Записки Сергея Ваганова часть 2

         Арысь – Алма-Ата  - учебный комбинат (январь – март 1964)

В поезде Уральск –Алма-Ата. Грустные песни по радио – «Сердце девичье растревожено…» и в тему за окном -  «Эх, дороги,пыль да туман…»
 Вагон шикарный, в таких я еще не ездил – самолетные сиденья, узкие,мягкие,за каждым откидной столик.Очень удобно сейчас писать на таком.
Людей много, иногда стоят в проходах.Разноязыкая речь.Рядом со мной две немки – одна старуха, глуховатый быстрый говорок, слова едва различимы на слух, лицо морщинистое с крупными бородавками, как неоттаявшие сосульки…Вторая –молодая, лет под тридцать, кормит грудью ребенка, уже довольно крупного.Прикрыла грудь цветастым платочком, виден только большой коричневатый сосок время от времени обхватываемый губами ребенка – пососет, откинется, кажется вздремнет минутку, потом снова за работу. Старуха говорит только на немецком, женщина иногда переходит на русский, обсуждают какие-то покупки.
Впереди казашка, пожилая с плоским  большим лицом и внимательными спокойными глазами.Высокий замысловатый головной убор не снимает.Пытался сделать набросок в блокноте.
Шла по проходу девушка, на вид русская, разносила котлеты.Казашка спросила коверкая слова, но смысл уловить можно было, что-то вроде - сколько стоит?Девушка ответила -77 копеек!
Старуха - Казах скажи.
Девушка повторила на казахском…
В общем -вавилон!
Душно.Клонит в сон, иногда вздремываю, но ненадолго - уж очень все интересно.За окном холмы, холмы, припорошенные снегом -  когда-то пробирался под землей сказочный крот и нарыл кротовин , почти  донская степь где-то между Ростовом и Таганрогом…
В этих вагонных креслах спать удобно.Ночью просыпался непонятно отчего, смотрел в темное окно разделявшее едва различимую степь и вагонную духоту, плач ребенка, кашель,тихий разговор..
Что за чувство!Будто здесь же незримо присуствует вся вселенная со всем ее прошлым и будущим…
Бледный рассвет, как на недопроявленной фотографии, заснеженная степь, аилы.Поезд останавливается возле каждого из этих хуторков, останавливается  будто замирает,будто устал и все - навечно….
Аил – десятка два домиков жмущихся друг к другу, хотя пространства вокруг – не окинуть взглядом.Низкие плоские крыши, дувалы.На крышах много сена.И ветрами не сдувает, наверное как-то крепят. У каждого аила чуть в стороне небольшие глиняные сооружения – казахские кладбища.
Наверное этому пространству должно соответствовать столь же что-то удивительное, сказочное! Не меньше. Но что?  Может прошлое? И надо выйти из вагона на одной из остановок, пойти в аил, и  в лабиринте глинобитных оград где-то в нише найти светильник…потереть его или зажечь и произойдет чудо. Вполне естественное для этого мира с необыкновенным небом, с людьми притворяющимися занятыми прозаическими делами и разговорами на разных языках… А на самом деле красивая девушка казашка сидящая через два ряда от меня ( на каждой остановке она приподымается и смотрит на входящих людей, ожидая кого-то), на самом деле она принцесса..А старый аксакал, время от времени поглаживающий круглую белую бороду сейчас выдернет волосок из  бороды и превратит поезд в караван верблюдов и я буду восседать в гимнастерке и в сапогах меж двух верблюжьих  горбов и смотреть …На что , на кого? На принцессу конечно!..
Поезд опять останавливается, будто движется в полусне, даже чуть пятится назад, проскочив с просонья станцию.
Шум, гомон, мешки, узлы, не вместить  всего в вагон, но поезд трогается, все утрясается, всем хватает мест и те же картины за окнами…
Но красивая казашка уходит в другой вагон – интересно кого она ждет или ищет? Краски блекнут, читать и писать расхотелось и я ,как и поезд задремываю…
.По радио бьют куранты, гимн. В Москве 6 утра, на моих часах-9. Станция Узун-Агач…



Алма-Ата ( учебный комбинат)


Военный городок у подножия гор. Три дня  было все окутано  туманом – видны лишь строения городка ,они полого спускаются к речушке, в ста метрах от КПП мост, дальше окраинные кварталы Алма-Аты.
Но утром сегодня , выскочив из казармы обомлели -  горы нависли над головой, видны вершины, хребты, тени , множество оттенков снега, хвойные деревья  ниже по склонам -кажется можно пересчитать… ,фантастическая картина. Полное ощущение: на вершинах сидят боги занятые своими вселенскими делами и иногда скучая , наблюдают за нами и позволяют взглянуть в свои олимпийские апартаменты…Да,не чета нашим казармам.


В бане, ждем пока гражданские освободят помещение.Пишу карандашом, оставил авторучку в казарме, чтоб не свиснули здесь.
Вышли из городка поздно, уже в сумерках.Нас человек семьдесят.Шли строем по плохо освещенным улицам, равномерно гулко отражают улицы наш шаг, иногда строй сыплет дробным горохом, старшина угрожающе суетится, выравниваем ритм. Петляем по улицам –там,там,там…Фонари на столбах далеко друг от друга и мы вползаем из света в потемки,и снова в свет…
Правый карман бушлата оттопырен – в нем полотенце и кусок мыла, выданный старшиной.Я верчу головой, разглядываю дома, заборы; похоже на окраину Краснодара, ничего азиатского.Когда отвлекаюсь наступаю на пятки впереди шагающему, выравниваю поспешно шаг. Старшина предупредил – никаких разговоров, можно лишь песню.Но приказа петь нет, идем молча, изредка глухой шопот – выровняй ногу! и беззлобная ругань.
Обгоняет нас ярко освещенный автобус.Мы дружно смотрим на сидящих в нем людей, в нем кто-то, прижимаясь лицом к стеклу,пытается разглядеть нас.

Утро.Проснулся рано, еще час до подъема.Дочитывал «Олесю» Куприна, успел погладить гимнастерку,  вчера в бане выстирал вместе с портянками. Пришлось, правда из бани топать в мокрых портянках, а бушлат надеть на нательное белье, но зато сегодня оделся и обулся во все сухое и чистое.В дверях столкнулся с Романюком, хотел пршмыгнуть, но он уперся в косяк проема, улыбнулся по охотницки, оглядывая жертву- к чему бы привязаться-процитировал устав, затем – Пять минут чтоб побриться, доложить!
 Я ругнулся про себя, схватил прибор, плеснул в лицо холодной водой, поскреб бритвой подбородок и и верхнюю губу, хорошо хоть реденькая бороденка растет…

  «Тишину» Ю.Бондарева прочел взахлеб, гипноз книг поразительный – долго потом думаешь, рассуждаешь словами самой книги, героев ее.
По телевизору «Весна на Заречной улице», все ходят в широченных клешах.Недавний фильм, а мода сменилась.Базанов смеется – Вот этот артист смотрит на себя в штанах таких и плачет…

Дневальный покуривал на посту, старшина Пшеничнюк  заметил, поманил – Ты что же, если я с тобой вась-вась, так ты готов насрать на голову..
- Сейчас навернет ему по полной – шепчет Маковеев.
Пшеничнюк дневальному – Все, иди на место.
Старшина служака, но справедлив.Вместе с мундиром он надевает и ироническое отношение к армейским обстоятельствам; ирония сдержанная и кажется неглубока в нем, поверхностна и слегка показна…
Столпились у столовой.Сергатенко показывает рукой на офицеров проходящих мимо нас – Товарищ старшина, а офицеры уже в летнем обмундировании,А мы когда перейдем?
- Как приказ будет – отвечает Пшеничнюк.И смеясь – Скажу тебе хорошую русскую пословицу – никогда не показывай на х.. пальцем…

Ты считаешь, что все в твоей жизни сломано
Что уже никого не полюбишь ты, словно
Не твои восемнадцать сейчас тебе, милая
А, пожалуй повека, не менее минуло!
У тебя, пессимистка, румяные щеки,
У тебя , пессимистка, глазенки как щелки,
А оттуда на мир любопытство выглядывает,
И что ты еще просто девчонка, выкладывает.
Пусть подушка слезами горючими залита –
Эти слезы когда-нибудь вспомнишь ты с завистью
Будет все –
Будет столько еще разных разностей,
Будет столько любви, и печалей, и радостей.
И что ты убиваешься,ты упиваешься
И грустишь о себе, пусть не в траур одета,
Восемнадцатилетняя старая дева…
Евг.Евтушенко


      Кто-то заговорил сожалеющее, что когда прибыл в часть с гражданки побросал хорошую одежду, поддавшись разговорам о том, что до дому она все равно не дойдет.
Базанов вставил – У меня были сапоги теплые с мехом, а тот шофер, что вез нас в баню, нашу первую в части, попросил их у меня, после бани , говорит не найдете.И я отдал ему.
- Что ж не отослал домой? Такие сапоги уж надо было сберечь. – сказал Щербина.
- А кому отсылать – охотно рассказывает Базанов – родителей у меня нет, из детдома я.
- И совсем ничего не знаешь о родителях?
- Откуда ж знать, коли меня какая-то тетка принесла в детдом, кинула и сбежала..
Базанов небольшого роста,очень белобрысый, бровями, лицом.Он робок, когда переругивается с кем-то суетливо прячет глаза, смешно хохорится, и видно в облике его, словах, в интонации, как он неуверенно пытается побороть свою нерешительность.У него очень приметный нос большой с горбинкой и чуть приплюснутый с боков.Ковалев, хитрый тяжелодум поддразнивает его – Ну ты ж вылитый немец, как  в кино.Ото ж твоей мамке какой-нибудь эсесовец недобитый заделав…
Базанов покорно соглашается: - Что ж, может быть и так,мне неизвестно…

Щербина Макар рассказывал- Там все было ясно – групповое изнасилование, всем четырем пахло тю-тю.За такие дела ведь может и высшая мера и все…А Мишка, самый младший из них всех выручил , предложил ей жениться.Незнаю, сам он так додумался или следователь подсказал, вообщем дело  заглохло, потому что он женился на ней.Так что вышло  - кашу они заварили вмемте , а выхлебал он за них за всех.
- Ну за себя то же,.девчонка то  хорошая? – перебивает Коваль.
- Какая девчонка, 25 ле бабе, а Мишке 19.Его хотели в армию забрать, но нашли како-то дефект, забраковали.Так он с ней и остался.Из нашего села уехал. У нее квартирка в городе, жила с матерью.Он к ней перебрался.Говорили. что смирно живут.



Дважды за эти дни был по увольнительной в городе и всюду чувствую взгляд гор, живой размышляющий…Вот бы Слава Братченко увидел. Вечерами у костра в экспедиции на Левинцовке  он часто говорил – колыбель богов - степь, в степи народы активней, степь не знает границ, перемешиваются  люди, боги, формируя и шлифуя образы, имена, биографии…Что бы он сказал,глядя на эти горы! Но он археолог, для него археологический предмет и факт и чувство. А здесь ощущение, скорее величия , недоступного ни пониманию, ни лопате,ни воображению, здесь раскоп не заложишь.А если начнешь копать то будешь чувствовать себя слепым пытающемся по пятке представить образ слона…
В троллейбусе.Трое девочек- цыганочек.Самой старшей лет 14, младшей лет 5.Поют по русски и по цыгански. Разное.Хорошо поют, голоса чистые.Затем младшие в проходе  - Дай денежку. В ответ чаще – Нет мелких.
-Ишь распатланная, причесываться надо – говорит тучный мужчина.
- Ну почему же, у нее косички, вы напрасно наговариваете – вступается женщина  , узбечка, кажется.
У старшей глаза нахальные и пронзительные.Молча идет за младшими.Останавливается возле меня.Глаза в глаза ,не отводит взгляда.
-Солдатик, давай погадаю…
Тихо и с таким покровительственным оттенком в голосе -  «солдатик», с такой женской взрослостью в лице…
Улыбаюсь ей – Я свою судьбу знаю.
Протянул ей полтинник.Прошла мимо, не взглянув на деньги.

Луна каменистою белой пустыней
В холодном полночном сиянии стынет
Не знаю какая по счету планета
Хлеба поднимает над ливнями лета.
О сколько их там у вселенских ветров
В туманности слито  безвестных миров,
Где вечность сама не слепа проходила,
Гасила и вновь зажигала светила…
Я землю люблю всей любовью земной,
Ту землю , что будет      и мертвым со мной.
А все ж когда бы не звезды над ней
Я был бы душою намного бедней.               
                Щипачев



    Утро. Пшеничнюк. Он приходит в роту свежий, подтянутый, довольный собой и всем ,что предстоит сделать в течении дня.Он худощав, небольшого роста, но не производит впечатления  тщедушного человека, широкие плечи под твердыми немнущимися старшинскими погонами на кителе жесткой материи.Узкая, туго перехваченная ремнем талия.На утренней поверке он утомительно - мелочно, но с удовольствием учит помкомвзвода как делать осмотр солдатских носовых платков, попутно иллюстрируя свои замечания анекдотами.Знает он их превеликое множество, на любую повседневную ситуацию…
-Это значит так – армянскому радио задают вопрос – Как держать х… чтобы не обосцать пальцы.?
Пшеничнюк манипулирует руками у своей ширинки, показывая так или так.Улыбается, обнажая неровные желтые зубы. Ну и армянское радио отвечает – Чтобы не обосцать пальцы надо х… держать вот так.  Старшина сжимает два кулака и держит их между ног.
По строю смех вразнобой, очень смешно получается у старшины.
Коваль посмеивается:
– Наверное, достается от него бабам, и худой небось от этого самого… ..


Построение в столовую.Наш взвод – второй,строится быстро.Впереди – первый – тянутся переговариваясь.Старшина Романюк молча ждет расставив крепкие ноги, в темноте не разглядеть лица, но знаем примечает он всех и каждого, при случае сунет пару нарядов.
-Первый взвод, шагом марш…Разойдись!
 Через паузу – В три шеренги становись…Голос его негромок, чуть сипловат. – Равняйсь!Смирно! …Застыли взвода, тихо,никому не охота снова перестраиваться, скорее на ужин.
- С песней шагом марш!Отставить! Где ваши первые три строевых шага!
Наша песня : Солнце садилось. Речка вдаль катилась
                Соком малиновым она цвела
                С песней крылатой, шли в поход солдаты
                Главной улицей села…
Поем все, плохо споем, вернет назад.Идем быстро и весело – ужин. У столовой при предварительной команде – Рооотааа! …четко печатаем строевой шаг..
За столы рассаживаемся бегом. На краю стола миска с жареной рыбой.Хватаем руками, подхватывая кусок получше, не шустрым достаются хвосты.Рыба вкусная.Хорошо, что жареная, в Арыси почти всегда соленая.После нее наглощешься воды до отбоя, а ночью бегаешь отливать, да и сны беспокойные. Старшина дает команду садиться, перед этим рыба уже поделена, кружки  и ложки разобраны . Тут никакой приказ не поможет, нехватит кружки с ложкой, будешь потом метаться по столовой, ждать пока освободится у кого.К рыбе сегодня картошка жидкая как кисель и темная.В иную миску и целая картофелина перепадает, плотная неразваренная,колупнешь ее – чуть сыровата внутри, но ничего, как часто комментирует меню старшина - жопа не решето , все пропустит.Делит картошку сидящий с краю у бачка, кто очутился  тот и делит, не важно кто - все здесь на виду, тут уж без обмана поровну.Миски идут по конвейеру рук вдоль стола.Миски принимаем , внимательно искоса сравнивая сколь кому перепало…Другой кто-нибудь делит хлеб и сахар – хлеб сначала  белый раскладывается на столе,поверх два куска черного – порция.И по два кусочка сахара.Сахар бросаем сразу в кружки и заливаем чаем, пока картошку выхлебаешь и рыбу обглодаешь, сахар растает, крутанешь черенком ложки – готово можно пить.Чай редко горячий бывает, чаще чуть живой холодный, в нем и сахар плохо тает,но все же сладко. Едим быстро,так уж принято.Напоследок запил чаем,потряс кружку надо ртом ловя губами нерастаявшие комки сахара…Посуду на край стола и к выходу не спеша. Кто последний, тот несет посуду к амбразурке мойки. Почему то - «морской» закон. На веранде столовой собираемся группками по двое- четверо, балагурим,  а кто бежит к забору или за угол столовой  - отлить.В потемках старшина не заметит.
Это вечер, еще  один день стал прошлым…
            Утро.Политзанятия.Старшина Емельянов –Что значит быть честным, кто мне скажет?
Молчим. –Ага, а ну- ка ты Ковалев, что ли.
Валерка бубнит – Ну быть честным ,это значит не обманывать товарищей и командиров.
Старшина – Правильно.Читаем устав дальше…
Читает нудно, усыпляющим голосом,буто нарочно, чтобы вдруг неожиданно сказать – А вы я думаю и не знаете морального кодекса..
Мы, хором – Да слышали.
Емельянов – А я сейчас проверю А ну-ка из скольких пунктов состоит моральный кодекс?
Сергатенко – Из 12
Старшина – А ну-ка назови первый пункт? Ага, молчишь! А сходи принеси, в коридоре висит.
Сергатенко приносит плакатный лист.Старшина  – Ну вот прочтем, так - преданность делу коммунизма…Понятно? Ну вот, что ты без него будешь делать! То то же.Повесь обратно.. ..

    В «Правде» о китайских раскольниках, большая статья об ошибках в руководстве КПК. Как мы похожи… В «Литературной России» статьи о Шекспире.Смоктуновский играет Гамлета.Пишут, что фильм уже вышел на экран.Я его наверное не скоро увижу, к нам новые фильмы привозят в последнюю очередь. И рассказы.В «Неделе» «Любовное послание» итальянского автора.Кабинетный работник пишет любовное послание.Ему мешают разными посещениями делового характера, отвлекают и , наконец его возвышенное любовное объяснение заваливается деловыми бумагами и он забывает о нем.Хорошая новелла, но сюжет явно списан у Чехова.               




Начальство чем-то озабочено , в бегах.Но похоже не вышестоящих ждут,иначе мы бы по третьему разу драили территорию.
 Время политзанятий, мы одни. Наконец заглянул старлей –Читайте «На страже Родины». И исчез.
Дорожкин развернул газету , стал читать подряд не выделяя заголовков от текста. Все занялись своими неотложными делами.Обменивались адресами девушек, у каждого обширная переписка по доброй дюжине адресатов.Иногда на часть приходят письма от девочек ищущих знакомств, в них надписи « вручить письмо Ване», «лучшему солдату», или « письмо для солдата, который увольняется в этом году». Таких у нас нет – всем стучать каблуками кому два года, кому три.
В приближающуюся увольнительную надо купить блокнот, этот заканчивается, карандаш и нитки; в библиотеку сходить полистать журналы, пошататься по городу и вечером в молельный дом…
Тарасенко стал  рассказывать – У нас село есть, Страшиловкой называют.А почему? Старые люди помнили, что в селе этом один барин жил, при крепостном праве. И он по праздникам всех баб собирал к своему дому , ставил в шеренгу раком ,юбки на голову, а мужикам приказывал в таком строю по голым жопам своих жен находить.Тем, кто не ошибся ведро водки ставил.Вся деревня гуляла.Оттого село и называется Страшиловка.
Сергатенко задумчиво, –Что ж тут страшного, раз гуляли.
- Так бывало, что водки никому не доставалось, не угадывали.- сказал Тарасенко…
Кто-то сбегал в казарму за гитарой.Щербина забренчал потихоньку, запел грустно:
Белые чайки летят над водой
Где ж ты,  падлюка в чужом краю
Тело свое продаешь…


    После завтрака – Романюк, дежурный старшина. Гонял все три взвода по плацу. Грязь, сыро.Романюк начинает психовать –ничего не получается со строевой.Первый взвод дробит шаг, поем вразнобой.
Романюк  кружится по плацу как пастух среди стада, кричит со злобой – Почему нет первых три строевых шага…Стой, не вертеть кумполами, команда  смирно, была… Почему!
- По х.. . да по кочану, - шипим недовольно в строю
Подполковник Шарыкин, облокотившись о стойку крыльца штаба, поддакивает, наблюдая за нами – Выше ногу…Я кому говорю, выше ногу…

Я бессониц не знал, что такое бессонница?
Отчего голова на подушку не клонится?
Для кого он придуман – смешной арсенал:люминал,амитал,веронал…?
Я считал:если свет до рассвета в окне у кого-то
Если ворот разорван рукою натруженной,
Значит много работы, по сердцу работа,
И таки не жалеть , им завидовать нужно.
А о прочих бессоницах из посторонних,
Знают те кто дежурит у скважин замочных…
Я бессниц не знал помнил только хорошее,
Но пришли и ко мне они длинные ночи.
Не пришли, навалились, бессонные, черные
Паутиной над смятой постелью нависли
И я знаю теперь, что бессильны снотворные
Если сам до рассвета не справишься с мыслями.
Это сутками тянется – жизнями помнится
Эти ночи сжигают и годы и курево
Каждый сам от себя прогоняет бессонницу,
Я рецепта пока не нашел,
Но ищу его.
                (Леонид Темин)



В штабе на столе увидел бумагу – приказ о том , что курсант группы бригадиров отделочников Рамазанов  отправляется в свою часть для дальнейшего следования в Дагестанскую АССР, в связи с получением заверенной телеграммы о смерти его сына…Когда шел в штаб я встретил Рамазанова – с чемоданом в руке он шел к КПП.
Машинистка заговорила со старлеем  о том что нужно отдать Рамазанову документы, что он только деньги получил, а документы не успели оформить.
- Так Рамазанов уже ушел – говорю Дынкину.Он начал спорить с машинисткой кто виноват , что Рамазанов отправили без документов.
-Я сбегаю, догоню его.
- Нет – кривится Дынкин – сходи за Назаренко он местный…
Я выскочил из штаба.Побежал к воротам,выбежал на улицу. Рамазанов уже за мостом,подходит к автобусной остановке.Я крикнул –Рамазан!
 Далеко, не услышал.Но женщина на мосту видя меня обернулась , позвала – Эй, солдатик, солдатик!
Он остановился.
У него смуглое, отрешенное лицо.Сын,наверное совсем маленький, папаше то лет 20 – 21.
Вернулись в штаб.

Пшеничнюк.Выстроил нас,теоретизирует – В армии так: не умеешь- научат,не хочешь – заставят…
Мы слушаем терпеливо, дело привычное.Лишь бы не на плац, грязь трамбовать.Старшина умница, суров,но справедлив; понимает – армейские обстоятельства выше его…
-Закон – тайга, черпак –норма- запоминающее говорит старшина.Из его афоризмов неофициальный устав  можно составить.Я  в третьем ряду,отключился, читая… Ага, финиш, заканчивает, отмашка левой рукой с резким жестом ладони от себя.Пауза.Последняя для кого-то фраза, с досадой – Мысли наполеоновские, только головы с Ивана Горшечника…Разойдись!
И уже в столовой на ужине с усмешкой – Ну ты ловок ,Ваганов, устроился читать при команде смирно…
Я открыл было рот оправдаться, но старшина отошел.

      Старший лейтенант Цимбал, между нами кликуха –Пятьфору. Излюбленная тема бесед – венерические болезни, основное занятие, которое он похоже освоил профессионально настольный теннис. Вернулись с объекта.Он перехватывает взвод у казармы и с радостью в лице и  голосе.
-Внимание, я сейчас из госпиталя , важное для вас сообщение,.Так вот, там полно солдат с венерическими заболеваниями. Из нашей части пять человек с триппером и двое с сифилисом.
Маковеев позади меня бормочет тихо – Не из госпиталя ты выскочил, а из сумашедшего дома….
Цимбал конечно не расслышал, но реакцией был доволен, оглядел изучающее строй. – Кто хочет быть шестым или третьим? Нет желающих.То-то! Советую сделать выводы.Разойдись.
Старлей до смешного хвастлив.О чем бы он не повествовал, обязательно как бы мимоходом сообщает о выдающихся фактах собственной биографии..
- А у  меня слабость к строителям. Наверное потому, что я сам строитель, закончил высшее училище по этой части, а сейчас я в стройакадемии…. Делает паузу, оценивая впечатление ,оглядывается и добавляет –Между прочим единственный среди офицерского состава нашей части …
Даже обликом  похож на Хлестакова, каким его показывают в кино и в театре.Интересно. если ему дать «Ревизора» узнал бы себя?.
Проверяя увольняющихся в город, внушает –Не ввязываться ни в какие драки и скандалы, на это есть милиция и пусть она разбирается.И упаси боже с бабами…
Минут десять увлеченно рассказывает о признаках сифилиса. И наконец –Направо, в город шагом марш.
И уже обращаясь к кому-то, подчеркнуто громко – Ну, идем играть. Где шарик, даю пять фору.Пять фору даю !ха,ха..
Это он идет играть в тенисс.
Иногда собрав нас и продолжая игру с кем- нибудь он предлагает с подчеркнутой небрежностью подкидывая шарик – Ну кто со мной сыграет. Пять фору даю.Кто выиграет даю увольнения всему отделению.
Среди нас недоверчивые смешки.
-Не верите -  горячится старлей – слово офицера. И с иронией – Может из бывших студентов кто? Эй, интегенция! Пять фору даю…Он быстрыми взглядами поглядывает на нас,проверяя действие своей речи.Слово «интеллигенция» он произносит как я написал –«интегенция», явно  коверкая сознательно
Сергатенко вздыхает – Знать бы такое дело, я бы с детства начал учиться играть.


« В первой молодости своей я часто увлекался вольтерианством, любил иронию и насмешку, но не помню, чтоб когда –нибудь я взял в руки Евангелие с холодным чувством,  это меня проводило через всю жизнь, во все возрасты, при разных событиях я возвращался к чтению Евангелия, и всякий раз его содержание низводило мир и кротость на душу» (Былое и думы стр. 55)



Ночью.Вижу как мигают огоньки в горах. Так высоко, так ясно, будто горы на ночь занимают все  небо.Так легко думать, что оттуда наблюдают за нами красивые, умные боги; да природа и не потерпела бы других.


Я знаю  силу слов, я знаю слов набат
Они не те которым рукоплещут ложи
От этих слов срываются гроба
Шагать четверкою своих дубовых ножек.
Бывают выбросят ненапечатав , не издав,
Но слово мчится, подтянув подпруги
Звенят века  и подползают поезда
Лизать поэзии мозолистые руки.

