Глава 17. Приемная дочь

«Ты меня слышишь?»
«Необязательно спрашивать каждый раз», – девушка обернулась, оторвавшись от ноутбука, и вопросительно вскинула бровь. – «Что-то случилось?»
«Присядь, родная», – он жестом указал на одно из кресел и сам опустился напротив. – «Я помню, какой сегодня день».
«Я знаю», – она широко улыбнулась.
«И, конечно же, знаешь, что я приготовил…»
«Так уж вышло».
«Вот и сюрприз тебе…»
Эстер засмеялась, а вместе с ней улыбнулся и Бастиан.
«И все равно мне приятно. Оно прекрасно».
Себастьян театрально вздохнул и достал из внутреннего кармана лабораторного халата маленькую шкатулочку, покрытую темным бархатом. Он аккуратно открыл крышку, с трепетом взглянул на кольцо с массивным сапфиром, некогда принадлежавшее его матери, и протянул подарок.
«С днем рождения, родная».
«Спасибо, пап. Вовсе не обязательно было».
Она трепетно извлекла кольцо и так же трепетно надела на палец.
«Это еще не все. Да-да, ты и так в курсе, но сделай хотя бы вид».
Улыбки. Каждый знал, что будет дальше. Себастьян покинул лабораторию, чтобы вернуться через несколько мгновений, но уже не с пустыми руками.
«Как ты любишь».
«Клубничный».
Он поставил пирог на чистый стол, достал из ящика заранее приготовленные тарелки и, отрезав каждому по кусочку, вернулся в кресло. Закончив с трапезой, он все-таки произнес:
- Я скоро забуду, как говорить.
Эстер рассмеялась. Ее смех огласил лабораторию, залетел в каждый угол, стократно отразившись внутри стеклянных стеллажей, и утонул где-то в дальнем конце комнаты. Она смахнула с лица светлую прядь кудрявых волос.
«Не забудешь, пап. Поверь мне».
«Я только тебе и верю, родная… Но ты ведь и так это знаешь».
Эстер бойко качнула головой и вернулась к клубничному лакомству.
«Шестнадцать лет. Подумать только».
Спустя минуту, девушка отложила тарелку с вилкой и смущенно воззрилась на отца.
«Ты так каждый год говоришь».
«И прекращать не планирую. У меня чувство, что вот только вчера тебе было шесть. А тут – шестнадцать».
Время прошло незаметно. Жизнь шагнула вперед, словно промотав несколько лет, и никто не мог изменить ее ход. Никто. Даже Совершенство.
«Не печалься, папа. Все ведь хорошо».
Он посмотрел в ее прекрасные глаза и, забыв обо всем, на несколько мгновений пропал в чарующей синеве. Ему нравилось, что Эстер знала все. Но были и свои недостатки, о которых никто не решался заговорить, ведь Бастиан уже давно смирился – от девочки ничего не скроешь. Даже легких покалываний где-то внутри, что появлялись каждый раз, когда она разгуливала по дому в футболке на голое тело.
Девушка задумчиво склонила голову.
«Кто-то идет».
«Далеко?»
«Не очень», – она нахмурилась. И следующие слова зазвенели в мыслях Бастиана. – «Марта. Чернее тучи».
«Как обычно».
«В этот раз хуже. Мне уйти?»
Себастьян пожал плечами. Выбор всегда оставался за ней.
Дверь в лабораторию распахнулась. Она буквально отлетела в сторону, впуская нежеланного гостя. Женщина остановилась в метре от Бастиана, взволнованная, крепко сжимающая кулаки и бросающая гневные взгляды. Бремер огляделась, отметила взором клубничный пирог с двумя пустыми тарелками и крикнула:
- Эстер? Эстер?!
Ответа не было. Отец и дочь мимолетно переглянулись – на лице девочки сияла улыбка.
- И я рад тебя видеть, Марта, – подал голос Себастьян.
- Где девочка?
- Только что вышла. Признаться, я удивлен, что вы не столкнулись в коридоре. Ты пришла, чтобы поздравить ее?
