Часть 21

Для меня очень важно показать местным охранникам, что я не собираюсь продавать свои работы. Поэтому рисую, не как обычно рисуют художники в туристических местах, напоказ, делая себе рекламу, а наоборот, старался уходить, если это было возможно в сторонку, где народу поменьше, и потом, когда заканчивал работу, то сразу ее прятал. Дело в том, что здесь, за это можно сесть в тюрьму, так мне объяснили. И я, чтобы меня не подозревали в преступлении, работал с одной стороны открыто, не прячась от них и ничего не скрывая, но не вступал ни в какие контакты с туристами, которые, как только видели, что кто-то нашел хорошее место или вид, тут же бежали снимать с этого ракурса, хотя до этого им до него не было никакого дела. Зрители представляли  для меня угрозу, когда начинали меня расхваливать и заговаривать со мной. Поэтому я старался отвечать односложно и на русском, чтобы они поняли с каким дремучим типом имеют дело. Иногда они все же допытывались, кто я, из какой страны и я всегда говорил им, что я из России: «А! Раша!» - радовались они. А мне, если честно было неприятно говорить: «Раша», как-то пренебрежительно к моей стране. «Россия!» или «Я из России» - гордо говорил им. Это вы из ЮСА.
Чаще всех подходят китайцы. Им до всего есть дело. Они же самые восхищенные зрители.
Я работал сегодня в разных манерах, и реалистично и необычно, но они всегда радовались, восхищались и фотографировались со мной. Европейцы, те более деликатные. Они или совсем не подходили, или спрашивали разрешения посмотреть, сфотографировать, даже дети.
Американцы, нет ЮСА - тем все по барабану! Они самодовольны и самодостаточны. На все смотрят несколько свысока и подходят редко, а если и подходят, то в основном молодежь.
Когда я нашел на территории храма Та Пром место для очередного этюда, то не сходил с него долго, написал их сразу три. Оно было и необычное, и разнообразное по планам и по своим красотам. Здесь росли деревья вросшие в храмы, сохранились остатки старого спиленного исполина. Даже пенек от него был метра три. Он был очень красив и с ним все фотографируются, т.к. этот пенек очень необычной формы. Он, словно бы распростер свои корни-ласты, в разные стороны. Я же прятался в его тени от палящего солнца и обедал под ним. Обычно стараюсь выбрать место, чтобы была тень. Но тут спрятаться хоть и было куда, но вид оттуда был не тот. Стою, пишу второй этюд и вдруг заметил, что со мной что-то происходит. В левой руке началась судорога. Я подумал, может быть это что-то с кровообращением, ведь стою на солнцепеке уже несколько часов. Ушел в тень, сел облокотившись на тонкую изъеденную термитами стенку плоского корня. Выпил воды и даже немного вздремнул. В это время, а это было примерно с 2-4 дня, и туристов стало меньше, а те, что все же были, тоже спрятались в тенек и примолкли.
Сегодня я не тратил время на зарисовки и на дневник и поэтому успел выполнить свою норму: шесть работ на большом формате. Вчера только четыре. Когда форматы были меньше, я больше успевал. Все-таки размер имеет значение.
Работать в таких местах – это счастье, и я постоянно с благодарностью думаю о том, что Диана сумела организовать такой уникальный пленэр! Ведь кроме нас, здесь больше никто не рисует. А получить разрешение – это вообще, я полагаю, невероятное везение! Без специального разрешения, как я сам убедился, рисовать здесь не позволят.
Плавая вечером в бассейне, я еще раз с благодарностью думал о том, что ведь Диана специально искала отель с бассейном, и как это здорово, после трудового дня на солнцепеке иметь возможность расслабиться в нем!
К сожалению, мои отношения с остальными участниками пленэра не сложились. Художник из Иркутска неразговорчив, сам по себе. Он ездит на пленэр с женщинами. Те дружат своей компанией и это естественно. Вместе ходят по магазинам и на массаж. Вечером они идут куда-нибудь в кафе или сидят у бассейна за столиками разговаривают, а меня уже и не зовут, т.к. я несколько раз отказывался. Меня это не обижает, наоборот, я считаю, что у меня получилась прекрасная рабочая поездка, в которой я по максимуму выложился и многое успел посмотреть, нарисовать, собрать предметный материал и еще записывать все свои впечатления. На это уходило все мое время и на остальное его просто не оставалось. Но со стороны это выглядело, словно я всех избегаю и чураюсь общения – это не так. Обычно я наоборот сам собираю компании и люблю вечером поболтать и расслабиться. В этот раз не получилось. И не страшно. Задачи, которые я себе поставил, я выполняю, и это главное!