У Есенина Русь теплая , домашняя; у Маяковского – жесткая ,бурлящая, ощетинившаяся штыками, идеями, непримиримостью.Но оба задохнулись, хотя в любви, владея словом, могли бы найти выход…Может предчувствовали тайную злобу тридцать седьмого…Есенин первым , он лирик.Любви к России в нем было больше, а Маяковский себя оглушал… Но первым был Блок…По русской поэзии можно изучать всю возвышенность русской лирики и всю подлость российской  политики.
По телевизору киноочерк «Об искусстве Древнего Египта».Бродил по темным аллеям городка.В казарме листал свою папку с репродукциями из журналов – Пикассо, Тициан, Корреджо, Леонардо да Винчи, Сарьян…Что красота в облике царицы!? Душа? Взгляд? Или собственная мечта о недостижимом, непостижимом, невыразимом,недоступном…Мечта, странным образом, ведь столько веков прошло, совпавшая с тем, что хотела  сказать она  всем, кто видит ее сегодня, или через сто или тысячу лет….Останется ли тайна…



В увольнение вышли в 10 часов. И свобода вас встретит радостно у КПП. Постояли на мосту, поплевали в воду; течении шумное, быстрое, то же откуда-то  река на свободу вырвалась, но только раньше нас.
Побежал к автобусу.Часа два бродил по магазинам,купил книги - Михайлова «Любителям рисования» , объемистую «Культуру Руси времени А.Рублева» и сборник стихов Василия Федорова.Хороший поэт.
Сидел в чайхане, ел лагман, пил чай.
В парке «28 панфиловцев» ободранная нищенского облика церквушка,  в ней музей Казахской ССР. Рядом несколько крохотных домиков, подходы к ним из кое-как набросанных досок облепленных грязью. Вывески - «Центральная библиотека им.Чехова», «Пожарная часть» .На фасаде грубо намалеванный плакат: человек в каске держит у виска телефонную трубку и радостно улыбается, внизу надпись «в случае пожара звоните мне по телефону 01»…
            Молельный дом нашел быстро,скользнул в калитку, уютный двор с лавочками, любопытствующие взгляды на меня – я в форме. Спросил о Леониде. – Да,здесь – сказала темноволосая женщина – подожди у крыльца.
Леонида узнал по описанию Гр.М. Леонид развернул рекомендательное письмо, скользнул взглядом по строчкам, свернул, улыбнулся мне – Потом прочитаю, пойдемте, сейчас собрание.
 В собрании. У регента чудовищный нос, особенно поражающий когда регент поворачивается в профиль – огромная  картофелина, будто кто-то случайно, спьяну или по злому умыслу воткнул его в это в общем-то правильных черт  добродушное лицо.
Вот он поворачивается  к хору, подымает руки.Лица хористов напрягаются, руки регента опускаются уже плавно, ладонями вверх будто придерживает ниспадающую легкую ткань.Участники хора дружно встают, регент тоненьким тихим голосом напевает первую фразу псалма.На мгновние тишина, пальцы регента вздрогнули и хор запел…
Старший пресвитер представительный мужчина, в летах, с толстой шеей и мягких черт упитанным лицом – хочется добавить  в его лицо хоть немного остроты – все округлое, нос ,щеки, подбородок. Читает он проповедь скучно,лицо при этом неподвижно, да и трудно изобразить чувства при помощи этих заплывших жиром щек и глаз.В горле у него как будто перекатывается шарик и так ясно зрительно это представляется, что ждешь – вот-вот он выплюнет шарик на головы прихожан.Единственный, но убийственно однообразный эмоциональный прием который он употребляет вовремя проповеди это понижение голоса до рыдающих интонаций.Впрочем, этот прием используется всеми – и вторым пресвитером с мазком бороды на острие подбородка и третьим  приезжим  выступавшим – стариком с закостеневшим выражением равнодушия на лице.Старик разъяснял библейский тезис о первичности духа над телом…В конце проповеди он прорыдал голосом последние слова, прищуренными глазками слепо обшарил братьев и сестер, сел и зевнул судорожно ноздрями и движением кадыка..
О чем-то неопределенном и грустном думалось.Вспомнил уже в казарме. – «Я хочу факелом поджечь небо и залить водой ад, чтобы люди любили бога бескорыстно…».
Как будто наткнулся на формулу решения задачки, которая до этого не получалась.
   В автобусе. Смотрю сквозь стекло на улицы и дома.На остановке две девушки- казашки.Одна небольшого роста, красивая, перехватила мой взгляд и показала язык.
Над городом нависают горы, контур их четок как будто углем очерчен, на склонах морщины и подпалины обнаженной земли.Наверное  оттуда с вершин город кажется мусорной кучей, слишком уж много в городе халуп почерневших от старости  и сырости.Городу  в таком живописном ожерелье гор подошли бы здания из белого камня , легкие, ажурные как само имя –Алма-Ата.

    На всю длину дощатого забора надпись мелом – Продается управдомами-Тимка Фантомас. В конце забора под деревом трое мужчин, сидят на бревнах, курят.Две девушки  с красными повязками дружинниц проходят мимо.Один из мужчин – Эй, девушки, вы  разрешите здеь курить? Девушки проходят молча, а прохожие улыбаются.

«Я могу понять людей интересующихся историей религии, в которой были страницы заставляющие думать и волноваться, страницы полные глубокого смысла, связанные с целым рядом исторических поворотов, с целыми эпохами человечества….
Для меня история религии – это часть истории человечества, часть истории его развития, его заблуждений, его сложного пути …» (Константин Симонов)

«Смерти меньше всего бояться те люди, чья жизнь имеет наибольшую ценность» (Кант)

      Пшеничнюк:- У всех троих были такие фамилии, что с черта с два где услышишь.И как нарочно для такого случая подобраны.Накрыл их патруль на станции Шепетовка.Пьяные вдрызг.. Патруль спрашивает документы, а они ни в какую, но фамилии назвали: Дураков,Обормотов и Дубина.Старшина думает –Ну дурачат, и в комендатуру их. А комендант на этой станции злюка был- поискать.Проверили документы –точно.И за фамилии отпустили их…


        Шла «Аппассионата».Перед кинофильмом мы – старшина Симоненко, Маковеев и я –в Ленкомнате принимали в комсомол:  - Пака, Дорожкина,Абдуллаева ,Козина.
Потом бегом в столовую.Чай – бурда.Сахар не выдавали, но чай сносно сладкий.Сержант поясняет – Это не часто здесь; в мешках остается песок,самый мусор, вот они этим гамном и заправляют чай…

Нам вчера прислали из рук вон плохую весть
Нам вчера сказали , что Алеха вышел весь
Как же так, он  Наде говорил, что пофартим,
Что сыграет свадьбу, на неделю загудим.
Но не соостоялсся этот свадебный кутеж,
Потому что в драке налетел на чей-то нож.
Потому что плохо, хоть не в первый раз уже,
Получал Алеха дырки новые в душе.
Для того ль он душу как рубаху залататл.
Что б его убила в пьяной драке сволота.
Если б все в порядке , мы б на свадьбу ныне шли,
Но с ножом в лопатке мусора его нашли.
Что ж поубивается девчонка, поревет,
Чуть посомневается и слезы оботрет.
А потом без вздоха отпрет любому дверь..
Ничего , Алеза, вс равно тебе теперь

В молельном доме.
- …Итак, дорогие братья и сестры, я хочу посвятить сегодняшнее свое выступление большой великой теме.Желание высказаться возникло у меня когда я прочитал священные строки Евангелия от Луки, а именно параграф 15 главы 16.Я прочитал, дорогие братья и сестры, эти известные вам строки, вслушайтесь дорогие братья и сестры, в эти вечные слова истины поведанные нам господом нашим Христом.
Он открывает книгу, читает –Он сказал им ,вы высказываете себя праведниками перед людьми, но бог знает сердца ваши – ибо, что высоко у людей, то мерзость перед богом..
Он повторяет  последние слова делая акцент на слове «мерзость».
-Это подлинные слова Христа, сказанные им книжникам и фарисеям , которые были жадны и сребролюбивы, которые для виду в лицемерии возносили молитвы свои к богу, а на деле служили маммоне…Но не скрыть пред господом истины поступков наших.И каждый из нас , братья и сестры, должны направить взоры свои внутрь и спросить себя – Я не имею ли  греха скрытого в себе, другим не замеченного, но как червь источающего душу мою….
 Говорит он медленно, с длинными паузами, я успеваю записывать с опережением.Вижу поощрительный кивок Леонида



Щербине подружка написала о прошлогодних темах сочинений на выпускном экзамене – 1.Чему учит в наше время роман Н.А.Островского «Как закалялась сталь»
2. Обличение пошлости пошлого человека Гоголем и Чеховым
3.Как я понимаю задачи литературы и искусства в наши дни.
Пишет: – так боюсь экзаменов, что уже сейчас потею от страха…
Прочел и с какой-то радостью подумал, что мне уже в школу никогда не вернуться.

      Сны легкие, запоминающиеся: - хутор, Зорька с кривым рогом,арбуз на столе под шелкуном, бабушка с мамой у печки на дворе…. Проснулся, ощущение арбузных семечек во рту, языком  почмокал, сообразил - это же сон.

           Печатный орган евангельских христиан-баптистов «Братский вестник», выходит 1 раз в месяц. «Библия не ставит своей целью давать людям точные научные данные  окружающего материального мира…Библия солержит богатейшие духовные уроки для верующих и это ее область..А исслдованиями  законов  материального мира библия не занимается - .то область науки № 3 за 63 год


     Получил телеграмму из дома , срочная – на переговорный завтра.Давно писем не было…
Через сутки – ночь в городе. Переговорный пуст, подумалось – закрыт.Нет , в окошке женщина с раскосыми глазами  и украинским акцентом – Жди, скажу .
В трубке мамин голос – Сыночек, ласточка! не болеешь? сны какие-то тяжелые, решила позвонить...
Стала расспрашивать.
- Мне здесь сказали, что  у вас уже ночь…
Смеюсь – Мама , здесь два часа ночи…
Мама огорчается – Как же так, не сообразила я. Разница во времени…
Город ночью загадочен, но и тревожен столь же, выжженные темнотой глазницы окон, провалы улиц как шрамы…В редких прохожих не чувствуешь себе подобных…Бродил до рассвета.

Шли из бани по сумеречным улицам.Тишина,Во всем весна, даже в нашей крови – ни одну женщину не пропускаем взглядами и последующими обсуждениями. На обочине под деревом лежит пьяный лицом вверх, в правой руке бутылка, пустая, но цепко держит ее за горлышко; из ноздри сопля, длины необыкновенной – по уголку губ и подбородку… Старшина отстал, повернул мужика на бок, догнал строй, пробормотал –Блевать начнет, может захлебнуться…

   В наряде в автопарке.Пришел  старшина Емельянов, опечатал машины и халупу, чтобы мы не лазили ночью греться.

Утром политзанятия наспех – встреча с Героем Советского Союза. Первые две скамьи мы курсанты, наш второй взвод в чистом облачении. Чтоб заполнить клуб привели  и два взвода  строителей, грязные в фуфайках – сразу с политзанятий снова на объект.Вышел на трибуну подполковник  Шарыкин (Мюнхаузен), стал читать по бумажке доклад о Великой Отечественной войне, говорил долго, спохватился ,что не он главный на встрече, представил гостя Героя – небольшого роста,глаза беспокойные, наполовину облысевшая голова, хохацкий акцент. Я обернулся, кто спит, кто куняет., а мы впереди, никак не пристроишься
Кто-то вошел с улицы. Мюнхаузен, недовольно – Ну что там?
-Да бригаду нужно, кирпич разгружать.Дождь, быстрее надо.
-Ну забирай.
Вышло человек десять.Снова стал говорить Мюнхаузен. От тоски и намертво затекшей задницы, я вытащил блокнот и стал записывать фрагменты начальственной речи, когда  подполковник  отвлекался от бумаги и импровизировал:  «фашистские самолеты не только гонялись за воинами Советской армии, но и за населением.Вот какая наглость… Все это как бы затравляло реваншистов к власти ( о победах  немцев во Франции) …Получилось сильное брожение, не то что брожение, а волнение ( требования людей  в Америке открыть второй фронт)… миллиардеры американских долларов…война прервала наши все преднамерения, которые хотел решить наш советский народ..»

«Что-то неладно наверху, среди тех кто руководит, кто заправляет не войной, но мирной жизнью.Народами управляют при помощи вздорных громких слов, приносят их в жертву лживым идеалам и дурацким теориям…»
Олдингтон

На практику посылают в Айна-Булак.Толком никто не знает, известно только , что от Алма-Аты недалеко.




 Айна – Булак ( март – апрель 1964)


Дорога в Айна-Булак .Километров 40 от Алма-Аты.Степь, красные пески – красиво.День солнечный.Уютные зеленые поселки.Затем холмы и горы, перевал.Красота такая, что становись в машине на колени и молись.Одинокие юрты, казахские поселки и кладбища окольцованные глинобитными дувалами.На высоком холме у дороги пара оленей  отлитых из цемента и побеленных известкой.На самой вершине одного из кладбищ  рассыпанного на холме оградки из  железных прутьев с полумесяцами на остриях – будто языческие капища луне.Были же в истории лунопоклонники.
Проползла по пескам огромная железная черепаха – тянет установку затянутую брезентом, стали гадать какой тип  ракеты…
Приехали к вечеру.Красивые места, здесь бы строить храмы а не…
 Строители обитают в ободранной низкой казарме, крыша исподлобья, входишь в нее как в землянку, а внутри не сразу сориентируешься пока глаза не привыкнут к полумраку. Рядом ракетчики  - казармы высокие,чистенькие, занавески на окнах.Столовые раздельные.Наша в дощатом бараке, говорят бывший вещевой склад.
Офицерские дома в стороне, двухэтажные , добротные.
Первое знакомство с местными поселенцами : мимо прошли четверо – майор, капитан, литер и старшина. В стельку.Майор еще держится, у литера облеван мундир, капитана поддерживает старшина. Подошли с Маковеевым к группе ребят, местные долгожители.Разговаривают о женщинах.Один, неряшливый, погоны топорщатся, под носом засохло, глаза припухшие, сонные. Рассказывает – Насчет баб х…во. Внизу поселок, на танцах если с десяток девок наберется, то и танцы хорошие. А девки нарасхват.
Шмыгает носом - Чего навалом так это мандавошек .Давеча был на комиссии, врач посмотрел – Лобковые вши ,говорит.
Я у него пытаю – Шо,шо! шо за вши ? Я в бане был. А он меня перчаткой по яйцам.
- Мандавошки, е…твою мать! , говорит. От них баня не поможет. Намазал какой-то х…виной
Кто-то спросил – Ну а п… не вломил той курве?
- Не не помню на какой подхватил, по пьяни, там не  один я был.Не помню…

Обед.На первое обезжиренная похлебка, плавает в ней кирза и немного темноватого вида  картошки.На второе -  квашеная  лежалая капуста с куском селедки.Щербина посмеивается – Дореволюционные склады вскрыли, по случаю нашего приезда..
Грустим по Алма-Ате, прикидываем – питались намного лучше.Внешний вид столовой под стать еде – протухший устойчивый запах, на столах разводы…
Сегодня во вторую смену.С подачей материалов бардак,перебои по часу-два, но не огорчаемся - давим клопов.

            Перебрался на другую сторону речушки по дощатому настилу.Течение быстрое, после работы купаемся, с ног сбивает.Отсюда весь городок виден как на ладони и часть поселка за поворотом реки.Красиво.
Отчего так впечатляют горы! Работаем и вдруг чувствуешь  взгляд  чей-то ; подымешь голову – вершины гор. Наблюдают за нами.В них какая-то мысль, раздумье, и сочувствие к нам, к разгильдяям, не ведающим, что творим…Может они пробуждают в человеке древнее чувство, память о времени когда жизнь прорастала в камне…В общем – родственники…
Кормят вот только  плохо.Мясо в столовую на виду у всех возят в тачке из под цемента;  когда крупу сыпят в котел из мешка  пыль столбом, сахар с мусором, он всплывает в кружке, собираешь его ложкой.Готовят паршиво – то переваривают не отличишь мясо от картошки и крупы, то недоваривают – жуешь как кусок голенища во рту…


Пускай умру,пускай летят года
Пускай я прахом стану навсегда…
Полями девушка пройдет босая
Я встрепенусь превозмогая тлен
Горячей пылью ног ее касаясь
Ромашкою пропавших до колен

                С.Щипачев


Ефрейтор – старожил,высокий, глаза голубые, снисходительность в отношении к нам , ну как же строим сарай ( военсклад), но скучает, охотно вступая в разговор.
Кто-то из наших спросил – Ну а трипперок здесь часто подхватывают?
- Вообще-то почти нет – пожимает плечами голубоглазый, но бывают случаи.Как –то раз сразу восемь человек на одной попухло.Так  оптом  и в санчасть отправились.Был и один сифилитик.Здесь  женщин мало, а те редкие что живут здесь обычно здоровы, ведь все на виду,ничего не скроешь.Мне то легко, я по делам часто бываю в Алма- Ате  или в Талды – Кургане, так что для меня это проблемы не составляет….
Вечер.Сижу на блестящем рельсе ощущая задницей все тепло дня саккумулированнного металлом.Смотрю на темно-зеленые вершины гор и небо медленно теряющее голубизну.Светло-желтый закат как  сказочный зверь улегся в лощину между гребнями горами и похоже не собирается уступать место для ночи.Далеко внизу совхозные беленькие домики с редкими пока огоньками…
Отчего такое острое ощущение чего-то огромного, таинственного, прячущего где-то здесь в вечерней тихой неподвижности.
И незнаю чего больше в этой мысли – чувства счастья или драмы…Будто сорвался в пропасть и в миге полета еще не знаешь – взлетишь ли или разобьешься о камни…
И вдруг где-то рядом из низины детский плач, ругань, рельсы стали глухо постанывать отмечая путь еще далекого поезда…И тайна природы становится фрагментом другой тайны – присуствия человека…Как понятны верующие – для них бог это мир, ежедневный диалог с богом это диалог с миром.Как раз то, что очеловечивает немоту вселенной, придавая ей человеческую форму - язык, мысли,переживания…
Но почему во вселенной оттенок иронии, снисходительности к человеку, так и видишь фокусника демонстрирующего чудеса – понимаешь их простую объяснимость, но не сообразишь как…
Закат сгущается темнотой, дробится и блестками звезд рассыпается по небу.


Объявили, что приедут писатели из Москвы. Приказано собираться на эстраде у ракетчиков.Работу закончили, переоделись.Я пришел пораньше уселся на скамейке у самой площадки сцены.Первыми приходят офицеры, затем их жены.Ракетчики прибыли повзводно.На дощатой сцене стол под красным сукном, графин и стакан.В графине воплотилась символика целой эпохи,надо подумать.
За столом сидят Михаил Луконин.Полковник объявил –Дважды лауреат Государственной премии, и Хамид Гулям – секретарь правления Союза писателей Узбекистана.
Хамид Гулям – пожилой узбек, говорит с акцентом, глаза с прищзуром, говорит неторопливо,сложив ладони лодочкой на трибуне
Мы гордимся нашей работой в печати…мы сегодня с Михаилом Лукониным, большим советским поэтом  размышляли- сколько мы работаем в нашей советской печати.Да с 38 года, почти одновременно…День и ночь мы пишем для издательств и газет…Сегодня я встретился с солдатом, который пишет стихи.Я уверен, что из вас выйдут хорошие работники нашей печати…Разрешите поздравить вас с днем советской печати.Я второй раз встречаюсь с вами и начал писать рассказ о вас и написал «Мать солдата» (Я вспомнил, читал- дрянь рассказ) .Этот рассказ может быть войдет в роман, который я хочу написать о вас.Я надеюсь, что познакомившись с вами мне удастся написать о вас роман…
Михаил Луконин тем временем , сидя за столом подписывал книги огромной черной авторучкой. Полосатый пиджак, лицо морщинистое и равнодушное, когда наклоняется   отблескивает загорелая плешь в лучах заходящего солнца.
Гулям привычно как обязательный набор слов продолжает – Вы построили много домов, вы построили клуб.Особенно мы с Михаилом Кузьмичем обрадовались увидев чтолько что построенную казарму…Деревья радуют и самое главное. Я заметил как возмужали воины, они стоят на твердых ногах и служат хорошо.Поэтому я благодарю командование за этот благородный труд.Этим вы преобразуете эти горы, где мы будем трудится во имя коммунизма…Я от души приветствую Михаила Кузьмича, который приехал издалека, что бы встретится  с вами…
Наконец он читает свою балладу в переводе К.Симонова. (Где-то я читал ее ,называется «Последний мост»),передает несколько книг « в вашу библиотеку», и уступает место Луконину.
-Товарищи, мне приходилось читать стихи перед 14 ти тысячной аудиторией, выступал во многих городах…25 лет назад я носил такую же военную форму.Свидание с армией, заветы ее ощущаешь как приказание…Мое поколение целиком обязано воспитанием в рядах советской армии.К сожалению , в последнее время советская литература ослабила внимание к вам…Мы понимаем всю важность вашей службы…На юге Франции я сам видел – ползают немецкие солдаты, их обучают к новой войне…В прошлом году я случайно попал в Таилад,в Бангкок…
   Луконин говорит толково, легко, остроумно.Он много видел, память крепкая, хотя с виду уже пожилой, небольшого роста, в ореоле называемых стран производит впечатление не от мира сего,  во всяком случае не  нашего куда он попал.
- Наша поэзия звучит во всем мире…Я сейчас. Немного забегая вперед хочу поздравить вас с днем Победы.Я был в тот вечер Победы в Москве…Прилетел из Берлина.Мы ходили по Москве, чувство было  - не передать словами.А сейчас мне хочется прочитать в память о войне несколько фронтовых стихов, для начала…Можно не любить отдельных поэтов, но поэзию нельзя не любить…
   Он читает стихи  сипловатым голосом,без надрыва.Хорошие стихи - Ты думаешь,как я принесу к тебе свое усталое тело…Лучше прийти с пустым рукавом, чем с пустой душой…
Даже не знаю, что вам еще почитать….Вот –Письмо к знакомой красавице. Как и вас всех у меня тоже есть знакомая красавица…
Читает. Приложил руку к груди, отступает от трибуны.Но аплодисменты громче и настойчивее.Возвращается.Читает из нового сборника «Про это» -Вы руки тяжелые закинете к изголовью, ночь не ответит… страдайте одни , не верьте поэтам ….
Затем полковник спрашивает – нет ли у кого вопросов.Аудитория безмолствует. Полковник – Я вижу там в углу, по взглядам чувствую, что хотят задать вопросы.
Рядовой Абрамов – Еще что-нибудь прочтите.
Из зала –Лирику лучше.
Луконин подходит к трибуне. – Я очень ждал дочь.Родилась дочь.Я написал стихотворение, и чтобы не было разногласий с женой об имени, сразу отнес в редакцию, где его и напечатали…
Рядом с площадкой останавливается грейдер, грохот мотора заполняет пространство.К грейдеру бежит офицер. Машет рукой.
Потом Гулям рассказывает о странах в которых он побывал.Везде хуже чем в нашей стране, непонятно тогда- что он там искал.. . Луконин не слушает, листает свою книжку, курит много.
И мы то же не слушаем, все ждут Луконина.
Луконин: – Евтушенко талантливый поэт,В своей биографии написанной неряшливо и отданной в чужие руки, он называет меня своим учителем…У него дамский характер.К сожалению и в поэзию он тащит свои недостатки…В новой поэме много жидкого.Но ему легко измениться, так как он в основном человек праздничный…Поэт зрелый, очень работоспособный.Это было видно с самого начала, с того момента, когда его привели ко мне 15 летним человеком…
О Дудинцеве.Он пишет сейчас роман об инженерах.Он принадлежит к медленно пишущим писателям.
Вопрос – Вы не можете сказать кто пишет сейчас гимн СССР?
- Было как-то совещание по этому вопросу, конкретно кто занимается я не знаю.Конечно Исаковский, Твардовский ,Симонов…Я думаю родится такое выражение нашей любви к Родине, к партии, что станут строками гимна.Это очень ответственная тема.Не надо торопиться…
      Полковник закрывая вечер забубнил – Разрешите от имени, за то удовольствие, которое нам доставили…пожелаем товарищу Луконину и товарищу Гуляму написать о нашем далеком, но неплохом гарнизоне…
Женский голос тихо –Только не Гуляму…
Полковник говорил долго и нудно.

Вечером читаю Гофмана, днем на работе в перерывах брошюрку Суханова о культе личности.В библиотеке у ракетчиков взял Черепанова «Записки венного советника в Китае».Не буду читать всю, просмотрю только.

«Я не сделал тебя ни небесным ,ни земным,ни смертным, ни бессмертным, чтобы ты сам свободный и славный мастер сформировал себя в образе , который ты предпочтешь.Ты можешь переродиться в низкие, неразумные существа, но можешь переродиться по влечению своей души и в высшие божественные»
                Джованни Пико дела Мирандолла 1463 - 1494


Я, глотая кашу, спросил – Где твой муж, Рита?
-На точке.
Голос ее очень женственный.
-А дети у тебя есть?
 –Оля , дочка ,уже три годика.
-Почему же он тебя бросил здесь одну? Может он тебя не любит?
Она сбрасывает в ведро объедки со стола, я вижу затейливые узоры разрисованные ее тряпкой по столу, она переходит к ближнему от моего столу. Отвечает спокойно –Может и не любит, а для вас я уже старуха…
Я долго цедил солоноватый чай вчерашней заварки, смотрел как она  ходит вокруг столов плавно как по саду.В столовой грязь до потолка, а на ней чистая белая  блузка и юбка с разноцветными горошинами. Уже все разошлись , я смотрел на полные ее  руки какой-то акварельной мягкости рисунка, и черты округлого  лица, все на полутонах…
Пришел еще один взвод...Один какой-то иссиня-черный подошел к Рите и, протягивая руки сказал – Ну что ты ломаешься…
Все оскалились.Рита равнодушно хлопнула парня тряпкой по спине.




                Вечер.Сижу на берегу речушки, обсушиваюсь.Были в горах.Возвращаясь назад решили одну из двух речек перейти вброд.Неширокие, но стремительные.Я первым полез,гимнастерку  в трусы заправил и пошел.Течение быстрое, но дно твердое  держаться можно.В метре от берега дно ушло из под ног.Поднял руку с брюками над головой, окунулся пару раз, стал выгребать к берегу.В гимнастерке военный билет, в брюках этот блокнот.Выбрался на берег, все из карманов на траву.Обложка блокнота вымокла и топорщится, но листы сухие.Ребятам махнул – остаюсь.Развесил шмотки на кустах и смотрю как солнце у горизонта наливается жаром, будто собирается оттолкнуться от горизонта и снова начать путь по небу …
  Вспомнится ли в будущем это чувство счастья?! И отчего так пьянит, так бездумно и крепко! Ведь не на женщину смотрю, на горы,облака, стремительную воду и под ладонью трава и плоть земли…. и нет слов, и ничего не могу выразить.Ничегошеньки…



Вчера вечером пошел на спектакль в поселок (Айна-Булак).Какой , во сколько неизвестно.Со мной увязался Бурасов.На полпути подумал, что блокнот надо было бы оставить в казарме – ненароком возьмет патруль, выгребут все из карманов.Спрятал за голенищем под портянку.
 Спектакль шел в поселковом клубе, сюжет показался знакомым.Спросил у девчонки, ответила –Островского «Светит, а не греет».Роли актеры выучили плохо и на всех лицах напряженное внимание к тому, что на весь зал шепчет  суфлер из-за кулис.Но здорово, понравилось.
Возвращался  в полночь один,( Бурасов ушел раньше) прислушиваясь к темноте. На душе беспокойно и хорошо.Ночь кажется значительнее дня. Наверное ночь это день вселенной, когда она на театральные подмостки выводит все лучшее из своего репертуара….Как странно все это видеть не понимая ни сюжета, ни времени действия, но ощущая смутно и свое участие…Зрителем? Актером? Как будто кто-то ввел меня в театр, прямо на сцену, не объяснив ни действия, ни роли, ни текста…Обидно за немоту…
Но к кому упрек – звездному небу?,Суфлеру?Кто там дневалит сегодня по Вселенной?

Идем с Базановым в библиотеку сдать книги.На днях должны возвращаться в Алма-Ату.Не дошли еще до строящегося клуба как завыла сирена, жестяной колпачок ее возвышается над крышей штаба между тонкими штырями антенн.Из казарм посыпались ракетчики, на плечах винтовки, руками придерживают сумки противогазов.Один, путаясь в длинополой шинели тащит сразу три винтовки- две на плече и одну в руке,похоже «молодой», замешкавшимся  «старикам» помогает.
Первые машины с солдатами, завывая двигателями вываливаются за ворота.К зданиям казарм и штаба становятся часовые, расхаживают вдоль стен.Один маленький, панама ему по самый нос, но видать «старик», повадки спокойные, лицо равнодушное.Сирена воет надрывно и долго, в отличие от прошлых тревог.Все пустеет.