«Неплохо, пап», – девушка покинула кресло, подошла к окну и принялась рассматривать огромный сапфир в свете утреннего солнца.
- Поздравить? – с омерзением бросила женщина. – С чем?
- У нее день рождения сегодня. Я думал, ты знаешь…
Она гневно зашипела и рухнула в кресло, где секундой ранее сидела Эстер. Марта принялась копаться в наплечной сумке, а Бастиан едва заметно кивнул дочери.
«В этот раз и правда хуже».
«А я говорила», – девушка забавно пожала плечами. – «От нее не убудет».
- Я пришла из-за Кристофа.
«Могла предупредить».
«Я не успела, пап. Прости».
- Кристофа? – Себастьян нахмурился. – Зачем ты тревожишь мертвых, Марта? Прошло уже больше года, а ты все никак…
Женщина выудила из сумки древнего вида книжицу, пролистала несколько десятков страниц и, с до нелепости победным видом, выпалила:
- Я знала, что тут нечисто. Вот знала ведь! Это все твоя… Эта твоя…
- Ее зовут Эстер, – спокойно произнес Себастьян.
- Вот! – Бремер впечатал книжку в поверхность стола, едва не опрокинув начатый пирог.
«Начинается», – прозвучал нежный голос.
- Что это? – сохраняя невозмутимость, спросил он.
- Я нашла ее в вещах Кристофа. Решила разобрать нашу лабораторию, освежить ее, так сказать. И нашла его дневник.
- Старик писал дневник?
- Да ты хоть взгляни на него! – вскричала женщина. – Посмотри! Посмотри, Майер!
Бастиан опустил глаза. Две страницы книжки полностью исписаны. Почерк Кристофа сказал вверх и вниз, буквы наползали друг на друга, одно слово перекрывало другое, а каждый миллиметр пожелтевшей от времени бумаги хранил в себе хотя бы несколько капель высохших чернил.
- Видишь? – процедила Марта.
Он видел. Прекрасно видел. На странице было написано лишь одно слово, повторенное десятки и десятки раз. «Совершенство».
- А теперь смотри, – Бремер перелистнула страницу.
Вид примерно такой же, что и мгновением раньше – жирные буквы, неразборчивые слова, полное отсутствие свободного места на бумаге. Только теперь Кристоф писал не слово, а целую фразу, повторяя ее вновь и вновь. И почерк постоянно менялся. «Она у меня в голове», – гласила надпись.
«Ты знала про этот дневник?»
«Нет», – извиняющиеся нотки. – «У него такая мешанина была в мыслях, когда мы закончили…»
- И что ты хочешь, Марта? – женщина тут же раскрыла рот, но Бастиан вскинул руку. – Сказать то мне дай. Во-первых, прошла уйма времени. Во-вторых, девочка тут ни при чем, и мы это уже обсуждали.
Чуть больше года назад Бремер пришла впервые. На тот момент Кристоф уже два месяца, сам того не ведая, выступал в качестве живого эксперимента. Первого в своем роде – на человеке. Опыты на животных показали феноменальные способности Эстер: девочка легко манипулировала поведением и инстинктами крыс, собак, птиц. Ментальные исследования завораживали, восхищали... Но продолжать и усложнять их Себастьян не мог. Отсутствовал образец. Он бы никогда не решился на эксперимент, если бы не дочь, да и с ее участием выбор оказался непростым. Она, осведомленная о каждой мысли, что мелькала в голове отца, сама предложила кандидата. Старый Кьорди.
Эстер изучала Кристофа, видела привычки и желания, считывала настроения и воспоминания. Первый шаг, самой простой, дался через какую-то неделю: девочка заставила старика выпить чашечку кофе. Второй – через месяц: она стерла часть воспоминаний о давней поездке в Россию. Третий – еще через несколько дней: Эстер наполнила память старика образами из собственного прошлого. Тогда Кристоф разбудил Себастьяна посреди ночи и, прерывисто дыша в трубку, попросил купить клубничный пирог и арендовать лодку, чтобы выплыть на Цюрихское озеро. «Как тогда, Бастиан, ты помнишь? Ne me quitte pas», – скрипучий голос Кьорди звучал из динамика, а волосы Себастьяна встали дыбом.
