Тайна Богуславских пещер2 Продолжение V

Для Тани

                Часть 2
                Мирабелла против Чикатило
 
                Глава 6

Наступила гнетущая тишина. Мирабелла словно окаменела в своей невозмутимой позе. Её плечи периодически вздрагивали какими-то нервными конвульсиями, руки, зажатые в замке на груди, будто замерли, превратившись в мёртвый узел.
-Ты чего? Эй?..- Витька даже испугался.
Он вдруг обошёл девушку, став к ней лицом и принялся рассказывать о всех злоключениях, которые произошли с ним и его друзьями за последние дни. Об карте, Мозе- укравшем её, о походе в подземелья, монастырском тайнике и даже об Алёне. Мирабелла молча слушала, не поднимая глаз. Она изредка кривила губы, наигранно шморгала носом, наконец сказала, как-то неожиданно, без эмоционально, перебив Витьку на полуслове:
-Ладно, Витя, пойдём дальше. Впереди самое интересное.
Витьку ошарашили её слова и равнодушие. Неужели ей совсем не интересно, что там в пещерах, наши находки, существование подземелий в принципе? Может она ему не верит? Хотя, рассказ Маримана звучал довольно таки правдоподобно и убедительно. Дальше шли молча. Мирабелла лишь изредка обращала внимания на некоторые экспонаты, диорамы и скупо комментировала их. Пропало настроение. Витьке стало не по себе, и он уже хотел демонстративно развернуться и уйти прочь с музея, как вдруг его новая знакомая сказала:
-Знаешь что? Ты не обижайся, пожалуйста. Эти все события немного расстроили меня. Если честно, то тема пещер мне лично глубоко интересна. До недавнего времени, я считала рассказы о них не больше чем местной легендой. И вдруг эта карта. Терпеть не могу воров, а тут прямо под носом. Мало того, сторож Мозя и раньше воровал. Правда, мы тогда не знали об этом. Перессорились все. А оно вон как.
Сказав это, Мирабелла ловко перевела беседу в другую сторону.
-Марина Грызун...- Сказала она, указывая на огромную картину, написанную маслом, занимавшую не малый кусок музейной стены.
На ней изображалась суровая девушка, с пылким лицом патриота, в окружении двух немецких военных, сидящих за столом. Девушка стояла у стенки с завязанными за спиной руками. Сюжет картины предполагал допрос этой самой Марины, в застенках гестапо.
-Партизанка?- Предположил Витька.
-Комсомолка- подпольщица. Была расстреляна немцами в 1943 году. Считается местной героиней Великой Отечественной. Её памятник можно увидеть здесь неподалёку, в Сквере Шевченко. На полотне мы видим её такой смелой, гордой. Хотя, некоторые факты говорят лишь о том, что её просто убили с некоторыми другими подпольщиками, за антигитлеровскую агитацию, на территории Богуслава и района, во время облавы, по доносу соседей. Картина повествует о допросе девушки, представителем следственного отдела криминальной полиции Германии, оберштурмфюрером СД Клаусом Кельманом, в присутствии его личного переводчика, зондерфюрера Людвига Франца Габбе.
-Ух ты.- Удивился Витька, выражая искреннее восхищение.- И ты всё это знаешь?
Девушке понравился комплимент, от чего она скупо улыбнулась, проговорив:
-Да. Годы военного и послевоенного Богуслава мои любимые темы. Мало что сохранилось из документов, в основном это рассказы и воспоминания местных жителей, переживших войну. А еще некоторые записи и чудом уцелевшие немецкие архивы, найденные случайно одним человеком...
-А кто эта девушка?- Витька указал на потускневшую, совершенно испорченную временем фотографию, висевшую тут же, в отделе посвященному подполью Богуслава.
Мирабелла тяжело вздохнула:
-Это, наверное, самый драматичный и самый трогательный персонаж...
-Персонаж?!
-Ой, извини. Конечно же личность. Просто она настолько противоречива и спорна, что я её часто называю не иначе, как персонаж этих страшных событий в городе, во время войны. Вот кто действительно должен был стать героем...Героем с большой буквы. Но, увы. О ней забыли, практически вычеркнули из памяти, по некоторым причинам. Первое- она внучка кулака, сосланного в 34м на Колыму. Второе, это то что её отец служил у немцев полицаем, и принимал участие в расстреле мирных жителей. Третье, очень банальная причина- она не состояла в комсомоле. Зовут её тоже Марина. Марина Гринёва. Когда она погибла, ей едва исполнилось восемнадцать. Так, что герой войны у нас Марина Грызун, а не Марина Гринёва.