Алма - Ата   ( апрель 64 )            


Вернулись в часть.В первый же день заступил в наряд на КПП. Поспать не удалось, в наряд назначили с 18 часов. Поужинал, тайком отодрал кусок простыни на воротничок, минут десять телевизор – шел фильм «Ганстеры и филантропы», пошел на КПП. Жевал печенье, растягивал удовольствие от сладкого мякиша во рту.
Маленькая каморка, четыре коротких шага из угла в угол, два окошка с  неопределенного цвета от грязи занавесками, темно-желтые стены, фанерный потолок.Дверь в другую комнатенку с кроватью, тумбочкой, с плащ-палаткой на гвоздике.
Перед окошком выходящим во двор городка, столик. Поверхность старых досок изрезана  надписями,но без матерщины, пришпилена кнопками старая газета «Огни Алатау».
Полночь.В окошке направо от меня если прикрыть глаза от света электоролампочки можно видеть редкие огни города, мокрую улицу с ответвлением к воротам КПП, в темном проеме другого окошка отражаются моя физиономия и стенка с со щитом документации - обязанности дежурных, распорядок дня, образцы пропусков, и в самом обрезе переплета электролампочка.
Когда слышится гул машины я настораживаюсь – если машина поднимается к воротам нужно вначале открыть  одну половину массивных железных ворот, задвинуть под нее камень, затем проделать то же со второй половиной. Процедура знакомая по прежним нарядам на КПП.
С собой принес тетради, том Ключевского и «Драматическую медицину» Гуго Глязера, взятую утром в библиотеке, страницу из «Комсомолки» - с разными темами чтений легче сгоняешь сонливость, к утру прижмет.
Пришел сержант- дежурный по части, макаронник.Долго, сосредоточенно разбирал часы, объяснил:
-Спортивные, на 17 камнях…
Вывернул нутро,изогнув стрелки,разложил на газете колесики, циферблат, пружины, явно не понимая что к чему,Через час свернув из газеты кулек, сгреб ладонью в него потроха…
Пояснил -Ладно,дома соберу и пружину новую поставлю…
Завалился спать на кровать.



Говорили о девушках. Маковеев с грустью:- Бабам я не верю.Когда учился в стороительном техникуме был случай.Под вечер прибегают в группу двое наших- ребята, кричат - пошли с нами.Ну, пошли .Рядом стадион.А там  человек десять разложили одну между лавочек и делают ее по очереди.Один из наших брюки застегивает, – Не, не могу ,из под нее уже течет, не советую…Говорим –Та гоните эту про*****.А парни смеются.
Встала она, отряхнулась. И, что запомнилось - лыбилась.; между ног юбкой подтерлась и пошла.Хоть бы что…И, главное – красивая, волосы…Маковей машет рукой – Бабы ж…
    Вчера у КПП  проходил мимо,вижу за воротами тормознуло такси.Выскочила девчонка, машет мне рукой, подбегая.Положила на сумочку листок, в руке карандаш.Спрашивает – На сколько назначить чтоб он пришел? Ну, скорее!
- Пиши на 12 и на 2, а то вдруг ему не удастся уйти к 12.
Пишет торопливо.Большие,чуть подведенные глаза, красивая.Читает вслух – Ваня,приходи пожалуста в воскресенье в парк Панфилова.Ладно?Я буду ждать в 12 и в 2 часа.Я буду ждать.Приходи ,Ваня.
Сложила лист, надписала «Дорохову от Люды»
- Передай ему, что я приезжала на такси
Я улыбаюсь – И что шофер парень молодой?
-Нет, это не надо,ладно.Ну не забудь, передай…И сам приходи, если хочешь, я подружку приведу.
И сев в машину машет приветливо мне рукой.Решительная, симпатичная.Завидую этому  Дорохову.


К К. пришла мать.Когда мы шли из столовой она смотрела на нас стоя на ступеньках штаба.Возле нее на ступеньку выше взгромоздился тучный Шарыкин – воплощенное самодовольство и надменность.
   В казарме я засобирался стирать.Снял хб, оделся в рабочее.Пришел К. с матерью, усадил ее на свою кровать.Я поздоровался. Она робко поглядывала на суетящегося сына сложив руки в коленях. Сказала сыну – Теперь ты во всем чистом поедешь…Когда то уж увидимся.. Стирает то кто вам? – спросила она, видя как я сворачиваю в узел барахло.
-Сами стираем – сказал я- вот сейчас раздобуду мыло и через час все высохнет.
-И что ж холодной водой?
- Да ничего. Отстирывается.
Как же так, сами..
Голос ее заботливый, ласковый, так говорят женщины для которых любовь к детям стала единственной любовью.
  Грустно расставаться со всеми.Все мелкие дрязги забыты, искренне жали друг другу руки, обменивались адресами, обещали писать.Валерке Ковалю подарил фотографию, надписал на обороте «Валерке Ковалю – другу-однополчанину по военно-строительной школе».Все твердил ему – Готовься в техникум, занимайся как я рассказывал, будь по настырней.
Небо хмурое, накрапывал дождь.Столпились у машины, ждем начальства.Толя Маковеев – Ты пиши ,Серега.Может книги какие нужны будут, мне во Фрунзе легко достать, город то большой…




 Из Алма-Ата  в Арысь   ( апрель 64)


  Остановка. За окном солдаты с автоматами. Кто-то в проходе сказал – Это надолго, заключенных к нам подсаживают.
Я вышел на перрон.У дальнего вагона  в конце состава небольшая толпа женщин и мужчин  - все в возрасте лет под тридцать-сорок, окольцованная конвойными солдатами.Солдаты молодые.
У одних автоматы на плечах, трое держат их наизготовку, палец на спусковом крючке. Подумал – зачем, ведь может выстрелить неосторожно.Лица солдат бесстрастны, спокойны.Работа! Ко всему приобретаешь привычку, даже к  возможности случайно  прихлопнуть ближнего. За кольцом конвоя любопытные и родственники. Запомнилась женщина внутри кольца со шрамом на щеке, что-то говорила парню из провожающих.Красивое изменчивое лицо с мягкими чертами,большие глаза, изменчивая улыбка в глазах, в губах, будто необыкновенная бабочка порхает на лице…
Одна полная девушка просит солдата – Передай платочек, вон той в красном платье.
- Не могу, нельзя. Солдат отпихивает ее плечом и советует – Ты кинь платочек.
Девушка кидает, но как-то неловко, платочек порывом ветра сносит обратно.Все на перроне  и заключенные и любопытные смеются. Пожилой маленький мужичок из заключенных советует – Молодуха, да ты в платочек камушок заверни,камушок…
Люди то же вокруг  – Камешек нужно.
-Да где ж камешек взять – улыбается растерянно молодуха, оглядывая чистый перрон.Но находит подходящий  у шпал  заворачивает в платочек и кидает поверх конвоя.Мелькнув цветастым парашютиком платок падает прямо в середину толпы заключенных. Кто-то обеспокоенно говорит – Как бы не ушибла кого..
Отделили человек десять, солдаты заталкивают их в вагон.Кричат с матерком – Пошевеливайся…
Я вернулся к своему вагону.Минут через десять диктор объявляет на казахском и русском об отправлении поезда.
Вспоминалась женщина со шрамом, как будто был ей чем-то обязан, чем-то очень важным, может жизнью; и забыл об этом…      



                Арысь  2  ( апрель -64 )


Снова Арысь, самое паскудное место  в рамках известной мне планеты. До полудня над зоной патрулировал реактивный самолет.Он низко проносился над массивными постройками, над паутиной колючей проволоки стянутой караульными вышками.Работаем на самой верхотуре «хс».Хорошо видны швы на сверкающих от солнца лезвиях крыльев, темный горбик фонаря и закопченные ноздри сопел.В разнобойный шум большой стройки время от времени врывается резкий свистящий гул красивой серебристой машины, невольно бросаем мастерки и пялимся  на нее как на девушку.
  Прибыла комиссия, о которой толковали еще утром перед выездом в зону.Генерал, несколько полковников с пушечками в петлицах.Полукольцом возле них десятка полтора суетящихся людей  рангом пониже. Главный – бледнолицый, среднего роста, толстяк полковник.Нос его оседлан большими светлыми очками, лицом он напоминал немца какими их любят показывать в наших кинокартинах.Полковник с недовольным видом осматривал все, поддевал носком ботинка расстеленный рубероид на крыше.За что-то отчитывал нашего комбата, а тот разводил руками,  похоже  оправдывался…
Если бы каждый вдруг осознал  бессмысленность труда тысяч людей создающих все то что предназначено для разрушения…! Такая простая мысль.Каждый в отдельности ведь задумывается над этим.Все эти озабоченные пожилые люди наверное понимают  серьезность последствий руководимых ими дел, не осознавая загадочных целей, ради чего сотни солдат выращивают два года это нелепое сооружение…Египтяне строя пирамиды вдохновлялись большим чувством…


Вечером зашел к Г.М. передал письма от алмаатинцев из молельного дома.Он читал при мне, расспрашивал, но равнодушно. Похоже  общение с единоверцами для него как ограда, за ней его прожитая жизнь,воспоминания в которые он не впускает ни религию, ни сегодняшнюю повседневность.Две комнатушки в бараке за пределами военгородка, маленький огород за окнами.Видел его сестру, живет где-то неподалеку, такая же пожилая как и он и очень похожая на него.


Вечер.После работы, ожидая машину сидели под навесом у караулки.Подошел лейтенант.Он новенький у нас,фамилия Средин.Сейчас  временно замещает ротного Пивоварова, ушедшего в отпуск.Литер молодой, наверное года 38-39, мальчишеская фигурка, лицо узкое, открытое.
Я уткнулся в газету и не слышал как он подошел,что-то спрашивал.Я услышал свою фамилию,поднял голову.
-Это вы Ваганов?
- Так точно, товарищ лейтенант.
- Что ж вы не доложили, что выходите на работу.Мне говорят сегодня – на 12 человек разбивку, ну я в недоумении, откуда 12, ведь было 11.
Я легко оправдался.Лейтенант заговорил о другом – сначала о бестолковых дневальных,потом о Соловьеве отлынивавшем от работы.Я отодвинувшись, наблюдал за ним.Ругался он беззлобно, не накручивая себя, но искренне, кажется даже удивляясь.
- И ведь как получается -  я его тащу на работу, даю ему возможность  деньги заработать, а он упирается, придумывая причины не подтверждаемые ни  одним документом…
И затем горячась – Я с вами ,наверное с ума сойду, разве можно так работать…Ну теперь все!я на всё это х.. положу.Пускай не выполняют план, все равно, пускай выгоняют.Буду вот только требовать дисциплину и все… На остальное х…положу…
Ругань и матерки у него  не вклеивались в разговор, похоже что только в училище или на службе начал их осваивать.
- Не для того я учился чтобы здесь с вами переругиваться и гоняться за сачками.Нет!Теперь все….
Слабый человек ,скорее по характеру или воспитанию. Чуть позже, уже успокоившись, бегло скользя взглядом но нашим ухмыляющимся физиономиям продолжил – Вот я вас в роте разделил всех на три группы.Для себя.Я ведь всех вас вижу.В первую группу я поставил добросовестных солдат, людей умеющих работать и не отлынивающих зловредно от работы.Во второй группе те кто с хитринкой работает, им не прикажи или не покажи, они и будут сачковать, но когда нужно будет, они выполнят задание.А в третью группу я поставил самых отъявленных тунеядцев и подлецов.Вот такие как Оганесян – подлейший.Было бы у командира меньше жалости он бы их запросто пересажал, а поводов для этого хоть отбавляй.Даже вот только один день сегодняшний…
Он вытаскивает из планшета толстую тетрадь – Вот здесь все в книжечке переписаны..
Оскалились – Товарищ лейтенант, а меня в какую группу? А меня..
Уже в машине спросил у Мамедова – Он что с гражданки?
- Нет, военный, училище военное кончал.
Кто-то сказал -Из образованных видать.
- Не по себе службу выбрал.
- Да парень беззлобный, хохорится по первости.
- В Джамбуле вон довели литера Грибкова до больницы.Без малого в сумашедший дом.Правда там рота херовая.
- Да живем по принципу – сведи с ума ближнего..
Помолчали.Держались друг за друга в подпрыгивающем на ухабах кузове.Запыленные, усталые бестолковой суетой и работой жаркого дня.
Возвращаясь из столовой увидел как наш лейтенант ведет девочку лет четырех.
 
      Хрущев  громогласно заявляет,  что  плачет слушая Глинку.Рассказывает о красоте подмосковных лесов и хор именитых льстецов превозносит его  эстетический вкус
Почему наше время не дает вождей ленинского типа, кругозора,знаний, ума, человечности…



Из альбома Тугушева - Стихи для писем и фото:

Добрый день,быть может вечер.
Может утренний рассвет
Прочитаешь и узнаешь-
От кого тебе привет.

Добрый день,быть может вечер
Может утренний рассвет
Через горы и долины
Шлю горячий свой привет.

Когда письмо мое получишь
Конверт с улыбкой развернешь
Тогда все точно ты узнаешь
Кому покоя не даешь…


       Тишина.Туман.Стремительное полотно речки Арыси кажется неподвижным в этом белом мареве.Все густится, насыщаясь странной многозначностью – вода, кустарники,скрип лопат о песок, все – будто проявляясь чем-то, чему все равно не найти слов…Машина отъезжает пробуксовывая  на мелком камне и песке.Уже и не видно ее, но только рокот двигателя не удаляется, а усиливается преобразуясь в незнакомый, мелодичный звук…Бросив лопаты, прислушиваемся.
- Выбрался на дорогу – комментирует Аладьин.
На третьей ходке мотор уже загруженной машины не заводился и казалось, что причиной то же  туман…Шмидт целый час копался в моторе пока он не заработал – медленно,нехотя, будто молотком били по железу..


В «Красной звезде» большая статья о военных строителях.Обычная трескотня, в манере «Фрунзевца».Увидел знакомую фамилию-Храпошкин. Показал газету ребятам.Наш,приметы знакомые: прибыл из другой части, имея взыскание, крановщик.Да и городок военный описывается, похоже ташкентский, части 12606…
Аладьин – Точно наш,тот который по ночам сало тайком жрал…
В статье его кроют – ударник в самовольной отлучке.
Рубахов – А вот правильно пишут- все план,план, а на остальное положили с прибором…
Ночью разгружали вагоны.Где-то к часу ушли машины с последними ящиками.Я взобрался на крышу вагона,вытянулся на бушлате.Небо ослепило – звездами,счастьем, тайной…Разве небо не демонстрирует каждоночно изумительность каких-то иных душевных состояний!


Обед.Хлебаем борщ.Напротив меня Придеин, окунул ложку в миску, но не ест письмо читает ( вместе с обедом привозят и письма).Дочитал, спрятал в конверт, положил у тарелки.Лицо растерянное, ест молча.Потом неожиданно громко  ни кому не обращаясь – Вот б…! брат пишет что баба моя замуж выходит за другана моего…
Все посмеиваются, громче всех Придеин, недоуменно будто еще не поверил окончательно в то о чем прочел.
Тагаев спросил – Это не о той бабе ты говорил, что ходил с ней с пятого класса?
- Ну да, она же – кивает Придеин – с пятого класса дразнили нас жених и невеста, тили-тили тесто жених и невеста, в армию уходил такое прощание было! И года не прошло…
- А ты как не …ее?
- Не этого не было, берег ее.Я на пароходе ходил, баб хватало.А ее берег, - он машет рукой - а теперь жалею…И друг то, рядом жили…Придеин раскладывает на столе два куска сахара – вот здесь его дом, а  напротив через дорогу мой…Ходили вместе, гулянку прощальную вместе…
Холин – Вот и верь бабью …
У Придеина не сходит с лица недоуменно- растерянное выражение, вытаскивает письмо из конверта, перечитывает несколько строк вслух, прячет ,рассматривает конверт, ему ли это письмо, трет по столу ладонью.- В июне свадьба…Эх в отпуск бы вырваться, да на свадьбе у них погулять…Ему бы любя морду набить, а ей бы ноги повыкручивать, что б всю жизнь хромала…
Мы сочувственно посмеиваемся.
Вскидывает ветер пыль в голубое небо, в подрамнике дверного проема  будки  насосной колючая проволока, бетонные столбы, пирамиды разрезанных авиабомб…Греем битум ,чтоб обертывать бризолом трубы.

Зачищаю лопатой бровку траншеи.Подошел Средин, я его заметил еще когда он выходил из дверей почты.В руках бандероль, на рукаве повязка «дежурный по части».
- Здравия желаю, товарищ лейтенант.
Здравствуйте , товарищ Ваганов.Вы что делаете?
Я вытираю лицо изнанкой панамы. – Да вот откину землю вдоль бровки, потом  рушенный бетон будем выгребать из траншеи.
Лейтенант  заглядывает в траншею -  Вы что один работаете?
- Нет с Польшиным, в столовую побежал, инструмент нельзя оставить, сопрут.
 –Глубоко, как же выбрасывать будете?
- Да как-нибудь, с божьей помощью.
- Нет, я серьезно.
- К вечеру все сделаем, завтра сантехникам сдаем,кран им нужен здесь.
    У литера мальчишеское узкое  лицо с прямым хрящеватым носом, тонкими губами, на переносице сбоку маленький красный нарыв или прыщ, кажется  он не сходит.Маска деловитости на лице, на губах чуть полуулыбка, кажется вот-вот предложит в жмурки поиграть.И не подумаешь, что у него уже  двое детей.Видел его жену – среднего роста,худощавая, лицо болезненно-бледное, наверное еще от родов не оправилась – второй ребенок у них маленький, в коляске возят.
- Что за книгу получили? - спрашиваю я ,кивая на бандероль.
- Из Москвы, справочник -  подчеркнуто небрежно,дело мол обыкновенное, отвечает лейтенант – Надо заниматься..
И вдруг ,неожиданно –Заниматься! Бежать надо отсюда…
- А куда? На гражданку?
- Да нет , кто меня отпустит. В УНР, например…Да мало ли работы…
Средин коротко взглядывает на меня, подкидывает  на ладони бандероль как пропуск в другую жизнь.
 – На стройку хочу.В УНР буду сам себе хозяин. А здесь..
Он сунул бандероль подмышку – Ну ладно, я буду на «ХС» , разузнаю насчет крана на завтра.



Первое, что подумалось или поразило, не помню – контраст между обилием крови и выражением его лица, почти спокойным, чуть недоуменным…Иванов протягивал руку к Чандыку стоявшему у свалки пушечных колес, что-то сказал коротко.Я слышал, но не помню сейчас.Чандык крикнул – Да ты шо!.
Я подбежал, растерянно остановился у его руки.На обрубках отсеченных пальцев накапливалась густая черная кровь, будто рука обугливалась кровью.Кровь падала на опилки страшно большими каплями.Оглянулся – тишина, только ровный гул вхолостую работающей циркулярки, да грохот невидимого за складом бронетранспортера.Подбежавший Чандык ухватил Иванова рукой за запястье, я то же опомнился, развернул платок под ладонью,стал заматывать,но все моментально напиталось кровью.
-А, сейчас –сказал Чандык.Приподнял гимнастерку,оборвал край исподней рубашки, ткнул мне
 –Перехвати в запястье сильней – говорил я, обматывая пальцы, чувствуя , что что-то не так делаю.Иванов застонал, стал отдергивать руку.Завыл – Аааа..!
Мы повели его на КП.
Ощущение шероховатой поверхности костей сквозь ткань платка в моих ладонях  не проходит…




    Глаза ее большие, добрые, узкий лоб, гладкая прическа и этот нос со страшно вдавленной переносицей почти уродовал лицо.Наверное она сама это понимает  и страдает по своему.Оттого у глаз такие тонкие сухие морщинки не по возрасту,грубость в разговоре, неряшливость в облике.Я пользуясь тем что она преимущественно обращалась к Аладьину и к Савченке, вытащил  блокнот стал записывать, едва поспевая за напеваемыми ею словами.
Буряки я копала буряки, де лучше отбирала и до дому таскала.
Забрала до дому, тай сварыла самогону.
Самогоночка вдалася,вся бригада напылася
Бригадир був голова, тай с райкома було два.
Воны пили тай гулялы, та премыии сыби назначалы.
И  Маруси премья дать, самогонку велять гнать.
Агроном як хлобыснув, тай на мисти там заснув
Агрономова жена напылася як свыня
А там за байраком вся брыгада стала раком…’

В Арыси.У магазина мотоцикл.Из дверей выскакивает старлей.Нос крупный,глаза маленькие, подвыпивший, весел.Мне – Стройбат?
- Стройбат – настороженно отвечаю я
- Ага, ну давай! – с покровительственной улыбкой.Присел обок мотоцикла будто подоить его собрался.

    Бичуев Али во время обеда говорит мне – Ты знаешь, хочу книгу написать, такое желание неотвязное.
- О чем написать?
- Ну вот как я дружил с русской девчонкой, про обычаи чеченцев, обо всем.Ее Валей звали.И она и я работали учителями  в одной школе.Дружили, так хорошо было вместе.Но родители и ее и мои были против… Эх, жаль я письма ее порвал, с год хранил после нашего разрыва , а потом порвал… Написать бы обо всем, вот как у Айтматова…
 В казарме душно, запах пыли, пота, какой-то тухлятины, с чердака наверное заворачивает сквозняками в казарму, травили крыс.Двое из молодых поют – За дальней дорогой мельнет гарнизон, окончится лямка твоя…
Слова выговаривают без мелодии и настроения, не слушая самих себя.Скучно им.Другой Мятлин затянул было – Мама, милая мама, как тебя я люблю…С грустью хочет пропеть, но голос срывается.
Ухов машет рукой – Броcь ты маааа, еще полтора года миловаться здесь.

Работаем в паре с Даимовым, спокойным медлительным азербаджанцем.Набиваем полукруглые металлические сетки колючей минватой и обкладываем трубы коммуникации к «хс».Стягиваем сетки проволокой.Жарко, но куртки не снимаем – минвата легко рассеивается  и попав на потное тело вызывает отчаянный зуд.
- Ну что, покурим -    предлагает Даимов.Я затягиваю верхнюю сетку, бросаю поверх инструмент и мы идем к бачку у 12 сооружения.У воды болотный привкус, но вязкую слюну во рту она смывает.Даимов говорит не сменяя спокойного выражения лица – Разъебаи начальство – две недели вода стоит.Пришли на объект, посмотрели,а в бачок не заглянули…Им план давай а потом спрашивают – откуда дизентерия…
Мы идем к редким чахлым деревьям у артсклада.Даимов растягивается  на рваном брезенте, я расстилаю куртку на высохшей траве, листаю томик Пушкина.
Приходит Савченко с периметра зоны, там наши натягивают проволоку на столбы, просит у меня книгу, усаживается на обод пушечного колеса и читает напряженно, шевеля губами.
- И это все он один написал, да? А слов много неизвестных, да, друг? Вот – «наяды», что это?
Я объясняю…
День оседает за горизонт.Мы отмериваем его длиной трубы окольцованной минватой,В памяти вдруг скользут какие-то воспоминания – дом,Сибирь…

Из альбомов;

Месяц для ночи, солнце для дня,
Рана для сердца,ты для меня.

Помнить буду вечно и любить тебя,
Но и ты, конечно не забудь меня.

Когда погаснут все вулканы
Когда погаснет вся земля.
Когда не станет звезд на небе
Тогда забуду я тебя

Вот в Тихом океане, тонет барка с чуваками.
Чуваки не унывают, под гармошку рок кидают.
Зиганшин рок, Зиганшин буги,Зиганшин парень из Калуги,
Зиганшин рок,Зиганшин валенный сапог.
Зиганшин встал, расправил грудь,
Сказал – Ребята, как нибудь. Из подошвы сварим суп
И станцуем хула-хуп.
Зиганшин рок,Зиганшин буги, Зиганшин парень из Калуги
Зиганшин буги, Зиганшин рок,Зиганшин схавал  свой сапог.
Вот кораблик подплывает, чуваков с баржи снимает
И везет их на восток, показать как танцуют рок


      Сегодня по распорядку дня с утра –устав. Лейтенант: – У нас много уставов как вы знаете, но сегодня я напомню самый главный для нас – дисциплинарный.
Читает – важнейшим условием постоянной боевой подготовки войск является дисциплина.Войсковая дисциплина основывается на преданности родине…
Кто может – спит, приткнушись за спинами впереди сидящих, или переговариваются шепотком.Сонный голос громко – А мы не вооруженные силы..
-Прекратить – повышает голос литер – Что вы все дураков ищете
Глаза его блестят энергией и желанием покорить нас уставом, лицо отдохнувшее с румянцем на щеках. – Эй вы там на задних рядах, снимите головные уборы.Давиташвилди, тебе говорю, разболтался…
Читает дальше – Стойко переносить все тяготы и лишения военной службы…Где у нас Рыбкин?
- Спит – отвечает кто-то,- болен.
-Я ему говорю – иди в санчасть-продолжает литер, а он мне заладил – ноги потеют, ноги потеют.Ну не дурак ли, видите ли – грибок у него…
Возвращается  к кипе бумаг, читает.У него забавная особенность отвлекаться после каждой прочитанной строки, пытаясь прокомментировать общие требования устава конкретными примерами из жизни роты, примерами в основном  крайне отрицательного свойства, на его конечно взгляд, отличающего от нашего
- А вот как у нас содействуют укреплению дисциплины? Напьются, и ищут на свою жопу приключений.Кто у нас, листая толстую тетрадку, ( перечисляет фамилии) Им не водку пить, а гамно через тряпочку сосать – заключает он с удовольствием, повидимому представляя этот образ, повторив: – именно – гамно..Ладно, дальше.
О боевых качествах и сознательного подчинения начальнику….Средин поднимает голову и пронзительно смотрит на сидящего во втором ряду Абузярова – Какой же ты наглец! Вот если бы я как ты жопой ко всем повернулся и в носу ковырялся бы…Как бы это вышло? Встань, постой немного , пусть на тебя посмотрят…Так, поощрять достойных, строго взыскивать с нерадивых…
Кажется он сбился со строки.
-Ладно, приказ начальника  - закон для подчиненного…
Литер пристально  окидывает нас взглядом – Из этих пунктов, я бы сказал не выполняется ни один…
 В середине сидящий Гамзаев вдруг неожиданно, громко,тоскливо, заунывно поет по-азербаджански и, опомнившись, замолкает. Мне не видно его лица, но я знаю он часто напевает  отрешенно, будто пением отгораживается от обстановки и от всех.
Средин комментирует – Тебе ,Гамзаев, ехать надо в Индию, поступать на артиста…
У Гамзаева бесстрастное лицо, наверное он допевает свою песню молча.
Литер сбивается на  заявления и жалобы – Вот вы много подаете заявлений, а не знаете, что жаловаться не имеете права.Жалоба может быть изложена устно, а групповые жалобы подавать запрещается.А так же запрещается жаловаться на строгость.
Сидящий рядом со мной Крикунов спит подперев голову руками, слева Польшин уткнулся головой в спинку стула напротив.
Литер – Вы часто так далеко заходите, что не задумываетесь, что ваш проступок может быть серьезно наказан…
Затем неожиданный переход к производственным показателям.Тема больная и диагнозов здесь множество.
- Результаты совсем плохие, вот подведем итоги и какие бригады план не выполнли будут работать до 9 часов.Нам до 1го 20 тысяч надо освоить.В штабе вчера говорили что Малахова бригада вышла всего на 10 тысяч, а Марченко вообще на дне: 3 тысячи…
Все оживляются, вопросы о деньгах всегда злободневные.Средин прошелся по технике безопасности, вспомнил о ЧП с Ивановым и все более  воодушевляясь, подытожил – Так вот , товарищи, планы большие …