Девочке следовала выбрать другое воспоминание. Тот день был слишком личным.
- Сотри его, Эстер. Сотри, прошу тебя, – он влетел в комнату дочери, едва старик бросил трубку. – Зачем ты это сделала? Зачем, родная?
Через неделю она выполнила просьбу отца. И тогда же, через неделю, все полетело к чертям.
Бастиан посмотрел на дочь, что стояла в лучах яркого солнца и любовалась фамильным кольцом, перевел взгляд на Марту, что так и застыла перед ним. Напряженная, решительная.
«Мне вмешаться?»
«Нет!» – он почти выкрикнул это слово. – «Не надо, Эстер. Я сам».
После неудачи с Кристофом, Бастиан не решался на повторные опыты. Он видел результат провала.
- Мы обсуждали это, Марта, помнишь? Кристоф сошел с ума, старость его доконала…
- Я была там, Майер, – резко сказала она. – Я все время была рядом с ним. Обсуждали, да, но ты думаешь, что сумел убедить меня в прошлый раз? И не мечтай, – она ткнула пальцем в раскрытый дневник. – Вот доказательство.
- Чего?! – не выдержав, Бастиан вскочил на ноги. – Что ты хочешь доказать?! Старик выжил из ума. Точка. Он стал одержим Эстер, потому что любил ее. Мозг сыграл злую шутку и…
- Доказательно вашей вины, – холодно сказала Бремер. – Мне этого достаточно, Майер. Веришь, или нет. Мне все равно, я не хочу знать всего, но вот это, – она кивнула на стол. – Громче твоих слов.
Женщина схватила раскрытую книжку, крутанулась на каблуках, бросила «прощай» и вышла из лаборатории.
Совесть неприятно кольнула, ведь обвинения Марты были оправданы. Себастьян видел Кристофа в самом конце, и вид ему совсем не понравился. Что тогда говорить о Бремер…
«Черт. Хреново получилось».
«Согласна».
Эстер сообщала обо всех изменениях, происходящих в голове Кьорди, и тот день, когда в старике что-то сломалось, Бастиан запомнил надолго. Девочка выглядела напуганной и встревоженной. Она подошла к отцу, крепко обняла, вместе с физическим контактом передав и ментальную связь.
- Ты в порядке, родная? – спросил он тогда.
Эстер мотнула головой и произнесла:
- Что-то случилось. С Кристофом. Что-то не так, папа.
Все, что видела, слышала и чувствовала девочка, все мысли и даже невесомые обрывки чьих-то воспоминаний транслировались прямиком в голову старого Кьорди. Мощнейший поток информации заполнял измученный разум, в бесконечном цикле перезаписывая память Кристофа и безжалостно сжигая нейронные связи. Эстер не могла это остановить. Не знала, способна ли вообще. Она могла лишь наблюдать и беспомощно тонуть в объятиях отца, пересказывая обо всем, что происходило в лаборатории Кьорди.
Старик продержался меньше недели. Перестал есть, спать. Он мерил шагами тесную комнату, раскидывая бумаги и ветхий хлам, кричал даже не фразы и слова, а их несвязные части. Кристоф не узнал Марту, не услышал, что она говорит. Он набросился на врачей, когда они все-таки прибыли, и, уже заточенный в смирительную рубашку, уловил обрывок чьей-то шутки, захохотав дико и страшно. А девочка Эстер горько заплакала.
Кристоф умер почти сразу после госпитализации. Инсульт. Обширный, почти на весь мозг.
И на следующий день Марта Бремер пришла в лабораторию Себастьяна Майера.
- Жалко старика, – вслух сказал Бастиан, отвернувшись от окна и дочери. – Если бы я знал, что так получится…
- Да. Я бы тоже не решилась.
