. Почти неслышимо гудел мотор. Бастиан приоткрыл окно, наслаждаясь свежим ароматом ранней весны, проветривая и голову, и легкие. Разум освобождался от негатива. Обоняние – от цитрусовой вони старых духов.
- Все документы проверил? – подал голос старик.
- Да, – сухо ответил Бастиан. – Все в порядке.
- Папку нашел?
- У меня была, – ему не нравилась эта наигранная улыбка, что неуместно застыла на губах Кристофа. Стоило сесть с другой стороны. Так бы он не видел старика.
- Предусмотрительно.
«Предусмотрительно? Вот как?» – подумал Себастьян. – «Нужно быть круглым идиотом, чтобы открыто хранить, а уж тем более перевозить важные бумаги. Это не предусмотрительность. Это здравый смысл».
- У меня есть небольшой вопрос, – начал старик. – Если вы позволите, конечно.
- Конечно, Кристоф, – с предвзятой нежностью ответила Бремер. – Спрашивай что угодно.
«Что угодно». Отлично. Куда уж лучше. Путь предстоял недолгий, но такими темпами, он превратиться в настоящее испытание выдержки и силы воли.
- Вы решили с именем? Как вы ее назовете? – хитрые глазки сверкали любопытством. – А, Бастиан? Марта?
- Нет, Кристоф, – сказала она. – Мы пока что…
- Эстер, – произнес Себастьян.
Бремер повернулась так резко, словно он отвесил ей пощечину. Она сверлила Бастиана взглядом и пылала недовольством.
- Странное имя, – старик все никак не замолкал. – Редкое. Не часто его встретишь.
- Ты не говорил, – бросила Марта. – А мог бы.
- Ты не спрашивала, – он мимолетно посмотрел на женщину, и тут же переключился на Кристофа. – Беата Эстер Майер. Так звали мою мать. И мою дочь будут звать Эстер.
Но это всего лишь имя. Всего лишь слово, далекое от сути, не отражающее смысл, не скрывающее чудес. Пусть и родное, но всего лишь имя. В будущем девочка его отбросит, будет называться так, как достойна лишь она одна на всей планете.
- А второе имя? – не унимался Кристоф. – Или хватит одного?
- А второе имя у нее уже есть. Ее зовут Мария.
Старик довольно кивнул, будто мог понять смысл этих слов. Пусть так. Себастьян не собирался что-либо объяснять. Не ему, уж точно не ему. Майер откинулся на спинку пассажирского сиденья, наслаждаясь мимолетной тишиной и покоем. Конечно, Кьорди вновь начал болтать. Кристоф трещал всю дорогу, что-то бормотал, иногда задавал вопросы, замолкая лишь на пару мгновений, но Бастиан не слушал. Он мысленно повторял весь пройденный путь, от самого начала до этого момента. Жозеф, отец, мама. Единение с матерью, душевный покой и ослепительное счастье берлинских озер. Первые месяцы университета, первые попытки самостоятельной работы. Опыты, бесконечные эксперименты, цель которых порой казалась недостижимой. Столько всего.
Машина замедлила ход у ржавой ограды детского дома. Сам этот древний забор теперь воспринимался как нечто особенное, да и весь приют в целом обрел для Себастьяна глубокий смысл: таинство, очарование. Святость. Удивительно, как необъятная череда событий, растянувшихся на десятилетия, привела к тому, что какой-то ржавый, покосившийся забор пробуждал в Бастиане такие сантименты.
«Мир полон чудес».
И главное из них находилось совсем близко. Майер уже чувствовал ее, необъяснимо ощущал присутствие Совершенства в каждой детали окружающего мира. Знакомо скрипнула калитка. Прямая дорожка, ограниченная теперь не высокими сугробами, а темноватыми кучками талого снега, неизменно встречала гостей. Дышалось легко и сладко.
- Ты чувствуешь? – донесся до Себастьяна шепот Бремер.
- А? – озадаченный отклик старика. – Что?
- Ладно, – Бастиан ощущал на себе ее взгляд. – Подожди.
