Климак

               
            
«Климак замёрз»- голос брата в трубке был обыденный, как будто он сообщил мне, что начался ледоход на Чулыме,  так как я постоянно спрашивал его «Когда пойдёт?». «Как? Когда?»- невольно вырвалось у меня. «Сегодня обнаружили, да я его с неделю уже не видел». Я не помню, как окончился разговор, да и неважно это.  Климак,  Колька Климаков,  был нам почти как братом, вместе росли и дом наш пятистенный был поделён ровно на две половины. У них было шесть детей, а у нас на одного больше. Я учился с Лёхой,  младшим братом Кольки.  А он класса на три старше меня, а потом как-то жизнь всех подравняла и вся биография Кольки сложилась для меня, как лоскутное одеяло, из рассказов и непродолжительных встреч. Учился он хорошо, хотя никогда не делал уроки дома, и я не помню в детстве его с лопатой или вилами,  в отличие от его брата Лёньки.
Окончив восемь классов,  Колька поступил в ГПТУ на аппаратчика, где готовили специалистов для открывшегося Ачинского глинозёмного комбината. Помню, отец его спросил: «Колька, а что такое аппаратчик?». Он в свойственной ему манере ответил: «Кнопку нажал и вся спина мокрая».  Как потом я выяснил, это было близко к истине:  дежурная смена, если останавливалась печь, должна была влезть в неё с ломами и не дать смеси схватится. Не знаю, удалось ли ему поработать аппаратчиком, но Родина позвала его  в ДОСААФ на водителя. Знаю только, что когда Колька учился в «фазанке», приобрёл навыки, которые преследовали его всю жизнь,  т. e. он стал, в нашем понимании,  блатным.
Служил он в Германии и,  как сам рассказывал, возил командира части и тот как бы хотел женить его на своей дочери. Я думаю, он не врал. Он всю жизнь выглядел очень эффектно, был необычайный чистюля, одежда всегда с иголочки. Вспоминаю, что по окончании военного училища я женился, и все мои шмотки были,  прямо скажем, не очень. Свадьбу я гулял в Колькином костюме,  рубашке и бабочке.
Сразу после армии Колька женился на очень приятной, смазливой девочке «из города»  и, как и положено, у них родился сын. Но счастье других многим колет глаза и кто-то распустил слух, что Колькина  жена до замужества или после «жила» со своим отцом. А может быть,  его мать невзлюбила  невестку,  так как  Колька был её любимчиком и потому в детстве,  да и в юности по домашнему хозяйству он практически не работал. Колька запил  и круг замкнулся: ЛТП-тюрьма - ЛТП. Но сидел он, как правило, недолго,  год-полтора-два.  Выходя из выше названных заведений, он немного отращивал волосы, одевал свой классный костюм и отдавался разгульной жизни. Первые песни Высоцкого я услышал от него, кстати, пел он их почти как автор, не то,  что нынешние подражатели по телевизору. Многие анекдоты, которые Климак рассказывал   в редкие периоды наших встреч,  я помню до сих пор. Однажды в отпуске после первого курса училища я стоял возле клуба и увидел десяток бегущих пацанов,  с белыми лицами и выпученными глазами они бежали от закрытой в тридцатые годы церкви. Спрашиваю: «Что там?».  «Климак с бритвой». Я пошел к церкви и увидел Кольку, а недалеко от него несколько самых отчаянных ребят,  стоявших как бы полукругом. В руке у Кольки действительно была «опасная» бритва, но коль я подошёл, надо было действовать, на то меня толкала гордость и глупость,  которые преследуют всю жизнь. Климак был не самый хилый в нашей деревне, во дворе только у него были настоящие гантели и двадцатикилограммовая гиря.  Потом появилась и самодельная штанга. Приближаясь к нему, я думал: только бы перехватить руку, только бы перехватить... Видно было, что он не блефовал и мог точно «полоснуть». Расстояние стремительно уменьшалось,  я видел только его пьяные глаза и старался не отводить свои. Я уже готов был броситься на него, но в последний момент сказал,  как будто не я: «Колька отдай». Он разжал руку, бритва упала в пыль. Сейчас вспоминая этот эпизод, нахожу кучу способов, как можно было бы обезвредить его. Да просто можно было бы взять дрын  и «огреть» его как следует. Да задним числом мы все сильны, а умны, в особенности.