  На лице председателя суда майора Познюка полуулыбка – А где наш подсудимый? Говорит с трудом будто задыхается.Видно какая-то  грудная болезнь у него.Восседает он между двумя тихими товарищами – по левую руку капитан, по правую – ефрейтор; они за все время процесса не произнесли ни звука.
Прокурор с очень важным кошачьего облика  лицом по фамилии Васильчиков,  помошник военного прокурора г.Ташкента.Он видно плотно поел – долго, энергично очищал языком рот, присвистывая,причмокивая и коротко зевая,кажется в уголку рта мелькает хвост доедаемой мыши. Секретарша подчеркнуто интеллигентного вида девушка в красной кофточке.Мы из зала облапливаем ее глазами – так все пригнано и притерто на полноватом теле ее, что кажется под этой кофточкой и юбкой сразу голое тело.
- Вы не волнуйтесь, что же вы волнуетесь – ласково говорит она Мирзоеву, будто его не судить собираются, а кормить в офицерской столовой.
-Целка после семи абортов – неожиданно кто-то  шепчет позади нас.
Майор Познюк натягивает маску громовержца - Подсудимый Мирзоев. Встаньте.Нуждаетесь ли вы в переводчике.Вам понятно, что я говорю? Отвечайте, Мирзоев.Вы понимаете,что я говорю? Вам ясен мой вопрос? Побыстрее, Мирзоев.
Мирзоев открывает большой губастый рот и едва слышно произносит –Дэ,я понымай…
-Вы знакомились с делом?
-Нэ…
-А подпись.Вот она ваша подпись…
Отлаженный механизм показательного суда спотыкается на первых же минутах.
-Мирзоев Машерам Муса оглы… образование 7 классов.Хорошо,так.Родился?
- 31 февраля – переводит парень ответ Мирзоева.
В зале хохот.Я сразу и не могу сообразить почему.Снова тот же вопрос.Переводчик подтверждает – Да 31 февраля…
Председатель – Так будем считать, что даты своего рождения он не знает и не помнит.Спросите в каком году он поступил в комсомол…Так….Холост…
Спрашивая, майор всем телом подается вперед, почти ложится на стол и смотрит на Мирзоева исподлобья.Такое впечатление будто судья нарочно хочет казаться посмешнее и поглупее.Задав очередной вопрос,вперяется в Мирзоева неподвижным взглядом будто пытается внушить ему нужный ответ. Слова переводчика повторяет, подчеркнуто медленно, а если ответ длинный, то повторяет концовку фразы с интонацией которую можно перевести как «попался, напрасно выкручиваешься, все с тобой и без этого процесса ясно».Но сам Мирзоев далек от и от процесса и от обвинений, он переводит взгляд от прокурора в зал с недоумением - почему он оказался в центре внимания этих важных людей и собственных сослуживцев…
То, что Мирзоев пытается произнести по русски, все равно переводчик повторяет, так как говорит он плохо, искажая слова так, что даже нам в зале, привыкшим к разноплеменным акцентам друг друга трудно уловить смысл.Но чаще он отвечает односложно – да- нет. Мне кажется он и переводчика не понимает, так он напуган и растерян всеобщим вниманием,на лице его постоянная улыбка, раздражающая майора.
-Улыбка эта не украшает вас,Мирзоев, переведите ему – и смотрит, будто пытаясь  взглядом стереть его улыбку.Не получилось, майор наклоняет по птичьи  голову, слюнявит пальцы, перелистывает страницы какой-то тетради,При этом так комично вертит головой, что в зале отровенно посмеиваются. Потом он долго говорит о правах Мирзоева на суде
Фамилия защитника –Шелест.В нашем классе такая же фамилия была у Витьки Шелеста.Защитник одет в синий костюм, он гражданский, с подвижным лицом и похоже, что ко  всему касающемуся организации армейской жизни  проявляет забавную наивность и неосведомленность.
Мирзоев стоит держа руки с фуражкой перед собой.
-На гражданке он  помогал отцу в шашлычной…-говорит переводчик
-Обвинительное заключение получал?
-Нет.
-Согласен ли Мирзоев рассматривать дело при отсуствии двух свидетелей Алексеенко и Оноприенко?
-Да. ( главный свидетель  Домбровский – 38 года рождения, беспартийный, образование 6 классов , старшина 4 й роты в которой служит Мирзоев…Он  подкрепляет фактическую сторону дела по которому обвиняется Мирзоев – систематичность самоволок)
    Процесс катиться по всем известному сценарию.В течении всего времени наши симпатии конечно же на стороне однополчанина, у каждого из нас и самоволок и прочих грешков не меньше чем у Мирзоева.
-Ваше последнее слово, подсудимый Мирзоев.Переведите ему.
Мирзоев  долго молчит, тупо глядя перед собой.
Майор раздраженно повторяет – Какие будут у вас пожелания и просьбы к суду.Ну?
И переводчику – Вы ясно перевели?
Наконец Мирзоев говорит тихо – Я неправылно дэлал…
После суда Аладьин точно подметил – Как по Чехову,там у него в одном рассказе мужика судили за то, что гайки откручивал от рельс…
Осудили Мирзоева на 4 года дисбата.


Лейтенант режется в бильярд, хотя уже скоро одиннадцать.На зоне целый день, а по вечерам околачивается в роте, домой видно ему страсть как не хочется идти.А дома двое детей и жена худющая.
Вчера на политзанятиях он с трудом разыскал на карте Кипр, вначале долго  рыская указкой на юге Африки и в Китае…Жалко его. На прошлой неделе когда всех студентов и учителей роты мобилизовали оформлять стенгазету, Аладьин спросил у него – Товарищ лейтенант, а вы какого года рождения?
-38. А что?
- Нет. Просто спросил, очень уж у вас лицо молодое..

                Читаю вслух ребятам газету: – 2 мировые войны, 100 миллионов человеческих жизней… На деньги  расходуемые на создание современного истребителя можно накормить 20 миллионов человек..
Подошел капитан дивизионный, мы встали – Да сидите. Разговаривайте..
Постоял, послушал.Прервал меня жестом показывая на «хс» - Здесь пять не построенных  городов зарыто….


Не спрашивай женщину – сколько ей лет.
Девчонка прибавит, давая ответ.
И втайне  себя осуждая,
Убавит года пожилая…
А спросишь, так верь,
Пусть обманут не раз –
Ведь так им почувствовать хочется-
Одной, что весна уже началась,
Другой – что лето не кончится.


               

       «Свободен тот кому нечего терять.Рабом делает человека жажда жизни (Зофья Посмыш «Пассажирка» ( Иностранная литература №8 63 год)

     Средин – Брат моей жены был в Москве по делам.Жену взял с собой. Привезли  интересную штукенцию, круглая как шар, как мяч небольшой.Внутрь через глазок специальный посмотреть, так Красная площадь и брат с женой, прямо как живые, вот – вот с места сойдут…значит фотка особым способом сделана…
У литера припухшие глаза, рассказывая он может неожиданно перескочить с одной темы на другю. Не зная его, можно подумать, что он под хмельком.
Рассказывает о сессии Верховного Совета, материал знает плохо, путает Совет Союза с Советом Министров.
«И вот значит  побывали бра с женой у института московского в горах…
- Это университет,да? – деликатно подсказывает Савченко.
-Да,да университет на Ленинских горах – подтверждает литер – там живут наши шишки.Дачки пиличные и соответствующие заборчики.
-Колючей проволоки небось намотано – вставляет Чандык
- Нет, красивый забор, это ж не   наша степь. И брат значит с женой к забору прилипли, мол хоть одним глазком увидеть как Хрущев живет. Литер посмеивается и приставляет  к глазу ладонь трубкой. И вдруг голос –Гражданин, вернитесь назад.. Оборачивается, видит стоит в штатском один.Откуда только взялись непнятно, ведь никого не было. Вот так и посмотрели они- закончил литер  свое отступление от темы занятия. – А на сессии много вопросов было, всего не перечислить.


Зашел к дяде Сане.Здороваясь, смотрит на бушлат – не оттопыривается  ли бутылкой.
-Давно тебя не было, куда гоняли?
- В учебке был, в Алма-Ате.
- А, город знакомый, проезжал раза два, вокзал помню..
Он хмелеет быстро.Стал рассказывать о службе в конвойных частях.Всю войну прослужил в Сибири- Красноярск,Верхоянск, прииски по добычи руды и золота.Называл места, но я не удержал в памяти. ( Однажды я попытался было записывать, вытащил блокнот из-за голенища и перехватил его взгляд на блокнот, трезвеюще-настороженный…Я понял - вырвал лист, прочертил улицу от Арысского вокзала, сказал – вот на днях в самоволке чуть не заблудился в Арыси.Он взглянул и рассказал об еще одной козьей тропе в обход вокзала к нашему городку…О ней я знал) .
Говорил легко и привычно о страшных вещах.Наверное воспоминания с ним постоянно и рассказывая, он будто отгоняет их от себя ненадолго или  в слушателе ищет сочувствия….Глаза навыкате  подрагивают в глазницах и смотрит чуть в сторону как будто за спиной собеседника видит что-то…
- Десять лет пробухал я там в Сибири с зеками…Случаи? Да разное бывало.Помню один из лагерной прислуги трех зеков порешил, головы поотрубал и принес в мешке в караулку, в руке винт…Высыпает из мешка, глаза круглые…Я Петрову мигнул,он зашел сзади, ударил, скрутили его…Головой тронулся, а как не тронутся,ежели каждый день смерти…Министр у меня в бригаде был,Лобанов фамилия, еще помню –Тржевский, начальник бомбардировочной авиации Киевского округа…Говорил часто - Меня, гражданин надзиратель, выручат, вот увидите…У него родственники, ну и связи на воле остались…И вправду через полгода в 44 пришла бумага…Был один из уголовных, запомнился,  камень человек. Да я , говорит, тяжелее кошелька ничего не подымал…В карцер трижды засаживали  его пока концы не отдал…
«Джурба» - корабль.По Японскому морю шел…Лаперузов пролив узкий.Ну зеки подожгли тряпье, думали корабль к японскому берегу пристанет.Постреляли их..А корабль нет не подогнало его к японцам…
Мальдакский прииск.Начальником был Гаранин, подставной, под чужим паспортом.Трех тысяч человек постреляли за одни сутки…
Да все по разному – что лагерь ,так свой устав и порядки…
При женских лагерях был два года.Да разные - артистки,учительницы были.И молоденькие были.Конечно,тело то живое…В мужской лагерь бежали через проволоку, а через день,два возвращались. Мы злые, с ног посбивались…Бывало ляжет – пока , говорит не вые… не встану.Один у нас был, так высадил весь магазин, пять пуль промеж ног ей, ну в землю, конечно, разлеглась.А она только ляжками дрожит…
Если кто из зеков с бабой по… пять лет за это дело набавляли.Часто набавляли, по разным случаям… Были такие у которых лет по сто сроку…Побег – лет десять накинут, переход в другой лагерь – два года…
Он как-то, еще в начале знакомства неожиданно для меня спросил: - А ты почему интересуешься? Из твоих кто сидели?
-Нет, - сказал я - учусь на историка…
Дядя Саня жевал хлеб, обнажая черные зубы, сказал – Это не история, для всех кто остался живы…Это болезнь была. Все – переболели и забыть…
Я заметил еще тогда – трезвым он никогда не вспоминал…


        Лейтенант, раздражаясь, наезжает на  «старика» Филоненко, растянувшегося в тени пушки, накрытой брезентом : -  Тебе, наверное, и умываться лень…(Лицо у него в мелких язвах).
Филоненко усмехается – Свинья вон не моется всю жизнь, а вот три рубля за килограмм..


Н.Бажанов, экономист, 15 лет работает на консервном заводе в городе

Ромны.Написал книгу о Рахманинове.Издание ЖЗЛ. Не забыть найти книгу.


                Какой-то неизбежный, непреодолимый круговорот дней спрессованных из холода, дороги в зону, работы, ограничений, ,пропусков,колючей проволоки, бесконечного потока бетона в котлованы, высоченного потолка казармы,неизменной селедки, ругани,  желания  забиться  куда-нибудь в тепло, поглубже, что б все это отшумело наверху… И вот встал и я уже на хуторе, солнечный день,река с теплым именем -Кирпили,  в камышах карасик выводит бесконечное – карась-карась линь-линь-линь, жую-жую, им-им-им…; мы с братом ведрами носим воду с копанки на берегу,поливаем помидоры, бабушка во дворе на печке жарит рыбу, стадо  с окраины хутора бредет  по улице, коровы с мычанием, торопя чтоб их подоили,сами заходят в свои дворы...
Над замерзшей степью редкие птицы, похоже степные гонцы с жалобами на нас.А кому жаловаться? Малиновскому? Не долетят…


Вспомнился Горбатко Володя- новосибирский.Низенький, толстый, с крючковатым носиком.В бригаде все его звали, за глаза, конечно – Папаша, и это шло к нему.Так и не подружились, все приглядывались друг к другу. Он был старше меня лет на 15. Говорил он тихо, будто неуверенно, но высказываемое им было гораздо яснее чем у других, читал чертежи лучше Николая – бригадира.Где-то учился заочно, исчезал по выходным , кажется в Новосибирск уезжал.Как-то на перекуре кто-то спросил у него - Отчего ты не женишься? Он улыбнулся :- Да вот ухаживаю за девушками, а замуж они за других выходят…
Отчего-то вспомнился с такой ясностью.


Разгружали вагоны.У бригады Титунина вагоны на высоком откосе, они быстро очистили габариты.Мы проколупались у колес, когда пришли в инструменталку , титунинцы уже хмельные и красные.Через час повыползали  из инструменталки.Почти тепло, где-то весна на подъезде, на небесном КПП ее задерживают что ли, шмонят чтоб лишнего к нам не протащила…
Титунин бережно развертывает сверток:-Вот бабе своей купил, пошлю ей.
В свертке одеколон в красной коробочке и зеленые рукавички.
-Ну, что ничего подарочек?
-Хороший – соглашаюсь я
- Она мне вот на праздники две книги прислала, да ты видел , и конфет граммов триста-четыреста  и все разные, рублей пять истратила, точно…



Скакал казак через долину
Через кавказкие края.
Скакал он садиком зеленым
Кольцо блестело на руке
Кольцо казачка подарила
Когда казак шел во поход
Она дарила говорила
Что через год буду твоя.
Вот год прошел,казак стрелою
В село родное прискакал
Навстречу шла ему старушка
Чего-то шепчет. Говорит-
Напрасно ты казак стремишься
Напрасно мучаешь коня.
Тебе казачка изменила
Другому счастье отдала
Свернул казак коня налево
И чисто поле поскакал,
Он снял с плеча свою винтовку
И застрелил он сам себя.
Казачка вслед ему глядела
 И слезки горькие лила.


    Капитан, юрист,Проводит беседу по правовым вопросам.Рассказал о литовце из соседней части, ракетной.Прослужил год, затем отказался подходить к оружию, по причинам религиозным, но соглашался на любую работу в хозроте.Судили, дали три года дисбата.
Сменяет его Чернов, что-то мусолит о Китае.Переходит к опросу.Я настораживаюсь.
-Я не спрашиваю вас, где находятся  материки.Нет, не спрашиваю.Но я вам даю возможность умственно попотеть, хотя бы почувствовать зуд мысли. Итак Холин,ты ответь – где живут черные люди?
- В Африке живут,товарищ майор.
- Правильно,можешь садится.
Польшин за спиной  шепчет – Майор сам родом оттуда, из племени гамноедов…


              Тридцать страниц Бальзака за день за счет перерывов – дождь, перекуры…Вечером подошел Сарычев – В штаб, минут через двадцать.
-Зачем?
- Чернов будет агитировать за повышение общественной активности.Ты в списке.
Сидим в кабинете, что-то толкуем о текущих делах. Пришел Чернов, стал говорить  -  по форме вроде наставление для активистов, по содержанию – ни о чем.Поминутно останавливается, поджимает губы и пришлепывает языком, будто к нёбу прилипло что-то и сразу же облизывает губы.Как описать эту квадратную физиономию с маленьким ртом и нелепым причмокиванием…
Тагаев ожесточенно почесывается, Чернов недовольно скашивает на него глаза – Тебя что блохи заели?
- Хуже, товарищ капитан, стекловаты нахватался, работали на теплотрассе, сразу с работы сюда.
Чернов помолчал, как будто обдумывал , затем продолжил пришлепывание…


               Вечер выходного в самоволке в Арыси.Препаршивый городишко.Автобус полупустой прыгает по разбитым улицам,Впереди у кабины двое мужчин, русские, чуть ближе напротив девушка лет 17, синяя юбка выше колен, вязаные штаны, лицо улыбчивое, приятное.
Центр, дома плоские, как-будто за фасадами ничего нет, какие-то раздетые, вперемешку с казахскими мазанками, ленты дувалов.Кажется, что здесь обиталище множества разбойников и воров и все  сказочно преувеличенно - быт, поступки, физиономии.
Автобус уткнулся в станцию - Арысь-1.Вокзал неожиданно велик для такого городка.Внутри здания помпезная орнаментальная лепнина, среди этого излишества ласточкино гнездо – летом окна распахиваются настежь.В зале ожидания людей немного, большинство сидящих здесь – казахи.Встретил двух наших бурильщиков. Едут в часть в Ташкент.Поговорили.
Здание вокзала в теснине многообразных халуп.В привокзальном скверике бюст Ленина, - крошечный, как –будто настольный, а  водружен на массивный высокий  постамент, будто компенсирующий своей величиной недостаток монументальности и  кажется насильно водруженным на основание.
Зашел в ресторан, захотелось воды послеобеденной селедки.Буфетчица , пожилая, неопрятная с прилипшим к лицу мученическим выражением,принесла лимонад.В зале светло, уютно, в дальнем углу несколько мужиков с отрешенно – пьяными, счастливыми физиономиями.
К городку возвращался напрямик.Вокруг огни ,позади станционные постройки, впереди военгородок, справа гражданский поселок, слева военсклады…И все опутано колючей проволокой, как будто ради этой паутины  все и  существует.


Капли с крыши по стальному швеллеру внизу – тинннь…,тинннь.С такой протяжной тончайшей мелодией, будто фрагмент музыкального произведения.Заслушаешься. Кто-то прописывает партитуру такой уже близкой  весны..
На объекте осталась мелочевка.Бетонируем откосы «ХС».Киповцы уже там внутри копошаться вовсю.Ну  и отгрохали пирамиду, чтоб потомство не сомневалось в нашей глупости.
Третий день с речки Арысь возим щебень на объект.Машин две – Шмидт на бортовой  и Шварцман на самосвале со второй роты. Река притихла, будто устала, медленная,  дремлет – что ей снится, прошлое или будущее? Судя по простору берегов снится бурное прошлое, причем недавнее. Нас она не замечает, хотя мы нахально вторгаясь на машине прямо в ее русло  третий день черпаем лопатами щебень.Но если река взбрыкнет – наша машина и мы в придачу покажемся ей в пушинку.
 Наполняем  кузов часа за полтора, затем подолгу валяемся на берегу. Христофоренко бродит по отмели, пытается найти и поймать рыбу.Чандык  щепит ножом привезенную с объекта  доску, разжигает костер, говорит:
 –Вот упрямый цыган, какая здесь рыба, воды воробью по яйца.
Но Христофоренко упрямо обходит отмели.
С Мишкой Шварцманом говорили о суде на Мирзоевым.


Выходной. На команду –подъем! оживляются только молодые. Приходит ротный.
- Да воскресение же, товарищ капитан..
- А что – воскресенье!, что советская власть кончается , что ли в воскресенье! А ну , -подымайтесь.Рота не пойдет на завтрак пока все не подымутся…Пивоваров на редкость спокоен, трезв, в хорошем настроении, сегодня он дежурный по части.





Только начали работу как вдруг тишина- остановилась грохочущая бетономешалка . Санько потыкал  пальцем в кнопки пускателя – Шабаш, хлопчики, ныма свету, перекур.
Рассаживаемся на разбросанных подсохших досках, нарочито поругиваясь, что вот опять не дадим нормы, но вобщем то довольные представившейся возможности посачковать.Солнце уже растопило намерзшую за ночь корку льда на лужах; видно как у горизонта земля струится паром.
Словоохотливый Ермаков чистит щепкой сапоги,Холин надкусывает спичку и сложив губы трубочкой старается сплюнув попасть в ведро с известкой, Акопян щурится, смотрит на небо, на смуглом полном лице его затаилась улыбка, вот –вот раздвинутся губы обнажая белые зубы, Польшин гоняет кусочком стружки невесть откуда-то взявшегося паучка…Сюда в зону весна  с запозданием приходит, не нравится ей все военное…
Санько приносит из инструменталки кусок смолы, дробит кирпичем, смола рассыпается сухим треском.Я кладу кусочек в рот, подождал пока согреется, смола вязкая приятно поламывает зубы.Все  жуем сосредоточенно, часто сплевывая пенистой слюной.
Подошел Средин – Что ж работнички, план делаем!
Санько тычет сапогом в пускатель бетономешалки – Да вот заткнулась,сказали шо через полчаса энергия будет.
-А вас и хлебом не корми…Песок бы просеивали.
-Насеянный,  вон куча целая, товарищ лейтенант, еще со вчерашнего.
Замкомроты уже придраться не к чему и он успокоенно , с сознанием исполненного долга садится рядом с нами, то же жует смолу, ловко цвиркая слюной скозь зубы.Он явно гордится своим умением плевать.Перекур затягивается.Литер сидит уже рядом с Санько и спорит с ним о том сколько водки можно выпить за один присест.Мы все придвигаемся поближе, тема важная и каждому есть что сказать по этому поводу.Надрывно гудит самолет и за ним в голубизне неба тянется белый след.
- Полечу в самолете – мечтательно говорит Санько. Ему,Ермакову и Акопяну уже близкий дембель.
- Сейчас для солдат билеты по дешевке.Четыре часа и я дома.Он оживляется – Домой приеду два месяца работать не буду, буду гулять и ездить по родственникам и с женой спать..
Средин посмеивается – У тебя ведь дома дочка большая, мешать будет.
Санько улыбается –А дочку к матери отошлю, рядом живет.
- Тебе повезло – говорит Холин – приедешь пеленки нюхать не придется, пацанка большая.
Санько уточняет – Три года, милое дело, приеду папой звать будет, пишут , что уже научили.Фотографию показывают, спрашивают – кто это, говорит - папа..
- А может сосед сумел тебе помочь, на лбу же не написано – поддразнивает Ермаков.
- Ну нет -  возражает Санько – во впервых все сходится, я подсчитывал, а во вторых моя баба при матери все три года. А если скурвилась, узнаю, выгоню.Уж я то из-за бабы убиваться не буду, не те времена, это только в книжках, да в кино стреляются , вешаются, а у меня по простому.. Он рубит ладонью воздух – Жопа об жопу и вся любовь…
Задумывается,будто прикидывает – Да нет, дочка мой портрет. Вылитый..Фотка в чемодане.
-Не повезло дочке – продолжает Ермаков.Но все уже думают о чем-то другом.
- Э, нет – говорит литер – взаимоотношения с женщиной это не лопатой махать, я когда учился у нас случай был
Средин усаживается поудобней, мы все умолкаем.
-Так вот, курсант один повесился.Проходим мы, значит, практику на строительстве дома, все как обычно и вдруг раз на вечерней поверке суматоха – Васильчиков повесился.Где?Что? Кинулись к зданию, а он на лесах висит, язык вывалил, синий весь.А парень здоровый был, весу порядочного.Приспособил вместо веревки два солдатских ремешка, под ноги ящик из-под гвоздей и таким манером придушил себя.Ну тут комиссия, следствие.Оказывается гулял он с девушкой, работала на телеграфе.И любовь меж ними.И как узнали?
Голос лейтенанта понижается, он делает паузу
- Ведь этот Васильчиков перед смертью все свои бумаги уничтожил- письма, дневники, все в общем..Вот сила воли была- заранее к смерти готовился.Но кто- то все-таки знал, что дружил он с телеграфисткой.И у нее обнаружили его письма.В одном из них он писал, что мол так и так если не любишь меня, мне не жить…
          Я вдыхаю запах сырой древесины, смотрю не слепящее солнце, щурюсь и представляю синего Васильчикова с вывалившимся языком и в душе нелепое чувство радости оттого, что существует- таки удивительная любовь до бесстрашия перед смертью…
-Это самое последнее дело, лишать себя жизни из-за девки,-говорит Дегтяренко – мало ли их.Коза бела, коза сера, а дух один…
Я знаю у Дегтяренко загремевшего в армию сразу из школы в кармане гимнастерки под корешком военного билета заложена фотка милой кудрявой девочки и он едва ли не через день получает от нее письма.Выборочно читает всем вслух.В письмах она обстоятельно описывает семейные , поселковые и районные дела, события, сплетни.Она пишет письма как дневник, по моему даже забывая, что пишет Николаю в армию.
- Баба это больше для хозяйства, и что бы по чужим юбкам здоровья не трепать – перебивает Ермаков.Он старше нас всех и выслушивают его как мнение авторитетное.Лишь Средин, ровесник Ермакова возражает, что в женщине надо видеть не только тело, но и душу.Но насчет души это кажется нам неинтересным и разговор затухает.
Над дверью инструменталки вспыхивает лампочка и мы стараемся ее не замечать, растягивая минуты безделья.Но Средин приподымается.-Подъем, работнички.Санько , включи.
Бетономешалка загрохотала и мы взялись за лопаты.
   Вечером обнаружил – кто –то шарил по карманам.Скорее всего когда после ужина  гоняли в футбол, одежду сложил на досках у гаража.Этот блокнот постоянно за голенищем сапога, второй поменьше в коленкоровой обложке в кармане гимнастерки, под его газетной  оберткой – четвертная, не заметили.