Но еще впереди один трудовой день,  день в Паттайе, где я собираюсь написать-таки море!

30 октября.
Сижу в Ангкоре, 17.35, жду своего Со Сея. Договорились на 18.00, но я закончил раньше, а написал сегодня 7 больших этюдов. Последний сделал несколько минут назад с видом на окружающий Ангкор водяной ров, въездной храм и панораму всего комплекса.
На набережной было много народа. Под деревом, где я в первый свой день пытался поработать, стояло несколько полицейских, но я смело встал рядом с ними. Туристы, которые сидели на бордюре и загораживали мне весь вид, вскоре разошлись и во всей красе открылась панорама на зажженные последними лучами солнца башни Ангкора.
Это был заключительный мажорный аккорд в многодневной симфонии красок, звуков и ритмов, мелодий!
Местные мальчик с девочкой встали рядом смотреть. Чтобы не мешали, дал им по мелку, но они не оценили мой подарок и через минуту вернули. Закончив этюд за 30 минут, я еще успел сделать с них по наброску и подарил. Рисунки получились не очень хорошие, видимо я уже выдохся.

31 октября.
Сегодня мы уезжаем из Сием Реап.
Через шесть дней я должен быть уже дома.
Вчера вечером был прощальный ужин в ресторане, неподалеку от нашей гостиницы. Нам дали большие три стола на группу. Мы сидели на втором этаже. Интерьер ресторана был в стиле деревенского амбара. Стены обиты досками, снятыми видимо со старых сараев, с дырочками от гвоздей, кое-где с остатками краски и трафаретными надписями, как на ящиках от упаковки. Потолка не было, сразу деревянная обрешётка крыши, на которой уложена черепица. Светильники сплетены из лозы в виде корзин разной формы. Еда была тоже необычной и мне понравилась.
Нам принесли две газовые плитки, на них поставили круглый медный тазик с полусферой внутри, на которой сделаны насечки. Когда она нагрелась, поверхность полусферы смазали маслом, а в углубление между бортиком и полусферой налили воды. В нее положили нарезанные листики капусты, еще каких-то овощей, белые грибочки, растущие от одного корня с длинными нитевидными ножками и круглыми небольшими шляпками. Они чем-то напоминали бледные поганки.
На раскаленную полусферу выложили нарезанные тонкими пластиками кусочки говядины, свинины, кальмаров. Через некоторое время их перевернули на другую сторону и тоже обжарили. Все это достаточно быстро готовится. Пока мы произносили речи в честь Саваннары, нашего гида, Дианы Анатольевны, Роберта и всех нас, вода закипела, мясо и морепродукты поджарились, что-то из них попало в бульон и придало ему дополнительный аромат и вкус.
В прикуску с местными соусами, это было чуть сладковато и остро, но вкусно. У меня была своя бутылочка с водкой, остальные пили Текилу. И на какое-то время я даже засомневался – водка ли это?! Потому что вкус был сладковатый. Я заподозрил, что Роберт, у которого в сумке лежала моя водка, налитая в пластиковую бутылочку из-под обычной воды, перепутал ее в сумке с чем-то другим. Но оказалось, что соусы, в которые я обмакивал кусочки мяса и которым поливал рис, оставлял послевкусие от которого водка казалась сладковатой и пилась, как газировка.
От местных деликатесов и выпитого, у всех поднялось настроение, стало шумно, начались разговоры, воспоминания, об уже ставшими прошлым приключениях в Камбодже, которых у каждого было множество.
Перед тем, как пойти в ресторан, я успел оформить небольшой этюд в рамочку, которую купил на обратном пути из Ангкора. Попросил Со Сея завезти меня в магазин, где у них продают рамки. Со Сей оказался очень догадливым, привез меня туда куда нужно. Это был небольшой магазин с огромным выбором рам и багета. Тут же можно было заказать и одеть в раму картину или портрет. Цена моего размера рамки оказалась очень приемлемой, всего 5 долларов вместе с небольшим красным паспорту. Были и другие цвета, но я решил взять с ярко красным, потому что она стоила дешевле и еще, потому что у меня было несколько этюдов выполненных яркими цветами, и я подумал, что они буду прекрасно в них смотреться. Так и получилось. Прибежав в номер, я успел принять душ, найти нужный этюд и вставить его в рамочку. Получилось очень красиво. Вот, этот этюд я и подарил Саваннаре, когда мы вместе собрались в холле для похода в ресторан. Диана от всей группы подарила ей большую коробку с чем-то, а я картину.