Грянула перестройка  и позакрывали все ЛТП, да и тюрьмы.  Для такой шантрапы позакрывали. Надо было давать отчёты «по конопле», благо она у нас росла везде, а поводов для отчётности начальства было предостаточно. К тому времени мать Кольки умерла, не дотянувшись десяти сантиметров до Валокардина. Как он мне потом рассказывал: «Сижу в тюрьме, ничего не творил, дежурный, или как его там,  заходит в расположение и говорит: « Климаков, к начальнику колонии».  Думаю, значит кто-то умер,  больше поводов нет. Иду и всю дорогу шепчу: только бы не мать, только бы не мать. Начальник встал из-за стола, подаёт мне документы и говорит: «Климаков, у тебя умерла мать, трое суток тебе на похороны».
Когда у него умер отец,  начался новый этап в жизни моего бывшего соседа. Первое,  что он продал - дрова, и когда пришла зима, она теперь и помягчала, но всё равно сибирская, надо было жить и Колька начал разбирать сараи. К весне из ухоженного сельского двора  остался один дом и баня.
Каждый день у Климака собирались все алкаши и наркоманы, но последние, как известно,  не на долго, а быстренько перебирались на  гору,  так у нас называют кладбище. Надо признать,  что Климак на наркоту не подсел,  хотя пил всегда.  По молодости у него было две страсти:  «качка» и рыбалка. В любое время у него наготове были две удочки, даже мы иногда ими пользовались. Рыбу он ел сырую,  только что выловленную,  и неважно, пескарь это или щурёнок. Он аккуратно снимал шкурку, чуть подсаливал и ел. Бассейн Оби заражён лямблиями, у нас их называют двуосками. Рыбу рекомендуют тщательно проваривать или прожаривать, но,   когда труп Климака вскрыли, все органы и сосуды были в идеальном состоянии. То, что он не съедал, приносил кошке или выменивал на самогонку. Каждый раз,  приезжая в отпуск домой,  я заходил к соседу и замечал, как исчезает мебель, ковры и другие нехитрые пожитки. Последними ушли иконы и только на давно не беленой стене продолжал висеть его костюм с белой рубашкой, но потом исчезли и они. Потихоньку Климак начал приворовывать у соседей, то утащит яйца, то курицу, то посуду. Воровал в одном конце деревни, а обменивал на самогонку в другом. Его ловили,  били, а он не сопротивлялся. Иногда к нему приезжали племянники, если не ”сидели”.  Один занимался продажей наркотиков,  впоследствии был убит за деньги, другие были просто бандитами. Когда они приезжали,  Климак принимал их достойно, топил баню, набирал банку малины, благо весь двор ею зарос. Они привозили водку, шашлыки, иногда девочек…
Помню, однажды я только проснулся, меня вызывает Климак и что-то держит за пазухой: «Дай на бутылку» и подаёт мне икону Николая Чудотворца в позолоченном окладе с восхитительным ликом. Я, кажется, дал ему на две бутылки, при этом долго сомневался, ведь таких икон у него дома не было. Уже в Москве через увеличительное стекло я рассмотрел клеймо мастера известной московской фирмы и датой 1890 г., на дворе стоял 1990 год.
Позже, когда Климак , как говорят  «дошёл до ручки», ему помогал мой брат. Он предлагал ему кое- какую работу по хозяйству,  зная, что работник он ни какой.  А  потом кормил его,  иногда наливал спиртного. Большей частью Климак пас коров, подменяя пастуха. Последний раз я запомнил его,  сидящим на корточках  и читающим  письмо  от сестры из Москвы. Да и,  наверно,  я бы и не запомнил этот момент, не сняв на фото. Он был в коричневом костюме, штиблетах, правда,  не в белой рубашке. Я спросил его: « Как живёшь,  Колька ?» Он ответил: «Нечего выпить - хреново, выпью -  ещё хуже». Почти до конца он любил читать книги, особенно про войну и про шпионов.
Иногда ему привозила подарки моя сестра в разноцветных пакетиках:  ветчину, макароны, сахар и другие снеди. Колька благодарил, быстренько перемещался по дворам, обменивая всё это на самогонку. Как-то он сказал сестре: « Катя,  хоть ты и умная, но, всё равно,  дура, я же это,  всё равно,  обмениваю на самогонку».
Летом я приехал в очередной отпуск и, зайдя во вторую половину теперь уже нашего, только что купленного дома,  увидел полуразрушенную печь, облупившиеся  стены, кровать, на которой Колька замерз,  а под кроватью книжку в мягком переплёте. Я поднял её, сдул пыль с обложки, на меня глядели суровые милиционеры и надпись « ПЕТРОВКА 38».