Ее голос. Отец в блаженстве закрыл глаза, наслаждаясь чарующим звуком ее голоса. Лучше любой музыки, даже самой прекрасной.
- Почему в моих мыслях ты звучишь не так? Это было бы…
- Слишком жирно, – смеющийся тон, что заставил самого Бастиана расплыться в нелепой улыбке. – Пойдем.
Он только хотел позвать ее на обед, но Эстер, как и всегда, уже об этом знала. Себастьян наигранно вздохнул, глухо протянул «сюрпризы» и, последовав за дочерью, вышел из лаборатории.
* * * * *
Семнадцать, восемнадцать, девятнадцать… Четыре года со смерти Кристофа и три – с последнего визита Марты Бремер. Вспоминал ли он о них? Нет. Ни разу до этого дня. Только сейчас Бастиан задался вопросом: а куда все-таки пропала хмурая женщина?
Эстер нежно взяла его под локоть, приникла, на мгновение положив голову на плечо, и, немного отстранившись, посмотрела в глаза. Во взгляде ее мерцали звезды.
«Ты так прекрасна, родная».
Она прищурилась, потянулась и поцеловала его в висок. Прикосновение губ, каждый раз новое и волнующее, обожгло нутро. Жаркая волна распространялась сверху вниз, текла по коже щедрым потоком, уже привычно покалывая стыдом.
«Я люблю тебя, папа».
Ему не нужно было отвечать, ведь любовь к дочери звучала в каждой мысли, в каждом слове, в каждом биении сердца. Он крепко обнял ее, с трепетом положил горячую ладонь на тонкий изгиб талии, зарывшись лицом в светлые волосы. Вдох, второй, третий. Ради этого запаха он согласен отдать все – саму свою жизнь, если потребуется.
«Ты готов? Не передумал?»
Он кивнул в ответ на первый вопрос и качнул головой на второй. Да. Теперь он готов. Вера в Совершенство освещала путь. Правильный или нет – не важно. Если Эстер чего-то хочет, к чему-то стремится, то он не вправе ей препятствовать.
Отец и дочь – приемная дочь – покинули лабораторию. Они шествовали по коридору медленно, не торопясь, шли так, словно Бастиан вел ее к брачному алтарю, готовясь передать свое самое ценное сокровище в руки другого мужчины. Когда-нибудь, возможно, так и будет. Но не сегодня. Не сейчас.
В холлах университета было пусто. Они дошли до кафетерия, встретив на пути лишь пару человек, что, пересекаясь с Себастьяном и Эстер, почтительно уступали дорогу, кивали и натянуто улыбались. Но он чувствовал все. Он видел теперь. Раболепное смущение, неловкость, заискивающие взгляды, волнение и страх. Перед лицом самого Изобретателя постояльцы Цюрихского университета обнажали свою истинную сущность, превращаясь в жалких овец. Ни достоинства, ни гордости.
Дверь беззвучно отъехала вбок, выпустив наружу гомон многолюдной толпы. Сотрудники и студенты обедали, переговаривались, передавая друг другу специи и приправы, обсуждая за едой свои мелкие проблемы, смеясь своим глупым шуткам. Они проживали обычный день ничем непримечательной жизни, даже не догадываясь, что совсем рядом, на расстоянии нескольких шагов, есть Совершенство.
Отец и дочь дошли до кассы, выбрали несколько аппетитных блюд, оплатили и, не произнося ни слова, направились к свободному столу. Они насытились едой, выпили по чашке кофе…
«Ты выбрала?»
«Давно уже», – девушка улыбнулась. – «Тут полно кандидатов. Я просто была голодна».
«И кто он? Или это она?»
Эстер махнула головой куда-то вправо, на череду блестящих белизной столов. Все плотно заняты людьми. Минимум – парами, максимум – квартетами. Себастьян не заметил одиночек, а ведь именно такие, одиночки, им и нужны. Таков уговор.
«Через два стола», – она вскинула руки и пальцами оттопырила уши. – «Лопоухий».