Он шел впереди, не обращая внимания на "старых друзей". Патологическая нервозность и подозрительность Марты, заторможенное восприятие Кристофа – все не имело значения. Бастиан шел навстречу своей судьбе, оставив грязь и дурные мысли за границей старенького забора. Он шел навстречу счастью, а оно ждало его под крышей уютного детского дома.
Сырая древесина крыльца, пошарканный коврик на входе, светлый коридор и уже знакомые, приятные лица обитателей. Ему здесь нравилось. Очень.
- Давай бумаги, – холодно сказала Бремер, когда они оказались в комнате для посетителей. – Покончим с этим.
Не без запинки он передал папку. Тяжелый шаг. Теперь все было в руках этой женщины, в руках той, кому Бастиан доверял меньше всего.
- А где девочка? – взволновано спросил Кристоф. – Где Маша?
- Сейчас придет, – скупо ответила Бремер. – Скоро ты ее...
Шаги. Быстрые шаги. Бег. В комнате стало светлей. Прекрасный голос Совершенства огласил приют. Она выкрикивала имя. Его имя. Бастиан, Бастиан, Бастиан. Тепло и радостно. Маша влетела в комнату и замерла.
Она с любопытством изучала нового человека, смотрела на старика задумчиво и проницательно, почти не моргая. Наконец, девочка улыбнулась и сделала легкий поклон, поприветствовав Кристофа.
- Боже, – прохрипел Кьорди где-то совсем рядом. – Боже...
- Что... – злобно прошипела Бремер. – Что ты творишь?!
Увиденное поразило даже Себастьяна – Кристоф опустился на колени и протянул руки навстречу Маше. Он тянулся к удивительной девочке, нелепо улыбался и словно не замечал, как по щекам бегут крупные слезы.
- Ты так прекрасна, – горячо шептал старик. – Боже мой, ты... Ты так прекрасна, дорогая моя.
Он ждал уколов ревности, Бастиан ждал горячей злости и удушающего приступа раздражения... Но напрасно. Ведь все было правильно – уверенность  крепла – именно так должны реагировать люди на появление Совершенства. Себастьян понимал Кристофа, и неожиданно обрадовался, что хоть кто-то разделяет его чувства и видит истинную красоту маленького чуда. Хоть кто-то еще, за пределами детского дома.
- Прекрати! – взорвалась Бремер. – Что ты делаешь?! Это неправильно!
Старик не слышал ее слов, а если и слышал, то никак не реагировал. Он медленно двинулся к Маше, неуклюже, не вставая с колен, но устремленно и настойчиво. А девочка невинно улыбалась ему, слегка склонив голову набок.
- Мария, – позвал ее Себастьян. – Это Кристоф. Кристоф Кьорди. Он друг.
- Здравствуйте, – звонко провозгласила она. – Я вам рада.
- И я. И я рад, девочка.
Старик плакал все сильнее, мелко дрожал... Но продолжал ползти к Маше. Когда между ними осталось не больше метра, мрачная фигура, застывшая неподалеку, ожила. Женщина, с искаженным от злости лицом, тяжело выдохнула и произнесла в полголоса:
- И ты такой же. Как много ошибок... – она бросила на Себастьяна полный ненависти взгляд, схватила папку с документами и направился к выходу.
- Куда ты?
- К Нике. Директору, – Марта подняла папку до уровня глаз. – Отдам ей это. Не бойся, Майер, я справлюсь. Сделаю все в лучшем виде.
- Я пойду с тобой.
- Вот как? – скривилась она. – Не доверяешь? А зря, Майер. Я никогда тебя не подводила. Не подведу и сейчас, как бы противно от этого не было. Получишь ты свое... – Бремер хмуро посмотрела на Машу. – Совершенство.
Бастиан медленно кивнул, и Марта вышла из комнаты. Она и правда ни разу его не подвела, ни разу за все эти годы. Бремер шла за ним всегда и везде, сопровождала и поддерживала во всех делах, какими бы сложными и странными они не казались. Но теперь... Что-то сломалось, незримая нить давних отношений с треском лопнула, и восстанавливать ее никто не спешил. Каждый сделал свой выбор.
- Ты очень странный, Кристоф Кьорди, – высоко и чисто звучал голос Маши. А ее глаза горели синевой. – Ты чего-то боишься?