Утро прохладное, хотя время уже к семи, но солнца не видно за низко нависшими на горизонте пепельными тучами.В высоте небо голубое с белыми гребнями облаков.Бельмастая луна, похожая на глаз протухшей рыбы..
Идем на завтрак, сонные, вялые…
-Эй кто на втором столе сыдыть, посуду не прибрали! Ну давай. Выходь, кто носэ посуду, ну нэ пиде рота, покы нэ убэруть…
Второй стол наш.Вчера посуду убирал Тагаев, сегодня очередь Гамзаева.Но он скандально  возражает, что должен носит посуду завтра, что он подсчитал…Стоим.Ждем. Все молчат – торопиться то некуда.Сейчас политзанятия, на которых ротный будет разбирать мелкие ЧП и говорить о плане. Вот если бы с ужина задержали, вот тогда другое дело – поднялся бы шум. А сейчас стоим,смотрим как Дудник надрывается,выпуча глаза и пришлепывая губами…
     Возле казармы Средин .Выслушал рапорт Дудника, приведшего роту с завтрака.Приложил руку к козырьку:
 – Здраствуйте, товарищи!
Над головами колыхнулось вразнобой:
 - Здравия желаем,товарищ лейтенант ! Кто-то пискнул, кто-то промолчал, кто-то крикнул –Здорово! И - Приветик!
На лице литера маска сдерживаемого спокойствия, наверное выспался: – Не умеете приветствовать командира…
Подошел Пивоваров – Здороваться не буду, вон как лейтенанту ответили…Сейчас на плац и заниматься разучиванием приветствия..
Ходим по плацу…Круг, второй…Когда строй проходит мимо Средина, тот прикладывает ладонь к козырьку: – Здравствуйте , товарищи!
Строй проходит молча.
-Ну что ж, походим, время есть…
Круг,еще круг, мы упорно молчим .Впереди работа в зоне, можно и не торопиться.Иногда для разнообразия кто-нибудь выкрикнет, меняя голос:
 – Желаю здравия! , или,- наше почтение…

                Жан де Лабрюйер – большой умница, но подряд читать невозможно.Как перенасыщенный всем напиток, слова терпки,остры, мысли понимаешь лишь в малых дозах.
«Я требую, что бы тот, кто не желает жить как другие и покоряться общим для всех правилам имел убедительные к тому основания, мог подкрепить их неопровержимыми доводами и знал больше чем остальные»

               Почта. Витька получает сразу шесть писем.Не читает пока не отобедаем.Потом я вижу как он, видно растягивая предвкушения удовольствия, не торопясь , обстоятельно усаживается за штабелем снарядных ящиков и шелестит там бумагой.Довольно быстро выходит.На лице сложное выражение досады, удивления, обиды.Я молчу, дочитываю статью в «Комсомолке».Витька идет к бассейну, вытирает лицо мокрыми  ладонями, о чем-то говорит с Соловьевым, подходит ко мне.Протягивает конверт с письмом – Хочешь, почитай.
- Что, неприятности?
Машет рукой.Почерк знакомый, это Эмма, школьница ростовская, с которой Витька переписывается.Переписка у них очень романтическая и оживленная.Витька заполняет для нее стихами целые страницы.Она отвечает тем же. В ее письмах я познакомился с Асадовым.Девка неглупая – такое наше общее мнение и Витька не раз говорил,что хочет жениться на ней.В письмах она неизменно называет его – Витоша.
Читаю – «Здравствуй, Танюха!С горячим приветом к тебе Эмма. Танька, я на тебя обиделась.Главное, Ленке пишешь письма, а мне нет.Я пишу тебе 3 е письмо, а ответ получила только на одно.Как ты поживаешь, как учеба, Танюха, приезжай на каникулы к нам, я за тобой так соскучилась.Сижу я попрежнему  со Светкой Р.С ней не то, что с тобой, не поговоришь, не посмеешься.Она, знаешь сичас ходит с Костей Шапошниковым.Он ей на праздники  подарил букет цветов- гвоздик и открытку.А мне Сашка Ермолаев подарил куклу. Он ходит с девчонкой с 7 класса.Может ты ее знаешь – Верка Козырева.
Таня, а Пелепищенко самый настоящий идиот, на него даже и слов нет.Мне о нем такое рассказывала Нинка и , конечно, в худшем смысле.Я уверена, что сичас твоя симпатия к нему пропала бы.Всех пацанов 9 и 10 х классов обстригли, ходят как зеки.
Ты знаешь, здесь такое дело развернулось.В школе был вечер.Кучеров подписал мне открытку и девчата из его класса  тоже подписали мне открытку с намеками – курвы такие.И пожелали дружбы с ним.А с ним что-то случилось, как рехнутый ходит.На вечере все время около меня вертелся, приглашал на танец.Сидорова говорила, что он сказал, что бы я приходила в кино на шесть, но я не пошла, подумала, что будет как тогда, я тебе писала – трусы  гад порвал.А Сидорова сказала, что я дура, что такой парень.А я на него положила…Ну ладно, посмотрим, что дальше будет.Пиши больше о себе.А тут еще пришло письмо от какого-то Феди из Таганрога, хочет со мной переписываться.К черту их всех. Танюха, я надеюсь ты знаешь Сашку Рябова, что на ударнике в ансамбле.Так вот он на празднике пьяный был и испортил мне полвечера.Кучеров хотел меня провести домой, а тут Сашка пристебался.Я с него ржала, один умат.Представляешь – в любви объяснялся, говорит- жить без тебя не могу…А на следующий день встретил меня, здоровается, улыбается.Я думала,что он шутит, оказывается всерьез, свидание назначил, но я не пошла.
Ну пока, до свидания.Извини за почерк, уже 12 час.Ходила в цирк ( херня такая) Ответ пиши скорее»
Я засмеялся: – Да, выдала! Наверное целая канцелярия у нее там, раз письма попутала, очень содержательно.Ну что – криминал только на трусы падает,которые «гад порвал».А так в общем пристойное поведение…Переживаешь? Так интересно все проясняется..
Я вложил письмо в конверт.На конверте возле марки надпись «Лично в руки».
Вечером попросил у Витьки это письмо, он протянул со словами:-Верни , срать пойду жопу им вытру..

   Сегодня должен приехать полковник Бельский – начальник нашего управления.На час раньше привели в зону.Сделали уборку территории.Начальство волнуется. Утром ротный говорил – Приезжает он к нам редко, раз в год.Ну и как увидит, такое мнение и останется у него до следующего приезда.Так что б все было в ажуре.


                В гарнизонном магазине:
- А хлеб то свежий?
- Свежий,свежий – три дня как из огня..
Улыбчивая такая старуха.



                « Не могу себе представить, как может исчезнуть душа, которую бог преисполнил мыслью о бесконечности и всесовершенстве его существа » Жан де Лабрюер «Характеры»
Красиво подумано.Но если бог и существует, то во всяком случае в его вселенских делах человек не занимает столь выдающуюся роль, какую он сам занимает в мыслях и делах человечества. Повидимому, он очень занят и пока он отвлекается, человек успевает натворить глупостей…

Елизавета Дмитриевна  Томановская (по мужу).Род. в 1851.В 1871 на баррикадах в Париже «Трагически запутанным был конец ее жизни..»


Листал «Жизнь Наполеона» Стендаля. – «Они стали доводить до крайности все то, что считали мнением своего властелина…»
Не сотвори кумира, предостережение давнее, но люди не внемлют. Даже бог далеко не гений – стройка его на земле сикось на кось от фундамента до крыши..Мог бы при своих возможностях все таки полагаться не только на интуицию, но взять в руки отвес, уровень и мастерок…А у нас во власти все гении… При жизни политика нельзя называть гениальным, потому что всегда найдется кучка людей , которые воспринут это всерьез.

- Николай, заменил?
- Что?
- В голове опилки


Уже несколько вечеров я замечаю,Акопян читает «Капитал» , потрепанный,желтый от старости том, взятый в библиотеке.Читает медленно, часто отвлекается и рассеянно-беспомощно разглядывается по сторонам.
Вчера.Сел за столом напротив,полистал, стал читать , едва слышно, невнятно бормоча.
Спросил – Ваганов, а вот «шеффелей», что это такое?
Переспрашиваю, самому непонятно. –Покажи где написано. Прочитал весь абзац – Ага, понимаешь это мера, как у нас , например – центнер…
Разговорились.Говорит, что многое непонятно у Маркса.Я осторожно советую прочитать учебник политэкономии.
Рассказывает, что почитал уже одну книжку,названия не помнит, написана кажется то же  Марксом.
-Интересная книжка и читать легко. Как же ее – Акопян улыбается- про происхождение семьи и государства. Уж как просто, а вот на толстую книжку натолковали…


         Старшина  улыбнулся и улыбка так и оставалась пока он рассказывал.
– Я вначале полюбил в ней стук ее каблуков…По делам был в Арыси.Управившись, возвращался к вокзалу, к машине в часть.Слышу позади стук каблучков, явно женские.Я чуть притормозил, чтоб не удалиться, шел придерживаясь равной дистанции. Цок, цок – каблучки, а мне слышится – твоя, твоя… Боюсь свернуть круто, размышляю – куда же идет.Подходим к клубу.Ну, думаю, наверное в клуб, вроде как замедлился цокот.Сворачиваю к клубу, захожу, стук за мной.В общем ввалился я на танцы, оглянулся на «свою» - все - думаю – она!, молюсь – только бы не замужем…Пригласил на танец, пошла.С меня танцор – на плацу учился…Тороплюсь, ждут меня у машины.Говорю ей- я человек , как видишь военный, отбыть надо сейчас по службе, но завтра сватать прийду.Смеется , но адрес назвала.Я выскочил, бегом до машины, мои ворчат, а я им – Женюсь завтра!Ну, понимающе примолкли.Утром в машину и в Арысь по адресу.Ни имени , ни фамилии не знаю.Нашел дом. А она на работу собиралась.Увидела , смеется – жених приехал.Я ее в машину – дескать довезу до работы, водителю шепнул – к загсу.Приезжаем- говорю, на минутку тут дело небольшое.К заведующей, не старая еще женщина, спокойно мне – сначала заявление и перечисляет то-то,то-то…Я ей –не могу, военный человек.В общем убедил.Говорит – Ладно, в порядке исключения, давайте паспорта и невесту.Свой ей отдал и к ней – Давай паспорт.Она уже не смеется – Не дам.Я ей грозно – давай, надо прописку проверить, знаешь ведь режимная территория.Опять повезло –паспорт ее с собой, отдала. В загсе женщина говорит – Как зовут невесту? Я ей – так в паспорте  же написано.Заглянул в паспорт – Рая…В общем, окрутил ее…
Старшина с той же улыбчивостью на лице повернулся  к водителю, хлопнувшему капотом
 – Ну что там, все?
-Сейчас едем.
Когда уехали, сержант с его роты – третьей: - Хорошо они живут.Она прибегает в казарму ,с узелком – где Лешенька? Обзваниваем,если выясняем, что  до вечера не будет оставляет узелок – съешьте, а то остынут, я еще к его приезду напеку. Вкусные пирожки.Ребенка родили…..Сержант задумывается,вздыхает, произносит –Даа..Старшину в роте называют «Лешенька».Он знает, смеется…-Она меня еще и не так называет, но вам дуракам не понять…



Уже человек 30 из роты не выходят на работу – дизентерия.В казарме вонь, и даже при распахнутых окнах не выветривается.В туалете очков не хватает  и мы оправляем нужды за казармой и сквозь редкие чуть оперившиеся весной  кусты на нас смотрят проходящие по аллее.
Меня прихватило, прохватило точнее, но видно краем, так как к вечеру прошло.


В.А.Сухомлинский «То обстоятельство, что они ( люди коммунизма) будут посвящать всю свою жизнь едиственному труду, нисколько не обеднит их всестороннее развитие.Коммунизм и прекрасен тем,что каждый человек выберет тот жизненный путь, на котором ярче всего раскроется его талант, способности, наклонности. В любимом труде – основа всестороннего развития личности» ( Воросы философии № 4 63 г. стр. 63)
                Его бы сюда в Арысь для продолжения темы… «единственный» труд не может быть  любимым.Вульгаризация понятия.Человек в отдельности значительнее того, что он делает.

           Возвращаю  в библиотеку «Вторжение» В.Соколова.Ирина Дмитриевна восклицает удивленно – Товарищ Ваганов, неужели не понравилось, вчера ведь только взяли.
-Плохая книга , И.Д. - сказал я небрежно -  Какой-то убогий язык. А содержание азбучное, такие книги лет двадцать назад сходили бы за шедевр где-нибудь в джунглях
- Ну просто не понимаю,книга всем нравится, начальник штаба дивизиона прочел с восторгом отзывался Вы просто оригинальничать желаете.
Я пытался объяснить _ Литература не статистика….
И.Д. улыбается тонко – Я вас не понимаю все-таки


                Р.Олдингтон: «если жить всеми чувствами, столько же плотью, сколько разумом, всеми своими непосредственными живыми восприятиями, вместо выдуманных, отвлеченных, тогда действительно все люди оказываются врагами…
Может быть нас ждет не одна жизнь..
Мораль скрытая в искусстве ничего не навязывает, она не поучает.Это процесс очищения, это восстановления высших ценностей физической жизни – единственной настоящей жизни.»

« Изучить историю мысли – единственный способ научиться мыслить» (К.Маркс)

Раздвоенность души человеческой…отсюда и неопределенность смысла жизни.Жизнь многозначна, а человек в силу обстоятельств однонаправлен.Приятно, может быть думать как там будущее на вершине бессмертия будет высиживать вечные ценности.Но ведь мы то -  настоящее, мы живые, значит каждый миг жизни и есть  вечная ценность.
Как любопытно вдумываться в себя, как поразительно сложно и непонятно даже вся эта унылая обстановка , которую здесь устроили себе люди, будто и мозги опутав колючей проволокой, доведя жизнь до тоскливого озлобления.
Самое заманчивое желание – уехать, просто ехать и глазеть на людей, природу.
У клуба объявление «10 апреля состоится лекция для женщин гарнизона «О бдительности».Вчера это же объявление несколько раз повторили по радио и в кинотеатре перед началом кинофильма.В зале хохот и соответствующие шуточки.
    Сержант со второй роты.Перевели из Джамбула с двумя взводами. Я заметил – разговор его с зоологической начинкой, вплетает названия животных.Произносит чаще безадресно – Ну, что там столплись как бегемоты у кормушки… Молодых же обзывает впрямую – Ты, зебра, макака…
Подходит К. из второй, запомнил его по карантину, вытаскивает клочок бумажки, заглядывает в нее – Назвал меня гиббоном, что это?
Шварцман посмеивается – Да это зверь такой, гораздо лучше твоего сержанта. А ты запиши каких животных он  чаще упоминает.
Забыли об этом разговоре.Но недели  через две К. снова подошел, протягивает тетрадку.Мишка полистал, прикинул – Чаще всего копытные животные , вот -  кляча, козел, хряк, боров, баран…Может конюхом был на гражданке…Да нет , вот пошли – мартышка,шимпанзе,крокодил, желтобрюх…Смеемся – скорее всего  в зоопарке работал.А может сам в клетке сидел, отпустили в стройбат…


Кто знает – вечность или миг
Мне предстоит бродить по свету.
За этот миг иль вечность эту,
Равно благодарю я мир.
Чтоб ни слдучилось не кляну,
А лишь благословляю легкость
Твоей печали мимолетность
Моей кончины тишину.
                Б.Ахмадулина



    Шварцман принес книги.Трех шоферов с машинами отправляют куда-то в сторону Джамбула.Говорю ему – оставь  у себя, все равно возвращаться в Арысь.Согласился.Говорили о книжке Солженицына. 


О Русь моя,огонь и дым
Законы вкривь и вкось,
О сколько именем твоим
Страдальчески клялось
От мономаховой зари….
              Василий Федоров

Майор К. (Кульпинов) – Сына своего оформлю в стройбат, в нем он по крайней мере не разболтается и работать научится, тем более , что хочет учится  в строительном институте.
- А не  жалко, что сын потеряет зря три года?  -  сказал я.
Майор сидит сцепив большие корявые руки на колене, коротко посматривал на меня умными добрыми глазами.- Жалко, конечно, но это необходимо, и лучше  стройбат.А то попадет вот в такие- он кивнул в сторону задремывающего на посту часового, махнул рукой – армейские сачки..
Лицо у Кульпинова крупное, с мохнатыми бровями, похож на старика, что его держит здесь непонятно.Майор в командировке из Ташкента, кажется ревизирует наши объекты, но в мелочи не вмешивается.Отношение к нам без снисходительности.(партизаны) Как-то сказал – Стройбаты новинка для армии, по существу они должны заменить  расформированные трудовые армии отпущенных заключенных.Но нужны грамотные кадры, среди заключенных их было больше…

А с кем тогда бороться они будут если снивелируют  «Евтушенковых и Аксеновых»! Если нет свободы в литературе и в исксстве, говорить о борьбе абсурдно.
Скоро отбой.В «Новом мире» читаю повесть Паустовского «Книга скитаний».Как добр, искренен автор.По чеховски..

          Чернов медленно прохаживается перед строем, заглядывая в бумажку, бабьим голосом перечисляет содеянное в других ротах и сравнивая с нашими, как он выражается –«делишками». – Нельзя, понимаете обойти безмолвием вопиющего безобразия как по своей форме, так и в своем содержании…У нас есть, понимаете, такие лихачи, которые пренебрегают нашим полезным разговором….они служут чтоб,понимаете тюрьмы избегнуть..». Останавливается, неторопливо оглаживая себя по широким бедрам.
 Говорит он медленно, я успеваю записывать, укрывшись в третьем ряду.
- Жопоносец – скрипучий шопот в строю.
Каракозов, подполковник из УНР брезгливо морщится и, отстранив Чернова жестом, начинает говорить о планах, процентовках, зарплатах.Все по делу.



У Горького Чехов грустный, одинокий мыслитель, а у Чуковского – артист,весельчак..Не нравится мне как пишет о Чехове Чуковский.



Сурым,Андреевка,Коксай  - апрель- май - июнь – июль 1964 г.


Последний мой обед в Арыси. Как эта Арысь надоела, даже в названии какое-то самоотрицание.
Дудник суетится
– Строиться на обед…Первая на обед! ( В казарме часть 3 роты, сантехники и наши ) Выбираемся из казармы неторопясь. Все в грязной рабочей одежде.Средин поодаль, наблюдает  устало и равнодушно, какая-то безнадежность в его облике, в выражении лица.  Один Дудник хлопочет, усердно покрикивает – Гончаров, быстро…Самедов , я тыби дам…Взвод ривняйсь…отставить.Джабраилов пиды положь шапку…Ото не пидым покы шапку нэ положишь..
В таких препирательствах проходит минут пять.Мы ждем не возражая, предобеденное время не слишком тяготит желудок, лениво переругиваемся в строю.Дудник проверяет всех по списку.
Но когда видим, что напротив во дворе дивизиона выстраивается взвод,готовясь идти в столовую, мы подтягиваемся. –Дудник, быстрей зачитывай..
Дудник , видя нашу готовность подчиняться, усердствует  еще  больше, но одним глазом зорко следит за  построением взвода дивизиона.
Мы, едва сохраняя строй выскакиваем на аллею, срезая угол перед самым двинувшимся дивизионом, первыми вваливаемся в столовую.Успеваю услышать по репродуктору песню –Надоело говорить и спорить и любить усталые глаза…И сердце сжимается в какой-то необъяснимой  толи радости, толи грусти – В необъятном…в синем, в дальнем… И сучья высохших деревьев затянувших небо над аллеей кажутся просто каркасом какого-то купола, стоит дохнуть ветру и за ним  вспыхнет разноцветный, яркий, не знаю что, но конечно же фантастическое и доброе…
Расхватываем селедку с луком из миски.Хорошая селедка.Суп как обычно – бурда. Чтоб придать ему вкус размешиваем в нем горчицу и соль.На второе черпак разваренного гороха с мясом, жилистый кусок мнется зубами как вата.

      Арысский вокзал.Зал ожидания небольшой с высоким потолком оббитым желтой клеенкой.Маленький динамик придушенно объявляет прибытия и отправления поездов.Здесь они редки.Мы вдвоем с Иваном Опалько.Разглядываем девушку напротив.Ее я встречал здесь же несколько дней назад.Мы поговорили тогда. Она рассказала, что едет к мужу, он сидит в тюрьме в Гурьеве.Посадили его за драку.Помню она с гордостью говорила ,что муж избил парня «который приставал ко мне..». Показывала фотографию сына.
И вот она сейчас сидит напротив и упорно не замечает меня. Может уже вернулась из Гурьева?....
Много пьяных.Один свалился рядом, мужик небритый, но одет опрятно, пытается устроиться головой на моем рюкзаке и всякий раз стукается о подлокотник скамьи, ударяется звучно, но даже не морщится.
- Может он так протрезветь хочет – бормочет Опалько, - не эффективно , пожалуй.
Капризничает маленькая девочка, ее зовут Иринка и все сонно смотрят как успокаивает ее бабка, говорит ей устало - Сейчас милиционера позову…
Захмелевший парень ласково дразнит малыша на руках молодой женщины, с явным намерением познакомиться с мамашей.
Незнакомый солдат приводит мужика в гражданском и укладывает на скамью.Закутанная в тряпье старуха- казашка оперлась спиной о стену, на голове платок, открыты только глаза.К ней подходит мужик в форме железнодорожника, дергает ее за рукав – Ты б.. поди отсюда… Старуха неожиданно громко кричит, визгливо, однотонно и руками быстро-быстро перебирает перед собой, как кошка, не подпуская мужика.И все ненадолго смотрят на них.
Динамик прохрипел о прибытии поезда Москва-Ташкент. В вагоне такие родные устоявшиеся запахи туалета, пота, табака – все составляет особый вагонных дух, в общем запах дороги.Опалько крутит приемник , я играю в карты с двумя солдатами в голубых погонах.В купе еще две девушки – одна высокая, с крупными чертами лица, но все как-то соразмерно со стройной ее фигурой. Когда мы обмениваемся неприличными анекдотами она демонстративно покидает наш отсек. Другая в углу рядом с пареньком лет семнадцати.Они уже давно едут вместе, познакомились, пьют воду из одной кружки.Милое лицо с небольшими глазами и так притягивающее нежны ее белые коленки, я их вижу наискосок ,напротив.Паренек полуобнял ее уже оберегающим жестом собственника, кося на нас взглядом.Она смеется нашим глупым остротам и кокетливо взглядывает на всех. И постепенно нам всем начинает казаться, что все мы имеем равные права на разговор с ней, на ее улыбки и когда она смеется  наши взгляды скрещиваются там, где чуточку видна ее грудь, которой так тесно в каких-то женских постромках…
   Ночью у меня замерзают ноги и снится паршивый сон. Будто я вынимаю целиком свои челюсти и вставляю их обратно.Просыпаюсь, тру ноги друг о друга, поправляю шапку на мягкой теплоизоляции трубы.Вагон останавливается, я смотрю в темноту и ничего не разглядев, снова засыпаю..
       Сурым встречает мелким дождем со снегом.Идти отсюда километра три. Ручку чемодана и лямки рюкзака связываю брючным ремнем, перекидываю чемодан за спину, рюкзак придерживаю на груди и нести довольно удобно.Долго шлепаем с Опалько по грязи разыскивая склады.Повстречали своих - Соловьева и Шурыгина.Наши расположились в селе в двух домиках, в комнатах двухярусные койки; не повернуться, но тепло.
Село называется Кызыл-Арык.Вдоль единственной улицы вытянулись строем дома.Чуть в стороне – россыпью, как попало, вразброс, некоторые  окольцованы дувалами.Лучшие в селе дома из кирпича,много глинобитных, то ли дом , то ли юрта.
 Село мне нравится – просторно.Вдалеке белые вершины  гор с уже подтаивающим у подножия снегом.
Мишка Шварцман уже месяц здесь, работает на самосвале – Неделю езжу, затем два дня ремонтирую…Рассказывал ,что поначалу мерзли отчаянно, но сейчас потеплело, здесь весна ранняя.
На следующий день пошел к реке.Даже не речушка, ручей, очень бегучий.Кое где можно перепрыгнуть.Иду вдоль по течению, берега все круче,заросшие ивняком, с пролысинами галечной мозаики,нашел озерцо, небольшое, круглое с чистейшей водой.До дна с полметра, но каждый камешек на дне виден и ключи бьют маленькими фонтанчиками.Плавают какие-то рыбешки – длинные, полосатые спины, кажется усачи.Присел, смотрю, не оторваться, так все похоже на родные Кирпили.
Древние  были мудрее нас, ставя алтари всему в природе,  что они могли осязать, видеть,чувствовать – небу, воде,деревьям,ручьям…


Разговор с ротным о бригадирстве. Дрожащими руками он передал чертежи.Нулевой объем картофелехранилища  уже закончен.Сказал – Кирпич начнут завозить через день- два …Посмотри там,мусор прибери ..
Но сейчас дни запоя.Он беспомощен в такие дни и просто ждет когда спустят все деньги, в том числе и он свои.Шли с ним из магазина.Он вкрадчиво говорит – Вот только второй раз зашел в магазин, первый раз как приехали, за папиросами, взял тогда пачку «Беломора»…
Ребята рассказывали как он жутко пьет здесь.Низко надвинутой фуражкой прикрывает  серое,распухшее лицо.В разговорах о нем сочувствующая ирония -  вырвался капитан от комбата и жены, в Арыси ему не такая малина была, там кругом начальство.
Ротный просто замучен жизнью.Кажется он живет под постоянным гнетом мелких страхов.И пьет оттого, что хочет забыться на время от них. Среднего роста, большая голова, прилизанные редкие волосы, которые кажутся всегда мокрыми,наверное он смазывает их чем-то, всегда напряженный взгляд выпуклых , серых глаз…Он производит впечатление всегда больного человека.Здесь он заметно присмирел, раздобрел от постоянного пьянства.В Арыси, он входя в казарму приподымался на  носках и держась рукой за железную кроватную стойку кричал – Дневальный, ко мне!.Его мало слушали и  в таких ситуациях дневальный часто оказывался в отлучке.Он пробегал по огромной казарме, если был сильно выпивши щедро сыпал нарядами вне очереди о которых тотчас забывал, пинал ногами рюкзаки, чемоданы и сапоги, срывал бушлаты с кроватей.
В воскресенье Киселев с Кремневым налетели на столб, радиатор вдребезги, а осколками стекла Киселеву порезало лицо.С Шурыгиным залили йодом ему левую часть лица – все в мелких порезах и вытащили мелкий осколок из скулы.
-Повезло ему -  говорит Шурыгин
- Это он поймет завтра , когда протрезвеет - говорю я ,  еще чувствуя в пальцах осколок .
Юрасов получил телеграмму – жена в тяжелом состоянии.Телеграмма из горвоенкомата. С печатью.Даже ротный тотчас подписал рапорт,но Юрасов не торопится, ходит довольный , пошел в кино.



    Мы пьем вчетвером. Неторопливо, много.Я уже чувствую в теле ту предельную хмельную расслабленность когда ты уже не ты, уже расчленился на множество самостоятельных, ограниченных фрагментов.Каждая из  этих раздробленных «я» торопится высказаться, перебивая и мешая друг другу…Надо собраться – думаю я и ищу в разговоре, в движениях ту линзу которая соберет в фокус мою распавшуюся «самость».Вижу как Опалько протягивает стакан с водкой Саньке 14 летнему пацану , который принес нам стаканы и соберет бутылки. Тяну с угрозой – Только попробуй выпей.
Парень подносит стакан к губам, я скосив глаза не двигаясь с места отламываю ветку…Санька внимательно смотрит на меня и отставляет стакан – Я только понюхать хотел -тянет он.
Почему-то это меня отрезвляет.Тимкович хмельно улыбается, добрые глаза его блестят – Ты знаешь как она меня любит! А письма какие!И в каждом – Ромочка,любый…
Он приподымается было и снова садится.

    Дислокация наша - два домика и палатки, на отшибе, у арыка змеящегося у холмов,за ними первые дома поселка Кызыл-Арыка и одинокое , будто заблудившееся дерево.Правее – дорога, в километре от нас длинные здания картофелехранилищ, за ними наша стройка, а дальше,огибая поселок фермы, а еще дальше станция, у нее название не поселка – Сурым.
 Второй день брожу по степи.Вчера к горам, на мельницу, сегодня на водохранилище.Прямо с утра километров по 15 отмахиваю.И счастлив безмерно, кажется впервые за  эти полтора года.
Вечером в клубе. На клочке бумаги пришпиленной к дверям написано кратко – Концерт- без даты и времени. Пол круто спускается к сцене, единственная тусклая лампочка подвешена у самой стены над дверью.Трое стариков, шестеро старух , две женщины средних лет и нас трое –Тимкович,Шварцман  и я.Одна из женщин кормит ребенка.Ребенок тискает вислую плоскую грудь, похожую на лепешку сырого теста.Лицо у женщины равнодушно-непроницаемо, наверное это самое древнее женское выражение.
Выходит на сцену парень – казах лет 20 в грязной ободранной фуфайке и замасленных брюках.Он что-то говорит по казахски, выносит длинную лавку, появляются артисты –три парня и две девушки.Исполняют заунывную,нескончаемую – мелодия,песня?,непонятно.Спрашиваю Мишку о чем поют.Пытается объяснить – Обо всем , в ней нет определенного сюжета…
Где найти слова, чтоб связать эту степь, поселки,таких разных людей, их прошлое и настоящее…
Читал, перелистывал Горького, Бунина,Андреева.Горький сочувствует познанию, примиряясь с невозможностью найти ответы.Несколько схож с Мечниковым.Оптимизм Мечникова научный, рациональный, оптимизм Горького вымученный.Наиболее искренен –Андреев.Чувство жизни, неповторимости ее, любопытство к жизни к ее ослепительному калейдоскопу…Этим можно защититься от порой диких обстоятельств…



    Положил первый кирпич на только что проложенный по цоколю рубероид,сунул под кирпич монетку, чтоб здание было крепким и долговечным.Вся бригада столпилась вокруг , смотрят.
 Шурыгин – Бутылку надо бы замуровать; надежней.
Рода смеется – Да где ж ее найдешь, все выпили.
Опалько неторопливым украинским  выговором – Не ,не можно, к утру кладку разберут..
Так с прибауточками начали двухэтажное здание – склад картофелехранилища.
Погода ветер с дождем со странной периодичностью,будто где-то ветер замешивает этот коктейль  пригоняет к поселку и сливает на нас , то ли балуясь, то ли скучая, то ли обречен на такую службу как мы на свою.