«С коричневыми волосами?» – девушка закивала. – «Я его помню, кажется. Как же его…»
«Александр Роммир».
«Точно. Он давно здесь, почти с самого начала. Его многие знают».
«Семьи нет», – Эстер отогнула первый палец. – «Девушки нет», – второй. – «Друзей?» – третий палец. – «Алекс жуткий зануда, и коллеги его не очень любят».
Она продемонстрировала Себастьяну четыре отогнутых пальца и поджала губу. Ошибки не было, выбор сделан. Совесть молчала.
«Значит, Алекс», – девушка широко улыбнулась. – «Только будь осторожнее, прошу».
Эстер ответила, что все будет хорошо, а Бастиан не мог не верить ее словам. Ведь лишь она одна, лишь его прекрасная дочь достойна любых возможных жертв. И дело даже не в любви – Совершенство должно развиваться, должно понять, где лежат переделы возможностей, и есть ли они вообще. Но…
Через полтора месяца, в конце сентября 2040 года, Александр Роммир проследует по пути Кристофа. Он не будет орать и кидаться на врачей, нет. Скромный, нелюдимый и безобидный мужчина превратится в беспомощный овощ. Его увезут в больницу прямиком из комнаты общежития, попытаются провести диагностику состояния, в ходе которой Алекс и прекратит свое существование.
Роммир погиб, но смерть его стала благом, ведь Совершенство узнало новое.
И благом же окажутся другие, все последующие.
Карл Олдинс. Через него Эстер научилась аккуратно удалять чужую память. Стирать целые эпизоды жизни, оставляя на их месте неоднозначные пробелы и многоточия. Седовласый мужчина получился прекрасным, на удивление стойким экземпляром. Но, в конце, и его мозг не выдержал, взорвавшись кровяным дождем внутри черепной коробки.
Грета Фирсини. Куколка, что могла стать бабочкой, если бы не плотный кокон из фобий и страхов. Эстер помогла ей избавиться от всех дефектов – излечила депрессию, навязчивость и арахнофобию. Грета едва вдохнула полной грудью, почувствовала, как легко и прекрасно жить на Земле, чтобы тут же задохнуться пылью – Совершенство вернуло все страхи, добавив немало новых. Фирсини покончила с собой.
Камилла Бонне. Утонченная и возвышенная. Дитя искусства. В 2040 ей исполнилось двадцать пять, и в тот же год она написала свою первую достойную картину. Рисунок был далек от идеала, невероятно далек от того, что могли создавать и создавали творцы по всему миру, но для начала – совсем неплохо. Под влиянием Эстер искусство Камиллы достигло небывалых высот всего лишь за пару недель. Девушка сама поражалась глубине, проработанности и красоте выходящих из-под пера картин. Настоящие шедевры, никак не соответствующие давнему скану Бонне. Дар Божий, не иначе… Но радость была недолгой. Совершенство забрало талант спустя месяц и две недели. При этом вычтя проценты, под корень вырвав саму возможность творить искусство. Навыки Камиллы исчезли, даже простейший натюрморт или пейзаж выходили невнятной кляксой, неряшливым уродством. Бонне отправилась вслед за Фирсини.
Кристина Эмберхарт. Жрица любви. Эстер нашла ее за несколько километров – на другом конце города, через Лиммат, в той части Цюриха, что за последний год приняла в себя тысячи и тысячи будущих членов Родства. Совершенство изучало город и живущих в нем людей, не покидая собственной кровати. А Кристина готовилась к своему непростому ремеслу, ожидая первого клиента. Эстер с любопытством следила за мыслями проститутки, рассматривала вспышки нейронов внутри примитивного мозга, когда волна эйфории захлестнула ее чем-то новым и неизведанным. Конечно, девушке был ведом секс – каждый день и каждую ночь кто-то где-то совокуплялся, но в подробности эмоций Эстер не лезла. Любовью занимались неподходящие кандидаты. А тут… Она ощутила мощнейший прилив удовольствия и обжигающий поток страсти. Почувствовала желание, настолько сильное и необузданное, что отдыхающий в соседней комнате Бастиан задышал тяжело и прерывисто, сквозь темную пелену сна принимая настроение дочери. Приемной дочери.