- Всего, дорогая моя, – шептал он в ответ. – Я старик, девочка, трусливый старик, который боится самой жизни.
- Почему?
- Потому что... Потому что я не могу иначе, дорогая моя.
Он стоял перед ней не шелохнувшись, говорил что-то, тихо и горячо. Кристоф ловил взглядом каждое движение Марии, приглушенно стонал и всхлипывал... Но печать искреннего счастья не покидала его лица. Разве это могло быть ошибкой? Разве те чудеса, что окружали Машу, кому-то могли показаться чем-то неправильным? Поведение Бремер однозначно давало ответ, но сути это не меняло – ведь у любого блага, каким бы великим оно не было, найдутся противники.
Прошло десять минут. Бастиан не вмешивался в знакомство Кристофа и Маши, но слух его с каждой секундой напрягался все сильнее. За обилием звуков, что царили вокруг и наполняли детский дом жизнью, он пытался уловить единственно важный тон – твердые шаги по коридору. Шаги женщины, или даже нескольких, что обозначат скорое начало новой эпохи.
- Ты смешной, – прощебетала Маша.
- Правда? – раболепно пробормотал Кристоф. – Я рад, дорогая моя. Улыбайся мне, прошу.
В проем приоткрытой двери встала фигура. Шагов Себастьян так и не услышал – голос Совершенства заглушил остальные звуки. Воспитательница, та самая полноватая женщина, что постоянно сопровождала Машу во время визитов, неуверенно протиснулась в комнату, а Марта Бремер встала рядом. Мария повернулась к ним и что-то радостно сказала по-русски, махнув при этом в сторону Кристофа. Женщина сдержанно кивнула, наклонилась к девочке и мягко проговорила несколько коротких фраз. Еще одна воспитательница зашла следом, взяла Машу за руку и повела к выходу.
- Что происходит? – чересчур громко спросил Бастиан. Больно кольнуло страхом. – Куда ее ведут?
- Собираться, – устало бросила Бремер. – Все в порядке. Мы уезжаем с ней.
- П-правда? Точно?
- Точно. Тебе надо подписать пару бумаг, и все закончится. По крайней мере, с этой стороны границы.
Все позади. Весь путь длиною в десятки лет пройден, а впереди лишь безбрежное, счастливое будущее. Тепло разливалось внутри, а невероятная легкость создавала ощущение невесомости. Себастьян не мог скрыть улыбку, она улыбался Марте, не взирая на ненависть, что пропитала ее взор, улыбался Кристофу, что ошарашенно вращал головой и спрашивал, когда вернется Маша. Улыбался воспитательнице, маска сдержанности которой исчезла после ухода Совершенства, уступив место рыданиям и душевной боли.
Женщина задрожала, крупно и мощно. Медленно, с трудом, она двинулась вперед, дошла до соседнего кресла и тяжело опустилась на мягкие подушки. Ее голос, наполненный горем, прозвучал резко и неожиданно.
- Что она сказала? – взволновано спросил Бастиан. – Что-то с Машей?
- Не забирайте ее, – горько ответила Бремер. Воспитательница вновь подала голос, но в этот раз тихо и вяло. В мольбе. – Пожалуйста.
Женщина снова и снова повторяла одну фразу. Она покачивалась и плакала, не стесняясь никого. "Не забирайте ее, пожалуйста. Не забирайте. Пожалуйста. Не забирайте". Поток рыданий хлынул на Себастьяна, сильный, страшный, чудовищный. Мир утонул в плаче этой женщины, что с легкостью подавил все и всех: Бремер, Кристофа, звуки приюта. Радость Совершенству.
- Марта, – хрипло крикнул Бастиан. – Пусть прекратит. Скажи ей, чтоб перестала.
Бремер угрюмо смотрела в окно, поигрывая желваками, упрямо смотрела в сторону, пытаясь скрыть красноту влажных глаз.
- Марта! Черт бы тебя, скажи ей!
"Не забирайте ее, пожалуйста". Мольба женщины слилась в единый, протяжный стон.
- Марта! – Бастиан вскочил с кресла, пронесся мимо Кристофа, что так и стоял на коленях посреди комнаты, схватил Бремер за плечи и сильно встряхнул. – Скажи ей, прошу тебя! Это невыносимо!