          Мишка вернулся с 10 отделения. Вытащили из кузова два ящика с железками.
Спрашиваю –Украл?
Смеется:-Выпросил,б/у, на тыби боже, шо мини не гоже.Пригодится.
Мыли сапоги в арыке.
 – Тебе надо поехать посмотреть.Немецкий поселок.Во время войны семьи с Поволжья переселили, высыпали в голой степи , ни деревца, ни воды, ни укрытия.Рыли землянки, иногда они же становились семейными  могилами…Выжили.Две улицы в поселке, как в кино, когда Германию показывают – дороги, откосы, дома, сады, техника вся под навесом, все как часы работает..Но кладбище попрежнему больше поселка, рассказывали – умирали от голода и холода.На немецком говорят только в семье.С молодыми начинаю говорить по немецки, отвечают на русском.Страх остался , в душах….
Дождь с ветром ежедневно, нам в помощь месить, месить ,месить грязь.Вечером несмотря на усталость, странно легкими кажутся ноги свободные от сапог и налипающей глинистой земли.
Хаос кирпичных куч вокруг стройки превращается в монолит стен.Здание растет, понемногу обгоняем бригаду Титунина.
Ответственность руководить людьми воспитывает.Я не быстр в принятии решений, подолгу прикидываю так и сяк, но если  считаю что ответ найден,активен до авантюризма. .И если на первом этапе важнейшим являются советы окружающих, то в процессе делания нерешительность меня раздражает.
Присел под стену и забылся дремотой с какими-то беспорядочными видениями. И сквозь дрему слышу грохот: Попов подает кирпичи на леса, затем шум машины,Шварцман везет кирпич.. Я очнулся и первый взгляд на горы у горизонта.Как-то Мишка сказал – Здесь задумчивые горы, они вне нашего времени, они еще не догадываются, что мы здесь объявились,не разглядели…
Работа в сущности процесс удивительнейший.Движение – и в мире что-то изменилось, и через мой труд камень,песок, глина стали человечней…Не подберу слова.Я иногда собственные руки наблюдаю со стороны, как будто и не мои они вовсе , а принадлежат кому-то другому, более значительному нежели я, другому в котором я лишь частица…Истина где-то посередине между физическим трудом и умственным, между толпой и одиночеством, между прошлым и будущим ,между жизнью и смертью… Я не хотел бы потерять чувство хорошо сделанной работы, работы в камне, в дереве, на земле, но и не потерять чувство наслаждения от размышлений, чтения,видения..
Позавчера , возвращаясь с кирпичного завода заехали на ферму.Хохлушка- доярка вытащила бидон из яслей – Шош вы всурьез о молоке?
-- Конечно всерьез – торопливо говорит улыбчивый Попов – я уж и не помню, что за вкус у молока.
Женщина застилает ведро куском марли и  цедит  в него плотную белую струю из бидона.
- Шош це такэ, военсовхоз, а вы и молока нэ бачитэ…
Острый запах силоса и навоза, смутные силуэты коров в низком мрачном коровнике.Солнце у горизонта будто спускается в воду наполненную фантастическими растениями.Я пью молоко первым, сразу залпом опоражнивая поллитровую банку, Попов пьет медленно мелкими глотками и глаза на полном его лице щурятся от удовольствия, Опалько – большими глотками, скашивая  взгляд на быстро пустеющую банку. Пьем по второй – я медленно, задерживая молоко во рту, как вкусно, невыразимо! Третью поллитровку пью с таким же наслаждением, но отмечаю что живот мой заметно напирает на брючной ремень.
Первым сдался Опалько, не допивая банку, вторым я, Попов растегивая ремень с прежним мурлыкающим выражением выпивает четвертую банку полностью.
- Спасибо вам,-  чуть кланяясь ,говорю женщине.
- Счастья вам -  возвращает ей банку Попов
- Да у меня и так счастья много, хватит – весело отвечает женщина и смотрит на нас ласково.
Ах, как она запомнилась- еще совсем не старая, лет за 30, румянец на щеках, широкие кисти красных от холода рук  легко поднявших бидон с молоком, белокурая прядка волос из под тяжелого, кажется вязаного платка и темные глаза…Да, взгляд, конечно.
И не одному мне запомнилась. Вчера Опалько говорит – На кирпичный кто поедет? Я на погрузку.
- Молоко понравилось?
Улыбка у Ивана ,все зубы нараспашку.
 – И молоко то же.

     Мишка – У мусульман есть поверье – судьба каждого человека начертана на швах его черепа…Это не из Корана, от стариков слышал… Запомнилось.




Читаю Паустовского «Повесть о жизни».Странная плавность раздумий, без границы где начинается человек и где кончается природа.Прочитанное необъяснимо то ли совпадает, то ли усиливает смутный душевный настрой. И не объяснить – почему, отчего…Природа знает о нас больше, чем мы о ней – в ней память о времени когда мы были камнями.Поэтому, может быть горы и степь так притягательны: они наши забытые во времени родители.Вслушиваешься – вот-вот различишь сокровенные слова и все станет ясным, и заговоришь на одном языке с ветром, с дождем, с птицами, с облаками…
Я мою ведро у родника, вижу малыша казашонка, стоит на бугре.Кричу ему- Сын койда турасен? Малыш машет рукой в сторону дома – вросшая в землю глинобитная халупа.
- Джаксы! Айран бар?
Малыш кивает головой и бежит к дому.Через минуту на бугре появляется старуха.Я показываю на ведро – Айран. Потом  подбираю щепку – Вот соберите обрезки  у нас на стройке…
Старуха понимает,но по русски почти  не говорит.Помогает себе жестами.Я догадываюсь – много ли нас?
-Четверо.Старуха кивает мне – пойдем.Мы поднимаемся на бугор и заходим в дом.Казашка усаживает меня пить чай.Две комнатки, в первой  рядом с порогом вырыта яма.
-Для печки? – показываю на яму
- Джек. Картошка, подвал…
Старуха худая, высокая,большие глаза, лицо удлиненное, как на картинах Эль Греко. Я сажусь на кошму во второй комнате.Обставлена лучше – у двери пестрые ковры скатаны в рулоны, края отогнуты, несколько сундуков с инкрустацией железом и медью…На кошме неизменный самовар, посредине комнаты столб подпирающий потолок.
Казашка наливает чай в маленькую пиалу, протягивает в руки, подвигает чашки с сахаром и  сыром, разломанные куски лепешки. Сыр я беру лепешкой.
Минут  через двадцать с ведром айрана и двумя лепешками возвращаюсь к бригаде.
 Вчера то же был в гостях – молодая семья в Андреевке.Просторная комната, в центре низенький  круглый столик, одной стороной стоит на кошме, другая сторона для гостей – перед ней две маленькие табуретки,сел на одну колени на уровне груди, но неудобства не ощущаешь.Чай, похоже совмещается с любыми блюдами; вчера ел зеленые головки лука, запивая чаем с молоком, сахар вприкуску, а лепешками подхватывал масло….Интересно!.


Школа в Бурном -небольшое здание с шиферной крышей, по фасаду  коридор – веранда.Нас уже все здесь знают , второй день отсыпаем и трамбуем  шагал во дворе.Три двери , одна в кабинет и две в классы.Звонок выбивают по жестяной банке. Пересекаю школьный коридор, навстречу малыши, здороваются хором и по одиночке.Казахи и русские занимаются в разных классах.Я захожу в русский.За столом учительница перебирает тетрадки, спрашиваю – Посмотреть можно?
Она пожимает плечами – Смотрите.
Сел за последнюю парту, бочком – ноги не вмещаются.Весь класс в сумеречном свете из небольших окон.Все чисто, трогательный уют, который можно встретить наверное только в школе и детских садах.Взял грамматику, учебник для первого класса.Когда я учился учебник кажется был потоньше , а  некоторые картинки те же.В учебнике тетрадка, на желтоватых листах крупные буквы строк, под ними быстрые красные отметки «4»,»5».
Учительница встает, не оглядываясь на меня. Пишет аккуратно на поверности доски «двадцать седьмое апреля»
Учительницу я немного знаю,Валентина Ивановна, еще молодая, ей где-то под тридцать, высокая,ноги крепкие  стройные.Но лицо некрасивое, с большим носом и ярко обведенными краской губами.Выражение чуть надменно- брезгливое, но что- то в ней  простяцкое, бабье…
Местные рассказывали, что до прошлого года он жила здесь в Андреевке, была у ней любовь  с нашим солдатом из второй роты, что строила домики в которых мы живем.На сожительство с солдатами все смотрят как на отношения безлюбовные,изначально непродолжительные, так, для постели…Потом еще что-то, скандальное, по этой причине переехала жить в Бурное.
Простучал жестяной звонок на урок.Я поднялся, постоял у стенгазеты, вышел в коридор.Ученики разбежались по классам. Вышел из кабинета учитель- казах.Поздоровались, он скользнул взглядом по моей руке, я держал руки в карманах, подумал – сейчас скажет  - нельзя так.Дверь в русский класс открыта и мне слышны разговоры и видна часть класса.У Валентины Ивановны резкий голос – Теперь придумайте предложение со словом «снег»…. Тоненький голосок неуверенно произносит -Снег тает.
- А со словом «трава». Нет неправильно, разве  так говорят! Теперь запишите…
Отрывистый ее голос прерывает тихий девчоночий голосок – У меня тетрадки нет.
- А мне какое дело –ее неприятный голос – должна быть тетрадь у тебя.
За прикрытой дверью казахского класса неторопливая незнакомая речь.
А на улице солнце и ветер порывами и если прислушаться, то преобладает над всем истошные крики петухов с  разных концов села, грохот растворомешалки на объекте второй роты..
Побросали лопаты в кузов, поехали к себе на объект.


    Днем в Коксае за 30 километров. Застряли на обратном пути, латали карбюратор, думал не успеем к началу фильма.Успели. «Три сестры». Люблю Чехова за грусть, за сочувствие к людям; жалел их , мечтал. Для раздумий, переживаний его героям не нужно было особых условий, особых слов.
Ночь.Я стою на мосту.В событиях дня смешались и дорога, и люди, и проливной дождь накрывший нас под Коксаем и настроение после фильма…Как будто жду – что-то еще должно произойти.Темнота выползает из-под моста,овраг под ним глубокий и едва заметный ручей на дне кажется искривленной веткой с которой ободрали кору. Смотрю на отвесные склоны заросшие черной травой – пронзительное, острое чувство встречи, ожидания с кем-то, когда, зачем?....Шум голосов.

Вчера у казахов был праздник -ураза, русские называют его «казахская пасха». Шли с работы, я присматривался к дворам – все нарядно одеты, оживление всюду.Стал расспрашивать старушку – Праздник у вас, бабушка?.Улыбается, кивает головой, показывает на село и говорит быстро-быстро по казахски.
 У наших домиков и палаток по другую сторону арыка живет молодая казахская семья.Дом добротный.У столба изгороди  вечно привязан унылый ишак с ободранными ушами.Вся семья у дома на скамеечках.Я подошел, поздоровался.Молодая казашка с толстым лицом объяснила – У нас такого нет, чтоб собираться где-нибудь.Ходят из дома в бом, навещают друг друга, чай пьют.Молодые, конечно могут и выпить…
Умывался у арыка.Подошла Зина с ведрами.Я обрадовался – Зина, расскажи о ваших праздниках.Она наклонилась из под платка чистый грудной голос отрывисто -  Не знаю. Я настаивал.
 -Бельме! – отвечала она на каждый мой вопрос.
Я вздохнул, стал умываться. У мостика девушку остановил паренек-казах.Пока они разговаривали, я пошел к ним. Увидел открытое ее лицо,очень красивое, смуглое.Густые волосы из-под платка, вся стройная, крепкая.
Она ушла, мы заговорили с парнем – Да она все понимает – смеется он.-  десять классов закончила, все понимает.
Ты бы меня познакомил с муллой – прошу я.Договорились на субботу.Парень посмеивается –ему странно мое любопытство.Говорит о мулле пренебрежительно – Старики только ходят в мечеть, да по праздникам не работают, а молодежь уже далека от этого.
Казахская мечеть за селом – глинобитный дом насквозь просвечивающийся сквозь дверные  и оконные проемы.Когда-то вокруг нее было селение казахов, позже они переселились постепенно в Андреевку.Алтай мне об этом рассказывал.
 



Ночью разгружали кирпич, четыре машины, привезли гражданские на своей технике. С утра пытался уснуть, не получается.Бродил по поселку.Вышел к развалинам мечети, сидел в траве, разглядывал  трудяг муравьев, и неожиданно уснул.Проспал часа два…
То, что кажется нам случайностью,   наверное и есть  самое главное в жизни.Мозаика мелочей и создает палитру судьбы, как цвет и линии картину, а листья – дерево.И вовсе не в подчинении цели предназначение человека.Я имею ввиду цель как результат, что бы под этим не скрывалось или же не маскировалось – облагодетельствование человечества или эгоизм собственника…Подобная установка предполагает  все-таки уничтожение предшествующего…Как мы сейчас, расширяя  дорогу к объекту вырубаем многолетние деревья и сталкиваем в овраг слой земли нараставший столетиями…
Не надо придумывать цель, надо жить тем, чем жизнь полна изначально – вся природа тайна, и, возможно, ответы скрываются в пылинке, в шуме листвы, в беготне муравьев, в жесте старого казаха сидящего на остатках глинобитного дувала вокруг развалин  бывшей мечети…

На плетенке из тонких стеблей камыша рулон войлока, женщины – казашки на коленях откинувшись,одновременно припадают локтями на каток с накрученным войлоком, раскатывают его по циновке.Мы с Мишкой подошли поближе Две молодые женщины  заговорили с нами.
Улыбаемся – Давайте мы трактор пригоним, поможем..
Смеются,- нет, нельзя.
Рассказывали как делаются войлочные ковры.

                В гостях с Родой.Вошли в маленький коридор, что-то вроде сеней.С правой стороны дверной проем в чулан,прямо – в жилую комнату.Одна стена увешана вылинявшими коврами.Низкий помост с наброшенными войлочными накилками.У другой стены два узких сундука, поблескивают медной обивкой.На них штабелями лежат рулоны ковров.Одно оконце,посередине комнаты столб подпирающий серый потолок, электрическаялампочка.                Печь непобелена, на плите кипит чайник.Старуха жестами пригласила сесть, принесла  блюдо с лепшками и тарелку с оплавишимися кусками жира, поставила две чашки с молоком.

Шварцман поехал в 10 отделение совхоза добывать запчасти.К вечеру из совхоза приехал парень верхом на лошади, живет в Андреевке, передал записку. «Сергей, скажи ротному, что остаюсь до завтрашнего вечера, помогаю оживить трактор, за это дадут запчасти»
Повертел бумагу; после запоя ротный придирчив, стер строку с четырьмя словами, написал, пытаясь копировать аккуратный почерк Шварцмана «Товарищ капитан ..» и подписался.
Зашел к ротному, чистит китель, сумрачен, надел очки, прочитал записку, повернув листок к окну.Опережая ротного,  я сказал:
 –Песка  осталось на два дня, надежда на машину Шварцмана, Попов с Маковецким на кирпиче..
-Писатели – пробурчал капитан.Махнул рукой , иди.




  Мишка – Давно,когда еще  в школе учился, казалось , что женщины должны надрываться от хохота при мысли, что их облик вызывает в мужчинах такую реакцию – возбуждение, вздернутый член , этакий шланг - мусоропровод и семяпровод по одной трубе, как ночной горшок на обеденном столе….А когда влюбился – все приобрело иной смысл – все – учеба, даже ходьба по улице. Почему, непонятно.Это как для верующего – бог, он с ним  не встречался, но знать что он есть  потребность насущная. Читал взахлеб, в книгах искал наверное слова тому, что переживал, находил осколки, складывал и радовался когда совпадало, опять же как верующий в молитве иногда попадает на диалог с богом…
Вчера вечером рассказывал ему как работая в Искитиме под Новосибирском решил изобрести кирпичноукладочную машину и начал с общей идеи –  бункер с раствором оседлавший фундамент здания двигающийся на роликах,  на транспортер вручную укладывается кирпич…Мишка, в начале с любопытством ,а потом с недоумением – Ты всерьез?.Сколько тебе было лет?
- Четыре года назад
- Ну и что, получилось?
- Да нет же, десятка два листов измарал…
- Ты что, не понимал, что и не должно было получится, это же не кораблик пустить в луже..

     В Кызыл-Арыке.Вечер. Возвращаемся с работы. Генслер тормозит кран у двух девушек на обочине, якобы спросить дорогу к магазину. Одна полная, рыжая , плечи ослепительно белые,лицо в веснушках, очень симпатичная.Подружка ее маленькая и хрупкая.
После вопроса о магазине, Генслер спрашивает – Ну вы конечно , школьницы.
- Нет, школа позади – отвечает толстушка, чуть смущаясь, скорее обилию наших внимательных физиономий – трое в кабине, четверо на площадке крана.
- Да ну - поражаюсь я сверху с площадки – такие взрослые. – А что за книжка у вас, покажите , руки не очень чистые,но я осторожно
- Нам будет неудобно – отвечает толстушка, - неудобно если вы будете смотреть эту книгу, потому что она по медицине.
Опалько из кабины – А где вы учитесь?
- В медицинском в Джамбуле…
Всем нам так хочется поговорить с девушками, смотреть в их лица, юные, улыбчивые…Но надо ехать.Тяжелый, громоздский  кран ползет по узким зеленым улицам и кажется дома сейчас наянут разбегаться от грохота двигателя.Дом продавщицы нашли быстро.Обрюзглая тетка вынесла три бутылки «Московской».Дали ей десять руьлей, ждем сдачу.Тетка уперлась взглядом под ноги и молчит, деньги зажаты в кулаке
-Сдача – напомнил Генслер.
- Если на дому, то дороже – бормочет казашка.Где-то за спиной у нее жарится мясо, очень вкусно пахнет.У стены дома сидит старуха.лицо дряблое искажено гримасой боли- каждый выдох –стон.
- Кош, до свиданья. - Тяну Генслера – Пошли.
Кран ползет мимо последних домиков окраины. С высоты крана видно что за дувалами во дворах оживление – женщины что-то готовят у печек, мужчины на корточках в кругу, разговаривают.Какой-то праздник.
За поселком степь бугрится пологими холмами, и совсем близко горы тянутся цепочкой снежных верхушек.Солнце ярким многоцветьем плавит горизонт. Вдали зеленым колечком с белыми и желтыми вкраплениями Андреевка….Остановись мы и услышим что-то такое, что запомнится на всю жизнь..


Спрашиваю – Саня а немцев в вашем классе много?
- Да немцев много.
-Ну уж они-то шпрехают хорошо?.
-Нее,- тянет Саня ковыряясь в носу – хватают и трояки и двояки.Есть , что и хуже меня занимаются.

         Четвертый день дожди.Земля напитавшись , будто задремала в равнодушье зеленых полей прикрытых белесоватой дымкой.
Монотонный шум дождя за стенами домика.И странно помнить, что  час назад мы было уже отчаялись выбраться из закрутившей нас непогоды.С Утевским на машине везли гвозди с Бурного.Усевский ведет машину неуверенно, вцпившись двумя руками за баранку и напряженно глядя на дорогу.Я нвшел удобные опорные точки в кабине и задремал.Проснулся от изменившегося звука – дождь стал ливнем.Разбитая дорога тотчас превратилась в ожерелье небольших озер. Усевский остановил машину, забормотал - Не знаю куда ехать.Я встревожился – Надо ехать, не бросишь ведь гвозди, давай наощупь.
Осторожно двинулись, ощущая всем телом неуверенность в поведении самосвала.Ливень уже превратился в водопад и непонятно было – сверху обрушивается этот поток или из земли прорываются фонтаны… Остановились, вот это зрелище! Подождем, когда-нибудь кончмися.Через полчаса стало утихать, поток тот же,но уменьшился плеск по железу кабины.Снова двинулись, но километра через три мотор заглох.Дождь превратися в занудливо  моросящий.Усевский повозившись в моторе и подергав рычаги, развел руками, стал перечислять возможные неполадки.Пошли к ближайшему дому, поселок маленький в одну улицу десяток домов.Через час трактор выволок нас на дорогу и тракторист, старый седой мужик , помог запустить двигатель….

Железнюку письмо от матери –Добрий день мий сыночку.Я тоби хочу напысать таке. Що вона мэнэ покынула а я вже стара нэ можу робыты…Прошу вас пустыть сына мого до дому бо вже не можу нычого зробыты, я вже маю 76 рокив …
Сплошной строкой тянуться строки.Я помог написать Железнюку докладную на имя командира роты. Ругает жену – Вот падлюка, ушла все же от матери…


С Мишкой говорили  о книгах детства, многое совпадает. Мои книги начались со сказок, впечатления цветные…Вот осталось навсегда – Жили были старик со старухой.И было у них три сына, старшие два-пригожие да разумные, а меньшой Иван, дурак… Потом Джек Лондон, стального цвета переплеты.Читал, перечитывал, и всякий раз по новому открывалось и воспринималось. «Сердца трех» залпом…Продолжение - Ф.Купер и Майн Рид. Затем зеленые обложки Чехова, будто бесконечная анфилада комнат и в каждой последующей новая обстановка, люди, перечитываешь и - все заново…И фантастика.Раньше всего – Беляев – «Голова профессора Доуэля»,  «Властелин мира», «Продавец воздуха»…Чуть позднее Г.Уэллс,потом Ефремов «Туманность Андромеды» в журналах «Техника –молодежи»…
У Мишки диапазон шире – математика, техника, это прошло мимо меня, не зацепив ни память, ни любопытство.


    Сушит степь теплый, порывистый ветер, взметает пыль с дороги в  русла арыков, гонит со стороны гор темносинюю громаду заволакивая горизонт.Ближайшие склоны  хребтов покрыты  подтаявшим снегом  и  кажутся помещенными в аквариум, будто они находятся глубоко под водой…Такую иллюзию создают клочковатые  облака над вершинами, с боков их подпирает близкая дождевая громада, дождь процеживает солнечный свет видимыми лучами, создавая   фантастическую глубину и пространства.
Нет раствора, а так хорошо работалось.Подтянули с запасом кирпича на стеллажи,настилы уже трещат, но раствора попрежнему нет.Имамалиев пошел на раствороузел и пропал.Надоело. Пошли мы с Мишкой.
Из двора, держа в руках самовар, кричит нам что-то казашка.Мишка улыбается- Чаевничать приглашает, пойдем .
Вошли во двор, сели на бревно.Женщина с самоваром исчезла в дверях.Поздоровались за руку с подошедшим малышом.
 – Ну, как жизнь?
Тянет каждую букву – Хооорроошшоо!
Женщина приглашает в дом.Заговорила было мешая казахскую речь с редкими русскими словами, но Мишка стал отвечать ей на казахском.Мы уселись на вытертые ковры перед самоваром, рядом блюдо с орешками из теста, в блюдечке сахар-рафинад.Я подтянул под себя ноги, взял протянутую пиалу, чаю в ней на несколько глотков, чтоб пить не обжигаясь..Лицо казашки плоское, некрасивое и я не могу понять сколько ей лет.Она что- то оживленно рассказывает и несколько раз внимательно взглядывает на меня и жест рукой в мою сторону.
- Переведи о чем вы говорите -  прошу Мишку
- О сыне рассказывает, -  говорит он, прихлебывая чай и хрустя орешками.
Завидую ему- в трех языках свободно ориентируется, будто трое собеседников с ним постоянно.
Минут через двадцать мы допиваем по второй пиале.Встаем – Рахмат, спасибо, надо идти.
Казашка провожает нас .Отойдя, я оглянулся, она, приложив  ладонь к губам смотрит вслед.
-Сын у нее в армии – говорит Мишка.
- А почему на меня показывала?.
Смеется – Говорит на тебя похож, такой же худой.

Ночь.Двенадцатый час.Навалил на койке книг , бумаг, иллюстраций из «Огонька».Мозги тяжелы и неповоротливы, память клочковатая как тучи сегодня днем.Цементом пропылена одежда, горло, нос.Вышел на улицу, ну и ветер. Пыль над степью сливается с черными стремительными тучами.

             Едем с Кызыл-Арыка.Степь золотом цветов медленно провожает нас, а у дороги стремительно мчится назад будто забыв что-то.Горы сегодня в какой-то особенно нежной голубоватой дымке.Проехали под обломанным шлагбаумом карантина с желтой лужей дезинфицирующего раствора в колее.Через сотню метров снова предупреждающая надпись –«Карантир.Ящур».Высовывается из кабины капитан, красное,веселое лицо.Крепко набрался еще до приезда на стройку, и позже отлучались с Высотаевым «продернуть».В кабину уже сесть  не мог, подсадили.Улыбаясь , цеплялся за Мамедова, тот тоже выпивши, кричит – Садись, садись , капитан, ну тебя на … Ротный со свирепой грмасой пытался что-то сказать, но но язык уже не поворачивался, погрозил кулаком.
Андреевка издалека зеленый остров.Стадо овец медленно, перебежками продвигается к селу.Старик пастух, видно оправлялся, стоит задумавшись с опущенными штанами, очень смешной вид у него в белых кальсонах.Кто-то из нащих свистит, старик равнодушно смотрит мимо нас.Что он там видит? Я оглядываюсь – та же степь.
Вечером собрались на танцы в клуб.Обещали кино.Пришли поздно,кино закончилось, танцы только начались.Пришли совхозные парни – узнавания, рукопожатия с нашими старожилами.
Она с косичками перекинутыми на грудь.Танцуя  мы оживленно разговариваем.Сквозь гимнастерку я чувствую мягкую округлую ее грудь под тонким платьем.Узнав ее имя, говорю –Наташа! Как идет твое имя к твоим косам. Смеется.Под этот смех так приятно говорить ей всякие глупости, они кажутся мне остроумными.
    Девушки одеты ярко.Парней немного, все в пиджаках, в широких  клешах, белые воротники рубашек, обувь небрежная – стоптанные туфли, тапочки.Спрашиваю Наташу , почему так. Смеется- В домах зеркала  маленькие, только по пояс себя видят.

Не знаю как кому, а мне
Для счастья нужно очень мало:
Чтб ты приснилась мне во сне
И рук своих не отнимала,
Чтоб кучевые две гряды
Рыча. Валились в поединок
Или петлял среди травинок
Стакан серебряной воды.
Не знаю как кому, а мне
Для счастья нужно очень много:
Чтобы у честности в стране
Была широкая дорога,
Чтоб вечной ценностью людской
Слыла душа, а не  анкета.
И чтоб народ любил поэта
Не под критической клюкой.

И.Сельвинский

      Небольшая полянка плотной зеленой травы и в ней множество желтых одуванчиков, накрошил кто-то блестков от  солнца.В середине каменные развалины какой-то постройки.Нашел среди камней обломки керамики – плотный светло-коричневый черепок хорошего обжига недавнего времени,может лет сто.По краям поляны высокие тополя.Прыгает по траве пестрая птица с царственным хохолком на голове, а крылья разукрашены как у зебры: черные полосы с белыми.Старый казах привел корову, за ней волочилась веревка с деревянным колом.Вбил кол, подошел ко мне, кивнул на приемник – Песни?
 – Песни.Аман!
- Аман.
Закуковала кукушка, где-то совсем рядом. Сколько мне жить?Кукушка  прокуковала один раз, запнулась было, спохватилась , видно подсчитывала, и снова «ку-ку, ку-ку..»Я насчитал сто лет и перестал считать – хватит с меня.
Днем снова пришел сюда. Солнце стало припекать сильнее и наверное поэтому одуванчики исчезли, только из  тени деревьев подглядывают, будто наблюдают – С чем пришел?...
Вечером спустился к арыку, вымыл  руки и лицо.Вода пахнет навозом, течет из запруды у которой сарай и загоны для скота.Поднялся  вверх вдоль арыка.Солнце багровея валится к горизонту и показалось вдруг что замерло на копьях тополей.Но нет,  тополя не удержали раскаленное светило  и оно быстро исчезло…
Утром на стройплощадку пришла старушка – казашка; крохотная, лицо коричневое бугристое под тонкой кожей.Жестикулирует гневно, что-то говорит, но ни единого слова по-русски.Хватает за рукава то меня, то Шакурова.Наконец Шакуров  понял, что кто-то из наших приходил вчера к ним во двор, побил ее и обидел Зилиху дочку ее.
Я пошел к бригаде – Кто?.
Выяснилось что Соловьев с Придеиным.Они оправдываются – Зашли во двор воды попросить, собака набросилась,бабку толкнули и дочку за грудь Придеин цапнул…
Сказал Придеину чтоб  нагрузил в тачку цемента и сейчас же отвезли бабке.
-Чтож вы, разъебаи, в строю она вас обоих вычислит…
Выпроводили Придеина с Соловьевым с тачкой под конвоем казашки.После обеда она пришла на стройку, улыбаясь стала собирать щепки между конвертами лесов.




