Сами мы не местные...

Эх, пионерский лагерь! Это лето полное света, полное солнца, полное отдыха, а «лето – это маленькая жизнь», как поет Олег Митяев. И если бы не сто пятьдесят – двести малолеток, которые лезут во все щели, заглядывают во все отверстия, суют пальцы во все трещины и пытаются переломать свои руки-ноги при любой возможности и постоянно крутятся под ногами, то пионерский лагерь был бы настоящим вторым отдыхом и для вожатого, и для воспитателя, и для кружковода.
На хоздворе – кто? Хозяйственные работники. Для них и в городе все лето работа и в лагере та же самая работа, только с чуть-чуть смещенным профилем. А для педсостава, тех самых вожатых, воспитателей, кружководов, лагерь – это все совсем иное. Лагерь – это дети, а дети здесь всю смену, значит и работа всю смену и утром, и вечером, и ночью, а уж днем и говорить нечего.
Сейчас вечер. Через час детей следует укладывать спать, а начальник лагеря что-то вспомнил очень важное и собрал педсовет. Но все разговоры там про работу вожатых, про них и для них, поэтому кружководов все касается постольку-поскольку. Вот они и сидят особняком и слушают в пол уха.
Музрук Валерка Пухин толкает коленом Валерку Погожина, ведущего фотокружок:
- Поехали ко мне, поможешь, - он местный, живет в Дмитрове на окраине, у него своя «Нива», а на «Ниве» добираться до его дома минут двадцать.
- Что помочь? – интересуется фотокружок.
- Да надо воды помочь натаскать из колонки.
- Так у меня нога болит, я не справлюсь!
- Справишься. Там не так уж и много.
- А когда? Сразу после педсовета?
- Да, ну! Это слишком поздно будет! Я сейчас отпрошу у начальника.
- Ну давай, если отпустит!
В принципе, ни один кружковод на этом педсовете не был нужен, все вопросы касались вожатского состава, и начальник их моментально отпустил.
Уже в машине выяснилось, что Пухин надумал выгнать самогоночки несколько литров, а водопровода в доме не было, поэтому понадобится за вечер принести с улицы литров десять воды.
Каждый вечер они проводили свой педсовет без начальника лагеря и с избранным составом. После того, как дети улягутся и после того, как через час-полтора они угомонятся и позасыпают, в вагончике, в котором проживал старший вожатый Виктор Катунин, собиралась теплая компания. Кружководы, обычно мужчины, старший вожатый, докторша с медсестрой и человек пять вожатых с воспитателями. Своеобразный актив лагеря. Собственно, это был действительный актив. Здесь обсуждались все события дня, здесь сочинялись при необходимости какие-то стенгазеты, здесь сочинялись нечастые, но смешные капустники. Здесь же поздно вечером собравшиеся ужинали с умеренной выпивкой. Пили чаще всего привезенный с работы спирт, благо все работали на химическом заводе или в институте, реже водку из магазина или свой личный самогон, который выгонял кто-то из компании.
Погожин улыбается, вспомнив, что спирт и медицинский и технический здесь все пьют безбоязненно. Считается, что все химики и знают, чего следует бояться, а чего опасаться не стоит, но однажды кончились запасы поваренной соли и тогда он принес из фотолаборатории хлористый натрий ХЧдА – химически чистый для анализов и вся компания минут пятнадцать сомневалась можно ли его пускать в пищу, пока не нашелся храбрец, а храбрецом и был он сам, который первый посолил хлористым картофелину. Впрочем впоследствии так и съели с картошкой всю килограммовую пачку.
Они уже доехали до города и метнувшись в паутину темных пригородных улочек и переулков подобрались к новому свежевыкрашенному крыльцу.
Хозяин сводил его до колонки, которая возвышалась сразу за огородиком. Собственно нести нужно было пять-шесть ведер, позже может быть еще столько же или чуть меньше. Так и выходило, как говорил Пухин, что берет его больше со скуки. А ему-то все-равно, лучше здесь часок посидеть, чем без дел по лагерю шляться.
Он понес вторую пару ведер и начал вспоминать вчерашнее приключение.