-Это так важно?
-Для меня да. А многим на это откровенно наплевать. Тех, кто помнит эту войну у нас всё меньше и меньше. И то, какое уж теперь дело к давно забытым событиям. И комсомола больше нет, и патриотизм совсем иной. Вон, у нынешнего поколения герои уже другие- бандеровцы, добровольцы дивизии СС «Галиция», вояки народной республики, петлюровцы. Всё поменялось с головы на ноги. Так что в нынешний век, скорей всего, отца Марины Гринёвой признают героем, чем её саму. А вот её теске повезло больше. У неё дядя после войны в милиции работал. Что-то там накопал, состряпал и вот его племянница уже на пьедестале почета. Тогда семьи таких людей могли получать неплохую пенсию, за своих героических родственников. Позже комсомолке Грызун, воздвигли памятник. Во времена независимости с этого памятника спёрли бронзовую урну с свисающим стягом, что украшала верхушку памятника. Злодеев так и не нашли. Так что, как я уже и говорила, тогдашние герои нынче не в моде.
Помолчав немного, Мирабелла вдруг сказала:
-Ладно. Пошли пить чай! У меня чай такой есть. М-м-м... Никогда такого не пробовал. Пошли!
Петляя хитро-мудрыми лабиринтами музея, Витька едва поспевал за девушкой. В вихре пробежки, это нельзя было никак больше назвать. Перед его глазами пронеслась вся история маленького городка, под названием Богуслав. Мелькали экспонаты, картины, газетные вырезки, одежда. Пестрели то красными, то желто- голубыми, то снова красными цветами символы. Приходила и уходила одна власть, её сменяла другая. А лица на фотографиях словно не менялись. Всё такие же улыбающиеся, выцветшие на солнце с вьющимися, или наоборот прилизанными волосами.
-Послушай, Мирабелла,- Витька, решил задать интересовавший его вопрос, с того самого момента, когда они начали просмотр музея,- а что Седой?
-А что Седой?- Эхом переспросила девушка, открывая дверь в свой кабинет.
-Ну, Седой. Жуткий бандит, о котором все здесь говорят.
Эти слова очень рассмешили Мирабеллу:
-Ви-ить. Ты обычный впечатлительный турист. Та же история, что и с пещерами. Не больше чем легенды и фольклор местного разлива.
-Ну, Александр Макарович говорил...
-О!! Так ты знаком с этим старикашкой? А я-то гадаю, кто же тебе так мог голову забить всякими небылицами.
-То есть?! Ты считаешь Александра Макаровича сказочником?
-Ну, не то чтобы. Просто это его любимые темы: Седой, пещеры, Марина Гринёва...
-Про Марину Гринёву он ничего не рассказывал.
-Хм, странно. Ну, значит повода не было. Ещё всё впереди.
Они оба рассмеялись.
-И всё-таки. Что ты думаешь об этом Седом?
Мирабелла молча разлила по чашкам чай, налила в блюдечко мёд, отпила из чашки, и только тогда ответила:
-Седой, это очень странная личность. Его, вроде нет, но он везде. Если взять факты, то он являл собой чудовищного, циничного, особо жестокого убийцу, не лишённого театральных способностей. Я поражалась, когда люди с разных уголков района утверждали и настойчиво твердили, что этот человек, промышлял и орудовал именно в их регионе. Такое впечатление, что все они считают его своим своеобразным достоянием. И главное, очень удивляются, и даже обижаются, когда говорят, что он не мог пребывать там, или там.
-Удивительно. Так кто же он был на самом деле? Бандит, маньяк, убийца?
Мирабелла неуверенно пожала плечами:
-Толком никто не знает. Разве что,- она игриво подмигнула,- наш общий знакомый Александр Макарович. Вообще, дело Седого быстро замяли. Мог разразиться скандал. Маньяки в Советском Союзе явление неординарное. А бандит, терроризировавший район столько времени, мог стать поводом думать про некомпетентность местной власти. Время сложное, послевоенное. Нужно было всё восстанавливать, обустраивать, а тут такое. За два года поменялись три начальника милиции, председатель райкома и политработник. Как это так, нельзя обезвредить какого-то безумного убийцу. Разбои, в то время, не составляли редкость. По лесам и погребам прятались немецкие прихвостни, полицаи. Даже комиссия со СМЕРШа работала. Посему дело Седого приобрело чисто политическое значение. Кто-то очень хотел получить звездочку. Одни на погоны, а другие на грудь.
-Понятно. Значит он скорей всего был обычный серийный убийца?..
Мирабелла задумалась. Её глаза внезапно потухли и опустились, привлекая внимание роскошными ресницами.