Она беззвучно соскользнула с кровати, а в другой части Цюриха клиент недорогой проститутки застыл в недоумении, пытаясь растормошить внезапно ослабевшую женщину. Эстер дошла до Себастьяна и легла рядом, приникнув к нему всем телом. «Все хорошо, папа. Все хорошо…»
Дамиан де Конинг, что увидел демонов во плоти и закончил свой путь в стенах лечебницы, под завязку напичканный нейролептиками и транквилизаторами. Матейс Янссенс, лишившийся зрения и слуха во время прогулки по берегу Цюрихского озера. Розалия Мас, одержимая фантомной болью, разрываемая на части агонией.
Много, очень много других имен. И все во благо. Во имя Совершенства.
Вот только Бастиан знал лишь об Александре Роммире. Остальные прошли мимо, ведь дочь заботливо решила, что не стоит тревожить отца такими мелочами. Эстер экспериментировала, ставила опыты, наблюдала и училась новому. Мощнейший разум, ненасытный до знаний и опьяненный могуществом, терзал обычных людей, с каждым разом все смелее и смелее выбирая жертву. Мучила ли совесть? Давило ли тяжестью осознание совершенных преступлений? Вспоминала ли она их имена?
В конце 2043 года Эстер поставила новую цель. Фантастическую. Невозможную. Она слишком увлеклась идеей, тщательно подошла к выбору испытуемого и пропустила очевидную угрозу, что уже не первый год маячила перед носом…
Восемнадцатого января 2044 пришло Родство. Эпицентр взорвался на востоке, но волна насилия уверенно шла на запад. Распространялась по миру, подобно страшной чуме, пока отец и дочь нежились в объятиях друг друга…
* * * * *
Он довольно осматривал результаты совместного труда.
«Ты молодец, родная».
Эстер доработала сканер, сделав его более компактным, быстрым и надежным. Она прописала новые алгоритмы обработки информации, заменила множество деталей, разобрав установку до мелких шурупов, и под чутким надзором Себастьяна протестировала обновленный образец.
«У меня хороший учитель», – подмигнула она. – «Ты тоже молодец».
Он потянулся, чтобы обнять свою любовь, когда стены и окна вздрогнули в первый раз. Что-то гулко ухнуло неподалеку. Оборудование в лаборатории посыпалось с полок.
«Что это?» – Бастиан огляделся. Все затихло. – «Что это было, Эстер?»
Нет ответа. Он повернулся к ней и сердце его упало. Прекрасные глаза цвета ирисов в ужасе округлились, слезы беззвучно стекали по щекам.
- Эстер? – позвал он. – Родная, что происходит?
- Я не увидела, – дрожащим голосом прошептала она. – Я не увидела, папа.
Взрыв, гром. Свист в ушах. Ощущение времени и места исчезло в густой пыли – часть потолка рухнула совсем рядом, едва не завалив обоих.
- Их так много… – выдохнула Эстер.
- Бежим! – закричал Себастьян. – Не стой! Бежим!
Они ринулись в коридор, повернули направо, где облако серой пыли не застилало проход, добежали до лестницы. Крики слышались повсюду, со всех сторон. Будто сами стены университета вопили от боли. Пролет, второй. Дверь на этаж распахнулась. Мужчина с пятнами крови на лице стоял в метре и злобно ухмылялся.
«Прости меня. Это моя вина».
- Я нашел его! – заорал незнакомец. – Майер здесь!
- Нет! – кто-то пронзительно закричал. Женщина. Девушка. Эстер.
«Нет! Нет! Нет!» – вторили мысли.
- Нет! – слово переросло в один протяжный звук, полный страха и отчаяния.
«Нет! Прочь!»
Боль сковала тело. В затылок словно вогнали гвоздь. Тьма наступала.
А Себастьян Майер не был к ней готов.