Вначале тихого часа к нему подошел Виктор Катунин:
- Хочешь в баньку махнуть?
- А куда?
- Да в Синьково, - это была ближайшая к пионерлагерю деревенька.
- А там работает?
- Там всегда работает…
- И парная есть?
- Какая же баня без парной!
- Всё! Едем! Обязательно!
- Тогда без четверти два у ворот. Только не опаздывай, ждать не будем!
Попарились нормально. Едем обратно Катунин говорит:
- Сейчас бы сухонького, немного, бутылочку
- Или пивка холодненького, - добавляет Погожин.
- Сейчас в магазин заверну,- заключает Пухин.
Но в местном магазине не было ничего, даже обыкновенной водки.
- Да вы как первый день к нам заходите! Всем известно на полях страда и битва за урожай, - это продавщица
Виктор Пухину говорит:
- Давай в соседний поселок!
Ни сухого вина, ни пива не было ни в одном магазине до самого Дмитрова. В каком-то одном СЕЛЬПО торговали почему-то водкой, хоть и страда и битва. Мы уточнять не стали почему торгуют, а просто взяли на всякий случай пару бутылок.
Едем уже по Дмитрову и Валерка тут говорит:
- Вон там за поворотом на площади круглый год разливное пиво продают.
- Так в чем же дело! Спасай скорей людей от засушливой смерти! – это уже мы с Катуниным в один голос.
Стали у пивной, заскочили внутрь. Очередь три человека. Взяли по скорому по паре кружечек, отошли к окошку, стоим, пьем.
На площади шум, гам, какие-то крики:
- Чья машина? Кто здесь машину поставил?
Вокруг Валеркиной «Нивы» ходят двое. То, что двое, оно бы ничего, да один из них в милицейской форме. А это уже значительно хуже. Пухин не глядя, сует мне две свои пивные кружки и быстро-быстро перемещается к машине. Он не бежит, не торопится, но тем не менее максимально быстро, оказывается возле транспортного средства.
А который в милицейской форме нагоняет ажиотаж, поднимает напряжение на данном участке жизненного пространства и чувствуется, что накачивает сам себя.
- Это моя машина. Ехали после баньки с коллегами по работе, ребята попросили остановиться на десять минут, я и остановился, чтобы парни пива попили …
- А кто разрешил. Как это ехал, ехал и остановился?
- Ну я подъехал, посмотрел, знака нет, что стоянка запрещена, я и остановился, очень уж ребята пива хотели…
- Вот как вы рассуждаете, всё у вас как просто! Знака нет, что стоянка запрещена! А где знак, что стоянка разрешена?!
И все затихло перед питейным заведением, и замолчала площадь перед колхозным рынком, а это именно на этой площади размещался магазин «Пиво-Воды» и даже стало казаться, что наступила полная тишина на всех ближайших улицах старинного города Дмитрова.
Я не буду углубляться и живописать, как отреагировала природа на подобные нападки представителя властных структур и родной краснознаменной милиции на рядового пользователя продуктом отечественной автомобилестроительной промышленности. Тем более, что этот сержант милиции был не местный, а приехал в гости к какому-то своему товарищу, да деньги все подошли к концу, а пива очень хотелось. И при всем желании сержант этот не мог знать, что Валерка Пухин как раз является местным и родной его тесть является не какой-то шантрапой подзаборной, а заместителем начальника горотдела милиции по уголовному розыску.
Короче, этот сержант покричал еще совсем немного, пар спустил, а потом прояснилась вся субординация и все положение вещей и он вначале молчал, а потом начал говорить, что дескать они не местные, приехали из Киева… Ну, не из Киева, конечно, это просто так в поговорке говорится, но из другого города, и достаточно быстро растворился в полупустынных просторах базарной площади вместе со своим приятелем в штатском. А наши друзья, которым не успели сломать после банное благодушное настроение, поехали домой в родной пионерский лагерь продолжать наблюдать и воспитывать пионерию.