       Прибыл Жопоносец, два дня околачивался по территории с инспекторским видом, поучающе наставлял каменщиков , плотников, что-то записывал в блокнотик, хмуря брови.Забавно бродил по стройке – останавливался перед змеящимся на земле кабелем,осматривался и осторожно перешагивал; грохочущую, трясущуюся на разболтанных крепежах растворомешалку обходил по дуге; наступив на край трапа на второй этаж , подняться не решился.После  отъезда Жопоносца ,Средин сказал Титунину что он хвалился ближайшим повышением в майоры.Пашков с 4 роты полгода околачивавшийся в штабе (хороший почерк, не удержался – поперли за пьянку) – Это он , сука, аттестат купил.До майора ему образования нехватает, пять классов за плечами.Один раз ему хотели кинуть звездочку, но по образованию подножка…
Блокнотик у него то ли выкрали, то ли он сам забыл, блокнотик ходил по рукам. Принес его  в бригаду вездесущий Князько.Полистали – сплошные каракули – иногда одна строка на всю страницу, похоже имитация текста.
Не успел рассмотреть внимательней - в конце смены спросил у Опалько –где блокнот? Он кивнул на растворомешалку- Туда кинул с песком….Смеется – иначе полная дискредитация стройбата как передового фронта  советских вооруженных сил



Ночь.Половинка луны.Чуть видны силуэты гор.Вытащил матрац, улегся у палатки.Тоска прямо вселенская…
Выходной.Утром взял у Саньки велосипед поехал в Сурум – степь,странные кладбища как святилища неведомых цивилизаций, пыльные улицы поселков, такие разные люди…объяснялся молча в любви - деревьям,арыкам,домам…
Что за тайна в человеческих отношениях, ведь сюжетно так просты, так преходящи, но так мучительна мысль о вечности каждого мгновения и невозможности удержать его в памяти…А слово!? Что – слово! Как мираж.Как поплавок на поверхности воды, вздрогнет, торопишься вытащить ..и -ничего
Вечером, возвращая Саньке велосипед повстречал  на его подворье Любу.Кажется она обрадовалась увидев меня.Глаза у нее зеленые, понятно – лето, а осенью наверное желтые..
Кто-то кашляет в палатке, отхаркивается, кто-то крикнул спросонья, и голос Роды,такой же сонный  - Какого х…расходились..





На ободранной грязно-желтой стене мелькают кадры.Фильм называется «Я шагаю по Москве». Понять ничего невозможно, потому что механик не в последовательности прокручивает части фильма, но почему он сам не догадывается непонятно, хотя слово «конец» мелькнуло где-то в середине.Большая часть зрителей разместились на полу.Похоже ,что сюжет мало кого интересует, увлекает сам факт движения людей на стене.


   В детстве однажды сорвался с высокой шелковицы на хуторе во дворе.Упал почти благополучно, синяки и ушибы не счет, но острый сучок пока я летел подтормаживаемый ветками распорол бровь правого глаза.И, когда волнуюсь, или на погоду, не знаю, бровь сводит легкая судорога, для других незаметная, но сердце сжимается воспоминанием о том полете. Вот как сейчас, утром.
Единственное, что носим в себе постоянно – детство.
Вчера – дальняя дорога, прошагал километров 20.Степь уже приоделась плотной зеленью, среди травы скучно торчат прошлогодние сухие стебли….Почему степь в этой своей огромности так похожа на что-то живое,разумное, понимающее  нас лучше чем мы ее? Может скрывается в ней  другая жизнь, для нас она как смутное воспоминание   о пережитом когда-то или тоска о вечности,  недосягаемой, но ощутимой чувствами, которые в нас живут корнями,но еще не проросли…
Вернулся поздно ночью кружным путем от немецкого поселка..Костя Альмухамедов приберег миску кирзы и кусок хлеба, поужинал. Мишка где-то в бегах. В комнатах несколько человек, остальные поехали в Бурное на футбол.Ротный пьянствует у соседей местных гражданских.
Забрался на кровать, включил «Селгу»,  поймал тихую мелодию, стал дочитывать Паустовского.
Спал крепко, без сновидений.Утром странное состояние зыбкости , легкости, наверное отголоски на вчерашнее путешествие или на  неделю, уже переступившую порог.
Когда учился в школе, то мучительно воспринимал понедельник, с него начиналась вереница унылых школьных дней. Вот не любил школу…



Вызвал ротный.Они живут  вдвоем с литером в домике.Ротный бреется.- К тебе назначаю Высотаева.
Заходит и Высотаев, с порога – Я силой действую, я это поддерживаю рассредоточить одну бригаду, убрав Икрина.Правильная ваша мысль.
Капитан самодовольно – Я редко ошибаюсь.
Высотаев – Я не церемонюсь, товарищ капитан.Слава богу силенка есть, вот вчера троим доказал, что они неправы.Пусть идут жалуются, один на один доказывал, меня люди боятся.
Средин откинувшись на шатком стуле, покачивает рукой с папиросой, смеется – Карл Маркс говорил, битие определяет сознание..
Высотаев сжимает кулак , прихлопывает ладонью – Я знаю, я хоть семь классов кончил, я то же разбираюсь..
-Ну ладно –перебиваю я ,- цыплят по осени считают, посмотрим что получится.
У входа в наш домик-казарму я взял Высотаева за рукав, приостановились.
-Послушай меня, бить своих молодых я не позволю тебе.
-Ну,ну иди спать – трезво сказал Высотаев – Ты командир, я командир.Твое дело качество труда, зарплата,объекты, мое – дисциплина,справимся.Я иду спать.
- Учти, я говорю серьезно.


    Возвращались с 10 го. На полпути Мишка тормознул, полез под капот двигателя.Спросил его – Тебе помочь?
-Нет  пустяковина, сейчас поедем.
Захлопнув капот, огляделся, позвал, махнув рукой в сторону гор – Выйди посмотри.
Вдоль хребта широким фронтом клубились полчища облаков, снизу белые,плотные, округлые, поверх – черные, клыкастые.Все это стремительно перемещалось  у горизонта прошиваемое вспышками молний.
- А здесь тишина – сказал Мишка – даже гром не слышен.
Я огляделся, как странно – тишина казалась абсолютной , ни обычного птичьего гомона, ни шелеста листвы.Все замерло будто мир только  родившись, ожидает божественного шлепка, чтобы обрести дыхание для звука и движения…
Зрелище вдалеке необъяснимо завораживало – то ли праздник  стихий, то ли побоище вырвавшихся на волю земных и небесных сил…И окружающая нас тишина! Что в ней – предчувствие иного рождения, ожидание чуда  или молитва – да минует  нас чаша сия…
Мишка вздохнул – Надо ехать, нагонит нас это воинство…
Не нагнало, пощадило, видно пронеслось стороной.


                Лето

В Суруме обеими бригадами разгружаем доски на железнодорожном тупике.Жарко.Идут мимо дети купаться на речку.Девчонка среди них вдруг кричит восторженно,будто только что открытие сделала – Витька, а сегодня лето началось…
Дети уходят, а я думаю с радостным потрясением – Ведь в самом деле, первое июня сегодня , первый день лета.
Куликовский, Опалько, Соловьев, Придеин  побросав доски смотрят на пыльную дорогу,удаляющихся детей.
Придеин бормочет – В самом деле, надо же , а мы не заметили…

             Яковецкий с Усалиевым дрались на куче песка под начатой кирпичной стенкой.Все окружили их неровным кольцом.Когда я подошел они, стиснув друг друга руками сидели на песке.Яковецкий подняв голову беспокойно озирался будто в нерешительности – что же делать дальше.Усалиев с багровым свирепым  лицом, с наливающимся кровоподтеком под глазом, пытался ударить его  головой.Трое из бригады Титунина, азербаджанцы возбужденно переговариваются, как будто готовые ринуться в драку.Новенькие из Джамбула держатся в стороне. Гасанов горячо беспокойно вертится вокруг дерущихся и на азербаджанском дает советы Усалиеву.Кто посмеивается, кто выжидающе смотрят, на лесах стоят молча, наблюдают. – Разнимите их – говорю Гасанову.Он свирепо оглядывается – Не мешай.
- Э нет, пусть один на один –откликается Рубахов с лесов.Дерущихся подбадривают , как будто сами себя сдерживают создавая этим невидимый круг , чтоб не преступить его..
       Яковецкий плотен, мускулист и пьян слегка, задыхается от напряжения.Хохлы подбадривают его.Усалиев щупловат, худое лицо искажено гримасой.Наконец он выворачивается из под грузного тела Яковецкого, бьет освободившейся рукой его в лицо.На носу и губах проступает кровь…Их растаскивают


Каргатырнак – вороний коготь ( узор)
Карнай - труба


     Событием могут быть просто взгляд,лицо, улыбка,жест…Даже вечно нетрезвая физиономия нашего ротного порой чрезвычайно интересна.
Я жду автобус,оседлав отполированное многими задами бревно под деревьями.Через полчаса ныряю в душное нутро автобуса в котором наверное основной тяжестью являются пыль , запах пота,вина, табака…
Подвыпивший казах ( или киргиз) с разбитой опухшей бровью; кожа маленького лица его стянута морщинами ко рту.С ним переругиваются, точнее доругиваются двое – один похож на немца -белокурый, сухощавый, второй – полный, с обширной плешью, примирительно вмешивается в затухающий спор.
Я стою одной ногой на мешке с чем-то твердым, другой уперся в вибрирующий пол.Рядом женщина, на ней  яркий цветастый платок , он прямо перед моими глазами и если чуть сощуриться краски его лучатся и заполняют весь автобус.
Впереди я вижу Люсю Ракутину. Переступая ,она оборачивается, улыбнулась мне, сверкнув зубами.Автобус качает,подбрасывает на ухабах, за грязными стеклами тянется за ним плотный шлейф пыли, иногда обгоняя нас и тогда кажется будто автобус ныряет на дно какой-то фантастической реки и за стеклом вот-вот зашевелит усами любопытствующее чудовище…
Ох и красива Люська!И цвет кожи чудесный,матовый, «мрамор» мелькает у меня в голове, конечно же мрамор греческих богинь…губы сочные, а глаза, как это пишут «коровьи глаза», выпуклые с прозрачной  тьмой в глубине…Глаза –первое, что поразило на танцах в клубе две недели назад, когда я пригласил ее и опасаясь наступить сапогом на ее туфли, слегка отстранился и взглянул, и увидел эти искорки во тьме под длинными ресницами…Нет, не опишешь этой прелести, тут музыка нужна или молчание…
Она еврейка и я невольно чувствую гордость за народ кровь которого есть и во мне… Смешное чувство…
Через остановку подсаживается Сергеич сторож с МТМ  добывающий для нас мелкие запчасти к нашей калеченной технике.Он пьян,весел, разговорчив, протискивается ко мне и мы обсуждаем последние новости в совхозе.
            На короткое время ощущение , что я  дома – и  еду с хутора в станицу по краснодарской  дороге…Дома! Но стоит чуть наклониться и в рамку окна втискиваются горы на которые недавно выпал снег и выбелил их вершины…Напоминают – не дома ты,не дома!


У Лондона драматизм событий.Толстой,Олдингтон – глубже, психологичней, сложнее.Чехов добр, он искренне, не литературно любил людей, не становясь в позу наблюдателя или исследователя, как –будто себя дробил на сотни образов и всматривался, сострадая…Сродни ему Горький.Но у Горького -  наивность; обманывался он  легко политикой, идеологией, идеями…

« Если бы мы постоянно жили с сознанием неизбежности смерти, мы были бы более человечными и милосердными…»«Жизнь взаймы».
Иногда странной необразной ясностью – одиночество!И рамки его – вся жизнь.И понимание непреодолимости его – в слове , в размышлении.Люди изобрели правила, которыми руководствуются в повседневности, утешая себя суетой, обрядами – все равно что плавать в лодке в океане, осознавая что под днищем бездна….Трагически отчуждены люди друг от друга…И все это дробится в противоречиях – будто стоишь в комнате наполненной зеркалами и твое чувство отражается многократно и вот ты уже распадаешься на тысячи лиц,во всех узнавая себя и не узнавая…
Можно понять верующих, их объединяют цели достаточно отдаленные, чтобы даже на протяжении всей жизни не упеть разочароваться в них.Но верой может быть и дело ( Стань твердо здесь и вкруг следи за всем…) – рукоятки мастерка и молотка связуют прошлое и будущее крепче пыльной паутины идеологий…


- Скажите , аксакал, какой у вас бог?
-Аллах бог !Аллах у нас.
- Понимаете, у нас бог – человек, с руками, ногами…А у вас?
- У нас Аллах не человек.
- Не человек?
- Вот да, Аллах у нас не человек…

   Читаю Леонида Андреева в перекурах.Жарко и душно.Горячий ветер выжигает степь.Несколько дней уже цветут маки, очень красиво.Недели две-три назад ярко кровавые тюльпаны россыпью по степи, будто уронили их небрежно и щедро, а сейчас будто они же переродились в нежные венчики маковых лепестков.
С лесов  стройки далеко видно вокруг – горы с белоснежными склонами, холмы и овраги по степи.Арыков не видни,прячутся в зелени, но нам они все знакомы.Вдали за Сурумом белое лезвие плотины водохранилища, на закате солнца  лезвие исчезает.

       Слышу сквозь сон -  Эй, Ваганов, пиднимайся. Да вставай же…Сон уже как клочья тумана. Но прячусь в них, может отцепится Дудник, его голос. Но он уже трясет за плечи –Вставай же , черт, бо  вытащу з палатки.
Открыл глаза – Ну какого…!
Дудник – Иди шукай своего Опалько, в самоволке до сю пору.
В ромбе откинутого полога палатки видны звезды, на соседней койке стонет во сне Альмухамедов.
- Ты что, спьяну, буду я бегать искать кого-то по ночам.Отваливай…
- Вставай, це  не я придумав.Ротный велел, чтоб ты шел и искал.Опалько с твоей бригады.И шоб потом доложил.Ранком комиссию ждут,знаешь.
Я чиркнул спичкой – половина второго.Вот черт. Незадача с этим … Стал одеваться.Спросил – А ротный где?
- У себя в палатке.Отчет сочиняет.Казав, шоб ты доложил.
- Да говорил уже.
Вышли из палатки.Прохладно, темными пирамидками протянулся вдоль арыка двойной ряд палаток, крайняя – ротного, вдвое меньше остальных, светится вся от горящей внутри керосиновой лампы. Перебрался ротный из хаты в палатку к нам поближе, пока начальство на подходе.
- Вот черт беззубый, сам не спит и другим не дает.
Дудник, позевывая соглашается.
- Сигареты есть?.
Дудник вытащил пачку,закурили.
- Где он может быть?
- Да у Федоровых – говорит Дудник -  где ж еще.
- Бабы у него вроде не было – размышляю я.
- Вин седня на танцах меж сестрами крутывся, ото ж у них може пригрився .
       Пошел к поселку напрямик через картофельное поле.Недавно поливали его и такой холодной влагой напитан воздух, что я сразу прозяб.Летучая мышь черным комком пронеслась у самого лица, я отшатнулся и влез сапогом в вязкую грязь борозды.
Вдоль улицы поселка по обеим сторонам темная стена тополей.Поблескивает вода в арыке под ними.Тишина.Что-то скрипнуло, закричал петух, оборвавшись на ре, спохватился, видно понял  - рано еще.Ночь полна звуками, но темнота будто вбирает их в себя делая неузнаваемыми.В одном доме светится окошко,желтое пятно падает на дорогу, дробясь матовыми тенями….И звезды! с праздничной щедростью просыпано ими небо, то же небось, ждут комиссию,небесную.
      На окраине поселка над оврагом глиняная полуземлянка, штакетник только со стороны улицы.Толкнул калитку и тотчас под ноги выкатился  белый пес, осторожно тявкнул.Я помахал рукой, пес запрыгал, ласкаясь как к старому знакомому.. Окна халупы затянуты темнотой, словно выбиты стекла.Прижав ладони к вискам посмотрел в окно – ничего не видать.Нашел палку под навесом у печки, на всякий случай,  громко постучал в дверь.В окне вспышка колеблющегося света от спички, а затем от свечи. И по ту сторону двери  женский голос – Ну кого там принесло?
Сказал – Свои.
Звякнул крючок,дверь открылась,маленькая женщина в проеме в длинной рубашке, зябко ежится.Присмотрелась – Тебя кажется Васькой зовут?
- Он самый.Наши здесь есть? Я наклонился к женщине взглядываясь в худенькое белое лицо.
- Есть один, Иван.А что?
-Вот  он мне и нужен, тащи его сюда..
Женщина тихо засмеялась – Он тепленький, пьянехенек пришел.Дрыхнет без задних ног.Ну заходи.
И отступила в темноту комнаты.
Я вошел за ней нащупывая руками притолоку. Женщина зажгла лампу с закопченным стеклом и зеленым отражателем. К маленькой печке сдвинут стол, на нем две бутылки из под вермута, ломти хлеба,зеленый лук.Высокий шифоньер, кажется что на него потолок опирается, за ним кровать.
-А где же он? -  спросил я , глядя на пустую раскиданную постель.
- В другой комнате.А ты ,что заберешь его?
-Заберу.Зачем же солдат на ночь оставлять? А если б весь взвод подняли искать его.Вполне могло быть.Твою халупу по кирпичикам растаскали б.
-Да она турлучная – смеется женщина.При свете  лампы лицо ее маленькое, очень подвижное кажется красивым, под белесыми бровями круглые быстрые глаза..И волосы белокурые, пышные царственно рассыпались по плечам, а впереди будто венчиком обрамляя лоб.Волосы смягчали ее помятое то ли со сна, то ли от нездоровья лицо.
Сказала смешливо – А то оставайся служивый.И выпить найдется,Вася, и постель вон пустая…
- Тебе что одного мало – сказал я, чувствуя как окончательно уходит раздражение, и сердце как-то заторопилось…
- Что с него, только пить горазд..
Она снова засмеялась.Плечик рубашки сполз к локтю, была видна желтая маленькая грудь.
- Некогда – сказал я с усилием.Толкнул дверь в другую комнату, входя придержал ее открытой.Комнатка маленькая- кровать и столик с безделушками.Окно без занавески и в нем черный зрачок ночи.Опалько лежит поперек кровати, одетый, только гимнастерка почти снята, висит на запястьях.Женщина протиснулась сзади – Вот видишь и раздеть я его хотела, да уложить  по людски, так он чуть драться со мной не полез, я и бросила.
Покачал за плечо – Опалько, вставай.
Мычит что-то.Очнулся, когда мы вдвоем поставили его на ноги.
–Чего привязались, бабу, что ли отбил.Да берите ее курву…
Открыл глаза, уже осмысленнее –Машка, дай воды.
- Машка на базаре семечками торгует – огрызнулась женщина, но воды принесла.Опалько выпил,стуча зубами о стакан, потер лицо руками, морщился с отвращением – Фу, сейчас ,Сергей, пойдем, я быстро .Вот обуюсь и пойдем.
 -А я его Васей зову  - смеется женщина, а он отзывается.
Проводила нас до дверей, сказала вдогонку тихо – Небо то в звездах, опять жара будет…
Звякнула щеколда.
Опалько быстро трезвел от свежей прохлады и ходьбы, говорил уныло- виновато  - Баба у меня есть.Красивая…да я сейчас фотку покажу..
Он порылся по карманам и не найдя, вздохнул – Не помню где.С собой всегда ношу.Красивая и то же Машей звать как и эту.
Пошли по картофельным полям к палаткам.У арыка Иван долго пригошнями лил воду на голову.
Край неба на востоке чуть подернулся пепельным светом, обозначилась линия горизонта контурами гор и уже едва уловимо все вокруг стало наполнятся цветом.
Наверное религии вынянчились ночными размышлениями  людей со звездами…



Чуть утро занялось.Тихо,немного облачно.Только успел сбегать к арыку умыться.Одевшись вышел из палатки, а на дворе уже ветер гуляет. Стремительно откуда-то набирает силы и уже кружит ураганом, гулко бьет по полотнищам палаток.Низко проносятся тучи, вдалеке от подножия гор подымаются клочковатые столбы облаков похожие на дым пожарищ.
На хранилище замешиваем бетон для перемычек.Нас четверо – Опалько, Альмухамедов, Усалиев и я.Медленно по направляющим ползет ковш, похожий на черепашку, которую мы классами когда-то собирали на пшеничных  колосьях… и мимолетно далекие воспоминания.Не отпускает детство, наоборот – прирастает забытыми  подробностями …
Ветер порывами – вдруг высоко взметнет лист газеты и кружит над нами,вспугнет стаю голубей,наткнувшись на колючую проволоку вокруг стройплощадки, распадается на части и веером разносится вокруг…Альмухамедов, бросив лопату,  следит за перемещениями вихря; на гражданке он был пастухом и мне кажется он видит в нем взбрыкнувшего коня, руки полусогнуты, наверное держат уздечку,сейчас накинет …
В перекурах читаю в журнале «Наука и жизнь» повесть Амосова «Мысли и сердце».Хорошо пишет.


Вернулись с работы.Во дворе милицейский газон.В глубине кабины на задних сиденьях две девушки, за рулем милиционер со скучающей физиономией, рядом с машиной еще двое,один казах пожилой с большим животом…
Все занялись обычными в эти часы делами – мытье, переодевания,письма,бильярд.C Вожаковым идем от арыка,  лицо одной из девушек в кабине очень знакомо.Вожаков говорит – Да это Людка и Валька с Сурума.Вчера четверо Вальке очередь устроили…Кто, не знают, но говорят были в форме, наши…
Я вышел во двор, стал чистить сапоги.Солнце слепит закатным заревом.Остроносенькая вертлявая Людка  через приоткрытую дверь кабины машет мне рукой – Зазнался, не узнаешь!
Я посмеиваюсь – С таким приехали, что может и в знакомстве не признаваться…
Она улыбается и грозит мне рукой…
Гости уезжают. Перед ужином старшина разъяснил - в Суруме изнасиловали одну из них – Валю, подозрение естественно на солдат. Старшина смеется– Но я отстаивал, вчера наши вроде все на поверке были…
Он долго мусолит тему ротного патриотизма.
- Ну что воду лить - говорит Титунин,-  пусть все штаны спустят, у кого член не в цементе, тот и участник…
Старшина подводит итог –Эта Валя ,конечно, ****ь известная, ей и взвод обслужить не в тягость, но зачем при этом били ее,звери, за это яйца надо отрывать..
Двинулись на ужин.

               



сентябрь –октябрь 1964 г.

Помогали казахам замешивать навоз. Куликовский,Шаблуков и я. Шаблуков говорит немного по казахски, он родился в Казахстане, куда родители были высланы из Чечни.Таскали на носилках перемешанный навоз, сваливали в стороне.Старухи и девочки лет по 14-15 на корточках ловко отбирали руками навоз понемножку и пришлепывая делали большие лепешки, здесь же на траве укладывая на просушку.Много малышей, кидаются друг на дружку кизяками.
С таким хорошим чувством напомнило все это мое детство, хутор…И точно так же дедушка вилами разбрасывал пирамиду навоза накопившегося за зиму по  выметенной площадке  во дворе, мы топтались по нему босыми ногами, дедушка  брызгал водой и подбирая расползающийся навоз по краям подбрасывал нам под ноги.Затем уминали его в деревянные  станки, относили в сторону, там где не было тени под солнце и выкладывали навозные кирпичи ровными рядами на просушку…
Здесь очень чистый выложенный камнем дворик, обнесенный низким глинобитным дувалом.
Закончили работу, хозяин пригласил в дом.В комнатах занавешенные окна, прохладно и уютно и даже запах залежалой ткани такой привычный в казахском жилье, здесь отсуствует.
 У хозяина двое сыновей чуть постарше нас, работали с нами; старухи -  сидят в кружке чуть в стороне, среди них девочки – подростки. У самовара женщина наполняет пиалы.Вначале чай. Сахара нет, на кошме у ног тарелки с маслом и куски лепешек.Кумыс,- очень вкусно и хмельной довольно. Я выпиваю две пиалы. Хозяин замечает наши взгляды на девушек, улыбается – Давай калым , двадцать тысяч и любую бери в жены…
Одна из них постарше очень красивая.Разговаривая я искоса поглядываю на нее  - отдал бы и 30 тысяч…Чувствую она понимает, паутинка мостка непонятно из чего колеблется между нами.Прекрасный язык взгляда…
Хозяин цокает языком, щурится лукаво – Женщин у нас мало, мало…
Куликовский бормочет – Тысячи за них платят, а не ценят…


Возвращался с Коксая автобусом.Увидел Любу,машет рукой, отодвигается к окну – садись.Разговаривали громко, за шумом  двигателя слышно плохо. Через две остановки набилось множество народа, я уступил место старой казашке с огромной корзиной, которую она тотчас вгромоздила на свои и Любины колени.Я стоял вцепившись руками в спинки сидений, стараясь чтоб Любе сиделось просторней.Разговаривать было уже невозможно, Люба смотрела в окно.Сверху в вырезе платья так отчетливо я видел белые полные груди окольцованные розовеньким кантом лифчика и начало глубокой ложбинки между ними…
В какой-то момент она подняла голову и застала меня врасплох, перехватив мой взгляд.Я чувствовал, что заливаюсь краской, она отвернулась к окну и накрыла мою руку своей ладонью.


Витте «Воспоминания» - ….В университетах занимаются политикой и в сущности политикой только данного момента, всегда отравленной страстями, ложью и грубым цинизмом.
                Т.1 стр.81

   Не спится, хотя в теле усталость и время позднее.Вернулись с кирпичем к полуночи, застряли в Коксае,возвращаясь решили сократить путь, свернули с шоссе, тут что-то случилось с аккумулятором, фары сели.Я предложил вернуться на трассу, но Попов заупрямился – через полчаса на месте, если по прямой.Крутили поочередно  рукоятку завода.Но недолго месили колесами темноту и черный горизонт отмеченный блестками поселковых огней – влетели в канаву арыка, едва выбравшись влезли  в другой, на этот раз основательно. Долго бросали лопатами землю под задние колеса, но быстрая, шелестящая вода арыка смывала ее.Попов клял машину, я  - Попова. Садился за руль, двигатель загнанно завывал, но колеса зарывались глубже.Надоело, набросали под колеса кирпичей, выползли и вернулись на шоссе.