октябрь 1941 год.
-Эй, Микулишна! Микулишна!- К незамысловатому забору с сучковатых осин подошли семеро: два полицая и пять немцев.
Последние были явно выпившие, по сему громко, меж собой, разговаривали, видимо, шутили, и гоготали разнузданным смехом.
-Микулишна! Слышь, чё говорю?!- Это Яков Михайлович, бывший вор- рецидивист, а нынче полицай, выкрикивал глуховатой женщине, суетившейся возле дроветни.
-Ну чего тебе, леший?! Чего надо?!- Распрямилась Микулишна.
-Та вот, господа немцы шнапсу желают. У тебя водка знатная. Пойди-ка литра два нацеди. Марками заплатят.
-Нету у меня. Нет!
-Как так нет?! Вчера была, сегодня уже нет!
-Да на вас, иродов, разве напасёшься? Вчера последнюю вылакали. Брагу поставила только. Через неделю приходи.
-Вот незадача.- Сплюнул полицай.
Немцам, видимо, сильно хотелось продолжить веселье, посему один из них, седой, высокий ефрейтор завопил на ломаном русском:
-Якоб! Якоб! Шнапс! Дафай шнапс!! Как ето... Дефки. Ты обещал дефки!!
-Слышала.- Вполголоса пробубнил Яков Михайлович.- Колбасники надрались, теперь девок им подавай. Третий день кутят, чтоб им.
-А ты...- Микулишна подошла к забору и махнула пальцем полицаю.- А ты к Сороке сходи. Соседке моей. У неё же Варька на выданье. Пусть девку потискают, крепче будет. Заодно научат мужской ласке.
-Ну и змеюка ты Микулишна.- Прохрипел полицай.- Всё не можешь простить Сороке того мешка картошки?
-Никогда не прощу! Мого мужика в тюрьму на два года, за что? За их гнилую картошку?!
-Чего ж полез тогда, коль гнилая?
-Измывайся, измывайся, над бедной вдовой. Был бы мой Колька жив, он бы щас...
-Ага. Щас бы драпал с красными к Москве твой Колька. Или на виселице болтался немецкой. Немцы порядок любят. А твой Колька как был лобурем, так и помер, как собака.
Микулишна разрыдалась. Она не могла забыть, как соседка засадила её мужа, известного саботажника и пьяницу, за то, что он украл у неё картошку прямо с дома. Да и вообще, Микулишну в городке никто не любил за её склочный и завистливый характер. И она людей терпеть не могла. Уродит у кого лучше яблоки на дереве, она зубами скрежещет; кто одежку обновил, тётка снова руки ломает. Вот и сейчас, зная, что Варя Сорока красавица и умница, науськивала к ней оккупантов. Просто так, чтоб потом не видеть, как соседи улыбаются.
-Ладно.- Согласился Яков Михайлович.- Заглянем к Сороке.
-Вот, вот. Если не будет открывать, стучи настойчивей. Девка их дома сейчас, я точно знаю. Сорока в село к бабке укатила, только вечером будет.
-Варька одна, что ли?
-Та нет. К ней этот...Кирюха дурачек заглянул. Что с него взять? Убогий, Бог разуму не дал, а он всё к Варьке клеится. Когда жених ейный на войну ушел, он почти каждый день тут.
-Изменяет, значит, Варька? Жениху то?- Заржал конским голосом полицай.
-Где ему, бедному. Он к ней как на картинку смотреть ходит.
Оба рассмеялись снова. Полицай махнул на прощанье Микулишне рукой и обратился к немцам, ставшим в кружок и о чем- то весело рассуждая:
-Панове, вот сюда,- он показал на оторванную калитку Сороки,- пожалуйте. Тут и шнапс, и девки. Аж две. Одна, правда, маленькая- четырнадцать лет. Зато вторая...Настоящая красавица. Ком. Ком..
Немцы плохо поняли о чём говорит полицай, но слово девки их очень возбудило, так что они замахали руками, похлопали полицая по плечу, выговаривая ему слова благодарности- что он мол настоящий друг, прекрасный человек.

 Продолжение будет...