Что же так потихоньку за воспоминаниями воду он натаскал. Тем временем хозяин на застекленной терраске расположил оборудование. Терраска была где-то квадратных метра четыре, может быть чуть-чуть больше. Аппарат состоял из двух пятнадцати литровых дюралевых подойника. В одном подойнике был вмонтирован змеевик, такая спиралеобразная металлическая трубка, а в другом, наглухо закрытом, находилась брага. Этот подойник с брагой нагревался на электроплитке. Пар от нагрева, а в первую очередь в пар превращался спирт, который выделялся из нагретой браги, по резиновой трубке переходил во второй подойник, где резко охлаждаясь в змеевике, погруженном в холодную воду, пар становился жидкостью, которая капала в специальную емкость.
Пока Пригожин носил воду уже накапало около литра в большую трехлитровую стеклянную банку.
- Ну-ка, давай продукцию попробуем! – музрук солил только что разрезанный огурец.
- Давай,- Пригожин с готовностью уселся за стол рядом с работающим аппаратом.
Дверь с терраски была открыта настежь. Ночь была теплая, даже жаркая.
Они махнули по сотке, затем хорошо помня, что между первой и второй промежуток небольшой, повторили.
Пригожин вышел на крыльцо покурить. Крыльцо было маленькое, на три ступеньки. А метрах в двух от ступенек уже возвышался симпатичненький голубой заборчик, отделявший тротуар от участка. В общей сложности от работающего аппарата, испускающего ярко выраженное спиртовое амбре;, до проезжей части было метров пять и никак не больше.
- Валер, а прохожий пойдет, он же враз поймет, что самогонку гоним?
- Да кому это надо? Здесь все так же гонят. Уже скоро кончим. Две банки нагоню и обратно поедем. Лучше давай еще по одной
На улице было темно. Людей – ни души, хозяин лучше знает. Выпили еще по соточке и Пухин занялся сборами в лагерь, а Пригожин вышел на крылечко, опять покурить.
Только он раскурил сигарету, было весело, небо было высоким, чистым и звездным, как показалась одинокая фигура прохожего. Он остановился у самой калитки:
- А скажите, пожалуйста, как мне здесь найти Асташкиных?
- Сами мы не местные, приехали из Киева… - по привычке начал Пригожин, причем и начал-то чисто машинально, как вдруг этот прохожий резко открыл калитку, одним махом взлетел на крыльцо, махнув ладонью, в которой были зажаты какие-то раскрытые корочки, и со словами: «А что это вы здесь делаете?» - просто вскочил в комнату.
- Так! Гоните, значит! Я как следователь районной прокуратуры арестовываю всю самогонку!
Пухин все время находился в комнате и не видел, как появился этот следователь. Он уважительно взял его под ручку и так же уважительно, но настойчиво, почти вытащил его на терраску, а затем спустился с ним во дворик.
Гуляли они по участку долго. Никак не менее получаса, а то и минут сорока. Пригожин за это время уже все передумал: и как с женой встретится лет через пять, и как ребенка теперь увидит уже когда тот в школу пойдет, и зарекся с Пухиным любые дела иметь…
Потом прогулки по участку закончились, следователь забрал банку с самогонкой и Пухин увез его куда-то на машине.
Вскоре машина вернулась и друзья, сложив в багажник какие-то вещи, захватив две оставшиеся банки самогона, уехали в пионерлагерь.
По дороге Пухин сказал:
- Ты, Валера, не обижайся, но больше я с тобой никуда ездить не буду. Какие-то невезучие поездки получаются. Причем такого невезения никогда ни с кем не бывает. Самогонку здесь на крыльце я двадцать лет гоню и ни разу ни одна хм-м-м… не подошла, не спросила, что мол, это я здесь делаю. И вчера то же самое… Знаешь так с тобой на охоту поедешь, и лесники за драного зайца и убитую ворону повяжут!
- Да я и сам думаю, что наша с тобой дружба какая-то невезучая получается…

Назавтра вечером Пригожин встретил Виктора Катунина, старшего вожатого.
- Привет!
- Привет! Что это тебя сегодня весь день не видно?
- Да с Пухиным на охоту ездили.
- И что? Удачно?
- А как же! Зайца ободранного зашибли да какую-то ворону и от лесника еле-еле ушли!