Ой, не верьте, девки, иностранцам

    Зимней оттепелью, отработав восемь часов, отучив приятных, менее приятных и просто тяжелых учеников, я поняла, что ещё чуть-чуть, - и наступит тупик. Как говорила любимая актриса в одном из фильмов: «Гиря до полу дошла».

    Решение было простым: в американских сериалах в таких случаях  героиня падает на диван в огромном салоне и пальцами сжимает огромный тонкостенный бокал вина, оставляя жирные отпечатки.   Фу!  Поясню: только в плебейских сериалах лапают бокал, - его полагается держать за  ножку -  из эстетических соображений, потому что залапанный бокал отвратителен.   Всплывший образ подсказал: я-то буду держать бокал правильно. Я - «достойна большего», как говорит дешёвая реклама богатых фирм  - я достойна  чуть ли не шампуня!

      Темень и слякоть за окном лишь придали ускорения.  Да, я помчалась в винный бутик за дешевым стереотипом голливудского утешения, но вовсе не дешевым реальным утешителем: за хорошим вином. Ехать нужно было на метро, - более того, - возвращаться.  Вот тут и начинается история.

      Предвкушение забыть, как страшный сон, пережитый неудачный день окрыляло.  Обратная дорога от метро до дома была пряма, как стрела, и пролегала, -  как по степи, - пустынная, среди малоэтажных домиков, - слякотная и удалённая от городских артерий и вен.  Я устремилась по ней, хлюпая по глубокому снегу, смешанному с водой. Сумка с добытым напитком и, по дурости, - заработком за месяц, - висела на плече.

      Удивила появившаяся сзади нетипичная  фигура мужчины без головного убора,  быстро нагонявшего меня.  На бегу он что-то кричал в телефон, а слегка перегнав, сунул телефон в карман и обернулся с вопросом:

     - Do you speak English?
     - Yes, what’s the problem?
     - Where am I?

Он спросил, где находится, и естественной вежливой реакцией было объяснить, что позади - большая улица, Хорошевское шоссе, а параллельно - улица поменьше, носящая странное имя Куусинена.  Естественным для меня было поинтересоваться, как он оказался в моем глухом углу.  К этому моменту мне стало страшно за не оставленные дома деньги и документы...

    Совершенно неожиданно парень (на вид ему было тридцать плюс - сорок) перешёл на французский.  Стал жаловаться, что телефон не работает.  А телефончик-то был очень дешёвенький,  я-то успела заметить: зачем было  махать им передо мной. Мизансцена поразила меня и даже заставила забыть страх и увлечься интригой происходящего.

    - Ну конечно же, я говорю по-французски, месье, а в чем же дело?

Господина словно прорвало:  он - знаменитый французский модельер, должен улетать из Шереметьево, ехал в такси, забыл там все: билеты на самолёт, документы, деньги, а самолёт уже почти улетает.   Мы шли  уже рядом, и я могла рассмотреть его. Парень был уроженцем Магриба: франкоязычным,  возможно марсельцем или даже парижанином, но вовсе не французом.  Откуда ему было знать, что мне известно, как выглядят французские дизайнеры.  С другой стороны, я не знала, на что он способен в своём неведении.

      - Дайте мне денег, чтобы доехать до Шереметьево, сколько можете, - произнес он максимально убедительно, словно пропев mon -  cher  - amour - toujours...

     Мне понравилась эта фраза и формой, и содержанием, к тому же в устах знаменитого стилиста.

     - Простите, месье, но я не из богатых, - ответила я, зная, что в сумке тащу заработанные потом и кровью деньги за месяц, которым стилист был бы весьма рад.

      Животный инстинкт заставил меня взглянуть незаметно, что творится на  узкой дороге позади нас, -  ведь до пересечения с более оживлённой улицей оставалась достаточно удобная  дистанция, чтобы дать мне по голове и закопать труп.   Опасения оправдались: в отдалении маячила тощая мужская фигура.   Я  ускорила шаг, зная, что не могу привести мутную парочку к своему подъезду на верную погибель. Затянув время глупым трепом, я достигла решающего тихого перекрёстка и с облегчением нырнула направо, в круглосуточный магазинчик.   

     Оттуда я и понаблюдала за поведением творцов прекрасного:  дизайнер на крейсерской скорости ушел  налево, к параллельной оживлённой  улице, а его тощая тень, одетая лишь в свитер, описала широкую дугу, проследив, куда я скрылась,  и поспешила вслед за хозяином.  Переведя дух, я, озираясь, добралась до дома.

... Прошло с полгода.  Однажды случайно я увидела по ТВ сюжет о череде обманутых московских дамочек:  потерянный иностранец жалобно грассировал mon -  cher  - amour -  toujours, от чего сердца их сжимались от жалости и восторга. 

    - Я здесь и я спасу тебя, mon amour! -  неизменно страстно отвечали они и согревали парижское чудо жаром сердца, комфортом и изысканным угощением, мило картавя в ответ с грамматическими ошибками.

     Они же были тонкими европейскими  дамами, потому сразу чуяли родную душу, раскрывая двери, объятья и кошельки.  Слияние душ обходилось кому полторы, кому три тысячи евро, но разве имеют цену райские дни и недели сбывшейся мечты о прекрасном?
 
     Как ни странно, проза жизни разбила сладкий сон: одна осчастливленная тонкая душа отчего-то пошла в полицию  и попала на телевидение, где вскоре влилась в хоровод столь же мечтательных любительниц французского шарма. К тому времени посланец парижской мечты уже исчез, словно мираж в пустыне.

    Увидев сюжет, я  поняла, сколь грубым и неразвитым должно быть предстало европейцу  мое скифское сердце в тот слякотный день вблизи богатого дома точечной застройки, который лежал на пути от метро до моего дома. Какой уж там внятный галльский смысл...