                У Мишки запой – книжный. Положил доску на кроватные стойки, сложил  на нее несколько стопок книг, под перебинтованную кисть руки подсунул две подушки.Утром уходим на объект, возвращаемся к обеду, снова на работу до вечера,  он в неизменной позе с книгой в руке, вижу сменяющиеся корешки – Сергеев-Греция,Библия в газетной обертке, Ключевский,светло-коричневый том Лермонтова…Что-то записывает в нескольких школьных тетрадях, исписаны и переплеты.Принес ему пачку накладных, плотные белые листы чистые с обратной стороны.Отказался – Нет, неудобно, собирай их потом на  полу...
Вчера вечером очнулся, ненадолго – Как ты думаешь через сколько лет соберутся попы, муллы, раввины, атеисты, в общем все толкователи священных книг и отредактируют их….Столько ненависти, крови…Бог и Аллах  подходят под все статьи уголовного кодекса..
- А атеисты при чем?
- То же отсюда прорастают…Ну и через сколько лет?
Говорю – Может лет через 50.
Задумался.
-Это мне будет 75. Могу застать эти времена.
- К тому времени может быть религии станут памятниками истории и культуры..
- Скорее истории…Ну, как греческие или  египетские боги – они существовали, в них верили и поклонялись…Отстояли службу , все – смена караула!
- Под другими именами они живут и сейчас…
Мишка осторожно перекладывает забинтованную руку, садится на кровати.Библия в закладках.
-Не могу читать…Объявили историю одного народа священной, попутно освятив  глупости, войны, дураков, заблуждения…И этот же народ гнобят столетиями…
           Записываю вечером –Человек никогда не поймет тайны очевидных явлений – вселенная,смерть,рождение,бесконечность.Все  должно иметь имя,образ, обряд…Иначе это бездна притягивающая, расплющивающая жизнь, обессмысливает ее…Религия приобретет новые формы….
 

Я  оглянулся,позади нагонял газон, перешел на другую сторону, чтоб не попасть под облако пыли клубившейся за машиной.Решил не голосовать. До поселка километра два осталось.Но газон тормознул и уверенный, начальственного тембра голос произнес –Эй солдат, садись подвезем.
В машине трое  с шофером.Тот ,который пригласил сидит рядом с водителем – полнолицый, взгляд живой, внимательный,рука на спинке шоферского  сиденья , видать –хозяин.Слева от меня молодой парень вида явно не местного и одет по городскому- пиджак,галстук, и взгляд неуверенно-любопытствующий.Хозяин продолжает прерванный разговор – Вот с этих стогов граница совхоза, за ними водохранилище и мы дома…Говорят каждый кулик свое болото хвалит, но совхоз неплохой.Летом в среднем до двух зарплат выколачивают рабочие.Особенно шофера хорошо зарабатывают, для них зимой и летом работы хватает, зимой , конечно поменьше…Да, места у нас красивые.Даром, что Казахстан, но где вода есть, там хоть курорты строй.Вот к примеру у нас центральная усадьба, вся в зелени, в ущелье почти у подножия гор.Дома новые, тополиные рощи, трава сочная, высокая и каких коров на этих травах выхаживаем…У нас в основном немцы живут, народ очень хозяйственный, аккуратный, поставь его на хозяйство, ничего у него лишним не окажется.Одним словом народ цепкий, умный…Есть в совхозе и казахские поселки, тут по правде сказать, похуже.Казах к земле  не привык, ухаживать за ней не умеет.Я имею ввиду такую, знаете наследственную смекалку к земле…Она не циркуляром прививается…но главное – привычка работать на земле, чтоб шла эта привычка от прадедов…Живут казахи отдельно в нескольких поселках, в каждом поселке клуб,школа, магазин и в основном добротные дома.Юрт почти не встретишь.Но в домах обстановка как в юрте – кошма на полу, ковры на стенах, дворы обнесены дувалами, в них загородки для скота.Коней разрешают держать, вот они и занимаются в основном скотоводством.Но старые обычаи отмирают,молодежь на смену идет… Со стариками когда разговариваешь, так только языками щелкают, смысл – нам бы спокойно дожить в старых привычках…
- Солдат, тебе куда  поближе?
- На картофелехранилище.
- А, понятно, стройбат. И обращаясь к молодому, усмехается – Беспокойное общество. Но к сентябрю обещают здание сдать.
И ко мне – Так?
 Я пожал плечами – Второй этаж через неделю подгоним под перекрытие…Меня - здесь.
Газон тормознул. Полнолицый, в открытое  окно двери  - Южанин,Кубань?
Я кивнул. 

- А мать встретила меня и говорит, что повезет дочь Вальку в Бурное, что бы проверили небыло ли у нас с ней чего-нибудь…
Солтысик рассказывает будто рассуждает- серьезно, вдумчиво.Чувствуется, что ему хочется поделиться с кем –нибудь.Когда говорит медленно, акцент лишь чуть-чуть проскакивает.
- Понимаешь, она девка толковая,говорит,  школу закончу в этом году и уеду учиться на швею, буду шить все что в журналах и в кино показывают.А старуха бабка ее с матерью думают , что я ее  сманиваю..Сначала расспрашивали все как там у вас – дома, свое жилье или казенное, а сколько денег у нас, а батько не пьяница… А вот недели две как озлобились, не пускают ее ,следят…
Солтысик – поляк, c западной Украины, красивый парень, высок,крепок, всегда неизменно спокоен.
Спрашиваю – Ну, а она тебе нравится?
Задумывается, словно ждет, что я вместо него отвечу.
И, будто примеривая к ней слова –, Веселая, заботливая,  да -нравится..
- А чего опасаешься, было что-нибудь между вами?
Солтысик неожиданно краснеет – Да было , но не совсем…
- Ну и пошли бабку к черту.
-Не, так нельзя, надо по мирному.



У горизонта солнце поджидают тонкие длинные как лезвия, облака.Они дробят оранжевый диск на дольки и, наверное,  опускают их на переплавку в котел за горизонтом, что бы к утру с обратной стороны земли выкатилось новое солнце…
Побросав молотки  , мастерки и лопаты мы молча смотрим на это чудо…Я перебираю слова, чтоб описать этот вечер, закат, почти внезапные сумерки ….Невозможно, слова складываясь в строки, превращаются в лохмотья.


Леса «пошли». Где-то под нами , в самом нижнем ярусе плохо расшитые конверты сорвались с кирпичных тумб и все три яруса, качнувшись стали гармошкой складываться.Все мы стояли на верхних ярусах – я  с краю между штабелем кирпича и окаренком  полным  раствора заводил угол; Предеин с Польшиным на другом углу ,Куликовский с Князьковым  несли носилки с раствором на втором ярусе, с него же Мамедов и Саядов – джамбульские ребята, подавали кирпич,Рода был в самом низу…
Падали довольно медленно, чтоб ясно подумать  о чем-то, но довольно быстро, что бы предпринять что-либо.Когда рухнули, отпрыгнул в сторону, боясь что кого-то придавило под настилом…Но нет, все выскочили, успели.
- А Роды нымае  - всполошился Князько.Но Рода отряхиваясь, выходил из-за угла здания, его краем конверта оттолкнуло в сторону. Досталось только Альмухамедову  подгребавшего раствор в стороне – доской расцарапало  лоб и разбило губы…
Смеялись, возбужденные случившимся. Повезло! Дружно решили восстанавливать леса после обеда,  а пока отметить чудесное избавление.
Отнесли казахам несколько досок. Я задержался, попросил девушку казашку принести айран, она принесла лепешку и  айран в глубокой чашке.Я медленно цежу айран и смотрю на казашку.Ей  лет 16, очень красивая, стройная, движения медленные и под стать им глаза как в полусне…
- Эх было бы у меня сто баранов, отдал бы за тебя…ну этот,калым…Понимаешь?
-Ахха! - смеется она.Подходит муж ее, протягивает Куликовскому бутылку с мутной самогонкой и говорит ей что-то .Кажется ругает ее и уходит сердито.Куликовский прячет бутылку в противогазную сумку, машет рукой – Я пошел.
А  я смотрю поверх чашки на ее лицо, как сказать – ослепляющее красива…
- Чего он тебя ругал? – спрашиваю, искоса поглядывая далеко ли муж.Протягиваю ей чашку, отщипываю кусочки от лепешки, я готов выпить ведро айрана, чтоб была возможность смотреть на нее … Лепешка вкусная, румяная. Она машет рукой – Ругает… как это , не знаю по русски как…
Она уходит медленно, оглядываясь – Приходи, вон дом белый, айран будешь пить…приходи.
Я чуть ли не шопотом ей вдогонку – А когда мужа не будет дома?
-Ахха! – восклицает она непонятно и уходит быстрее.
Кричу вдогонку - Я пошутил.Шутка, понимаешь.Не сердись….



Холст 37 на 37
Тако же размера рамка
Мы умираем не от рака
И не от старости совсем.
Когда изжогой мучит дело
Нас тянут краски теплой плотью.
Уходим в ночь от жен и денег
На полнолуние полотен.
Да! Мазать мир! Да, кровью вен
Забыв болезни,сны,обеты
И умирать из века в век
На голубых руках мольбертов.           Леонид Губанов «Юность» №6 /64 г. парню 17 лет,школьник


                Ночью не спалось.Я вылез из палатки, пошел к оврагу. .Растянулся на склоне.Трава пахучая, высокая.На другой стороне темная чаша совхозного парка и несколько непогасших окон…И над всем звезды совсем близко и знакомо. Что за чувство!? Смотрю на эту бездну – чувство страдания оттого, что даже воображением не объять эту немыслимую загадочность…И тем в душе беспокойней, что ведь мир наших забот и радостей не уравновесит  эту тайну. Хотя,если бы жить долго-долго…
Я уснул, убаюканный мыслью о возможной родственности неба.Проснулся от прохлады.Пошел в палатку.Меня еле добудились на подъеме.

День, развод.Средин бодрясь,щедро сыпя матом начинает перечислять содеянное за вчерашнее воскресенье. Польшин с Генслером переодетые в гражданское были в клубе.Старлей возмущен: – И главное набрался Генслер наглости, сидит впереди меня в этакой беленькой рубашечке, в туфельках Да вы, разъебаи, понимаете,что даже я офицер имею право лишь по выходным надевать  гражданское…
Подумав, он понимает, что подзагнул и поправляется – В нерабочее время имею право …Речь на эту тему длится долго.В такие минуты он любуется собой и чувствует себя командиром.Мы не возражаем, понедельник день тяжелый, пусть чешет языком.
Средин переходит к следующим грехам.Приходили вчера двое муж с женой,жаловались что двое солдат украли из кладовки флягу с брагой и со двора гуся.Ребята рассказывали , что вчера  вечером построили взвода, даже пьяных втолкнули в строй и потерпевшие супруги с соседями видевшими  преступников ходили вдоль строя пытаясь узнать в лицо. Не нашли.Старлей подкрепляет свое сообщение уверенной фразой – Попадутся голубчики, это я так не оставлю..
Далее – Яковецкий напился, стал рваться в клуб, тиснул контролершу и теперь Иванов  - директор ,наверняка запретит посещение клуба солдатами…
Это уже серьезно, затрагивает всех и все дружно возмущаются – Вломить этому кобелю надо…
Но Яковецкий на  днях пропорол ногу гвоздем, нога распухла и утром он отправился в поселковую больницу…
Остальное по мелочам.



                (  Сентябрь 64)

Читал “Матвея Кожемякина», странную книгу похожую на возможный вариант автобиографии самого Горького. Пришел Высотаев, качнул лампочку с обугленным абажуром, сказал хрипловато –Загоришься.
- Чего бродишь?
- Литер тебя зовет.А что ему надо, не знаю.
- Долбоеб чертов – пробормотал я. -Может скажешь , что  не нашел.
- Да нет же, видно.
Я нырнул в холодные сапоги.Во дворе у крыльца где живет ротный помочился, норовя струей оросить дверь.Высотаев отрыгивал, зевал, пердел, говорил – все одновременно.
– Самогонку пили, пьешь –ничего, а потом изжога.Из гамна они ее гонят, что ли…
Литер сидит облапив голову ладонями, брови согнав к переносице, взгляд суров.Позер, значит крепко набрался.
Диалог:
 – Выпьешь?
-Вызывали по делу?
-Ну, ну садись. По делу, командир просит.Есть вопросы.Давай пей.
    Самогон с букетом.Выпил, не допивая стакан. Средину нужен собеседник.Он нянчит свое воображение, рассказывает как начнет учиться, поступит в Академию.В доказательство выдергивает из под кровати чемодан, вытаскивает из него словари , учебники. Цена этим словам известная.Здесь в Бахтыбайске в приемах алкоголя обозначилась зловещая ритмичность , явно свидетельтвующая уже о запоях.
К двум часам ночи мы уже все утомляемся самогоном и разговорами, только Высотаев свеж и решителен.Кричит – Бабам что надо – х…потолще и денег побольше…
- Ты же рассказывал о невесте – посмеиваюсь я.
- Ну за невестой мои родители присматривают – мрачнеет Высотаев – чеченских баб ты не ровняй с русскими, русские ****и…
Такая молотьба пьяных разговоров обо всем и ни о чем продолжается еще час.
 Я  говорю  – Все, ухожу спать.
 Встаю, будто приподымаю себя в собственных ладонях,забавно действует на меня алкоголь -  сознание ясно, но тело расползается как раствор сваленный на землю и сознанием я с трудом удерживаю ноги.
Средин уже дремлет, Высотаев озабоченно сливает в свой стакан   остатки из других…
Я кружусь между домами, ищу самое светлое место в лунном пространстве ночи не затененное листвой, стенами домов , полотнищами палаток. Что-то томило меня, кажется стоит прикоснуться грифелем карандаша к белому листу блокнота облитому лунным светом ,как сразу найдутся какие-то простые и необыкновенные слова объясняющие все…
Долго  сидел , глядя и слушая ночь.Разулся, чувствуя пятками холодную росу на траве..


         У развилки перед Андреевкой мотор заглох.Попов с привычной покорностью поднял капот, я подавал ключи.Со стороны ферм – всадник, поближе, разглядел – Василь.Подъехал, поздоровались
- Ну чо, на буксир вас взять – посмеивается Василь и губами движение будто сплюнуть хочет.
- Давай, набрасывай трос на яйца твоей кобылы – откликнулся Попов.Засмеялись.Чувствую по физиономии Василя, спросить что-то хочет.Ну, тема известная.Решил помочь ему
- Как Люба там?
- Да фигня, чикнули неделя делов.Привет тебе передавала.Книга очень хорошая, говорила.Ну, ту что ты передавал.
Я наморщил лоб –Не помню.
- Та не знаю.А мне аппендицит то же резали. -  Василь приподнял рубашку, оттянул ремень брюк. – И не усыпляли даже.Они меня потрошат, а мне видать, на потолке лампа, так в ней отражалось…
Он тронул поводья.
- Любе поклон передавай – сказал я.Он кивнул.Уже отъезжая, предложил:
- Может Харину сказать, трактористу, оттащит вас.?
Попов машет рукой: -Не, сами поедем..
Минут через пять мы обогнали его.
- А что за книжка? , спросил Попов.
- Анна Каренина.


Пришел на стройку ротный, спокоен, трезв. Придирчиво осмотрел перекрытия проемов, сложил несколько кирпичей в столбик, положил поверх обрезок доски, сел.Вначале сурово поглядывал на нас снующих по трапу и лесам .И вдруг задумался, отрешенно смотрел перед собой.Я видел сверху как сползала с лица маска строгого командира, ладони на коленях слегка подрагивали, похоже ротный не видел ни нас, ни стройки, ни своих рук; он видел что-то свое, скорее прошлое и , судя по добродушно-грустному выражению лица это было что-то очень личное,дорогое, может быть самое главное…
Мы вначале с недоумением поглядывали на капитана, потом не сговариваясь все притихли.Опалько сказал шопотом – Повременим с раствором… Понятно, что будем стучать лопатами о железный окаренок.Стали тихо штабелевать кирпич на настилах.Заморосил было дождь и сразу прекратился. И только когда самосвалы Шварцмана и  Попова с песком ввалились в ворота, ротный очнулся, огляделся как будто увидел все впервые, поправил фуражку, и не сказав ни слова, ушел. Мы молчали.

………………………………………………………………..

Вели монтаж перекрытий, время послеобеденное.Жарко.Положили с Титуниным две плиты.Внизу застропорили третью.Я встал на стену, следя за плитой медленно плывущую к нам.Плита была последней в этом ряду.Я привычно ухватился за край плиты, Титунин за другой, завели, смайновали.Я перешел на узкую полуторакирпичную кладку стены, дал знак «вира», прицелился, следя как Титунин уравнивает другую сторону плиты, подал рукою знак – вниз- Саядову – майна, чуть-чуть.Плита  пошла вниз, но без «чуть-чуть», прижав к кирпичной кладке носок моего правого сапога. Боли еще я не чувствовал, хотя понял , что дело плохо, глядя  как рваный край бетонной плиты разорвал кожу сапога..Повернуться я не мог, без риска сорваться со стены.Сказал тихо Титунину – Вира, ногу прижало..
Сошел со стены уже ощущая мокроту в сапоге.Сел на плиты, Рубахов помог стянуть сапог, я смотал портянку уже напитавшуюся кровью.Под налипшимся  ворсом от портянки непонятно было что с пальцами.Пошевелил ими.
 - Ну, что? – спросил Титунин
-Да вроде кости целы, порядок - сказал я.Спустился по лестнице пятная кровью плиты и перекладины.
Внизу вместе с болью пришло странное чувство облегчения.Непонятно от чего – то ли от нарушенного ритма, а может быть просто – боль необходимое ощущение время от времени.



В больничном здании четыре комнаты, в двух по три кровати.Из постоянных пациентов я один, остальные  все гражданские ,приходят днем , к обходу и к процедурам, а на ночь уходят по домам.Фельдшер молодой парень, не трогая пальцы,сказал – Надо на рентген ехать в район, если трещина или перелом шину надо наложить и загипсовать. Я представил ногу в гипсовой оболочке, пошевелил пальцами, ехать отказался.Вдвоем забинтовали ногу, решил остаться в больнице.
Похоже кости целы, на трех пальцах ногти болтаются ошметками, наверное отвалятся.

Мишка – Мою национальность в паспорт вписывать одной строки нехватит -   родители мамы- мой  дед - немец, бабушка – украинка. У отца  отец – еврей, мама русская.
Мама с  детства учила немецкому, не специально, просто в доме говорила по немецки.Отец ворчал – язык Гитлера и фашистов...Мама раскрывала книгу – Смотри это язык Гете и Гейне, и читала мне.   Оба деда сгинули до войны, арестовали и все, прочерк в судьбе и в памяти…Отец воевал,вернулся с фронта капитаном, остался военным – инженер,кочевали по всей  Средней Азии.У него страх перед властью остался до конца жизни.Не хотел ни званий, ни должностей, в доме разговоров о вышестоящих не терпел…



    Четвертый день на стройке сторожем. Прихожу после ужина, с темнотой развожу костер.Приходит Мишка иногда на час, иногда до полуночи. Вчера приковылял дед Петровский,молчит, ожидает  пока соберется компания человек в пять-шесть, тогда начинает говорить.Разговаривает, как – будто бормочет, не обращая внимание слушают ли его.


                Проснулся оттого, что приснилось будто хожу по снегу босиком, холодно, но приятно.Открыл глаза – небо с блестками звезд и чуть-чуть наметилась на горизонте заря.Напротив спал Сашка, свернувшись калачиком у самого холмика пепла погасшего костра.Я накинул бушлат, разворошил горку костра, нашел красный уголек, положил на него несколько соломинок не тронутых росой.Не помогло.Взял спички, третья только вспыхнула, разжег костер.Сашка не просыпаясь,бормоча, отполз от костра.Я снова вытянулся, приспособив под голову колесо  велосипеда, но сон не приходил.Вытащил блокнот….
Где у природы душа? В глубинах звезд или в этой траве под моей рукой? Я попытался представить эти бесконечные движения травы и звезд… и сердце зашлось, то ли от страха, то ли от непостижимости…Похоже весь мир раскрывает перед нами книгу судеб и нас самих и звезд, но мы различаем только буквы, сюжет не доступен…
Отчего мы с самого рождения помолвлены со смертью? Может быть греки античности и создавали прекрасные дворцы , статуи, вещи и мысли потому, что понимали весь мир как зеркало своего собственного мира? Смерть была родственницей, хотя и не желанной, но все же родственницей, смерть не предполагала – ничто, она была антропоморфной, с ней можно было разговаривать, няньча надежду…

Дни заполнены книгами.Тело привыкшее к работе, ломит от безделья. Из  кучи дров у пекарни выбрал жердь с замысловатым изгибом, полдня строгал,резал и шлифовал, полегчало. Получился посох с изображением  на рукоятке,отдаленно напоминающем сову.Пытаюсь становиться на раздавленную лапу и с посохом добираюсь до оврага , моста,казармы и больницы.
Подушечки пальцев рук огрубляются- нарастает кожа стиравшаяся кирпичами.
Еще не рассвело приехал Мишка с совхоза.Вытащил из кабины сиденья, фуфайку, разложил у потухшего костра.
– Досплю здесь, а то у палаток разбужу всех грохотом.
Вытянулся, поворочался, сел. – Нет, не уснуть.Есть хочешь? У меня тут с собой приданое от хорошей хозяйки.
Полез в кабину, вытащил объемистый узелок,развернул -хлеб, огурцы, помидоры,вареные яйца , картошка, курятина…
Говорю – Хозяйка не директор ли столовой?
- Ешь, любознательный – смеется – потом расскажу.Откинулся на сиденья.На востоке уже бледнеют звезды…
Мишка бормочет – Если бы не звезды,люди не стали  цивилизацией, законсервировались бы в стаде, как муравьи. Чувствуешь – между звездным небом и женщиной какое-то тождество…Как объяснить!
Я молчал, товарищ мой счастлив, собеседник ему не нужен.



Пекарня. Иван- истопник носит хлеб в истертом деревянном лотке, сталкивает на полки, а я расставляю горячие булки в правильные ряды.Хлеб горячий,только что из печи, обжигает пальцы, но я приноровился - толчком как стопку домино и на полке в ряд душистые буханки.
Как приятны этот густой запах и обжигающая теплота.Хорошо! Кажется и по запаху и по теплоте сродни женскому телу…Буханки ровные гладкие, но вот попадается одна с поджаристым наплывом по краю, я обрываю его.Удивительно вкусно.
В другой комнате через коридор две женщины Мария и Лида, вытаскивают хлеб из печи.Лида говорит маленькой дочке – Ну ,Наташка ,не спи, сейчас домой пойдем, видишь совсем немножко осталось…
 И Марии – Устала она, сегодня суббота, в детском садике не спали они.
Перед тем как навесить замок на дверь пекарни Мария подает мне буханку – Возьми горяченького.
- Спасибо.
-И тебе спасибо.
Я ковыляю с хлебом за пазухой на бетоноузел, поднимаюсь по лестнице, а под фуфайкой расплывается тепло .Сажусь в темноте и ем, отщипывая ломти прямо за пазухой, что б не остывал…
Свет прожектора за дощатой перегородкой далеко вокруг расплывается желтыми пятнами.

Петровский, старик, рассказывал,что он потомок  из давних поляков, тех что еще в прошлом веке сослали в Сибирь, потом на вольные поселения, но на родину возвращаться не разрешали.Мать его  казашка, в облике причудливо  смешались народы – белокурые волосы и скуластость в лице.У него слезятся глаза и он держит в руке грязный комочек платка и часто вытирает веки.Приходит в пекарню за хлебом и иногда подходит к костру, стоит опершись о палку.Я заметил что ему трудно сидеть на земле, поднимается с трудом.Притащил два ящика, скрепил их рейками, теперь он садится на ящики и остается надолго.
Вчера рассказывал  – Думаешь отчего казахский бог запретил своим сало есть? А оттого, что раз он попал в Москву в собор православный, значит. 
 «Значит»  в его речи едва ли не в каждом предложении, то ли он им ставит запятую, то ли точки.
 –Ну а православный наш Христос рассерчал, давай казахского бога, значит выгонять.Даю мол тебе казахскую землю и царствуй там.Ну казахский бог, значит, поехал до себя.Едет на быках, долго едет и быки, значит, подохли.Просит он у нашего бога, что мол как же добраться до места.А наш ему свинью дал, мол садись на свинью и езжай, а как свинья жрать захочет, высерись, свинья твое дерьмо поест и дальше повезет.Так, значит и добрался. Вот  оттого  казахи свиньей и брезгуют, что она на дерьме сало наела…


 


Я вам ,ребята расскажу, как я любил мадам Анжу
Мадам Анжа,мадам Анжа была собою хороша.
Я приходил к мадам Анже, она стречала в неглиже,
И я бросался на Анжу с нее срывая неглижу.

Но появился вдруг Луи и вмиг разбил мечты мои
Анжа забыла обо всем и  убежала с тем Луем.
Мадам Анжа, вы негодяйка и ханжа.
Пропала молодость моя из-за Анжового Луя.




              Богдан Оксенюк – Ты вот с книгами дружишь, как про любовь в них пишут, скажи.
- Пишут те кто о любви мечтает, кто ее испытал тот не пишет.Об этом не напишешь.
- А у тебя было по настоящему?
Я подумал.- Нет ,не было.
-Да и кто скажет как по настоящему, а как не по настоящему – говорит Богдан тихо.- Я вот с Хильдой ходил, да ты знаешь.Ночами снилась, писал ей стихи…Она на все согласна была…
- А что ж вы разошлись – говорю я- видел как кто-то из совхозных провожал ее из кино.
-Не мог, понимаешь, не мог – горячо шепчет Богдан.Купаться как-то пошли, вечером на дальнее озеро.Она разделась, в воде стоит по колени, а я только гимнастерку расстегнул…Купальник на ней из этих , модняцких чуть-чуть только все прикрывает…Я ветку на берегу грыз, что б не сорваться..Не могу! Она же школьница, девятый класс, совсем  несовершеннолетняя…С ****ями легче,но скучно, ничего не остается…
Бликующий свет костра смешивается с ровным  светом прожектора, глаза Богдана то искрятся, то меняют цвета.
Богдан  из последнего призыва.Титунин,его бригадир смеется –Девки его донимают , а он не понимает чего они от него хотят..
Похоже Титунин ошибается.




 



-   Как же ты так неосторожно – говорит Люба – ты же мог разбиться.
- Не.. е! – тяну я – не мог.
- Ну как же, ребята рассказывали…
И она что-то говорит мне, что-то ласковое, и мне так хорошо от ее слов и голоса  и я радостно глупею от сочувствия ее ко мне.

«… меня всю жизнь угнетал факт преобладания безграмотной деревни над городом, зоологический индивидуализм крестьянина и почти полное отсуствие в нем социальных эмоций» (М.Горький «Портреты»)

« В мире все обосновано, ни одна мысль не является капризом у каждой есть корни в прошлом.Это печально и вредно, но мы живем с покойниками» (Сулержицкий)

«Телом женщина искреннее мужчины, а мысли у нее лживые.Но когда она лжет- она не верит себе, Руссо лгал и верил» ( Л.Толстой)

Толстой о Достоевском – В крови у него было что-то еврейское, мнителен был,самолюбив, тяжел и несчастен.Художник не ищет истины, он создает ее…


- Яяягоор! – зовет Петровского жена, зовет громко хотя знает что он у костра.Подходит,здоровается, садится рядом с ним на ящике, смотрит на огонь, молчит.Петровский не прерывает рассказа, улыбка чуть-чуть из под седых усов.
- Да была коммуна.У немца одного, значит, реквизировали сарай, длинный вроде вашего картофелехранилища, только деревянный.Перегородок в нем понаделали и жили значит  там. А когда пожрали то, что нараскулачили, поразбегались…В коммуне той у меня кум был.
Петровский замолкает .
 –Григорий, – подсказывает жена.
- Да, Григорий
-Ну, я к куму заезжал.Приехал как-то, ну то да се.Он мне говорит: на концерт пойдем.Правда,хороший концерт, для меня тогда в диковинку было это. Из фанеры склепали автомобиль, легковой, и по сцене его двигали, на веревке тянули туда-сюда.И артисты, значит, намазанные так  краской.Автомобиль этот двигается и скрипит, дребезжит сильно так, понарошке , значит, наверно, банок понаклали. А который шофера играл вылез и за штаны, вроде как бы срать собирается. Тут ему другой говорит: – Ты чо мол делаешь? – Да серу! -  А на что? Да мазать мол, буду машину. – Да какая это ж мазь?
А тот ему: – Какая мол власть, такая и мазь!Вот это я запомнил хорошо.А так часто думаю, вот сейчас критику навести..куда там!Думали люди тогда посмелее и говорили то ж, а сейчас так- втихую...