Вчера рисуя в Ангкоре, я подумал с благодарностью и о Саваннаре, потому что здесь, находясь под неусыпным наблюдением охранников сидящих в джунглях, разъезжающих на мотоциклах по дорожкам парка, следящих с помощью огромного количества обычных пареньков за всем, что происходило на его территории, понимаешь, что если бы не Саваннара, то приехав сюда, ни о каком пленэре можно было бы и не помышлять. Здесь можно фотографировать, почти везде ходить и лазить, кричать, смеяться, сидеть почти в проходе мешая другим ходить и т.д. Но как только я доставал свой планшет с бумагой, даже небольшой, ко мне тут же кто-то подходил и смотрел, что я делаю. Небольшие зарисовки карандашом или маркером и даже пастелью делать можно, но если бы я решил сделать даже маленький этюд маслом, то мне бы запретили. Это совершенно непонятно с точки зрения творчества. Ведь непосредственное видение и рисование с натуры, процесс общения с ней при помощи изобразительного искусства не заменит ни какая фотография. Фотографируют здесь все. Щелкают все подряд и себя любимых в первую очередь. Для того, чтобы потом смотреть ощущая себя там, в том месте. Ведь очень трудно, оказывается, сделать это сию минуту.
Невероятно сложно – жить настоящим. Когда время и расстояние отделяют тебя от того места, то это можно сделать при помощи фотографии или видео. Смотреть, ощущать: «Да, вот как было красиво и здорово!» А находясь в этой красоте, зачастую привыкаешь к ней и уже не так остро ощущаешь. Как это произошло со мной, когда я только приехал в Тайланд.
Мне все было внове и в диковинку, я сбежал из душного кафе, где все за доллары. К чему я не привык и это меня пугало, сбежал туда, где росли пальмы и море шуршало прибрежным песком у моих ног. Я собирал камушки, обломки ракушек, выброшенную морем пустую скорлупу кокосов. Со стороны это выглядело дико! Я не знал, что со мной происходит, я не верил в реальность происходящего. И тогда я достал свой планшет с бумагой и стал рисовать. Рисование помогла мне не просто смотреть, а смотреть осознанно и сосредоточенно. Ощутить себя сейчас и здесь.
Это как с писанием дневника: пока ты просто думаешь, мысли растекаются бесформенной амебой в разные стороны, а как только начинаешь пытаться сформулировать мысль, придать ей какую-то форму, нужное значение и оттенок, например с грустью или юмором, то начинаешь подбирать слова и лучше понимать, что с тобой происходит.
Это можно назвать «практикой». Бывают разные практики, например практика медитации или молитвы, а это практика осмысления. Записывать свои мысли, анализировать состояния, описывать окружающее – это очень полезная практика осмысления, она помогает ощущению себя здесь и сейчас. Так же и с рисованием. Этюды с натуры, наброски, зарисовки – это полезная практика, помогающая лучше ощутить, изучить, вникнуть, понять происходящее или окружающее тебя. И тогда фотоаппарат становится лишь инструментом для сбора информации. Он бесполезен для самоидентификации себя здесь и сейчас.
Именно поэтому рисование в Ангкоре было очень важно для меня. Совершенно новые ощущения, новый мир, с другими масштабами, архитектурой, природой, людьми, нравами я мог понять, только описывая это все словами или изобразительными средствами.
Если бы не Саваннара, то я бы не имел такой возможности. Поэтому-то я и решил отблагодарит Саваннару, подарить ей частичку того, что подарила она мне и всем нам.
На этих светлых мыслях меня застал паренек с небольшим ломиком в руке. Я писал очередной свой этюд у воды с большим упавшим деревом. Он стал сзади меня. У меня мурашки побежали по спине, такие же мелкие, как здешние мураши.
Мало ли что у него на уме? Этот ломик на конце заканчивался острым раздвоенным наконечником, как у ножа для снимания кожи. Рукоятка была деревянной. Таким инструментом видимо что-то рыхлили или выкапывали. Я видел такие же в руках рабочих в парке Ангкора.
Здесь, в уединенном месте, за крепостной стеной на берегу огромного, как озеро, окружающего Ангкор рва - это было опасное оружие!