- Невыносимо? – она ударила его по рукам и быстро отпрянула. Слезы в глазах, жестокость во взгляде. Марта выглядела сломленной. – Тебе невыносимо, Майер? – плачь оглушал, резал болью. – Бедняжка. Ей, должно быть, проще...
Она кивнула в сторону воспитательницы.
- Скажи ей. Прошу. Пусть перестанет. Или пусть ее уведут. Пожалуйста.
- Сам скажи, – бросила Бремер. – Я свое дело сделала. На этом все.
Она круто развернулась и направилась к двери.
- Я на улице. Такси закажу. Давайте быстрее.
Бремер вышла, а ее шаги утонули в рыданиях русской женщины. Кристоф отправился следом. Лишь Себастьян остался в комнате, он да воспитательница, чье горе только разгоралось.
- Простите, – сказал он по-немецки. – Я не желал вам зла.
Женщина подняла на него опухшие от слез глаза, обратила к нему свой взор, с последней, умирающей каплей надежды. Она не понимала слов, не знала языка, но явно чувствовала, что все уже решено.
- Простите. Так нужно.
Бастиан вышел в коридор, оказавшись под обеспокоенным взглядом десятков глаз: воспитателей, детей, других обитателей приюта. Он аккуратно прикрыл дверь, за которой в ту же секунду послышались новые вопли отчаяния.
- Так надо, – сказал Себастьян окружающим. – Теперь она моя.
Люди расступились, пропуская его по коридору. Молча следили, то и дело заглядывая в кабинет директрисы, пока он подписывал документы, и так же тихо провожали Бастиана, но уже не одного, а с Машей, за порог детского дома. Где-то далеко плакала женщина. Он слышал ее, когда шел по тропинке, слышал, закрывая за собой скрипучую калитку забора. Тихий плач звучал в ушах, смешиваясь с механическим скрежетом мотора на всей дороге до отеля.
Он забудет рыдания несчастной женщины вечером, когда Мария сядет перед ним на полу, разложив чистые листки и цветные карандаши. Бастиан будет смотреть на свое Совершенство и чувствовать распирающее грудь счастье. Он будет улыбаться.
И никто, ни он, ни Марта, никогда не вспомнит радостных жителей Российского детского дома. Никто никогда не узнает, что полноватую воспитательницу, имя которой Елена, через две недели после отъезда Маши найдут мертвой в собственной квартире. Женщина оставит записку – всего два простых слова, написанных дрожащей, ослабевшей рукой: "Это конец", – и проглотит целую горсть разносортных таблеток всех цветов радуги, запив ядовитую смесь щедрой порцией дешевой водки.
Никто не узнает, что атмосфера счастья внутри приюта, исчезнет вместе с Марией. Что оставшиеся дети будут приставать к взрослым с одним и тем же вопросом: "Когда вернется Маша?" Воспитатели, учителя, уборщицы, поварихи – все, как один, оставят детей без ответа. Ведь Маша не вернется никогда. Тогда один из ребят, мальчик по имени Дима, соберет тех, кто постарше, и скажет, что девочку забрали куда-то на запад, что она недалеко, совершенно точно. И что она их ждет, ждет, чтобы ее спасли из цепких лап странно говорящих людей и привели обратно.
Дети соберутся промозглой весенней ночью, выпрыгнут из окна и пойдут вперед, на запад, выполнять священную миссию по спасению Марии. Но никто из ребят не знал – а где это, запад. Они дойдут до ближайшего городка на юго-востоке, где их поймают и вернут в приют еще до вечера следующего дня. Они вновь будут задавать вопросы о возвращении Маши и вновь будут оставаться без ответа. Смех, оглашавший детский дом несколько месяцев назад, к началу лета затихнет насовсем. Его место займет плач.
Дети предпримут еще несколько попыток отправиться на "запад". И ровно столько же раз их будут приводить обратно. И так до конца лета 2027 года. В августе приют, некогда ставший домом для Марии Ивановой, закроют и оставят гнить, как любое другое ненужное здание старой эпохи – с заколоченными окнами и жуткими завываниями ветра в некогда жилых комнатах...
Но никто об этом не узнает. Никто, кроме Эстер.